Женская рука соскользнула со стены, но тут же уперлась в деревянную балку. Ее накрыла мужская ладонь.

Его горячее дыхание щекотало ее шею, но приближающийся пик наслаждения лишал всех прочих чувств. У нее ослабли ноги, и если бы он не обхватил ее под грудь, Элиана бы упала на колени. Две тени колыхались на стене в быстром ритме, с губ сорвался сладостный стон. И в этот самый миг, когда из-за спины раздались судорожные вздохи, дверь распахнулась. Свет факела разлился оранжевой лужей, позволяя вошедшему увидеть женщину, чья задранная одежда не прикрывала ни бедер, ни груди, и мужчину, чьи спина и ноги также были оголены.

– Пресвятая Матерь! – воскликнул Иоанн, привычно крестясь. Он кинулся обратно в двери, затем вернулся, не поднимая глаз, – это святое место! Обитель добродетели и послушания!

– Я всегда ощущала себя здесь неуютно, – Элиана, нисколько не смущенная его появлением, неторопливо поправляла одежду, тогда как ее любовник, запахиваясь в светлую длинную рубаху, подобрав упавшие штаны и пояс, согнувшись в три погибели, прошмыгнул мимо настоятеля.

Когда Иоанн поднял глаза, стоящая в сиянии свечей девушка с демонстративным старанием завязывала шнуровку на груди.

– Я думал, ты изменилась, – сказал он, но было трудно понять, подавлен он или же равнодушен. – Взрастила мудрость и скромность.

– Мудрость – несомненно. Но скромность – это бесконечно скучно!

Она улыбнулась. Ее губы были припухшими и алыми после страстных поцелуев. Монах прокашлялся и, бросив взгляд за дверь, куда ретировался неизвестный ловелас, поинтересовался:

– Кто это? Ассасин?… Прошу, скажи, что ты не совратила никого из моих братьев по вере!

– И за какой ответ ты меня похвалишь? – Элиана присела на край кровати. – Я читала, что во времена великого Рима приветствовались привязанности между воинами, а их регулярные любовные игрища были залогом отваги в бою и умением постоять друг за друга. Это сближает, знаешь ли. Вот я и подумала, чем ассасины хуже? Почему бы мне не укрепить с ними связь?

Иоанн смотрел на нее, пытаясь обнаружить хоть один признак вранья, но взгляд, голос, жесты – ничто не выдавало девицу. Натан бен-Исаак хорошо обучил ее, и слишком уж податливый материал ему попался. На его же беду.

– Но это был не ассасин, – жестко произнес монах. – И ты не признаешься, кто.

– Ни за что, – она широко улыбнулась, не скрывая издевки. – Ты так прятал глаза от моей груди, что сам упустил его. Пусть будет тебе наказанием.

В подобном тоне никто с ним не говорил, и он не мог понять, что в этой женщине такого, что старик Натан сам идет у нее на поводу, прощая и поощряя, как непослушную, но любимую дочь.

– Что ж, тогда позволь мне не оставаться в долгу, – произнес он ровным тоном. – Собирайся и не забудь свою свору ассасинов. Салах ад-Дин движется к Иерусалиму.

* * *

Куда девалось ее спокойствие? Больше года Элиана жила в мире. Хасим приводил новых послушников, готовых отречься от прежних взглядов, навязанных лживыми обещаниями Старца Горы и его дурманом. К тому же, они стали расширять свои ряды за счет новобранцев из поселений, принимая на обучение сирот. Элиана вела переписку с главой ассасинов в Аламуте. Кадир ибн Мунтасир весьма благосклонно отнесся к ее предложению об объединении сил. Сперва, конечно, он недоумевал и не отнесся всерьез к дерзким словам горделивой девицы. Но когда отправленные им в Дамаск убийцы все, как один, были пленены, он пересмотрел свои взгляды. Любопытство вынуждало его ко встрече, но Элиана оттягивала этот момент. К тому же, выполнив задание, она вернулась в старушечьи объятия монастыря Святой Екатерины, и меньше всего ей хотелось покидать его стены ради долгого и изнурительного путешествия в Персию, которую сами жители именуют Иран.

И вот другой повод гонит ее из дома. Слушая новости о том, как в минувшем году Салах ад-Дин безрезультатно осаждал Масьяф, пытаясь уничтожить гнездо наемников, она радовалась тому, что ничто не связывает ее более с султаном Египта. В груди еще болезненно сжимались воспоминания и что-то беспокоило ее, едва где-то слышалось имя непобедимого правителя. Но это, скорее, напоминало не крик, а затихающее эхо.

Иерусалим. Султан хочет ударить в сердце христиан, ставленников Византии и Запада. Но на чью сторону пошлет их в этот раз старик Натан бен-Исаак? Не служить султану она сумеет, но сражаться против него – выше ее сил.

– Я знаю, о чем ты меня спросишь, – старик даже не обернулся, когда она вошла в его покои. Хоть было раннее утро, окна были занавешены. Свет терзал уставшие глаза и те все время слезились. – Султану понадобится сейчас мудрость и выдержка, но его людям – еще больше веры в своего повелителя. А она иссякает. Народ устал от войны. Когда воина одолевает усталость, он часто слышит чужие голоса. Те, кто обещает ему мирное возвращение домой, кто пророчит ему жизнь в достатке.

– Думаете, в окружении султана есть предатели?

– Уверен в этом.

Элиана прошла дальше и остановилась, опираясь на комод.

– Вы знаете, что с этим может справиться Хасим. Зачем вы отсылаете меня? Я не охотник.

– Верно, – подтвердил Натан бен-Исаак, и на этот раз обернулся к ней через плечо. Кресло заскрипело под ним. – Ты нужна затем, чтобы привести к нам еще одного человека. С этим у тебя не возникало трудностей.

– Я вот-вот преподнесу вам Старца из Аламута, кого же еще желать? – усмехнулась она.

– Воина, чьи качества были по достоинству оценены мудрейшими людьми из совета Созидателей, и опыт которого может принести нам пользу. Его меткий лук известен так же, как и сам стрелок. Не знающее промаха оружие называют Аль-наср Аль-таир, что на арабском означает «Летящий Орел», в точности как самая яркая звезда в созвездии Орла. А сам же человек носит имя Закария ибн-Дауд.

Будто ледяная волна накрыла ее с головой от слов старика. Произнесенное имя пульсировало в ушах, точно кровь, бьющая из глубокой раны. Закария?! Этого не может быть, не может… Но учитель молчал, он не ждал от нее ни согласия, ни отрицания, ведь приказы не обсуждаются.

– Нет, – твердо произнесла Элиана. Не услышав в ответ ничего, она оббежала кресло и встала перед стариком. – Нет! Ни за что!

– Ты не понимаешь, все уже решено.

– Так скажи старейшинам, что они ошиблись! – крикнула Элиана, раздираемая злостью, ненавистью и бессилием. – Этот выродок принесет пользы не больше, чем его труп, сожранный червями.

– Остановись…

– Клянусь, если мне удастся приблизиться к нему, я лично перережу лживую глотку…

– Замолчи! – Натан бен-Исаак смотрел на нее усталыми воспаленными глазами. – Я не знаю точно, что связывает тебя с этим человеком, но он не больший убийца и преступник, чем Хасим! В чем их отличие? В том, что Хасим теперь готов лобызать песок, по которому ты прошла? С первого ли дня так было?

Элиана не хотела слушать. Это все не имеет смысла! Хасим не знал ее господина Басира, не видел, что сделали ассасины с его телом. А Закария знал, и все равно пошел служить им. В тот момент Элиане казалось, что величайшее зло и подлость всего мира заключены в одном единственном мужчине, и злость делала ее глухой к доводам учителя. Она презирала себя за то, что дважды Закария спас ей жизнь, и в третий раз, когда мог убить – не сделал этого по каким-то своим гнусным соображениям. Ей было мерзко от этого, словно это на ее руках были смерти всех, кого загубил меткий лучник.

– Этот человек беспринципный, умный, великолепный стрелок. Он алчный и властолюбивый. Это прекрасные качества, которые нам нужны. Принципы мы ему привьем, научим тому, что станет ему полезным.

– Не могу поверить, что ты вынуждаешь меня к этому, – Элиана была зла на всех: Закарию, себя, учителя, на неизвестных ей старейшин, отдавших этот глупый приказ.

– Не я, а звезды, – Натан бен-Исаак указал на свитки, лежащие на столе. – Я давал тебе обещание, что составлю гороскоп и укажу тебе путь к рождению младенца. Звезды дали мне ответ, и тебе он не понравится. Но поверь, это единственный путь. Иначе бы я сам отправился к Закарии. Мне ли не знать, что ненависть ослепляет тебя и лишает разума. Но в этот раз ты сама должна решить свою судьбу. Не ради ордена, но ради наследника.

Элиана села прямо на пол. Она смотрела перед собой, снова и снова мысленно повторяя то, что только что услышала, и ее губы шевелились, бесшумно произнося слова.

– Что это? – спросила она тусклым голосом, поднимая на учителя полные боли и ярости глаза. – Шутка? Ты смеешься надо мной? Или твои звезды?!

– Ни то, ни другое, – с сожалением произнес Натан бен-Исаак. – Однажды я пообещал, что ты познаешь силу веры. Хочешь ли ты пройти этот путь до конца, зависит только от тебя. Я могу лишь указать направление. И я говорю тебе: Закария ибн-Дауд станет отцом твоему ребенку. Он или никто более.