– Пульс? – 100.

– Давление? – 220/110.

– Опасно. Отключайте.

– Уже.

– Колите успокоительное.

Размеренный писк приборов, график активности мозга на одном экране, сердцебиения – на другом. Парень в белом халате подкрутил регулятор потока на капельнице, и смесь лекарственных препаратов устремилась к вене лежащей на кушетке пациентки.

Ирэна подошла ближе и посмотрела на расслабленное лицо женщины. У той все еще были закрыты глаза, как и день назад, и месяц назад, и последние полгода. Клаудия Нойманн была найдена ими в старом городке Любек на севере Германии. На тот момент ей было семьдесят три года, она жила в доме для престарелых, забытая родственниками. Сидя в инвалидном кресле, она доживала свои дни, наблюдая за однообразием пейзажа за мутным окном.

Забрать старуху не составило труда. «Корочку» Ирэны даже не изучали. Без лишних расспросов оформили документы и отпустили с миром. Поначалу, чтобы не волновать фрау Нойманн, Ирэна сказала, что она представитель лечебного центра и тестирует новое оборудование, которое, возможно, поставит женщину на ноги. Та после тщательного обдумывания предложения согласилась. По завершении первого сеанса, когда ее сердце едва не остановилось после перегрузок и лишь усилием медицинской бригады удалось вернуть фрау к жизни, Нойманн расплакалась. «Вы обещали, что вернете мне ноги, – сказала она Ирэн сквозь слезы. – Но вы вернули мне крылья. Молодость. Жизнь».

Ее родство с Лорин Питерс было недостаточно близким, ДНК совпадало на 60 %, и синхронизация была на грани невозможного. Залогом успеха было непреодолимое желание самой Нойманн. Но однажды, после отключения от анимуса, она так и не пришла в себя. Медики констатировали коматозное состояние. Ее мозг теперь работал лишь на прием сигнала из аппарата: по-прежнему выдавал почти четкую картинку, образы, возможность отследить ситуацию, но фрагменты становились все короче, все отрывочнее. Нарушалась хронология событий, и часто вместо необходимого участка воспоминаний Нойманн раскрывала эпизоды из детства Лорин или ее первых заданий.

Потеря Ники Бажан стала критичной. Совпадение ДНК на 98 %. Это небывалая удача, и она ускользнула. Руководство не забыло отметить, чьей ошибкой был побег девчонки с подосланным агентом ассасинов. Алекс, Алекс. Простоватый, слегка неуклюжий, с безупречными рекомендациями, в подлинности которых невозможно было усомниться.

– Стабилизировалось, – сообщил доктор, бросая третью ложку сахара в чашку с кофе. На возмущенный взгляд Ирэны он только пожал плечами: не операционная, кому нужна стерильность?

– Подключайте, – приказала она, отходя от Нойманн.

– Опять? – изумился тот. – Я же сказал: «стабилизировалось», а не «Господь Бог излечил старуху». Подключение чревато…

– Вы не слышали?

Доктор поморщился и кивнул специалистам, занимающимся анимусом. Те вернули датчики на место.

– Придется сократить сеанс… – начал, было, он, но Ирэна его перебила:

– Не отключать.

– Что? – доктор подавился кофе и едва не разлил его на себя. – Но ведь это…

– Не отключать, – ее слова прозвучали, как выстрел в упор. – Исполняйте.

Ни у кого в этой комнате не было больших полномочий, нежели у Ирэны, и никто не мог ей возразить, хотя каждый испытывал что-то, похожее на брезгливость к себе. Они не встречались взглядами, движения были суетливые и слишком резкие. Ирэна отошла к окну, из которого открывался вид на офис. Десятки столов и людей, слово в муравейнике или в слаженном механизме. Для них она – Железная Сука. Это прозвище было саркастично срисовано с прозвища Тетчер. Не самое плохое сравнение. Добившись высокой ступени, опасно проявлять слабость. И если бы в управлении ценили ее за человечность, она бы поступала иначе. Но им нужен результат. На кону слишком многое. Ассасины словно термиты – разрушают то, что возводилось годами, столетиями. И страшно представить, как они воспользуются информацией Созидателей. Эти архивы не должны им достаться. Любой ценой.

* * *

У обочины стоял белый фургон с выключенными фарами. Ночью эта проселочная дорога пустовала, за несколько часов не проехал ни один автомобиль. Задние дверцы фургона были распахнуты, в салоне горел свет. Случайный прохожий удивился бы тому, что увидел бы внутри старенького автомобиля. Самое современное оборудование размещалось вдоль стен, держатели мониторов были вмонтированы в крышу.

– На вот, – Рита подала Нике, сидящей на обочине, пластиковый стакан, до краев наполненный водой. – Тебе нужно больше пить перед сеансом.

– Я думала, наоборот, – удивилась она. – Ну… чтобы конфуз не случился.

– Не случится, – улыбнулась женщина.

По земле скользнул свет фар, послышалось шуршание колес и ворчание двигателя. Ника прикрылась ладонью, пытаясь рассмотреть, кто к ним подъехал. Рита же выглядела расслабленно. Видимо, для нее все машины звучат по-разному. И своих она узнает задолго до того, как увидит.

– Даже не спрашивайте, как я это добыл, – громко сообщил прибывший Алекс. Из багажника он достал тяжелую канистру, с которой направился к крышке бензобака фургона.

– Обошлось без убийств? – уточнил Колин, выбираясь из фургона и разминая затекшие колени.

– Почти, – усмехнулся тот. – Я старался быть вежливым.

Послышалось раздражающее жужжание. Колин достал из кармана телефон, посмотрел на экран и, скривившись, убрал его в другой карман, отключив сигнал.

– Тайная поклонница? – спросил Алекс, наливая бензин в бак фургона.

– Ему целый день названивают, – донесся голос Сэб из фургона. – А он томно вздыхает и не отвечает.

– Цену набиваешь?

От резкого запаха бензина щипало глаза. Ника поморщилась, но пересаживаться не хотела: уж больно велико было желание услышать о секрете Колина.

Тот сложил руки на груди и стоял так какое-то время, глядя на звезды, траву, пустую дорогу, собственные ботинки, пока не сдался под тягостным вниманием всех присутствующих.

– Хорошо! Это мой брат, ясно? Мой младший братишка, Дэвид, рубаха-парень, свой в доску. Король вечеринок, любимец девушек… В общем, царь всего. На фоне меня – неудачника, заучки и тихони. На днях он прислал фото с чемпионата по паркуру. За парочку примитивных трюков ему всучили какую-то бумажку и пару сотен долларов.

– Завидовать плохо! – послышалось из фургона.

Колин отмахнулся. Вся эта ироничная бравада едва ли была искренней, его взгляд был печальным, а губы – напряженно сжаты.

– Он не знает, кто ты? – спросила Ника, решив, что только ей одной это неизвестно.

Колин покачал головой.

– Договор о неразглашении. Поверь, в нашей структуре к этому относятся серьезно.

– Я думала, у вас это по наследству передается.

– Не всегда. Меня завербовали, когда я проявил свои таланты в инженерии, электронных технологиях и доказал нехилые умственные способности.

– Мой Бог, как ты сумел описать ту провинциальную выставку самоделок, где тебе вручили грамоту, – фыркнула Сэб, спрыгивая из фургона на траву и закуривая.

– Я сразу привлек внимание моего будущего куратора, – оскорбленно нахмурился Колин.

– Безусловно! Заливай дальше! – рассмеялась девушка. Повернувшись к Нике, она пояснила, – нашему приятелю было шестнадцать. Все нормальные парни встречаются с девушками, а он копался в гараже и мастерил шпионское оборудование, как у Бонда.

– Бэтмэна, – угрюмо поправил ее тот.

– Неважно! Так вот, наш мальчик-гений изобрел фотоаппарат, который помещается в рамку очков и имеет десятикратный зум. И что он делает для демонстрации своего изобретения? Идет в ближайшее кафе, фотографирует мужчину, который читает документы, а потом все ближе, ближе и случайно крупным планом снимает часть документа. Этим мужчиной был Кларк Кимпсон, наш агент, а документы в его руках были секретными. И вот они на всю стену на школьной выставке барахла.

– Эй!

– Прости, но так и есть. Повезло, что за мальчишкой заметили потенциал, и приняли решение воспитать его в волчьей стае, а не загрызть. Да, Маугли?

Колин продемонстрировал ей средний палец и, отвернувшись ото всех, стал гулять по обочине.

– Не обращайвнимания, – отмахнулась Сэб. Она сказала это Нике, которая растерялась от такой реакции на ее вопрос. – Остальные взращены кланом с младенчества. У нас тут семьи. Иначе нельзя. Тому, что умеют боевые агенты вроде Алекса, за пару лет не выучишься. Это мы – группа поддержки – отсиживаемся порой на месте.

– Сладко заливаешь, – хмыкнул Алекс. – Если бы не вы, на крыше было бы туго.

– Потому что их много было. А ты – не один.

В фургоне раздался электронный писк, и Сэб, выругавшись, кинулась обратно. Алекс потоптался на месте немного, искоса бросая взгляды на Нику. Заметив это, Рита еле заметно улыбнулась и, мурлыкая под нос джазовую песенку, отошла в сторону.

Ника проводила ее взглядом. Она тоже заметила, что Алексу что-то не дает покоя, но надеялась, что разговор будет отложен на неопределенное время. Почему-то она ощущала внутреннее напряжение всякий раз, когда он оказывался рядом, особенно, если задавал вопросы. Странное ощущение. Словно у стоматолога в кресле: вроде бы, уже вкололи анестезию и больно быть не должно, но всякий раз, когда врач берет бормашину, внутренне сжимаешься и ждешь, что вот-вот…

– Про Нострадамуса, – без обиняков сообщил он, садясь рядом с Никой.

– Что именно? Я в пророков не верю. И в предсказания всякие тоже.

– Конечно. Рациональное мышление досталось тебе по наследству. Поэтому там, в подземелье, из множества вариантов ты выбрала правильный ответ.

В его словах Нике почудилось какое-то обвинение, и она, испытывая желание защититься, огрызнулась:

– Хочется верить, что я тоже к своим мозгам имею отношение, и не зря училась. Предсказания Нострадамуса можно трактовать, как душе угодно, не говоря о трудностях дословного перевода. Ну а что первично: предсказание или его осмысленное осуществление вторым лицом – вообще бесконечный спор.

– Известно, что Адольф Гитлер был большим поклонником мистики, и взял пророчества Нострадамуса за основу своего образа. Но есть один момент. Нострадамус – еще одна фикция Созидателей. Их агент. К тому же многие его якобы пророчества – подделка, удачно подложенная уже после свершившегося. Сохранить бумагу и чернила, чтобы вовремя ими воспользоваться – не так сложно.

Ника не стала возражать. Она и прежде считала, что людям нужны предсказания только для нагнетания собственного суеверного ужаса. От скуки. Еще ни одно государство не заключило мирное соглашение, руководствуясь пророчеством Нострадамуса, зато население снабжено его мрачными прогнозами и запасается консервами.

– Ты помнишь историю да Винчи. Многие его изобретения на самом деле принадлежат другим, менее известным людям, а впервые громко звучат только в паре с его фамилией. Заслуженное своим умом и талантом влияние было основной причиной, почему именно ему предстояло популяризировать водолазный костюм или колесницу смерти. Технологии было разработаны кем-то задолго до рождения гения, но Леонардо их улучшил, доработал и предложил общественности. То, что было выгодно Созидателям.

– Откуда такая уверенность?

– Это известный факт, просто не каждый станет интересоваться. Имя да Винчи стало брендом в нашем мире. Но скажи, ты знаешь многих ученых, кто, делая чертежи, не попытался бы испытать на себе свои разработки? Взлететь в небо! Опуститься на морское дно! В то время это покруче американских горок и прыжка с парашютом.

– Возможно, он это делал? – предположила Ника.

– И ему удивительно везло не разбиться и не утонуть, – хмыкнул Алекс. – К прочим достоинствам следует добавить поразительную удачу.

– Это у тебя что-то личное, да? Завидуешь?

Алекс покачал головой, оставаясь неожиданно серьезным:

– Я удивлен. Каждый день поражаюсь тому, в какой лжи мы живем благодаря Созидателям. А еще тому, скольким людям это безразлично.

Ника пожала плечами:

– Слушай, ты сегодня ел гамбургер, а где-то в другой точке мира в этот момент защитники животных агитировали за вегетарианство. Тебе же тоже плевать.

Алекс посмотрел на нее так, словно она только что призналась в сообщничестве с тамплиерами или продала душу дьяволу, или совершила одно и другое сразу.

– Когда крушат дома в центре города, начинают войну, уничтожают с лица земли народы, играют в богов – это не так весело. Ты помнишь людей в том клубе? Все они погибли, чтобы Созидатели получили тебя. Чтобы ты исчезла, умерла. Это их методы, им плевать, сколько будет жертв, главное – сохранить информацию.

– Эй, полегче, – возмутилась Ника, почувствовав внезапный страх. Он так смотрел и говорил, словно видел перед собой врага. У нее мурашки побежали по коже и захотелось отодвинуться как можно дальше. – Что я-то могу сделать?

– Сделай всем нам одолжение, – его тон стал сухим и безжизненным, – постарайся узнать секреты Лорин поскорее.

– Я же пытаюсь!

– Плохо пытаешься!

Их спор был прерван появлением Сэб. Она перевела взгляд с сурового Алекса на расстроенную и разозленную Нику:

– Анимус готов. Когда сможешь…

– Хоть сейчас, – буркнула та, поднимаясь.

– Представь память как женскую сумочку, – говорила Сэб, провожая ее в фургон. – Покопайся там хорошенько, чтобы найти то, что нам нужно.

– Ну, конечно, – натянуто улыбнулась Ника. – Ведь у каждого из вас такой богатый опыт! Сколько сеансов ты прошла?

Сэб нахмурилась, но не ответила. Ее собеседница тут же пожалела о том, что вспылила. В конце концов, это Алекс вывел ее из себя. Какие-то бестолковые обвинения на ровном месте. Будто это она спрятала проклятые архивы.

– Какие у него проблемы? – пробурчала она, ложась в аппарат.

Сэб прекрасно поняла, о ком вопрос. Она наклонилась, чтобы подключить датчики. Ее лицо было напряжено и молчание было достаточно красноречивым, чтобы понять – ответа можно не ждать.

– Когда-нибудь, – не слишком весело улыбнулась Сэб, прикрепляя последний датчик к пальцу Ники. – А теперь расслабься и сосредоточься на вопросе. Думай о нем. Думай об архивах.