Государство ассасинов основал Хасан ибн-Саббах. Это действительно было государство, а не просто клан. Собрав под своё крыло преданных последователей, исмаилитский фанатик создал новое общество. Он проповедовал аскетизм, послушание, глубокую веру, которая была над прочими потребностями и стремлениями человека. Его указы неукоснительно выполнялись. О том, насколько этот человек был суровым лидером, можно судить из того, что однажды он велел казнить одного из своих сыновей за непослушание. В крепости Аламут, где обитали ассасины, все были равны, как равны перед Аллахом.

Старец Горы, как именовал себя Хасан ибн-Саббах, давно умер, и его законы понемногу стали отмирать, забываться, как забывается все, что не по нраву человеку. В Масьяфе, сирийском городе, где расположилась крепость ассасинов под покровительством Рашида ад-Дин Синана, были иные порядки. Ни золото, ни слава, ни плотские утехи более не были под запретом. Во всяком случае, для верхушки ордена. Послушники же, те самые, что будут брошены горстями на откуп врагу и для выполнения любой прихоти мастеров, продолжали жить в ожидании высших благ после смерти. Их обильно опаивали гашишем и вином, позволяя увидеть прекрасные сны, в которых присутствовали доступные женщины и множество вкусных блюд. Они купались в удовольствии, а после пробуждались в своем обычном мире. Мастера укореняли в них веру в то, что всё лучшее, что им позволили ощутить, будет получено после смерти на благо ордена. Послушники не знали, что женщины, которых они ласкали, уже мертвы, что угощения и богатства принадлежат их наставникам, не обременяющим себя строгостью нравов. Они не только не боялись смерти, но с радостью ждали ее.

Все остальные дни, от посвящения до своей кончины, они проводили в тренировках и молитвах. И Вот в одно ясное утро в обитель Рашида ад-Дин Синана вбежал один из его подчиненных. Он был бледен и тяжело дышал, и глава ассасинов даже забыл пролить на его голову свой гнев, когда увидел глаза, полные безумия.

Когда же они спустились в подножье крепости, туда, где расположились казармы послушников – лишенные удобства и красоты простые помещения, в которых на полу, пользуясь всего лишь постилками, спали воины, то обнаружили их лежащими в различных позах, многих раздетыми. Под ногами валялись пустые кувшины из-под вина. В воздухе витал едва уловимый наркотический туман. Один из ассасинов продолжал держать в руке шелковый лоскут – вероятно, часть чьего-то невесомого одеяния.

– Что здесь произошло? – прорычал Рашид, глядя на поверженное войско. Нет. Они не были мертвы, что было бы лучше. Они все были пьяны.

– Неизвестно, – прошептал сопровождающий его мастер дрогнувшим голосом. На кого обрушится ярость старца горы, когда минует удивление? – Это случилось ночью, вероятно.

– Хотите сказать, что кто-то пробрался ночью в мою крепость, – медленно и тихо произнес глава, игнорируя, что мышцы его лица начали нервно подрагивать, – незамеченным прошел в казармы, опоил моих людей у меня под носом, и никто этого не видел? Уж не демоны ли явились сюда?!

– Едва ли, – не осознавая, что последние слова были насмешкой, произнес мастер. – Похоже, это были женщины…

Он поднял лежащий под ногой одного из храпящих ассасинов лиф, расшитый мелкими монетками.

– Женщины?! – взревел Рашид, нависнув над мастером, словно собрался растерзать на месте. – Ты хочешь сказать, что сюда, в крепость, о которой мало кто слышал, и к которой никто не подойдет незамеченным, в казарму, где находятся лучшие из лучших воинов, моих преданных псов, ворвалась армия шлюх?!

Он толкнул своего помощника ладонью в лицо и снова осмотрелся. От злости, презрения и собственного бессилия его начало мелко трясти.

– Поднять! Всех! И казнить у остальных на глазах. Пусть знают, что после смерти их ждут вечные муки, на которые они себя обрекли. Ясно?!

– Я… Ясно, – заикнувшись, проговорил бледный мастер. Сглотнув, он тихо, почти шепотом добавил. – Это еще не всё…

– Не всё?! – рука Рашида сжалась на горле несчастного. Его глаза пылали адским пламенем. – Говори, что еще я должен знать!

– Я дважды пересчитал их, – сдавленно проговорил мастер. – Здесь и в других казармах. У нас пропало десять человек. Их нет.