На протяжении более 200 лет в западном обществе вокруг вопроса о развитии популяции разрасталась чрезвычайно опасная теория, основанная на биологическом подходе и оправдывавшая жестокость в невероятном масштабе. Когда я начал работу над этой книгой, я воспринимал теорию Мальтуса, евгенику, нацистский геноцид и современный контроль рождаемости в качестве отдельных эпизодов человеческой истории. Теперь я не так уж в этом уверен. Теперь я вижу убедительные доказательства того, что между законами о бедных, голодом в Ирландии, газовыми камерами Освенцима и ограничительной демографической политикой Пекина существует непосредственная, хотя и извилистая, интеллектуальная связь. Во всех случаях жесткая политическая логика основана на порочном суждении, что власть имущие лучше знают, что хорошо для чувствительных и слабых. Цель оправдывает средства. Эволюция воспринимается как возможность для вмешательства, а не как основа развивающегося процесса.

Роберт Мальтус (сегодня его часто называют Томасом, но при жизни он использовал второе имя, Роберт) оставил в истории длинный темный след. Этот состоятельный английский математик, учитель и священник, обладавший хорошим литературным стилем, сегодня известен лишь благодаря одному короткому труду под названием «Опыт о законе народонаселения», впервые опубликованному в 1798 г. и многократно переизданному в последующие годы. Он является своеобразным героем для некоторых современных приверженцев охраны окружающей среды благодаря идее о том, что рост населения постепенно приведет к нищете, голоду и болезням, когда не станет хватать земли, еды, топлива и воды. На могильной плите Мальтуса в аббатстве города Бат отмечена «мягкость его нрава, учтивость манер и нежность сердца, его доброта и благочестие». Он вовсе не был отталкивающим человеком, и предложенный им способ регуляции народонаселения – поздние браки – не был жестоким. Однако Мальтус допускал, что, если политика поздних браков не поможет, возможно, придется прибегать к жестким мерам для остановки роста популяции: придется вызывать голод и «не давать лекарств от смертельных болезней».

К сожалению, из трудов Мальтуса большинство людей усвоили только этот жестокий урок: для достижения благой цели приходится применять суровые меры. Идея о том, что доброта по отношению к бедным и больным вредна, лежит в основе евгеники и различных демографических программ и жива до сих пор. Когда я говорю или пишу о сокращении детской смертности в современной Африке, я совершенно уверен, что услышу возражения в мальтузианском духе: но ведь это плохо, если бедные перестанут умирать? Что хорошего в подъеме африканской экономики – у них будет больше детей и больше машин. Чтобы быть добрым, нужно быть жестоким – такова мальтузианская мизантропия. И она полностью ошибочна. Для того чтобы замедлить рост населения, нужно добиться выживаемости младенцев и обеспечить медицинское обеспечение, достаток и образование абсолютно для всех.

Впрочем, очень многие современники и потомки Мальтуса находили его идеи жестокими. Фридрих Энгельс называл мальтузианство «подлым и позорным учением». Пьер-Жозеф Прудон называл его «теорией политического убийства, убийством из филантропических соображений и во имя любви к Богу».

Воплощение теории в Ирландии

И все же идеи Мальтуса напрямую и достаточно часто влияли на развитие политических событий в XIX в., причем обычно речь шла не о поздних браках. Новая версия английского закона о бедных, принятая в 1834 г., предполагала, что самым бедным людям оказывают помощь исключительно в работных домах, а условия жизни в этих работных домах были не лучше, чем в самых ужасных местах вне этих домов. Очевидно, что основанием для принятия закона послужили идеи Мальтуса: излишняя доброта лишь способствует рождению детей, особенно незаконнорожденных. Тяжелейшие последствия Великого картофельного голода в Ирландии в 1840-х гг. были в значительной степени усилены политическими мерами британского правительства, находившегося во власти мальтузианских идей. Как писал один из биографов, премьер-министр Великобритании лорд Джон Рассел исходил из «мальтузианского страха перед долгосрочными последствиями улучшения». Лорд-лейтенант Ирландии граф Кларендон считал, что «раздача еды просто для сохранения людям жизни не принесет никому никакой пользы» (по-видимому, даже тому, кому эта еда достанется?). Помощник министра финансов Чарльз Тревельян был учеником Мальтуса в колледже Ост-Индской компании и считал, что голод является «эффективным механизмом сокращения избытка населения» и что «прямой удар мудрого и милостивого Провидения» послан, чтобы преподать урок «себялюбивым, испорченным и непокорным» ирландцам. Обратите внимание на мальтузианскую мизантропию и обращение к извечному «небесному крюку» – Провидению. Тревельян добавлял: «Высшая мудрость вывела вечное добро из временного зла». Вспоминаете доктора Панглосса и землетрясение в Лиссабоне: массовая смерть – это благо? Короче говоря, более миллиона ирландцев умерло от голода в результате реализации мальтузианской политики – не в меньшей степени, чем в результате неурожая.

Для тех, кто, как я, воспринимает британский империализм в целом в качестве благополучной формы правления по сравнению со многими другими, эта история выглядит еще более мрачной. В книге «Торговцы отчаянием» Роберт Зубрин описывает романтичного и богемного поэта Роберта Бульвер-Литтона, не гнушавшегося опиума, который в 1877 г. стал вице-королем Индии по протекции своего друга премьер-министра Великобритании Бенджамина Дизраэли. Казалось бы, безобидный высокородный хиппи, но дело в том, что он был мальтузианцем (или таковыми были его советники). В период его правления часть Индии пострадала от засухи. В целом в стране оставалось достаточно продовольствия: экспорт продуктов питания дважды удвоился за два года, однако из-за налогов и девальвации рупии голодные не имели возможности покупать еду. Бульвер-Литтон почти дословно повторил слова Мальтуса: «Население Индии имеет тенденцию увеличиваться быстрее, чем из земли появляется пища». Его идея заключалась в том, чтобы согнать голодных в лагеря, где бы им выдавали – буквально – голодные пайки (чуть меньше, чем позднее выдавали нацисты в концентрационных лагерях). В результате 94 % людей каждый месяц вымирали. Бульвер-Литтон целенаправленно пресекал все частные попытки помощи голодающим. Оправданием такой политики служила жестокость во имя доброты – по Мальтусу. За этот период в Индии погибло около 10 млн человек.

Нельзя сказать, что влияние Мальтуса на ход истории было исключительно отрицательным. Его идеи повлияли на Чарльза Дарвина и Альфреда Уоллеса. Но даже такой доброжелательный и сопереживающий человек, как Дарвин, какое-то недолгое время полагал, что его любимая теория естественного отбора может быть не описанием, а предписанием. В очевидно мальтузианском духе в одном из фрагментов книги «Происхождение человека» он замечает, что приюты и больницы спасали «слабоумных, калек и больных», а вакцинация продлевала жизнь слабых. «В результате слабые представители цивилизованных видов давали потомство», что некоторые производители крупного рогатого скота называют «вредным для породы». Он горевал по поводу того, что «самые бедные и безрассудные, часто порочные, почти всегда женятся рано, в то время как вдумчивые и бережливые, обычно обладающие и другими добродетелями, женятся поздно». В этих словах нет политических идей, и они весьма нехарактерны для его полностью аполитичной позиции, но они хранят след мальтузианских идей, воспринятых Дарвином в молодости.

Национализация брака

Зато этой подсказкой с энтузиазмом воспользовались некоторые последователи Дарвина, в частности его двоюродный брат Фрэнсис Гальтон и переводчик трудов Дарвина на немецкий язык Эрнст Геккель. Гальтон считал, что люди должны внимательнее относиться к выбору спутников жизни, чтобы подходящие партнеры давали потомство, а неподходящие нет. «То, что природа делает слепо, медленно и жестоко, – писал он, – человек может делать предусмотрительно, быстро и по-доброму». Он также желал, чтобы «неразвитые» «чернокожие» были вытеснены из их родного африканского континента чуть менее глупыми «китаезами». Евреев он считал «паразитирующими на других нациях». Даже по тем временам Гальтона можно было бы обвинить в критиканстве и предубежденности, хотя он никогда открыто не призывал к стерилизации или уничтожению «неподходящих» людей.

Но вскоре последователи Гальтона начали буквально соперничать друг с другом в выдвижении идей по поводу национализации брака, лицензированного воспроизводства и стерилизации. Многие из самых активных приверженцев евгеники, такие как Сидней и Беатриса Уэбб, Джордж Бернард Шоу, Хэвлок Эллис и Герберт Уэллс, были социалистами и считали, что для реализации программы избирательного скрещивания людей необходима помощь государства. Но и многие политики противоположного толка, от Уинстона Черчилля до Теодора Рузвельта, тоже активно защищали применение методов евгеники в жизни собственных сограждан. В какой-то момент в кругах английской, французской и американской элиты считалось политически некорректным осуждать евгенику. Выступать против евгеники означало с безразличием относиться к будущему человечества.

В Германии Геккель возвел мальтузианство почти в ранг религии, пытаясь объединить дарвинизм и христианство в рамках теории, которую он назвал монизмом. На лекции в Альтенбурге в 1892 г. он использовал фразы из сочинений Мальтуса и Томаса Гоббса: «В частности, именно Дарвин тридцать три года назад открыл нам глаза с помощью своего учения о борьбе за существование, на которой основана его теория отбора. Теперь мы знаем, что вся органическая природа на нашей планете существует только за счет бесконечной войны всех против всех» (курсив мой. – М. Р.). Последователи Геккеля придали евгенике расистский характер. Они не только выступали за легализованное уничтожение детей с пороками и систематические убийства в целях улучшения расы, но и отстаивали применение военных мер в качестве «высочайшей и величественнейшей формы борьбы за существование» (слова Отто Аммона, 1900 г.). Заметим, что выражение «борьба за существование» впервые появилось в третьей главе «Опыта» Мальтуса, а уже затем в работах Дарвина, когда он описывал перенятый у Мальтуса урок («Я в качестве развлечения прочел «Опыт» Мальтуса и готов оценить [идею] всеобщей борьбы за существование»). Благодаря последователям монизма эта фраза вскоре стала использоваться для оправдания агрессивных идей и кайзера, и Гитлера. Немецкая военщина перед Первой мировой войной чрезвычайно часто ссылалась на Дарвина, но то же самое происходило и в других странах. В 1898 г. в журнале Королевского объединенного института оборонных исследований был поставлен вопрос: «Не является ли война большой природной схемой, с помощью которой устраняются выродившиеся, слабые или по какой-то иной причине опасные государства?» Итальянский футурист Филиппо Маринетти называл войну «единственным средством гигиены планеты».

В 1905 г. четверо последователей Геккеля основали Немецкое общество расовой гигиены, что стало первым шагом к Нюрнбергским расовым законам, Ванзейской конференции и газовым камерам. Таким образом, нетрудно проследить путь от идей последователей Мальтуса о борьбе за выживание до пепла Освенцима. Я не обвиняю математика и священника в грехах нацистов. Нет ничего аморального в том, чтобы считать борьбу за существование одной из черт человеческого общества. Аморально предписывать обществу такой путь политического развития. Грех, совершенный на каждом этапе, был совершен под лозунгом «Цель оправдывает средства». Как писал Джона Голдберг в книге «Либеральный фашизм», «Почти все ведущие прогрессивные мыслители интерпретировали теорию Дарвина как предписание “внедриться” в процесс естественного отбора у человека. Даже прогрессивные ученые, не поддерживавшие методов евгеники, работали в тесном сотрудничестве с ее наиболее ярыми сторонниками. В прогрессивных кругах расистская евгеника просто не считалась позором».

Никого не останавливало и то, что научных доказательств в поддержку данной политики было мало. Открытия Грегора Менделя, о которых постепенно стало известно в 1900-х гг., должны были полностью уничтожить евгенику как научное направление. Наследование генов и наличие рецессивных признаков значительно затрудняют предотвращение «порчи» человеческой расы с помощью избирательного скрещивания. Как сторонники выведения чистой человеческой расы собирались помечать гетерозиготных индивидов, несущих, но не проявляющих признаки слабоумия или «несоответствия»? Как долго мы собирались вычищать «неподходящих», но рожденных в браке гетерозиготных индивидов? Это длилось бы столетиями, и проблема превращалась бы во все более серьезную, поскольку наш вид становился бы инбредным, с все большим и большим числом гомозиготных комбинаций. Однако эти научные факты никак не влияли на политику. Увлеченные идеей планирования правые и левые политики призывали взять деторождение под государственный контроль, чтобы предотвратить распространение «неподходящей» крови.

Первый международный конгресс по евгенике собрался в 1912 г. в Лондоне. Президентское кресло занимал Леонард Дарвин – сын Чарльза Дарвина. На конгрессе присутствовали послы трех стран, а также лорд главный судья Англии и первый лорд адмиралтейства – некто Уинстон Черчилль. Во вступительном слове Леонард Дарвин сразу преодолел различие между описанием и предписанием: «В целях прогресса сознательный отбор должен заменить слепые силы естественного отбора». К счастью, родина евгенического движения Великобритания никогда не издавала евгенических законов, в значительной степени благодаря неуступчивому члену Парламента Джозайе Уэджвуду, который заметил опасность и не допустил принятия закона Палатой общин.

Стерилизация

В США разворачивалась иная история. В 1910 г. энергичный евгенист Чарльз Дэвенпорт при финансовой помощи вдовы железнодорожного магната Э. Г. Гарримана организовал в Колд-Спринг-Харбор Государственный архив по евгенике, который вскоре начал играть заметную политическую роль. Второй международный конгресс по евгенике прошел в 1921 г. в Нью-Йорке. Председательствовал на конгрессе президент Американского музея естественной истории Генри Фэрфилд Осборн, а почетным президентом был Александр Грэхем Белл. На конгрессе также присутствовали приглашенные представители Государственного департамента. Это событие никак нельзя было назвать событием второстепенной важности. Леонард Дарвин был болен и не мог присутствовать, но прислал сообщение, выражавшее «твердое убеждение… что если масштабные евгенические реформы не будут произведены в ближайшем столетии, наша западная цивилизация неизбежно подвергнется такому же медленному и постепенному распаду, который пережили в прошлом все великие цивилизации».

В 1932 г. директор Государственного архива по евгенике Гарри Лафлин разработал проект евгенического закона. Под мощным давлением со стороны Дэвенпорта 30 американских штатов проголосовали за законы, разрешающие принудительную стерилизацию умственно отсталых, душевнобольных, преступников, эпилептиков, алкоголиков, больных, слепых, глухих, калек и недееспособных. К моменту прекращения действия законов в начале 1970-х гг. около 63 тыс. человек подверглись принудительной стерилизации и гораздо большее число людей добровольно согласились на эту процедуру.

Примерно в это же время к евгенической мизантропии приблизилось другое направление мысли – поклонение природе. В 1916 г. адвокат и защитник окружающей среды из Нью-Йорка Мэдисон Грант (основатель зоопарка в Бронксе, Лиги за спасение секвойных лесов и Национального парка Денали) выпустил книгу под названием «Закат великой расы», воспевавшую мужественность людей нордического типа и предостерегавшую от угрозы их подавления эмигрантами из Средиземноморья и Восточной Европы. Эта книга повлияла на принятие Иммиграционного закона 1924 г., а также стала «библией» Адольфа Гитлера, который с энтузиазмом писал Гранту.

В Германии забота о сохранении природы тоже вполне сочеталась с разрушением человеческих жизней. Один нацистский лозунг гласил: «Спроси у деревьев, они расскажут, как стать национал-социалистом!» Нацисты часто возражали против современных методов ведения сельского хозяйства, пропагандировали близость к природе и воспевали органическое, крестьянское хозяйство. Их любимые философы, такие как Мартин Хайдеггер, складывали лирические песнопения о жизни в гармонии с природой: «Спасти Землю – не значит победить и покорить Землю, что почти равносильно ее уничтожению». Как заметил продюсер Мартин Даркин, «зеленое мышление» не было чуждо нацистам:

«Именно зеленые настроения нацистов, намеревавшихся воссоздать крестьянское общество, заставили их захватить Польшу в поисках “жизненного пространства”. Именно зеленая ностальгия по Средним векам привела к расистской идеологии под лозунгом “кровь и почва”. Именно зеленый антикапитализм и отвращение к банкирам привели их к ненависти к еврейскому народу».

В 1939 г. американский социальный реформатор Маргарет Сэнгер создала «Черный проект» с целью контроля рождаемости чернокожего населения с помощью политиков и врачей. Идея проекта была пропитана неприкрытым расизмом: «Масса негров до сих пор размножается бездумно и гибельно, в результате чего среди них возрастает доля наименее разумного и наименее пригодного к жизни населения».

Наибольший энтузиазм идеи евгеники вызывали в Калифорнии. К 1933 г. там подверглось стерилизации больше людей, чем во всех остальных штатах вместе взятых. Поэтому, когда на Третьем международном конгрессе по евгенике, проходившем в 1932 г. в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке, президент конгресса Чарльз Дэвенпорт задал вопрос «Могут ли методы евгеники указать нам путь создания сверхчеловека и сверхгосударства?», немецкие делегаты, обсуждавшие проблему создания сверхчеловека, обратили свои взоры к Калифорнии. Один из этих делегатов, Эрнст Рюдин из Немецкого общества расовой гигиены, был избран руководителем Международной федерации евгенических организаций. Через несколько месяцев новое нацистское правительство назначило Рюдина рейхскомиссаром по евгенике. К 1934 г. в Германии ежемесячно осуществлялась стерилизация более 5000 человек. Калифорнийский защитник окружающей среды Чарльз Гете, который, подобно Мэдисону Гранту, сочетал в себе страсть к защите природных ландшафтов со страстью к стерилизации душевнобольных пациентов без их согласия, вернулся из поездки в Германию преисполненным радости, поскольку калифорнийский опыт «подтолкнул к действию великое правительство страны с населением 60 млн человек». Расистские корни нацистской политики тянутся от немецкой геккелевской традиции, но практический опыт стерилизации немцы переняли на западном побережье Америки.

Оправдание убийства

То, что произошло потом, до сих пор не может не вызывать ужаса. За шесть лет после прихода к власти Гитлера в нацистской Германии было стерилизовано 400 тыс. человек: шизофреников, людей с депрессией, эпилептиков и разного рода инвалидов. Был введен запрет на сексуальные контакты между евреями и людьми других национальностей, а затем началось массовое преследование евреев по всем статьям. Попав под влияние пропаганды, многие простые немцы начали стыдиться любого проявления симпатии к своим еврейским друзьям: мораль того времени рекомендовала пересиливать в себе подобные чувства – вновь мальтузианская мизантропия.

Правительства Великобритании, Франции и Америки активно сопротивлялись иммиграции евреев из Германии, часто исключительно из евгенических соображений. Закон, позволявший Америке принять 20 тыс. еврейских детей сверх установленной квоты, был отклонен Конгрессом в начале 1939 г. под давлением нативистов и евгенистов, собранных Гарри Лафлином. В мае 1939 г. судно «Сент-Луис» с 930 немецкими евреями на борту отправилось в США. Пока корабль ожидал разрешения на высадку пассажиров, Лафлин написал воззвание к Америке с требованием не снижать «евгенических и расовых стандартов». Большинство пассажиров вынуждены были вернуться в Европу, где многие погибли.

В 1939 г. нацистское правительство ввело программу умерщвления «Aktion Т4». Так был сделан еще один шаг: в рамках программы производилось умерщвление неполноценных и душевнобольных людей, главным образом с помощью смертельных инъекций. Сначала умерщвляли только маленьких детей с врожденными пороками (около 5000). Затем в соответствии с программой было уничтожено 70 тыс. взрослых, пока в 1941 г. в связи с протестами родственников процесс не был приостановлен. Но это было не завершением программы, а лишь переходом к новому плану: «неподходящих» сгоняли в концентрационные лагеря для массового уничтожения, вместе с гомосексуалистами, цыганами, политическими заключенными и миллионами евреев. Были убиты 6 млн человек. Неправильно будет заявить, что ничего этого не случилось бы, если бы не существовало Мальтуса, Дарвина, Геккеля и Лафлина. Однако оправданием нацистского геноцида была евгеническая наука, возникшая из сформулированной Мальтусом идеи о борьбе за существование.

И вновь о популяции

После Второй мировой войны и осознания ужасающих результатов доведенной до крайностей евгенической политики евгеника, казалось бы, вышла из моды. Но так ли это на самом деле? На удивление быстро и на удивление открыто те же самые аргументы всплыли на поверхность в ходе реализации программ по контролю рождаемости. В 1948 г. сын известного в довоенные времена евгениста Генри Фэрфилда Осборна, также носивший имя Генри Фэрфилд Осборн, опубликовал книгу «Наша ограбленная планета», в которой вновь звучала мальтузианская обеспокоенность быстрым ростом населения, истощением ресурсов, обеднением почв, избыточным использованием ДДТ, чрезмерным внедрением техники и расцветом идеологии потребления. «Чрезмерное стремление к прибыли, – пишет благополучный Осборн, – имеет один очевидный результат – неизбежную гибель земель». В том же году книга Осборна была переиздана восемь раз и переведена на 13 языков.

Примерно в то же самое время движимый заботой об окружающей среде биолог Уильям Вогт опубликовал похожую книгу под заголовком «Дорога к выживанию», в которой идеи «дальновидного священника» Мальтуса прозвучали еще более явственно. «К сожалению, – пишет Вогт (да, к сожалению!), – несмотря на войну, массовые убийства в Германии и очаги голода, население Европы, за исключением России, между 1936 и 1946 гг. выросло на 11 млн человек». Он считал, что в Индии британские законы отчасти помешали голоду, что жаль, поскольку выжило больше детей, а индусы «воспроизводятся с безответственностью трески».

Фэрфилд Осборн основал и возглавил Фонд по охране природы и привлек частные средства для создания обширной программы финансирования, поддерживающей многие современные экологические программы, такие как клуб «Сьерра» и Фонд защиты окружающей среды в Америке и Всемирный фонд природы в Европе. Двоюродный брат Фэрфилда Осборна Фредерик Осборн был казначеем на Третьем международном конгрессе по евгенике и продолжал оставаться президентом Американского евгенического общества. Маргарет Сэнгер, считавшая филантропию источником «постоянного роста числа больных, преступников и недееспособных», в 1916 г. основала Американскую федерацию планирования семьи. В 1952 г. международный филиал федерации разместился в помещении Британского евгенического общества. Движение за контроль рождаемости совершенно в явном виде было детищем евгенического движения.

Эта связь не менее четко прослеживалась и на другом берегу Атлантики. В 1952 г. знаменитый физик сэр Чарльз Гальтон Дарвин (племянник Леонарда и внук Чарльза) опубликовал еще одну пессимистическую книгу, озаглавленную «Следующий миллион лет». «Основной вывод учения Мальтуса заключается в том, что людей никогда не будет больше, чем позволяет наличие еды, – писал он. – Наиболее обеспокоенные мальтузианской угрозой утверждают, что решением демографической проблемы является сокращение численности населения через процветание. Они не отдают себе отчета в вырождении расы, поставленной в такие условия, или, возможно, считают это меньшим из двух зол». Дарвин заявил, что рост населения нельзя контролировать без применения крайних мер – оружия массового поражения, уничтожения детей или стерилизации части взрослого населения – которым, как он опасался, будет оказано сильное сопротивление. Он просто не видел «счастливого конца» демографического роста, поскольку придерживался нисходящего способа мышления: как «мы» можем решить эту проблему?

Сэр Джулиан Хаксли, первый генеральный директор ЮНЕСКО и сторонник контроля роста популяции, сыграл в развитии природоохранного движения в Великобритании примерно такую же роль, как Осборн в Америке. Его довоенный энтузиазм в отношении евгеники оставался неизменным еще в 1962 г., когда на собрании компании Ciba Foundation по теме «Человек и его будущее» он заявил следующее:

«В настоящий момент общество, безусловно, не одобрит насильственных евгенических мер или стерилизации, но, если вы начинаете какие-то эксперименты, включая добровольные, и видите, что они работают и если вы предпринимаете активные попытки воспитать людей и объяснить им проблему, возможно, через поколение вы увидите влияние на популяцию в целом».

Сэр Чарльз Гальтон Дарвин, сэр Джулиан Хаксли, Генри Фэрфилд Осборн младший и Уильям Вогт не были отщепенцами, которых избегала смущенная интеллигенция. Они уловили дух времени и пользовались огромным влиянием.

Популяционный шантаж

К 1960-м гг. подобные идеи овладели многими людьми, находящимися у власти. Книги Осборна и Вогта читало целое поколение студентов, включая Пола Эрлиха и Альберта Гора. Самым влиятельным их последователем был генерал Уильям Дрейпер. Он возглавлял комиссию по оказанию помощи иностранным государствам, которая советовала президенту Эйзенхауэру в качестве помощи ограничивать контроль рождаемости с целью снижения числа будущих коммунистов. Эйзенхауэр не клюнул на эту наживку, как не сделал этого и его преемник, католик Джон Кеннеди.

Но Дрейпер не сдавался. Его Антикризисный демографический комитет постепенно завоевал доверие многих влиятельных людей Америки и заставил их поверить, что принудительный контроль численности популяции необходим для победы над коммунизмом. В конечном итоге с привлечением исследования корпорации РЭНД, в котором утверждалось, что дети имеют отрицательную экономическую ценность, в 1966 г. Дрейпер и его единомышленники получили поддержку президента Джонсона, и контроль роста популяции стал официальной частью американской помощи иностранным государствам. Под руководством безжалостного директора Реймерта Рейвенхольта Демографическая служба значительно увеличивала бюджет, пока он не превзошел бюджет всей американской помощи. Несколько раз Рейвенхольт закупал негодные и неопробованные контрацептивы и нестерильные внутриматочные устройства для распространения в беднейших странах мира. Он не стеснялся идеи о том, что предотвращение детской смертности в Африке «невероятно опасно для африканского общества, если предотвращенные смерти не уравновешиваются предотвращением примерно такого же числа рождений… Многие младенцы и маленькие дети, смерть которых была предотвращена благодаря программе помощи в 1970-х и 1980-х гг., стали убийцами с мачете» (курсив в оригинале. – М. Р.).

Поскольку Рейвенхольт возглавлял Демографическую службу, а Роберт Макнамара был президентом Всемирного банка, отказывавшим в финансовой помощи тем странам, которые не подчинились рассчитанным банком стерилизационным квотам, становится понятным, почему такие государства, как Индия, вынуждены были соглашаться на подобные меры для получения продовольственной помощи. Когда в 1966 г. Индира Ганди прибыла в Вашингтон с просьбой оказать стране помощь продовольствием, чтобы преодолеть голод, отчасти вызванный недавней войной с Пакистаном, государственный секретарь Дин Раск сообщил ей, что «условием для предоставления помощи является активный контроль численности популяции». Ганди поняла и согласилась на введение квот на стерилизацию и установку внутриматочных спиралей. В стране были организованы сотни стерилизационных лагерей, в которых низкоквалифицированный персонал осуществлял стерилизацию тысяч мужчин и женщин и установку внутриматочной спирали. Смехотворные деньги, которые платили людям, перенесшим эти процедуры (от 12 до 25 рупий), привлекали миллионы голодных, особенно из самых бедных слоев населения. К 1972–1973 гг. количество стерилизаций достигало 3 млн в год.

Некоторые западные комментаторы считали, что лучшим способом решения демографической проблемы является голод. В 1967 г. Уильям и Пол Пэддок выпустили ставшую бестселлером книгу «Голод 1975!», в которой заявляли, что голод неизбежен и продовольственная помощь бессмысленна. Они считали, что Америка должна разделить неразвитые страны на три категории: те, которым можно помочь, «ходячие больные», которые справятся и без посторонней помощи, и «безнадежно голодные» (из-за избыточной населенности, недостаточности сельского хозяйства или политической неэффективности), для которых помощь окажется бессмысленной; «нациям, которые нельзя спасти, не следует помогать, их надо предоставить самим себе». При таком подходе Индия, Египет и Гаити должны были погибнуть.

Годом позже вышла почти столь же безжалостная «Популяционная бомба» Пола Эрлиха. Эрлих утверждал, что Индия никогда не сможет прокормиться самостоятельно. Этот беззастенчивый сторонник применения силы для решения демографических проблем сравнивал человечество с раковой опухолью и предлагал хирургический способ лечения: «Операция потребует принятия множества резких и жестких решений. Боль может быть сильной». Контроль роста популяции на месте может потребовать «насильственных мер, если добровольных мер будет недостаточно». Он предложил добавлять контрацептивы в воду, чтобы достичь «желаемого размера популяции». Что касается заморских территорий, он считал, что продовольственная помощь Индии может оказываться только при условии принудительной стерилизации всех людей, имеющих больше трех детей: он называл это «насилием из лучших побуждений». Эрлих был «ошеломлен» тем, что многие критиковали помощь Индии в обмен на введение квот на стерилизацию. В книге, написанной совместно с женой Анн и Джоном Холдреном (теперь советником Барака Обамы по науке), Эрлих рекомендовал ответственно относиться к «планетарному режиму», определяя «оптимальную популяцию для всей планеты и численность населения отдельных стран в пределах каждого региона».

Когда в 1975 г. Индира Ганди вновь обратилась за помощью к Всемирному банку, ей заявили, что контроль численности населения в Индии должен быть более строгим. Она вынуждена была вновь прибегнуть к насильственным мерам, а ее сын Санджай контролировал программу, в соответствии с которой многочисленные разрешения, лицензии, нормы и даже жилищные вопросы решались при условии стерилизации. Трущобы сносились бульдозерами, а бедняков сгоняли на стерилизацию. Такие волны насилия повторялись многократно. В 1976 г., когда 8 млн индусов подверглись стерилизации, Роберт Макнамара посетил страну и остался доволен: «Наконец-то Индия эффективно движется в направлении решения демографической проблемы».

Популяционный скептицизм

Однако произошла поразительная вещь. Уровень рождаемости в Индии и в других странах уже начал сокращаться. Темпы увеличения производства пищевых продуктов были выше, чем темпы роста численности населения – в противоположность тому, что предсказывал Мальтус, – благодаря использованию синтетических азотных удобрений и выведению новых короткоствольных сортов злаков: произошла Зеленая революция. Решение проблемы роста численности населения, как выяснилось, заключалось не в насильственных ограничительных мерах или в непротивлении росту детской смертности, а совсем наоборот. Самый лучший способ сокращения численности населения заключается в достижении максимальной выживаемости новорожденных, поскольку это позволяет семьям производить на свет меньше детей.

Еще более шокирующий факт заключается в том, что это эволюционное решение уже было известно некоторым в самом начале психоза. Еще в период зарождения неомальтузианских панических настроений по поводу роста численности населения в 1940-х гг. некоторые люди видели, насколько ошибочны и диагноз, и предлагаемый метод лечения. Они утверждали, что увеличение числа выживших детей не вызывает голод, а совсем наоборот. Люди рожают больше детей при высоком уровне детской смертности. Сделайте людей чуть состоятельнее и здоровее, и у них будет меньше детей, как это уже произошло в Европе, где с ростом благосостояния рождаемость снизилась, а не возросла. Как писал Эрл Паркер Хансон в книге «Возникающие новые миры», отвечая тем самым Уильяму Вогту, решением проблемы недостатка еды и слишком высокой рождаемости является процветание, а не мальтузианский голод. Люди «будут думать о том, чтобы иметь меньше детей, когда всех их нужно будет отправлять в колледж».

В книге «Геополитика голода» бразильский дипломат Жозуэ де Кастро еще активнее критиковал неомальтузианство, заявляя, что «дорога к выживанию, таким образом, заключается не в неомальтузианской перспективе устранения лишних людей, не в контроле рождаемости, а в борьбе за то, чтобы все на земле трудились».

В 1970-х гг. с демографическим пессимизмом Эрлиха поспорил экономист Джулиан Саймон, опубликовавший на эту тему несколько книг и статей. По мнению Саймона, глубоко порочно утверждать, что рождение ребенка – зло, а рождение теленка – благо. Почему в людях видят только рты, которые нужно кормить, а не руки, которые могут помогать? Разве не правда, что за 200 лет жизнь людей улучшилась, хотя их численность увеличилась?

В 1980 г. Саймон предложил Эрлиху знаменитое пари относительно перспективы изменения цен сырьевых материалов. Эрлих и его коллега с энтузиазмом согласились и выбрали медь, хром, никель, олово и вольфрам в качестве сырьевых материалов, которые в последующие 10 лет должны стать более редкими и подорожать. Через 10 лет, прилюдно называя Саймона идиотом, Эрлих отправил ему чек на 576,07 доллара США: все пять металлов упали в цене как в реальном, так и в номинальном выражении. (Одним из предметов моей особой гордости является медаль имени Джулиана Саймона, выполненная именно из этих пяти металлов.) Саймон предложил любому желающему еще одно пари: «Спорю на недельную или месячную зарплату, что любой аспект материальной жизни человека со временем будет только улучшаться, а не ухудшаться». Никто не осмелился поспорить с Саймоном до его безвременной кончины в 1998 г.

Оказалось, что решение проблемы роста народонаселения заключается в Зеленой революции и демографическом переходе – развивающемся эволюционном процессе, а не в насилии и планировании. Эволюция, а не предписания. Остановка роста популяции произошла в результате эволюционного, спонтанного и незапланированного процесса. Нежданно-негаданно семьи оказались менее многодетными, поскольку люди стали богаче, здоровее, более урбанизированными, более свободными и более образованными. И не потому, что им кто-то велел. Только в одной стране мира – в Китае – контроль численности популяции был настолько жестким, что достиг результата, но при этом замедление роста численности населения в Китае было примерно таким же, как и в других странах, в которых почти не применялась насильственная демографическая политика.

Западные корни политики однодетной семьи

Китайская политика однодетной семьи не имеет прямого отношения к западному мальтузианскому направлению мысли, но напрямую следует из неомальтузианского учения, и, вероятно, это первая и самая далеко идущая политика, когда-либо придуманная учеными. И данный пример не очень вдохновляет тех, кто любит науку.

Хотя при Мао Цзэдуне китайский народ пережил множество страданий, подход Вождя к решению демографической проблемы был сравнительно сдержанным и гуманным. Он выражался лозунгом «Позже, дольше, меньше» и подразумевал снижение скорости роста численности населения за счет более поздних браков, увеличения промежутка времени между рождением детей и наличия не более двух детей в семье, но все это преподносилось в гибкой и не директивной манере. Примерно то же самое предлагал сам Мальтус. По этой причине или из-за снижения уровня детской смертности уровень рождаемости в Китае в период с 1971 по 1978 г. сократился вдвое. После смерти Мао начала внедряться гораздо более жесткая и директивная политика. Как рассказывает антрополог из Гарварда Сьюзен Гринхолф в книге «Всего один ребенок», в 1978 г. конструктор управляемых ракет и эксперт по системам управления Сун Жиан участвовал в технической конференции в Хельсинки. Здесь он услышал о двух книгах, написанных неомальтузианскими паникерами, связанными с сомнительной организацией под названием Римский клуб. Одна книга называлась «Пределы роста», другая – «Проект выживания».

Римский клуб, созданный в 1960-х гг. итальянским предпринимателем и шотландским химиком, представляет собой сборище поклоняющихся Мальтусу говорунов о великом и прекрасном, встречающихся в роскошной обстановке за закрытыми дверями. Римский клуб и его филиалы по-прежнему привлекают известных людей – от Альберта Гора и Билла Клинтона до Далай-ламы и Бьянки Джаггер. В книге, выпущенной клубом в 1993 г., было заявлено, что «реальным врагом [человечества] является само человечество» и что «демократия – не панацея. Она не может все организовать и не осознает собственных ограничений». В отчете под названием «Человечество в критической точке» за 1974 г. Римский клуб в непревзойденно заносчивой манере призывал к креационистскому способу мышления:

«Органический рост в Природе происходит в соответствии с Планом Творца. В развитии мировой системы “план творца” отсутствует. Пришло время создать такой план для устойчивого роста и развития мира на основании глобального распределения всех ресурсов и новой мировой экономической системы».

Книга «Пределы роста», распроданная десятимиллионным тиражом, имела целью с помощью компьютерных моделей доказать, что человечество гибнет из-за избыточной численности и исчерпания ресурсов. Предсказывалось, что к 1992 г. исчезнут некоторые металлические руды, что будет способствовать разрушению цивилизации и гибели человечества в следующем столетии.

Книга «План выживания», написанная преуспевающим британским бизнесменом сэром Эдвардом Голдсмитом, но подписанная такими научными знаменитостями, как сэр Джулиан Хаксли, сэр Питер Медавар и сэр Питер Скотт, излагает лживую идею о том, что природоохранное движение было радикальным движением широких масс. На самом деле, оно возникло из обычной нелюбви элиты к изменениям, технологическому прогрессу и консьюмеризму. Книга источает снобистское презрение к тому факту, что потребительское общество с его «дешевыми» товарами принадлежит обычным людям. Это заявление – ошибка. Богатым было сказано то, что они хотели услышать. Мало кто из «нас», как утверждается в книге, учитывает «тупую и скучную работу», которую нужно выполнить, чтобы произвести бытовые устройства, которые якобы помогают женщинам ускорить работу по дому. Что же касается беднейших стран, «нереалистично предполагать, что прирост сельскохозяйственной продукции покроет все возрастающие потребности в пищевых продуктах». Далее авторы призывают правительства признать существование демографической проблемы и «высказать свою решимость остановить рост численности населения; эта решимость должна также относиться к остановке иммиграционного процесса». Данная книга – крайне реакционный документ, из разряда тех, что сегодня смутил бы даже представителей самого правого политического толка.

Именно об этих двух книгах узнал в Хельсинки Сун Жиан – идеолог политики однодетной семьи. В книге «Пределы роста» упоминалась теория системы управления (в которой Сун был экспертом), хотя и не в применении к траектории движения снарядов, а в применении к траектории изменения численности населения и ресурсов. Сун вернулся в Китай, где переиздал основные идеи обеих книг на китайском языке под своим именем и вскоре получил известность. Благодаря военному опыту он быстро осознал, что (говоря словами антрополога Сьюзен Гринхолф) «политика однодетной семьи как предполагает, так и требует применения силового централизованного подхода к решению социальных проблем». Сун в буквальном смысле предлагал внедрить в жизнь методы социальной инженерии. Вице-премьер Госсовета КНР Ван Чжэнь сразу встал на сторону Суна и изложил его идеи Чен Юну и Ху Яобану – ближайшим помощникам самого Дэн Сяопина. По-видимому, Дэн Сяопину понравилось, что Сун объясняет бедность Китая демографической проблемой, а не низким качеством управления, и он был сбит с толку математическими выкладками, но не задумался об исходных предпосылках. На конференции в Чэнду в декабре 1979 г. Сун заставил замолчать критиков, которые были обеспокоены гуманитарными последствиями такой политики, и убедил партию принять его расчеты, в соответствии с которыми для соответствия экологическим возможностям численность населения Китая к 2080-м гг. должна была сократиться примерно на треть.

Воплощением этой политики в жизнь занялся генерал Цзян Синьчжон. Он приказал осуществить стерилизацию всех женщин, уже имевших двух или более детей, и установку внутри-маточной спирали всем женщинам, имевшим одного ребенка (удаление спирали считалось преступлением), ввел запрет на рождение детей женщинами младше 23 лет и обязательное прерывание всех неразрешенных беременностей вплоть до восьмого месяца беременности. Тех, кто пытался сбежать и родить ребенка тайком, ловили и заключали в тюрьму. Иногда наказывали штрафом всю общину, что способствовало доносительству. Жесткая кампания массовой стерилизации, насильственные аборты и убийство младенцев сопровождались масштабным добровольным умерщвлением новорожденных девочек, поскольку в качестве единственного законного наследника родители хотели иметь сына. Рождаемость падала, но не быстрее, чем если бы страна взяла курс на развитие экономики, здравоохранения и образования.

Какой была международная реакция на этот холокост? Генеральный секретарь ООН в 1983 г. наградил генерала Цзяна и выразил «глубокое удовлетворение» тем, как китайское правительство «распоряжается ресурсами, необходимыми для регулирования демографической политики в массовом масштабе». Через восемь лет, когда ужасы этой политики стали еще более очевидны, глава Фонда ООН в области народонаселения (ЮНФПА) заметил, что «Китай имеет все основания гордиться своими замечательными достижениями» в области контроля роста популяции, и предложил Китаю передать свой опыт другим странам. Позитивный взгляд на эту жесткую авторитарную политику существует и до сих пор. В 2010 г. медиамагнат Тед Тернер заявил журналистам, что другие страны должны последовать примеру Китая в реализации политики однодетной семьи, чтобы со временем сократить численность населения планеты.

Законы Мальтуса о бедных оказались ошибкой, позиция Великобритании в отношении голода в Индии и Ирландии оказалась ошибкой, евгеника оказалась ошибкой, Холокост оказался ошибкой, программа стерилизации населения в Индии – тоже, как и политика однодетной семьи в Китае. Эти действия были осознанными, а не допущенными по недосмотру. Мальтузианская мизантропия (ожесточить сердце, оправдать голод и болезни, стыдиться жалости и сострадания во имя блага человеческой расы) оказалась ошибкой как с прагматической, так и с моральной точки зрения. Правильной политикой в отношении бедных, голодных и плодовитых людей была и остается возможность дать им надежду, свободу, образование, пищу и медицинское обслуживание, включая контрацепцию, что не только сделает их счастливее, но и позволит иметь меньше детей. Забудьте о креационизме и технократическом пессимизме, многократно разоблаченных гибельных настроениях научной элиты с ее упрощенным и статичным пониманием источников природных ресурсов, легким переходом к местоимению «мы» и страшному слову «должен». Замените все это осознанием эволюционного, спонтанного, развивающегося процесса демографического перехода.

Хочу предоставить последнее слово Джейкобу Броновски, высказавшемуся в конце созданной им документальной телевизионной серии «Восхождение человека». Стоя у пруда на территории бывшего лагеря в Освенциме, где погибли многие из его родных, он наклонился и поднял горсть ила: «В этот пруд был сброшен пепел примерно 4 млн человек. И сделал это не газ. Это сделали высокомерие, догма, незнание. Когда люди думают, что обладают абсолютным знанием, и не проверяют его на практике, они ведут себя именно так. Вот что делают люди, когда стремятся приблизиться к богам».