Суп из баранины с овощами оставил самое хорошее впечатление. У Палла и Сары было двое замечательных, хотя и несколько шумных детей. В общем, Магнус и Ингилейф могли в полной мере ощутить сердечность хозяев. Паллу нужно было вести сына на тренировку по баскетболу, поэтому они вскоре ушли.

— Ну, что думаешь об этом рассказе? — спросила Ингилейф. — Думаешь, что твоего прадеда столкнули?

Магнус улыбнулся.

— Это классический вопрос, так ведь? Упал он или его столкнули? В данном случае, возможно, не обошлось без воздействия внешнего фактора. Но кто его реализовал?

— Должно быть, сам Бенедикт.

— Или кто-то, кого он хорошо знал. Брат? Я не могу поверить, чтобы Бенни признался в этом в своем рассказе.

— Может, хотел как-то избавиться от этого воспоминания, — предположила Ингилейф. — Как-никак эта глава в «Болоте и человеке» определенно о Гуннаре.

— Это может быть совпадением, — не очень уверенно проговорил Магнус.

— Ты полицейский. Неужели веришь в совпадения?

— Как ни странно, верю, — признался Магнус. — В жизни такое случается. Нужно быть непредвзятым.

— Значит, надо повидаться с Уннюр? Узнать, читала ли она этот рассказ?

— Я позвоню ей.

Уннюр согласилась встретиться с ними в названном ею ресторане в Стиккисхольмюре. Это было чрезвычайно уютное и располагающее к непринужденному общению заведение, но там сидели только испанец и исландец, обсуждавшие на английском проблемы промысла. Из окон открывался хороший вид на гавань, где разворачивался паром, направляющийся к Западным Фьордам.

Уннюр с чашкой кофе ждала их. Магнус представил ей Ингилейф.

— Я не захотела встречаться на этот раз в доме, — сразу же заявила Уннюр. — Там муж, а я не говорила ему о романе с твоим отцом. Я не горжусь этой связью и не хочу, чтобы он о ней знал.

— Понимаю. Но не беспокойтесь. Как я сказал по телефону, разговаривать мы будем не об этом.

— Прочел ту главу в «Болоте и человеке»? — спросила Уннюр.

— Да, — ответил Магнус. — Думаете, все указывает на то, что Гуннар убил соседа?

— Да. Я уверена в этом. Когда эта книга вышла, здесь было много разговоров. Кто-то быстро обнаружил сходство. Тогда я еще работала в Рейкьявике, но при встрече с родственниками речь только об этом и шла.

— Не знаете, что говорил Бенедикт по этому поводу?

— Отрицал, но ему никто не верил. Думаю, он удивлялся тому, что люди усмотрели подобную взаимосвязь. И конечно, твой дед утверждал, что все это чушь. Естественно, эта книга вызывала у него злость. А моя тетя убедила меня, что в ней кое-что есть.

— Ваша тетя?

— Да. Жена моего дяди. И старшая сестра Бенедикта. Тогда она жила в Храуне.

— И она подтвердила эту историю?

— Нет, — ответила Уннюр. — Она не хотела ничего говорить. Лишь понимающе улыбалась.

— Знали вы Бенедикта?

— Да. Мы встречались раза два на больших семейных сборищах. Приятный человек, очень умный, довольно тихий. Его мать продала ферму в Храуне и переехала сюда, в город. У нее был магазин одежды. Она умерла где-то в шестидесятых. Но ты говоришь, что нашел еще один рассказ?

— Да. Его вспомнила Ингилейф. У вас есть сборники его рассказов?

— Нет, — ответила Уннюр.

— Так вот, там есть рассказ, озаглавленный «На узкой дорожке». — И пересказал сюжет внимательно слушавшей Уннюр.

— Понятно. Теперь вспоминаю. Ведь Гуннар упал с какого-то утеса, не так ли?

— Да, — ответил Магнус. — С Головы Буланда. Он ехал верхом. Я слышал это от деда.

— И ты предполагаешь, что его кто-то столкнул? Бенедикт?

— Возможно. В рассказе парень мстит за изнасилование сестры. В данном случае он бы мстил за убийство отца.

Уннюр задумалась.

— Думаю, это правдоподобно. Мне трудно представить, что Бенедикт кого-то убил. Но теперь это уже давняя история, так ведь?

— Может быть, не такая уж давняя. Вспомните, Бенедикта ведь тоже убили. В восемьдесят пятом году.

— Но его убил грабитель, — заметила Уннюр.

Какое-то время все трое сидели молча, обдумывая эту историю.

Уннюр содрогнулась.

— Это жутко. Три смерти. За пятьдесят лет. С тридцатых по восьмидесятые годы.

— Ваша тетя еще жива? — спросила Ингилейф.

— Да. Но вряд ли она вам что-то скажет.

— Поведение стариков предсказать трудно, — вздохнула Ингилейф. — Иногда они рады поговорить именно о тех, кого уже нет на свете.

— Это важно, — с задумчивым видом проговорил Магнус.

— Да, наверное, — согласилась Уннюр. — Что же, пойдем, повидаем ее. Она живет рядом.

Выйдя из ресторана, они пошли по улочке, поднимавшейся вверх, к рыбозаводу. Подошли к крохотному, напоминавшему картинку из детской книжки ярко-зеленому домику с окрашенной в красный цвет гофрированной железной крышей. Окна украшали безделушки в виде эльфов. Уннюр позвонила. Над дверью висела белая табличка, там была старательно выведена черной краской дата постройки — «1903», цифры обрамлял цветочный орнамент.

Хильдюр, тетя Уннюр, была маленькой, сгорбленной, с ясными голубыми глазами, выражавшими несомненно острый ум. При виде племянницы лицо ее засветилось. Она повела гостей в жарко натопленную, до предела заставленную мебелью гостиную с пейзажами на стенах и исландскими флажками, торчащими среди фигурок всевозможных эльфов, котиков, троллей и чучел птиц, не оставлявших какого-либо свободного места. Она первым делом отправила племянницу на кухню принести кофе.

Сама же Хильдюр занялась вязанием.

— Для правнука, — пояснила она. — На будущей неделе ему исполнится два года, это ко дню рождения, так что, пожалуйста, не обращайте внимания на эти манипуляции.

При этом она гордо продемонстрировала почти законченный свитер из овечьей шерсти с замысловатыми сине-белыми узорами, пересекающимися на груди и плечах концентрическими кругами.

— Красивый, — не смогла скрыть своего восторга Ингилейф.

Старушка была явно довольна этим замечанием.

Уннюр вернулась с кофейником.

— Тетя, это Магнус Рагнарссон. Внук Халлгримура.

Голубые глаза Хильдюр тут же устремились на Магнуса, радушие в них сменилось подозрительностью.

— В детстве я четыре года прожил у деда с бабушкой, — пояснил Магнус. — Счастливым это время я бы не назвал.

— Надо полагать, — понимающе усмехнулась старушка.

— Насколько я понимаю, вы знали моего деда?

— Ну а как же, — ответила Хильдюр. — Мы жили по соседству, пока мне не исполнилось двадцать. Наша семья жила в Храуне. С тех пор я старалась избегать его.

— Вы его недолюбливаете?

— Да. Недолюбливаю. В детстве они с Бенни были большими друзьями, но мне казалось, он в некотором смысле подавлял моего брата. Став постарше, они не общались.

— Я тоже его недолюбливаю, — решил прояснить свою позицию Магнус. Старушка была потрясена. Преданность дедушке с бабушкой в исландском обществе непреложна.

— Помните моего прадеда? — спросил Магнус. — Гуннара.

— Да, — ответила Хильдюр.

— Каким он был?

Хильдюр ответила не сразу.

— Он был плохим человеком, — сказала она наконец.

— Очень плохим, — добавил Магнус. — Он убил вашего отца, так ведь?

В комнате наступила тишина, слышалось только тиканье настенных часов, внезапно показавшееся очень громким.

— По-моему, да, — нарушила в конце концов молчание Хильдюр. — В детстве я об этом не догадывалась. Он приходил к нам на ферму после исчезновения отца. Помогал матери в работе, был хорошим соседом. Но все это время помнил, что он убил ее мужа.

Старушка содрогнулась.

— Как вы узнали? Вам сказал Бенедикт?

Магнус старался не выдавать голосом волнения. Не хотел пугать ее.

Хильдюр оглядела присутствующих. В этот миг Магнусу показалось, что Ингилейф, вероятно, права, то есть Хильдюр может отказаться от дальнейшего ревностного хранения этой тайны. Но потом, поразмыслив, старушка покачала головой.

— Не могу сказать. Некоторые тайны уносят с собой в могилу.

— Читали рассказ вашего брата «На узкой дорожке»? — спросил Магнус.

Старушка понимающе улыбнулась.

— Да. Читала.

— Думаете, Бенедикт мог столкнуть Гуннара в море на Голове Буланда? В отместку за то, что Гуннар убил вашего отца?

— В тот день, когда Гуннар сорвался в море, Бенедикт возвращался из Олафсвика. Он утверждал, что не видел Гуннара. Ему все поверили. Бенедикт был честным мальчиком. — Ее глаза сверкнули. — Собственно говоря, и честным взрослым. В конце концов, он должен был как-то сказать правду.

— Понимаю, — с улыбкой проговорил Магнус. — И спасибо.

Он встал, собираясь уходить.

— Конечно, это произошло давно, но я очень сожалею о вашем отце.

В глазу старушки неожиданно появилась слезинка.

— Я тоже.

Ингилейф настояла на своем. Несмотря на нежелание Магнуса, они остановились на обратном пути у Берсеркьяхрауна. «Рейнджровер» оставили на ферме Храун, на восточной стороне лавового поля, напротив Бьярнархёфна.

Ферма Храун с ее несколькими надворными постройками и двумя небольшими домами, примыкающими к главному зданию, была такой же, какой ее помнил Магнус. Круглые тюки прессованного сена, укрытые белым пластиком, окаймляли луг, где паслись тучные овцы. Магнус и Ингилейф пошли по лавовому полю и через несколько метров обнаружили Берсеркьягату. Это была высеченная в застывшей лаве тропа шириной немногим более фута.

— Я думала, она будет пошире, — заметила Ингилейф.

— Если вспомнить, что ее высекали в твердой породе два человека, она достаточно широкая, — возразил Магнус. — И по ней гораздо легче идти в Бьярнархёфн.

— Покажи мне ту каменную пирамиду.

Тропа вилась среди причудливых наслоений застывшей лавы, спускалась в лощины и поднималась снова. В исландской осени есть своя спокойная красота. Может, не столь броская, как в Массачусетсе в пору «индейского лета», но благодаря оранжево-золотистому вереску и темно-красным листьям черники не менее завораживающая.

Они увидели проблески Храунсвик, Лавовой бухты, между двумя фермами, где поток лавы когда-то стекал в море. На волнах покачивались два селезня гаги в черно-белом оперении. Магнус подумал, собирают ли все еще обитатели Бьярнархёфна серовато-коричневый гагачий пух после того, как птенцы покинут гнезда? За бухтой тянулись шхеры, хорошо знакомые Магнусу по рыбалкам на ялике.

— Очень трудно все это осознать, — тяжело вздохнул Магнус. — Йоханнес. Гуннар.

— Похоже, ты возрождаешь традиции семейной вражды, — усмехнулась Ингилейф. — Право, это замечательно. Совсем как в старые времена. Арнкель, Торольф, Снорри и — кто там был еще? Бьярн из Брейдавика?

— Да, — ответил Магнус. — Вроде того.

— Что ты думаешь об убийстве Бенедикта? Полагаешь, тут есть связь?

— Возможно, — ответил Магнус. — В Исландии грабители обычно не убивают людей, хотя, конечно, случиться такое может. На будущей неделе я возьму и просмотрю дело о его убийстве.

— Во всяком случае, твой дед тут ни при чем.

— Не знаю, не знаю. Он был бы готов к семейной вражде.

— Хочешь сказать, он мог убить Бенедикта?

— Не исключено, — ответил Магнус. — Когда загляну в дело, станет яснее.

— Ты терпеть его не можешь, да?

Магнус не ответил.

Они подошли к каменной пирамиде в лощине, плоскому холму из камней, за которым могли уместиться двое крепких мужчин.

— Это она? — спросила Ингилейф. — Надо же. И в самом деле считают, что внизу лежат берсерки?

— Лет сто назад могилу раскопали, — ответил Магнус. — Нашли пару скелетов. Не особенно большого роста, но предполагавшие крепкое телосложение.

Ингилейф осмотрела причудливые нагромождения камней.

— Должно быть, это замечательное место для детских игр.

— Да, правда, но Олли боялся бывать здесь. Дед говорил, что эти берсерки все еще бродят тут.

— А ты не боялся?

Магнус глубоко вздохнул.

— Я старался не поддаваться на дедовы запугивания. Не всегда успешно.

Ингилейф бросила на него взгляд. Магнус догадался, что ей хочется спросить еще о чем-то.

Внезапно его охватило желание уйти.

— Пошли отсюда.

— Нет. Я бы еще немного погуляла среди этих окаменевших призраков.

— Пошли.

Магнус резко повернулся и быстро зашагал по тропе к машине. Пока не подошел к ней, ни разу не оглянулся. Ингилейф пыталась догнать его.

Не говоря ни слова, Магнус завел мотор и резко рванул с места.

Вскоре они миновали развилку.

— Это дорога к Бьярнархёфну? — спросила Ингилейф.

Магнус не ответил.

Обрывы по обеим сторонам дороги спускались с десятифутовой высоты в окаменевший хаос. Навстречу ехал, поднимая пыль, старый микроавтобус. Магнус прижался, насколько можно, к обочине, оставляя ему достаточно места для проезда.

Микроавтобус остановился в нескольких футах. Мигнул фарами и дал несколько звуковых сигналов.

За рулем сидел старик.

— Ах черт, — выругался по-английски Магнус.

Магнусу некуда было ехать, разве что попытаться сдать «рейнджровер» назад метров на сто.

— Проезжай, старый козел, — добродушно сказала Ингилейф. — Места достаточно.

Однако «старый козел» продолжал медленно ехать вперед, пока не поравнялся с машиной Магнуса. Он узнал широкое загрубелое лицо и испепеляющий взгляд голубых глаз. Морщины стали глубже, жесткие седые волосы поредели, но это был тот самый человек.

Магнус уставился прямо перед собой.

Старик опустил стекло водительской дверцы.

— Не можешь отъехать дальше, упрямый баран? — выкрикнул он. Потом с удивлением воскликнул: — Магнус?!

Магнус включил скорость и помчался по дороге, едва не столкнув с нее микроавтобус.

— Господи! — охнула Ингилейф. — Это он?

— Конечно, он, — ответил Магнус.

— И узнал тебя?

— Ты же слышала, что он произнес мое имя.

Машина, кренясь, шла юзом по лаве, пока не вылетела на шоссе. Магнус свернул к перевалу.

— Магнус, сбавь скорость! — попросила Ингилейф.

Тот будто не слышал.

Ингилейф и Магнус сидели молча. Машина поднималась по склону, огибая поворот за поворотом. Но когда они оказались на перевале, дорога выпрямилась.

— Магнус, что он тебе сделал? — спросила Ингилейф.

— Не хочу об этом говорить.

— Но ты должен.

— Нет, не должен.

— Должен, Магнус! — не отставала от него Ингилейф. — Рано или поздно тебе придется столкнуться с этим. Нельзя просто отмахнуться от этого.

— Почему? — спросил Магнус, с удивлением услышав в своем голосе гневные нотки. — Почему нельзя, черт возьми?

Ингилейф удивил тон Магнуса. Но она не отступилась, будучи не из тех, кто отступается.

— Потому что иначе это будет мучить тебя до конца жизни. Как мучило уже двадцать лет. Ты сказал, что тебе не дает покоя убийство отца, но дело не только в этом, правда?

Магнус не ответил.

— Правда? Магнус, ответь.

— Нет.

— Ответь.

— Заткнись к чертовой матери.

Проехать сто семьдесят километров в молчании — это непросто, даже если превышаешь допустимую скорость на тридцать километров в час.

Съехав с грунтовки, он направил мотоцикл на проселок с полоской гудрона посередине, но вскоре остановился и принялся изучать мишленовскую карту. Его поражало количество деревьев в этой стране, особенно яблонь. В Исландии они воспринимались как нечто экзотическое. Он мог бы сорвать яблоко в прилегающем к дорожке небольшом саду, но чтобы съесть его, пришлось бы снимать шлем, а делать это ему не хотелось.

Он точно знал, где находится. Дома он два часа изучал эту карту, сопоставляя с картой Интернета, пока этот уголок Нормандии не запечатлелся в его мозгу. Ну да, за этим садом дорога поворачивает влево. По одну сторону ее тянулись пастбища, по другую простирался лесной массив.

Он завел мотоцикл и медленно, без особого шума поехал по дорожке. Видно никого не было. Отлично.

На мотоцикле были голландские номерные знаки — он ощущал себя заметным здесь, во Франции. Это следовало бы предусмотреть, но пока ему никто не встретился, не имеет значения.

Он отсчитывал про себя телеграфные столбы, стоявшие вдоль дороги. У седьмого притормозил и завел мотоцикл в лес. Потратил несколько минут на то, чтобы замаскировать его, причем в состоянии полной готовности к быстрому отъезду.

Пройдя метров двадцать через лес, он вышел на небольшой луг, где несколько коров жевали траву, отгоняя хвостами мух. За лугом виднелся сарай.

Он шел по опушке, пока не набрел на искомое дерево. На высоте метра от земли на нем была вырезана буква Б. Французская полиция не поймет, что означает эта буква, когда обнаружит ее, и только он знал ее расшифровку — «Бьяртур». В пяти метрах от дерева был клочок свежевскопанной земли, частично прикрытый сломанной ветвью.

Он снял со спины рюкзак, достал оттуда лопатку и начал копать. Земля поддавалась легко, и через несколько минут он отрыл полиэтиленовый мешок с винтовкой и патронами.

«Ремингтон-700». Он улыбнулся. Достал из мешка винтовку и проверил механизм. Все работало превосходно.

Потом достал бинокль и внимательно оглядел строение, казавшееся издалека сараем. В действительности это оказалось бунгало дачного типа. За ним находился фермерский дом. Бунгало раньше представляло собой часть фермы. День был солнечным, но в бунгало было темно, хотя дверь, ведущая в сад, была открыта. На сиденье одного из двух кресел лежала книга. На гравийной площадке перед садом стояла машина; охранников, судя по всему, не было. Превосходно. Машина марки «Ауди»; он с трудом разглядел номерной знак — британский, не французский.

Точно определить расстояние было трудно, но, видимо, оно составляло примерно сто двадцать пять метров. Кресло, казалось, находилось на том же расстоянии, что и канистра в горной долине, по которой он стрелял накануне утром.

Он нашел подходящее место, лег, положив ствол на бревно, и стал ждать. Сентябрьское французское солнце грело гораздо сильнее исландского, и ему стало жарко в кожаной куртке байкера. Он настроился ждать, если потребуется, дотемна, но, увидев раскрытую книгу на сиденье кресла, решил, что в этом не будет необходимости.

Чтобы занять чем-то голову, он стал продумывать пути отхода. Нужно будет вести мотоцикл с умеренной скоростью, не привлекая внимания. В пятнадцати километрах будет уединенный затопленный карьер, куда он бросит полиэтиленовый мешок с винтовкой, лопаткой, биноклем и патронами, потом проедет еще двадцать километров до автострады, а уж по ней рванет в Амстердам.

Наведя бинокль на дом, он заметил в нем какое-то движение. Напрягся. Появился объект. Он отложил бинокль и уперся прикладом в плечо. Объект в клетчатой рубашке держал в руке кружку. Наверняка чай — это ведь так по-английски. Направился к креслу, нагнулся и рядом поставил кружку. Распрямился. Огляделся.

Он нажал на спуск. Оконное стекло позади объекта разлетелось. Грохот выстрела нарушил сельскую тишину. Грачи в рощице взлетели с сердитыми криками.

Объект повернулся к окну, потом устремил изумленный взор к лесу, челюсть у него слегка отвисла — реакция оказалась явно заторможенной.

Он промахнулся. Спокойно. Выстрелил снова. На сей раз объект отступил назад и схватился за плечо. Отрывистый вскрик боли. Еще один выстрел. Объект рухнул на землю, и тут из двери с криком выбежала женщина.

Пора сматываться.