Как отличить ястребов от голубей
Для своего размера летучие мыши обладают очень большим мозгом. Дело в том, что новая кора (неокортекс) – умная область в передней части мозга – непропорционально велика по сравнению с участками, расположенными ближе к задней его части. Самой большой новой корой из всех летучих мышей обладают мыши-вампиры. Не случайно именно им свойственны более сложные, чем большинству других летучих мышей, взаимоотношения – включая, как мы уже убедились, реципрок-ность между не связанными родственными узами членами группы. Чтобы играть в реципрокность, вампирам необходимо, во-первых, распознавать друг друга, во-вторых, помнить, кто ответил услугой на услугу, а кто нет, и, в-третьих, соответственно, либо простить долг, либо затаить обиду. В двух самых умных семействах сухопутных млекопитающих – у приматов и хищников – наблюдается тесная взаимосвязь между размером мозга и численностью социальной группы. Чем больше общество, в котором живет особь, тем больше новая кора относительно остального мозга. Чтобы преуспевать в сложном обществе, нужен большой мозг. Чтобы приобрести большой мозг, нужно жить в сложном обществе. Как ни крути, взаимосвязь убедительна67.
Более того, она настолько тесная, что может быть использована для прогнозирования размера группы, свойственной всему виду. Согласно этой логике, люди живут в сообществах по 150 человек. Хотя многие города и мегаполисы гораздо крупнее, указанная цифра довольно точна. Примерно столько людей в типичных группах охотников-собирателей, в религиозной общине, в адресной книге, в роте. Именно такое количество сотрудников предпочитают работодатели на легко управляемой фабрике. В общем, это те люди, которых каждый из нас хорошо знает68.
Реципрокность работает только в том случае, если люди распознают друг друга. Нельзя ответить услугой на услугу или затаить обиду, если неизвестно, как найти и выявить благодетеля или врага. Кроме того, в ходе обсуждения теории игр мы упустили из виду важнейший ингредиент реципрокности – репутацию. В обществе индивидов, которых вы различаете и хорошо знаете, вам никогда не приходится решать дилемму заключенного вслепую. Вы можете выбирать партнеров. Например тех, с кем уже сотрудничали в прошлом. Или тех, кому, по словам окружающих, можно доверять. Наконец тех, кто сигнализирует о готовности сотрудничать. Одним словом, вы вправе проявить разборчивость.
В крупных, космополитических мегаполисах с грубостью, оскорблениями и жестокостью сталкиваешься чаще, чем в маленьких городках и сельской местности. Где это видано, чтобы в пригороде или деревне люди ездили так, как они это делают в Манхэттене или центре Парижа – грозя кулаками другим водителям, сигналя и выказывая свое нетерпение всевозможными способами? Почему так происходит – давно известно. Большие города анонимны. Незнакомцам в Нью-Йорке, Париже или Лондоне можно грубить сколько угодно, ибо шанс встретиться с ними снова ничтожно мал (особенно если вы на машине). Что сдерживает нас в пригороде или деревне, так это острое осознание реципрокности. Если вы грубите, велика вероятность, что в ответ будут грубить вам. Если вы добры и внимательны по отношению к окружающим, есть хороший шанс, что вам ответят той же предупредительностью.
В условиях, в которых развивались люди – в маленьких племенах, где встречи с посторонним были крайне редки – подобный смысл реципрокного обязательства наверняка ощущался особенно остро. Так оно и есть среди сельских жителей. Возможно, в основе социального инстинкта человека действительно лежит стратегия «Око за око». Возможно, именно она объясняет, почему, с точки зрения социальных инстинктов, из всех млекопитающих люди наиболее близки голым землекопам.
Охота на Снарка
[33]
После турниров Роберта Аксельрода стратегия «Око за око» вызвала некоторое – не скажу, чтобы очень уж яростное – недовольство. И у экономистов, и у зоологов нашлись свои возражения.
Последним «Око за око» не угодила тем, что хороших ее образчиков в природе чрезвычайно мало. Кроме летучих мышей Уилкинсона, рифовых станций очистки Триверса, дельфинов и обезьян эту стратегию никто не практикует. А немногочисленные примеры – результат весьма плачевный, учитывая, сколько усилий было затрачено на ее поиски в 1980-х годах. Выходит, зря старались? Для некоторых зоологов вывод однозначен: животные должны применять стратегию «Око за око», но почему-то этого не делают.
Признаки наказания отстающих, или реципрокности, отсутствуют, и лидерам приходится мириться с тем, что их отвагу не оценили. Львицы стратегию «Око за око» не применяют.
Хороший пример – львы. Самки живут сплоченными прайдами, каждый из которых защищает свою территорию от конкурентов (самцы прибиваются к прайду ради спаривания и практически ничего не делают – разве что гоняют других самцов). Львицы обозначают свои владения рычанием, а значит, их легко обмануть: если надлежащим образом проигрывать записанный на магнитофонную пленку рык, они решат, что столкнулись с серьезным вторжением. Роберт Хейнсон и Крейг Пакер провели такой эксперимент с несколькими танзанийскими львами и понаблюдали за их реакцией.
Желая выяснить, что случилось, львицы пошли на звук: одни с энтузиазмом, другие весьма неохотно. Какая плодородная почва для «Око за око»! Смелая самка, возглавляющая поход к «интервенту», вроде бы, должна ожидать ответной услуги от плетущейся сзади трусихи: в следующий раз та поведет и подвергнется основной опасности. Но Хейнсон и Пакер подобной модели не обнаружили. Лидеры распознают отстающих, поглядывают на них словно с укором, но и в следующий раз ведут они же. Отстающие есть отстающие, что с них возьмешь?
«Мы полагаем, что львиц можно классифицировать согласно четырем отдельным стратегиям: «безусловные кооператоры», всегда возглавляющие реакцию, «безусловные отстающие», всегда держащиеся позади, «условные кооператоры», в критический момент отстающие меньше, и «условные отстающие», в критический момент стремящиеся оказаться дальше остальных» 69 .
Признаки наказания отстающих, или реципрокности, отсутствуют, и лидерам приходится мириться с тем, что их отвагу не оценили. Львицы стратегию «Око за око» не применяют.
Тот факт, что другим животным «Око за око» не свойственна, не доказывает, что и люди не могут строить свои общества на принципах реципрокности. В следующих главах мы убедимся: доказательства того, что человеческое общество отягощено реципрокными обязательствами, есть, их много и это количество постоянно растет. Как речь и противопоставленный большой палец, реципрокность вполне может являться одной из тех черт, которые мы развили для собственного пользования, но некоторые другие животные пользуются ею или по крайней мере имеют к этому умственную предрасположенность. Иными словами, Кропоткин мог ошибаться, предполагая взаимную помощь у насекомых на том лишь основании, что она характерна для людей. И все-таки, возражения зоологов не так уж небеспочвенны. Судя по всему, простая идея «Око за око» лучше подходит для упрощенного мира компьютерных турниров, чем для того бардака, который представляет собой реальная жизнь.
Ахиллесова пята «Око за око»
Экономистам стратегия «Око за око» доставила иные неприятности. Открытия Аксельрода, опубликованные в серии статей, а позже – в книге под названием «Эволюция сотрудничества», захватили воображение общественности и широко освещались в прессе. Уже один этот факт должен был вызвать презрение к ним со стороны завистливых теоретиков игр. Так и случилось: язвительные замечания не заставили себя долго ждать.
Хуан-Карлос Мартинез-Колл и Джек Хиршлейфер решили рубить с плеча: «Широкое признание в последнее время получило весьма странное заявление. Дескать, простое реципрокное поведение, известное как «Око за око», является лучшей стратегией не только в особой среде, смоделированной Аксельродом, но и вообще». С равным успехом (и легкостью), утверждали они, можно создать такие условия, в которых «Око за око» окажется не столь успешной. Наибольшее же беспокойство вызывает кажущаяся невозможность симулировать мир, предполагающий сосуществование непорядочных и добропорядочных стратегий – а ведь это мир, в котором мы живем70.
В число наиболее ярых критиков входил и Кен Бинмор. Необходимо отметить, писал он, что даже в симуляциях Аксельрода «Око за око» никогда не выигрывает у более «гадкой» стратегии в условиях единичной игры: следовательно, применять «Око за око» в случаях, когда речь идет об одной игре, а не их серии – плохой совет. Да вы просто болван, если так поступаете. Аксельрод, как вы, наверное, помните, суммировал очки, заработанные в матчах между многими различными стратегиями. «Око за око» победила за счет комбинации ничьих и поражений, дававших большое количество баллов, а не за счет безоговорочной победы во всех турах.
Бинмор убежден: сам факт того, что идея «Око за око» кажется нам такой естественной – «глубоко внутри все мы понимаем, что именно благодаря реципрокности наше общество функционирует должным образом» – заставляет нас слепо принимать ее математическое обоснование. «Необходимо все хорошенько обдумать, – прибавляет он, – прежде чем соглашаться с общими выводами, экстраполированными из компьютерных симуляций»71.
Большинство скептиков упустили из виду главное. Критиковать Аксельрода за то, что он, видите ли, не сумел охватить все происходящее в мире равно критике Ньютона за то, что он не объяснил политику с точки зрения силы тяжести. Все думали, что дилемма заключенного преподает суровый, жестокий урок – единственным рациональным решением является предательство, и со стороны людей не понимать это просто глупо. А ведь, по сути, Аксельрод обнаружил, что «тень будущего» кардинально меняет ситуацию. Раз за разом на его турнирах побеждала простая, добропорядочная стратегия. Даже если созданные им условия позже оказались нереалистичными, даже если жизнь не похожа на турнир, результаты Аксельрода в пух и прах разбили рабочее допущение всех тех, кто изучал эту тему раньше. Нет, непорядочность – не единственное рациональное решение дилеммы заключенного. Финишировать первыми могут и хорошие парни.
Что же касается аргумента, будто «Око за око» выигрывает, потерпев поражение там, где оно приносит наибольшее количество очков, то в этом-то вся и суть. Эта стратегия уступает или заканчивает вничью отдельные битвы, зато выигрывает войну, заработав максимальное количество баллов. Она не завидует и не стремится «обойти» оппонента. Жизнь, верит она, это не игра с нулевой суммой, мой успех не зависит от твоего провала, мы оба можем «победить». «Око за око» расценивает каждую игру не как соревнование, а как сделку между участниками.
Ряд народов высокогорной центральной части Новой Гвинеи, живущих в мире опасных, нестабильных, но реципрокных альянсов и вечной вражды между племенами, недавно пристрастился к футболу. Однако, обнаружив, что поражение чересчур пагубно сказывается на кровяном давлении, слегка изменил правила: матч продолжается до тех пор, пока каждая из сторон не забьет определенное количество голов. Всем весело, проигравших нет, и каждый забивший мяч может считать себя победителем. Это не игра с нулевой суммой.
«Ну, как вы не понимаете? – восклицал после одного такого матча новоприбывший священник-рефери. – Цель игры – победить соперника. Кто-то обязательно должен выиграть!» «Нет, отец, – терпеливо отвечали капитаны команд. – Все не так. Только не здесь, не в Асмате. Если кто-то выиграет, значит, кто-то проиграет – а это никуда не годится»72.
Такие рассуждения кажутся, мягко говоря, странными. Но лишь потому, что нам инстинктивно трудно их понять – по крайней мере, в контексте игры (лично я сомневаюсь в прелестях новогвинейского футбола). Рассмотрим торговлю. Для экономистов обоюдная прибыль – аксиома. Если две страны расширяют торговлю, обеим лучше. И все же, обыватель – не говоря уж о его представителе-демагоге – видит это несколько иначе. Для него торговля это конкуренция: экспорт – хорошо, импорт – плохо.
Вообразите турнир по футболу, слегка отличающийся от новогвинейского. Пусть в этом соревновании победителем станет не тот, кто выиграл больше всего матчей, а тот, кто забил больше всех мячей. Теперь представьте, что несколько команд решили сыграть в нормальный футбол: то есть их основная задача – пропустить как можно меньше мячей и набрать как можно больше очков. Остальные участники пробуют иную стратегию: сначала позволяют соперникам забить гол, а потом стараются сделать это сами. По возможности оппоненты поступают так же, и так далее. Какие команды наиболее успешны, видно сразу: конечно, те, что используют стратегию «Око за око». Иными словами, из игры с нулевой суммой футбол превратился в игру с ненулевой суммой. Именно этого добился и Аксельрод: он превратил дилемму заключенного из игры с нулевой суммой в игру с ненулевой суммой. В жизни-то первая встречается очень редко.
В одном важном аспекте, однако, Бинмор и другие критики оказались правы. Аксельрод слишком поторопился, заключив, что сама стратегия «Око за око» является эволюционно стабильной – то есть популяция, применяющая ее, защищена от вторжения той, которая использует любую другую стратегию. Этот вывод опровергли дальнейшие компьютерные симуляционные соревнования, похожие на третий турнир Аксельрода. В ходе них Роб Бойд и Джеффри Лорбербаум показали, насколько легко создать условия, в которых «Око за око» не побеждает.
Эти турниры, напомню, подразумевают борьбу случайной комбинации стратегий друг против друга за контроль над ограниченным пространством – путем размножения со скоростью, определяемой количеством заработанных в предыдущей игре очков: 5, з, 1 или о. Наиболее успешными поначалу являются непорядочные («гадкие») – такие, как «Всегда предавай»: эксплуатируя наивные кооперативные стратегии, они постепенно вытесняют их. Но вскоре и они слабеют: встречаясь только друг с другом, они получают всего по одному очку, и на первый план выходит «Око за око». Играя против «Всегда предавай», она скоро тоже начинает предавать (тем самым лишая оппонента искушения ценой в пять очков), а играя против себя самой, сотрудничает и набирает по три балла. Выходит, пока стратегии «Око за око» могут найти себе подобных и сформировать пусть маленький, но кооперативный кластер, они будут процветать и, в конечном счете, доведут до вымирания «Всегда предавай»73.
Если стрелок ирландской республиканской армии, целясь в британского солдата, убивает невинного наблюдателя-протестанта, ошибка может привести к ответному убийству.
Но тут-то и проявляется слабое место «Око за око»: она подвержена ошибкам. Если вы помните, эта стратегия сотрудничает до тех пор, пока не столкнется с предательством, которое затем наказывает. Как правило, два игрока «Око за око» благополучно сотрудничают, но если один вдруг предает (по ошибке, по случайности), второй начинает мстить. В результате получается замкнутый круг чрезвычайно неприбыльного обоюдного предательства. Рассмотрим пример из реальной жизни. Если стрелок ирландской республиканской армии, целясь в британского солдата, убивает невинного наблюдателя-протестанта, ошибка может привести к ответному убийству лоялистом случайно выбранного католика. Тот, разумеется, тоже будет отомщен – и так далее до бесконечности. Подобные серии смертей в Северной Ирландии известны как убийства из мести – «око за око, зуб за зуб».
С учетом всех этих ограничений становится ясно, что успех стратегии «Око за око» в турнирах Аксельрода явно определялся формой их проведения. Она оказалась такова, что просто не выявились слабые места этой стратегии. В мире, где ошибки совершают все без исключения, стратегия «Око за око» – второсортная, уступающая всем остальным типам.
И вот ясные выводы Аксельрода заволокло облаками. И чем более изощренными были новые стратегии, тем сильнее сгущались тучи.
Введите Павлова
Перенесемся в Вену. Конец 1980-х годов. Карл Зигмунд, одаренный математик с весьма игривым складом ума, ведет семинар по теории игр. Один из присутствующих студентов, Мартин Новак, тут же решает бросить химию и полностью отдаться изучению данной темы. Зигмунд, приятно удивленный напором своего ученика, ставит перед ним нелегкую задачу: разобраться в дебрях сложностей, окруживших дилемму заключенного после появления стратегии «Око за око». Найдите мне идеальную стратегию в реалистичном мире, предложил Зигмунд.
Новак разработал собственный турнир: он отличался отсутствием какой бы то ни было определенности и был построен на статистике. Стратегии либо совершали случайные ошибки с определенной вероятностью, либо меняли тактики по тому же вероятностному принципу. Система, однако, могла «учиться» или развиваться, сохраняя улучшения и отказываясь от неудачных тактик. Постепенному эволюционному изменению подвергались даже те вероятности, с которыми совершались те или иные действия. Такой новый реализм оказался чрезвычайно полезен, ибо устранил все излишние усложнения. Вместо нескольких стратегий, в равной степени способных выиграть, четкое лидирующее положение занимала одна. И это была не «Око за око», а ее очень близкая родственница – «Великодушная око за око» (которую я для краткости буду называть просто «Великодушной»).
Эта стратегия иногда прощает единичные ошибки. Иными словами, примерно треть всего времени она прощает разовое предательство. Прощение всех единичных предательств – стратегия, известная как «Око за два ока» – подразумевает явную эксплуатацию. А вот прощение время от времени (примерно с 30-процентной вероятностью) оказалось на удивление эффективным: оно помогало разорвать циклы взаимных упреков, не подвергаясь при этом эксплуатации со стороны предателей. В компьютерной популяции игроков «Око за око», совершающих периодические ошибки, «Великодушная» будет распространяться за счет последних. Как это ни парадоксально, «Око за око» фактически, прокладывает дорогу стратегии, более доброй, чем она сама. Это Иоанн Креститель, а не сам Мессия.
Впрочем, и «Великодушная» – тоже не Мессия. Она настолько великодушна, что позволяет распространяться еще более добрым, более наивным стратегиям. Например простая «Всегда сотрудничай» может преуспевать среди «Великодушных» игроков, хотя на самом деле не побеждает их. Но «Всегда сотрудничай» – стратегия фатально великодушная; ее легко побеждает «Всегда предавай», самая непорядочная из всех. В популяции «Великодушных» игроков «Всегда предавай» ни к чему ни приводит. Но стоит кому-то начать использовать «Всегда сотрудничай», как она наносит удар. Так, вместо счастливого мира взаимности мы получаем вот что. «Око за око» вводит в игру «Великодушную», та может ввести «Всегда сотрудничай», которая может развязать постоянное предательство – и вот мы опять возвращаемся к тому, с чего начали. Один из выводов Аксельрода оказался ошибочен: в этой игре стабильного исхода нет.
Лето 1992 года застало Зигмунда и Новака глубоко опечаленными: их обоих угнетало отсутствие устойчивого решения дилеммы заключенного – а такие вещи теоретики игр не любят. Впрочем, судьба распорядилась так, что жене Зигмунда, историку по профессии, предстояло провести несколько месяцев в Нижней Австрии в сказочном замке Розенбург, принадлежавшем графу, чьих предков она в то время изучала. Зигмунд пригласил Новака: они привезли с собой пару ноутбуков и с головой погрузились в турниры по дилемме заключенного. В замке обучали ловчих птиц, и днем наших математиков каждые два часа отвлекали соколы: отрабатывая технику полета, они то камнем падали вниз с высоты 300 метров, то взмывали вверх. Средневековое окружение идеально подходило для организованных внутри компьютеров поединков!
Зигмунд и Новак вернулись к самому началу и внесли в турнирные таблицы все ранее отвергнутые стратегии. Главной целью поисков стал вариант, который бы не только выиграл турнир, но и остался стабильным после него. Кроме того, они наделили своих игроков большей памятью. Вместо того, чтобы реагировать на последний ход партнера, как делает «Око за око», новые стратегии помнили собственные предыдущие ходы и действовали соответственно. И вот однажды, пока мимо окна носились соколы, на исследователей снизошло вдохновение. Раз за разом лидировала старая стратегия, впервые испробованная – кем же еще? – Анатолем Рапопортом. Последний назвал ее «Простаком» и, сочтя безнадежной, отбросил. Дело в том, что он поставил ее против «Всегда предавай», по сравнению с которой та и впрямь выглядела довольно наивной. Однако в мире Новака и Зигмунда, в котором господствовала «Око за око», «Простак» не только превзошел старого профи, но и оказался непобедимым впоследствии. Хотя он не может самостоятельно победить «Всегда предавай», стоит «Око за око» эту стратегию исключить, как он оказывается в центре внимания. И снова «Око за око» играет роль Иоанна Крестителя.
Другое название стратегии «Простак» – «Павлов». Хотя, по мнению некоторых, это еще более обманчиво, ибо рефлексивной данная стратегия не является – как раз наоборот. Новак признает, что ему следовало дать ей более неуклюжее, зато и более точное имя «Победа – повторяй/поражение – меняй». Но, поскольку он так этого и не сделал, «Павловым» она и осталась. Эта стратегия – сродни игроку в рулетку (точнее, несколько упрощенной его версии). Если он выигрывает, поставив на красное, то ставит на красное и в следующий раз. А если проигрывает, то пробует черное. В нашем случае выигрыш – 3 или 5 очков («награда» и «искушение»), проигрыш – 1 или о («наказание» и «штраф простофиле»). Такой принцип – отказ менять свое поведение, пока оно дает желаемый результат, – лежит в основе большей части повседневной деятельности, включая дрессировку собак и воспитание детей. Последнее целиком и полностью построено на допущении, что малыши будут совершать поступки, за которые их вознаграждают, и прекратят делать то, за что их наказывают.
Такой принцип – отказ менять свое поведение, пока оно дает желаемый результат, – лежит в основе большей части повседневной деятельности, включая дрессировку собак и воспитание детей.
Для стратегии «Павлов» характерна добропорядочность (как «Око за око») – ибо она устанавливает сотрудничество, взаимность – ибо она отвечает добротой на доброту, и прощение (как «Великодушной») – ибо она наказывает за ошибки, но потом вновь возвращается к сотрудничеству. При всем этом ей свойственна мстительность, позволяющая эксплуатировать таких наивных кооператоров, как «Всегда сотрудничай». Играя против простофили, «Павлов» всегда предает. Таким образом, он создает сотрудничающий мир, не позволяя последнему превратиться в слишком доверительную утопию, где будут процветать «халявщики».
Слабое место этой стратегии хорошо известно. Как обнаружил Рапопорт, она беспомощна перед непорядочной «Всегда предавай». «Павлов» постоянно смещается к сотрудничеству и получает «штраф простофиле» – отсюда, кстати, и ее первоначальное название «Простак». Иными словами, «Павлов» не может распространиться, пока «Око за око» не сделает свое дело и не устранит «плохих ребят». Впрочем, Новак и Зигмунд обнаружили, что такой изъян «Павлова» проявляется исключительно в детерминированной игре – той, в которой все стратегии определены заранее. В более реалистичном мире вероятностей и обучения, где каждая стратегия бросала кубик, чтобы решить, как поступить дальше, происходило нечто совершенно иное. «Павлов» быстро приспособил вероятности таким образом, что его превосходство больше не могло быть оспорено «Всегда предавай». Вот она, подлинная эволюционно стабильная стратегия74.
Рыбьи игры: кто струсит первым?
А используют ли стратегию «Павлов» животные или люди? Пока Новак и Зигмунд не опубликовали свои идеи, одним из лучших примеров «Око за око» в животном мире являлся эксперимент Манфреда Милински с рыбой колюшкой. Ее и другую мелкую рыбешку ест щука. Стоит той появиться поблизости, как от косяка отделяется разведгруппа, которая осторожно приближается, оценивая представляемую хищником опасность. Эта явная глупая отвага должна чем-то оправдываться. Натуралисты полагают, что она дает потенциальной добыче ценную информацию. Если, например, разведчики приходят к выводу, что щука не голодна, косяк преспокойно продолжает кормиться дальше.
Когда две колюшки одновременно изучают хищника, они продвигаются вперед серией коротких рывков – причем каждый раз инициативу проявляет только одна рыбка, которая, следовательно, берет на себя основной риск. Если щука шевельнется, обе бросаются наутек. Согласно Милински, подобное поведение, по сути, представляет собой серию маленьких дилемм заключенного. Каждая рыбка должна выбрать либо «сотрудничество», сделав следующий рывок вперед, либо «предательство», предоставив дальнейшее продвижение партнеру. С помощью хитроумной системы зеркал Милински предоставлял каждой рыбке видимого компаньона (на самом деле, это было ее собственное отражение). По мере приближения к щуке «компаньон» либо держался рядом, либо все больше и больше отставал. Сначала исследователь истолковал полученные результаты с точки зрения стратегии «Око за око»: рыбка-испытуемая вела себе смелее с сотрудником, чем с предателем. Но, услышав о стратегии «Павлов», он вспомнил: в ситуации, когда ранее сотрудничавший компаньон начинал предавать, рыбка-испытуемая постоянно переключалась с сотрудничества на предательство и обратно – как и подразумевает стратегия «Павлов» и не подразумевает «Око за око».
Разумеется, считать рыб изощренными приверженцами теории игр может показаться совершеннейшим абсурдом, однако теория вовсе не требует, чтобы исследуемые понимали то, что делают. Реципрокность может возникнуть даже в полностью лишенном сознания автомате – при условии его многократного взаимодействия с другими автоматами в ситуации, похожей на дилемму заключенного. Что и доказывают компьютерные симуляции. Выработка стратегии – задача не рыбы, а эволюции, которая затем может запрограммировать ее в рыбьем поведении
Впрочем, «Павлов» – это еще не конец истории. Поскольку Новак переехал в Оксфорд, Кембридж, разумеется, не мог остаться в стороне: рано или поздно кто-то должен был принять вызов и победить эту стратегию. Таким человеком оказался Маркус Фрин: он представил более реалистичную версию игры, не требующую от участников делать ходы одновременно. Летучие мыши, например, оказывают друг другу услуги по очереди. Собственно, обмениваться кровью шутки ради – довольно бессмысленно. Фрин провел в своем компьютере турнир по «очередной дилемме заключенного» и таки нашел стратегию, победившую «Павлова» и получившую название «Строгая, но справедливая». Как и «Павлов», она сотрудничает с сотрудничающими, возвращается к этому после обоюдного предательства и наказывает предателя дальнейшим предательством. Однако, в отличие от «Павлова», «Строгая, но справедливая» продолжает сотрудничать после того, как в предыдущем раунде оказалась простофилей. Следовательно, она немного «добрее».
Суть проведенного Фрином турнира отнюдь не в том, чтобы провозгласить «Строгую, но справедливую» новым божеством, а в том, что асинхронность игры делает осмотрительное великодушие еще более вознаграждающим. Это согласуется со здравым смыслом. Если вы делаете ход раньше партнера или наоборот – целесообразно сотрудничество, которого вы (по крайней мере, иногда) можете добиться, будучи добрым. Другими словами, вы не встречаете незнакомцев с хмурым видом, иначе они составят о вас плохое мнение. Поэтому вы встречаете их с улыбкой.
Первые морализаторы
Но тут мы сталкиваемся с очередной проблемой – причем гораздо серьезнее предыдущих. Дилемма заключенного – игра с двумя участниками. Похоже, если два индивида играют в нее в течение неопределенного периода времени, сотрудничество возникает самопроизвольно. Или, говоря точнее, встречаясь лишь с непосредственным соседом, доброе отношение к нему оправдывает себя. Беда в том, что мир не таков.
Добиться сотрудничества трудно даже внутри пары: оба игрока должны быть способны контролировать свое соглашение – а это реально только при уверенности в повторной встрече и возможности распознать друг друга в дальнейшем. Насколько сложнее это сделать, когда речь идет о трех или большем количестве участников? С увеличением группы выгоды от кооперации все менее доступны, а препятствия, стоящие у нее на пути, все серьезнее. И действительно, Роб Бойд утверждал: для объяснения сотрудничества в крупных группах не подходит не только «Око за око», но и любая другая реципрокная стратегия. Причина в том, что успешная стратегия в большом коллективе должна быть в высшей степени интолерантной даже к редкому предательству, иначе халявщики («зайцы») – индивиды, предающие и не отвечающие услугой на услугу – быстро распространятся за счет более добропорядочных граждан. Но вот в чем загвоздка: свойства, делающие стратегию интолератной к редкому предательству, одновременно препятствуют объединению сторонников реципрокности, если они сами редки75.
Одно из возможных решений предлагает тот же Бойд. Реципрокное сотрудничество может развиться, считает он, если существует механизм наказания не только предателей, но и тех, кто предателей не наказывает. Бойд называет эту стратегию «моралистической»: как правило, она может вызвать распространение и сотрудничества, и любого индивидуально затратного поведения – вне зависимости от того, приносит оно пользу группе или нет. Утверждение весьма пугающее, отдающее авторитарностью. Если «Око за око» предполагает распространение добропорядочного поведения в группе корыстных эгоистов в отсутствие диктующего эту добропорядочность авторитета, то в морализме Бойда проглядывает власть, которой обладает фашист или лидер культа.
В крупных группах есть и другой, потенциально более действенный способ борьбы с халявщиками: мощь социального остракизма. Распознав предателя, люди могут просто-напросто отказаться с ним играть. Это лишает его искушения (5), награды (з) и даже наказания (l). Он вообще не получает возможности заработать очки.
Специально для изучения силы наказания философ Филип Китчер придумал «опционную дилемму заключенного». Он населил компьютер четырьмя типами стратегов: разборчивыми альтруистами (играли только с теми, кто никогда не предавал их раньше), усердными предателями (всегда пытались предать), одиночками (уклонялись от любых встреч) и избирательными предателями (были готовы играть с теми, кто никогда не предавал раньше, чтобы затем самим вероломно предать их).
Разборчивые альтруисты, сталкиваясь друг с другом и получая «награду», постепенно завоевывают сообщество одиночек и вскоре начинают превалировать. Что удивительно, избирательные предатели не могут захватить популяцию разборчивых альтруистов, тогда как те могут победить избирательных предателей. Другими словами, разборчивый альтруизм – такой же «добрый», как стратегия «Око за око» – может захватить антисоциальные популяции. Он не более стабилен, чем «Око за око» – вследствие схожей уязвимости для постепенного захвата невзыскательными кооператорами, – но его успех говорит о потенциальной ценности остракизма в решении дилеммы заключенного 76 .
В своих суждениях о том, можно ли доверять тому или иному партнеру, программы Китчера руководствовались их поведением в прошлом.
Разборчивые альтруисты, сталкиваясь друг с другом и получая «награду», постепенно завоевывают сообщество одиночек и вскоре начинают превалировать.
Однако выбор между альтруистами не требует подобной ретроспекции. Распознавать и избегать потенциальных предателей можно заранее. Экономист Роберт Фрэнк провел эксперимент, дав возможность группе незнакомцев пообщаться друг с другом в течение получаса. После этого он попросил каждого сделать прогноз: кто в одной единственной игре «Дилемма заключенного» будет сотрудничать, а кто предаст. Количество верных предсказаний оказалось существенно выше числа случайных догадок. Спустя каких-то 30 минут испытуемые знали друг о друге достаточно, чтобы весьма точно определить готовность каждого к сотрудничеству.
Фрэнк отнюдь не утверждает, будто это так уж удивительно. Мы тратим уйму времени на оценку благонадежности других людей и с определенной долей уверенности выносим мгновенные суждения. Для тех, кого результаты не убедили, Роберт предлагает следующий умозрительный эксперимент. «Среди тех, кого вы знаете, есть ли кто-нибудь, кто предпримет, скажем, 45-минутное путешествие, чтобы избавиться от токсичного пестицида надлежащим образом? Если да, то вы допускаете, что люди способны прогнозировать предрасположенность к сотрудничеству»77.
Можно ли доверять рыбе?
Вот оно, новое и веское основание быть порядочным: благодаря этому вы убеждаете других людей играть с вами. Награда сотрудничества и искушение предательства недоступны тем, кто не проявляет благонадежности и не стремится к соответствующей репутации. Сотрудничающие ищут сотрудничающих.
Разумеется, для того, чтобы подобная система работала, индивиды должны научиться распознавать друг друга – а это далеко не просто. Понятия не имею, говорит ли себе когда-нибудь сельдь в косяке из 10 тысяч особей или муравей в колонии из 10 тысяч насекомых: «А, вот опять старина Фред». Впрочем, я ничем не рискую, полагая, что нет. С другой стороны, убежден: верветка по голосу и внешнему виду узнает каждого члена своей стаи – приматологи Дороти Чини и Роберт Сейфарт это доказали. Выходит, обезьяна обладает качествами, необходимыми для взаимного сотрудничества, а селедка – нет.
Не исключено, конечно, что я зря наговариваю на рыбу. Манфред Милински и Ли Алан Дугаткин обнаружили удивительно четкий паттерн остракизма у колюшки, когда та рискует своей жизнью, изучая хищника. Она готова терпеть многократное предательство со стороны другой рыбки, сотрудничавшей с ней в прошлом, но не той, которая этого не делала. Кроме того, во время вылазки колюшки склонны каждый раз выбирать одних и тех же партнеров для сопровождения – как правило, тех, кто постоянно сотрудничает.
Другими словами, они не только вполне способны распознавать других особей, но и, похоже, «ведут индивидуальный счет» – то есть помнят, какой рыбке можно «доверять», а какой нет.
Открытие Милинского и Дугаткина, безусловно, озадачивает – учитывая редкость реципрокной кооперации в животном мире. По сравнению с непотизмом, объясняющим сотрудничество муравьев и любого другого существа, заботящегося о подрастающем поколении, примеры реципрокности оказались весьма немногочисленными.
Вероятно, это вызвано тем, что она требует не только многократных взаимодействий, но и способности распознавать других индивидов, а также «ведения счета» их поступкам. Считается, что только высшие млекопитающие – человекообразные обезьяны, дельфины, слоны и некоторые другие – обладают достаточным умственным потенциалом, чтобы различать особей в крупных группах. Теперь, когда мы знаем, что колюшки тоже умеют это делать – по крайней мере, для одного или двух «друзей», – подобное допущение, несомненно, теряет определенную долю своей строгости.
Каковы бы ни были возможности колюшки, люди наделены поразительной способностью вспоминать черты даже случайных знакомых, большой продолжительностью жизни и хорошей памятью. Все это в совокупности позволяет нам играть в опционные дилеммы заключенного с гораздо большим апломбом, чем любому другому биологическому виду. Из всех существ на планете, наиболее полно удовлетворяющих критериям турнира по дилемме заключенного (по словам Новака, способности «многократно встречаться, распознавать друг друга и помнить исход предыдущих встреч), люди – самые очевидные кандидатуры. Возможно, именно это и делает нас столь особенными: мы сильны в реципрокном альтруизме, как никто другой.
Задумайтесь: реципрокностъ висит, как дамоклов меч, над каждым из нас. Он пригласил меня на свою вечеринку, так что я напишу хорошую рецензию на его книгу. Они уже два раза ужинали у нас, а к себе ни разу не звали. После всего, что я для него сделал, как он мог так со мной поступить? Если ты это сделаешь для меня, обещаю, я обязательно тебя отблагодарю. Чем я заслужил такое отношение? Ты мне заплатишь! Обязательство, долг, услуга, сделка, договор, обмен, соглашение… Наши язык и жизнь буквально пропитаны идеями реципрокности. Ни в одной сфере, однако, это не проявляется так явно, как в нашем отношении к еде.