Февраль 1985 года

Бенедикт Йоханнессон, сидя на камне, смотрел поверх черной дамбы на маяк Гротта. Позади него сильный холодный ветер с Атлантики нес клубы серых туч, волны разбивались о гряду вулканического песка. Он снова был один.

Что же, тем лучше.

Ежась от холода в старой своей парке, Бенедикт открыл новую пачку сигарет. Прикурить на ветру удалось не сразу, отвык. Наконец сигарета зажглась, и он глубоко затянулся, подавляя кашель.

Ощущение было приятным.

Через шестнадцать часов после выхода из больницы он принял первое твердое решение — начать курить снова. Бросил он это дело почти восемь лет назад и с трудом обходился без курения. Теперь беречь легкие не имело смысла.

С непривычки от никотина у него закружилась голова, в ней пробудилась боль, возникшая от выпитого накануне бренди. Мозг превратился в кашу. Сегодня он не сможет работать. Будет ли он вообще в состоянии писать снова?

Он никому не скажет. Ни детям, ни друзьям. Конечно, мог бы поделиться с Лильей, но она два года назад умерла. Неожиданный сердечный приступ. Результат не диагностированной вовремя болезни сердца. Он был даже рад, что Лилье ничего не придется говорить.

Так как же быть с его писательской деятельностью? Едва он задался этим вопросом, как подсознание тут же возопило: да-да, сможет. Но за что взяться? Что значительного он сумеет создать за полгода? За пару лет, может быть, смог бы выдать великий исландский роман, достойный стоять в одном ряду с произведениями Халлдора Лакснесса, а это гарантировало бы то, что его имя не будет забыто.

Но кого он дурачит? Если бы он мог написать такую книгу, то уже написал бы.

Он даже и не заметил, как докурил сигарету. Холод колол щеки. Однако ветер принес ясность и развеял его сомнения.

«Болото и человек» неплохая книга. Возможно, даже его лучшая. У него будет время ее закончить. И возможно, написать еще рассказ-другой. Но что он сможет поведать миру в последние несколько месяцев жизни?

Внезапно его осенило. Он скажет правду. Сорок лет спустя наконец скажет правду.

Бенедикт загасил окурок, встал и с трудом пошел к своей машине. Нужно вернуться за письменный стол. Нельзя терять время.

Понедельник, 21 сентября 2009 года

— Ты видел в новостях сообщение о Джулиане Листере? — обратилась Вигдис к Магнусу, когда вошла в помещение отдела и поставила у своего стола сумку.

— Да, не повезло бедняге.

— Говорят, он вряд ли выживет.

— Похоже, так.

Магнус слушал и утренние новости. Листеру ночью делали операцию. Врачи оценили его шансы как весьма незначительные.

— Полагаешь, тут есть какая-то связь? — спросила Вигдис.

— С Оскаром? — Магнус пристально посмотрел на нее. — Я думал об этом.

— Кое-кто из исландцев очень обрадуется его смерти. Не большинство, даже не меньшинство, но по крайней мере один.

— Или двое, или трое.

— Ты имеешь в виду Бьёрна и Харпу?

— И возможно, Исака.

Вигдис вскинула брови.

— У нас нет ничего указывающего на наличие связи между ним и этими двумя.

— Ладно, если не Исак, то, может, кто-то еще.

— Тогда надо признать, что существует некая свора психов, самозабвенно занимающаяся отстрелом банкиров и политиков?

— Тех, кого они считают виновными в креппе.

Магнус и Вигдис уставились друг на друга.

— Если мы заявим об этом, неприятностей не оберешься, — заметила Вигдис.

— Знаю.

— Притом не только от Бальдура. От Торкелла. И от самого Большого Лосося.

— Знаю.

— У нас нет никаких доказательств. Совершенно никаких.

— Знаю.

— Ну и что будем делать?

— Давай пока что не принимать решения. Бальдур велел мне вернуться снова в полицейский колледж, в одиннадцать часов я читаю лекцию. Но у меня есть идея.

— Излагай.

— Полиция забрала кассеты из камер видеонаблюдения, монтировавших январские демонстрации?

— Конечно.

— Найди записи того дня, когда был убит Габриэль Орн. Поищи там Харпу. И Бьёрна. Посмотри, что они делали. С кем разговаривали. Может, удастся понять, действительно ли они встретились там впервые.

— Сделаем, — уверенным тоном проговорила Вигдис.

— Доложишь, когда что-нибудь выяснишь. Кстати, нельзя ли поднять дело об одном убийстве в восемьдесят пятом году?

— Какое дело?

— Бенедикта Йоханнессона.

— Писателя?

— Да. Знаешь что-нибудь об этом убийстве?

— Я в то время была еще ребенком. Но мы изучали это дело в полицейском колледже. Кажется, его закололи дома. Преступление так и не было раскрыто.

— Вот именно.

— Есть тут какая-то связь с Оскаром?

— Никакой.

Вигдис нахмурилась. Магнус остался бесстрастным. Вигдис решила не допытываться, зачем ему потребовался архивный материал.

— В базе данных оно вряд ли присутствует, но оригинал должен быть где-то в центральном депозитарии. Видимо, потребуется время, чтобы его отыскать.

— Заранее благодарю, Вигдис.

Пока Вигдис звонила по поводу кассет, Магнус отправил одному из друзей по убойному отделу в Бостоне сообщение по электронной почте с просьбой связаться со Службой натурализации и иммиграции на предмет получения сведений о въезде-выезде за июль шестьдесят шестого года. Потом позвонил в депозитарий.

Появился Арни.

— Доброе утро, Магнус. Хорошо провел выходные? Здесь все спокойно?

— Поговори с Вигдис, — ответил Магнус. — Вам предстоит работа.

Исак извлек гренки из тостера, намазал маслом и мармеладом. Эта английская традиция, кажется, нравилась ему все больше и больше. Он и еще четверо студентов, обитавших в доме рядом с Майл-Энд-роуд, жили на гренках. И на растворимом кофе. Чайник вскипел, и Исак заварил себе чашку.

— Привет.

Исак повернулся и увидел свою подружку Софи, входящую в кухню; на девушке были пижамные брюки и старая футболка с надписью «Спасите Дарфур».

— Я полагал, что до двенадцати часов у тебя нет лекций.

— Хочу заглянуть в библиотеку. Нельзя больше откладывать.

Трудно было понять, что имелось в виду; во всяком случае, она быстро села ему на колени и поцеловала.

— Доброе утро.

И поцеловала снова, уже покрепче.

Исак улыбнулся и провел ладонью по ее грудкам, не стесненным лифчиком.

Софи посидела так еще какое-то время, потом высвободилась и встала.

— Нет. Дисциплина. Дисциплина прежде всего.

Она открыла шкаф и занялась поисками хлеба. Исак прикончил буханку.

— Зак, хочешь еще гренок?

— Представь себе, хочу. Спасибо.

Раздался звонок в дверь.

— Я открою, — всполошилась Софи. Снова раздался звонок. — Хватит, хватит. Разбудите всех, — недовольно прошептала она.

Исак невольно вздрогнул, когда дверь открылась.

— Полиция, — послышался властный женский голос. — Детектив Пайпер, Кенсингтонский округ. Исак Самуэльссон здесь?

Исак напрягся.

— Мм… не знаю, — ответила пораженная Софи.

— Софи, все в порядке, — отозвался Исак, появляясь в коридоре. — Входите. — Он повел женщину-детектива на кухню. — Садитесь. Приготовить вам кофе?

— Спасибо, нет, — ответила Шарон, садясь на стул, еще не остывший после Софи.

Девушка, озабоченная судьбами Дарфура, примостилась рядом с ней и слегка насупилась.

— В чем дело? — спросил Исак как можно спокойнее.

— Вы не против, если я поговорю с Исаком наедине? — обратилась Пайпер к Софи.

— Еще как против, — вызывающе заявила Софи, внезапно оживляясь. — Вот только вас здесь не хватало. Это, между прочим, наша кухня.

Пайпер вздохнула.

— Соф, все в порядке, — успокоил подругу Исак. — В чем здесь дело, не знаю, но уверен: много времени оно не займет.

— Посмотрим, — хмыкнула Софи. — Только все-таки приготовлю гренок.

Когда она наконец покинула кухню, Исак улыбнулся.

— Извините. Мы сейчас проходим курс по правам человека в Европе. А Софи член организации «Международная амнистия». Ее очень волнуют такие вопросы.

— И это не умаляет, конечно, значение завтрака, — заметила Пайпер с улыбкой. — Я хочу расспросить вас о прошлой неделе.

— Я был в Рейкьявике.

— Мы знаем.

— Это по поводу Оскара Гуннарссона, так ведь? Мать говорила, что полицейские в Исландии расспрашивали обо мне.

Пайпер задала несколько вопросов о том, что он делал на прошлой неделе в Рейкьявике. Исак отвечал ясно, спокойно. Вечер среды он провел со школьными друзьями, в другие дни почти ни с кем не встречался. Пайпер записала время его прилета и вылета, имена и адреса.

— Знали вы Оскара Гуннарссона? — спросила она.

— Нет, — ответил Исак. — То есть я знаю, кем он был. Но ни разу с ним не встречался.

— Вы уверены? — спросила Пайпер, подавшись вперед.

— Кажется, я видел его на ежегодном Торраблоте Исландской общины здесь, в Лондоне. Но не разговаривал с ним.

— На Торраблоте?

— Это зимний праздник. Большой пир — множество традиционных блюд. Знаете, овечьи головы, ворвань, бараньи яйца, акула с душком. Для исландцев это большое событие.

— Звучит тошнотворно.

— Это благоприобретенный вкус. Поверьте, на лондонском Торраблоте еда отменная.

Пайпер пристально вгляделась в Исака.

— Вы не пытались что-то доставить ему две недели назад? В прошлую пятницу?

— Что-то доставить?

— Да. Один свидетель утверждает, что человек, похожий на вас, ходил в Онслоу-Гарденз от дома к дому, искал Гуннарссона.

— Это не я.

— Вы уверены?

Исак кивнул:

— Совершенно уверен.

Шарон ждала. Ни она, ни Исак с минуту ничего не говорили. Потом встала.

— Хорошо, это пока все. Спасибо, что ответили на вопросы.

Исак тоже встал.

— Не за что.

— Идете сегодня в колледж?

— Примерно через час у меня лекция. Скоро нужно уходить.

Пайпер протянула ему карточку.

— Ну что же, если вспомните что-нибудь об Оскаре Гуннарссоне, позвоните.

* * *

Едва Магнус, направляясь в Национальный полицейский колледж, свернул с шоссе, ведущего в Рейкьявик, на дорогу в сторону Арбайра, как зазвонил его телефон.

— Магнус, это Шарон.

— Привет. Как дела?

— Я только что разговаривала с Исаком.

— И что?

— Прошлую неделю он провел в Рейкьявике. Назвал несколько имен и телефонов тех, с кем виделся там. Почти все время он оставался дома, но вечер среды провел с друзьями.

— Сообщи мне имена по электронной почте, мы проверим этих людей. Он объяснил, почему вернулся домой?

— Сказал, что много занимался в университете и ему нужно было отдохнуть.

— Мне кажется, это ерунда. Слишком удобная отговорка. Он словно бы устраивал себе алиби.

— Возможно. Есть еще кое-что.

— Вот как?

— Он подходит под описание курьера, искавшего дом Гуннарссона. Двадцать с небольшим лет, рост пять футов девять дюймов, широкое лицо, голубые глаза, ямочка на подбородке.

— Интересно. Можешь устроить опознание с подтверждением?

— Я сейчас возле его дома. Ему скоро идти на лекцию, и я его сфотографирую. Покажу снимок нашей свидетельнице. Зрение у нее хорошее; если это он, она его узнает.

— Превосходно. Мм… Шарон?

— Да?

Магнус глубоко вздохнул.

— Можешь поговорить с ним снова?

— Думаю, что да. Могу зайти к нему после того, как сделаю снимок.

— Спроси-ка его, где он был вчера. Не выезжал ли из Лондона.

— Зачем? — Тут до нее дошло. — Ты имеешь в виду Джулиана Листера?

— Возможно, — ответил Магнус.

— Думаешь, он мог стрелять в Листера?

— Нет, маловероятно. Ты могла заметить, когда была здесь, что Листер очень непопулярен в Исландии.

— Есть у тебя какие-то улики?

— Нет. Никаких. Только интуиция; пожалуй, даже это слишком громко сказано. Пожалуйста, не говори об этом никому. Только если выяснится, что наш студент ездил на выходные во Францию, это станет по-своему интересно.

— Еще бы. — Шарон помолчала. — Послушай, если есть какая-то вероятность существования исландского следа, я доложу об этом здесь, у себя.

— Не надо, Шарон. Мы еще не на этой стадии. Если исландцы начнут думать, что британцы считают их террористами, начнется новая тресковая война, поверь мне.

— Не знаю.

— Послушай, нет ни улик, ни даже подозрений.

— Но ты хочешь, чтобы я поговорила с Исаком?

— Да.

Наступила пауза, и Магнус услышал, как Шарон тяжело вздохнула.

— Хорошо. Я сообщу тебе, что узнаю. Да, кстати. Оказывается, столичная полиция вложила тридцать миллионов фунтов в какой-то исландский банк.

— Интересно.

Не попрощавшись, Магнус прекратил разговор и въехал на автостоянку полицейского колледжа в Крокхальсе, используемую совместно с компанией по разработке программного обеспечения и магазином спорттоваров. Не успел он заглушить мотор, как телефон зазвонил снова. Это была Вигдис.

— Магнус, можешь вернуться в участок?

— Когда?

— Немедленно. Тебе нужно увидеть здесь кое-что.