Вместе с сотней других пассажиров мы набились в железную бочку, помчавшую нас под землей на глубине двадцати футов. Час пик. В Нью-Йорк мы с Рейчел прилетели накануне ночью. Самолет опоздал на четыре часа, и нам пришлось заночевать в гостинице аэропорта. Ради экономии транспортных расходов решили добираться оттуда до города на метро.

Наши попутчики в стоическом молчании тряслись в донельзя переполненном вагоне. В шести дюймах от моего лица страстно дышал банковский клерк, который накануне поужинал каким-то блюдом, обильно приправленным множеством специй. Вентиляция вела с жарой безнадежную битву, заведомо обреченную на полный провал, раскаленная духота ограниченного пространства быстро и верно доводила нас до точки кипения. Даже в самом легком из своих костюмов я обливался потом. Рейчел стояла примерно в ярде от меня. В узеньких брючках и тесно облегающем черном топе, под которым, как я не мог не заметить, лифчика не было, выглядела она просто роскошно. Летний наряд, наверное. Надеюсь, Хартман сумеет его оценить.

Вдруг ее брови изумленно взметнулись вверх, и она потянулась рукой себе за спину.

— Извините! — с подчеркнуто выраженным шотландским акцентом воскликнула Рейчел на весь вагон, стиснувшие ее люди отпрянули. — Это чья, кто-нибудь знает? Я нашла ее у себя на заднице!

Вцепившись в рукав пиджака, она вздернула вверх растопыренную ладонь какого-то коротышки в очках, который в другой руке держал портфель и свежий номер «Уолл-стрит джорнал». Тот напустил на себя вид, будто не имеет к блудливой конечности никакого отношения.

Рейчел тем не менее вкрадчиво заглянула ему в глаза.

— Ах, так это ваша, сэр? Засуньте ее поглубже себе в карман. Там вы найдете куда больше острых ощущений.

Вагон грохнул хохотом, щеки коротышки заполыхали пунцовой краской. На следующей же остановке он протолкался к дверям и пулей вылетел наружу.

* * *

Офис Хартмана располагался в невыразительной башне близ Рокфеллер-центра. Он занимал весь двадцать шестой этаж. Табличка на входной двери оповещала, что здесь размещается фирма «Хартман капитал».

В приемной, где элегантно одетая негритянка предложила нам подождать, сновало множество людей. Они с необыкновенно озабоченным видом торопливо входили и выходили через дверь с надписью крупными буквами «Служебный вход». Когда ее створка распахивалась, нам на мгновение открывался тесноватый операционный зал столов на двадцать, не больше. Но лишь на мгновение, разглядеть что-либо мы не успевали.

Через двадцать минут в приемную стремительно вошел какой-то самоуверенный тип лет сорока пяти. Высокий, худощавый, с обширной лысиной, остатки волос коротко острижены.

— Пройдемте, — приблизившись к нам и не представившись, повелительно бросил он.

Он провел нас в небольшой конференц-зал с видом на скучную глухую стену соседнего небоскреба.

— Садитесь, — распорядился он.

Сам же обошел стол, пинком отодвинул от него кресло и устроился в нем, по-американски непринужденно уложив щиколотку правой ноги на колено левой. Уставился на нас сквозь линзы очков в массивной черной оправе, уперев подбородок в сомкнутые домиком пальцы. В случае с Хартманом, в отличие от большинства людей, подобная поза отнюдь не казалась раскованной, в ней таилось нечто угрожающее.

Наступила неловкая пауза.

— Вы хотели меня видеть. У нас только десять минут, так что приступайте прямо к делу.

— Мистер Хартман, — заговорил я, — мне известно, что у вас есть доля в моей компании.

— Да, фирма «Хартман капитал» приобрела немного акций «Фэрсистемс». Одну целую и две десятых процента, если не ошибаюсь.

— Однако если к ним прибавить акции, принадлежащие вашим дочерним фирмам, ваша доля становится, по нашим подсчетам, гораздо больше.

— Дела моих дочерних фирм вас не касаются, мистер Фэрфакс, — едва заметно сдвинул брови Хартман.

— Касаются, поскольку они сообща контролируют значительную часть моей компании, — возразил я.

Хартман пренебрежительно фыркнул. Я смолк, надеясь вынудить его к ответу. Однако он тоже умел выжидать и говорить, судя по всему, ничего не собирался.

— Я знаю, что вы через связанных с вами лиц голосовали против меня на недавнем внеочередном общем собрании акционеров, — пришлось продолжить мне. — Хотелось бы выяснить ваши намерения относительно моей компании.

— Да какие там могут быть намерения. — Хартман позволил себе легкую снисходительную усмешку. — Обычное вложение капитала. Сама по себе компания не представляет для нас никакого интереса. Хотя есть мнение, что ей следует принять меры к слиянию с партнером, располагающим большими финансовыми возможностями. Когда это произойдет, ее акции поднимутся. Я продам свой пакет и заработаю на этом деньги. Все очень просто.

— И что будет с теми, кто этому препятствует?

— Если они наносят ущерб интересам акционеров и те выступают с предложением устранить их из руководства компании, я, естественно, подобную инициативу обязательно поддержу.

— А как насчет иных способов их устранения?

— Что вы имеете в виду?

— Вам известно, что мой брат Ричард был убит?

— Ага, слышал. Не повезло вашему братишке. — Он явно провоцировал меня, однако я решил не поддаваться. — Слушайте, Фэрфакс, если вы вообразили, что я стану кого-нибудь убивать из-за вашей дерьмовой компании, то вы просто не в своем уме. Вон там, в операционном зале, я ворочаю суммой в два миллиарда долларов. Всей вашей компании красная цена… ну сколько… пятнадцать миллионов, не больше? И из-за такой мелочи я, по-вашему, пойду на убийство? Это, конечно, в том случае, если предположить, что я вообще способен на подобные вещи.

Я был склонен ему верить. И решил зайти с другого конца.

— У вас репутация человека, чрезвычайно хорошо информированного о делах компаний, в которые вы вкладываете деньги.

Хартман хохотнул — резкий отрывистый смешок, неприятно царапнувший нервы.

— Красиво излагаете, Фэрфакс. О да, я хорошо информирован. Делаю все, что в моих силах, чтобы собрать как можно больше информации, но, заметьте, законным путем. Кому-то это не нравится, кого-то даже возмущает и злит. Однако на рынке работать помогает.

— Неужели?

— Точно вам говорю. Когда-нибудь слышали, что у каждого стада есть вожак?

Я слышал, но остановить его уже было невозможно.

— Рынок — это стадо безмозглых коров, спасающихся паническим бегством. Но ведь они должны знать, куда им бежать. Значит, впереди них должен быть смышленый бычок, указывающий путь. Вот это как раз я. Я вожак. Я получаю информацию и советую другим, куда двигаться. Без меня им не обойтись. — Хартман, войдя в раж, размахивал руками. — Все эти ваши законы о ценных бумагах сплошная чушь собачья. О стоимости и движении акций кто-то все равно должен знать больше, чем ни хрена не смыслящие вдовы и сироты. Черт побери, да ситуация в «Фэрсистемс» никому лучше вас не известна, и вам позволено покупать и продавать ее акции, верно?

— Не раньше чем через два года после их первоначального размещения, — поправил я его.

— Ладно, ладно, это уже мелочи! Но потом-то вам можно будет продавать акции самым обычным парням, таким, скажем, как я, которые ломают голову над тем, что у вас там происходит. Кто же сможет осудить нас за то, что мы пытаемся кое-что разузнать?

— Даже если это противозаконно?

— А я законов не нарушаю, — слегка поостыв, отрезал Хартман. — Я только заявляю, что их, эти ваши дерьмовые законы, надо менять на хрен! Ладно, оставим… Вы хотели знать, что мне нужно от вашей компании? Объясняю. Мне нужно, чтобы вы перестали валять дурака и продали компанию. Тогда я смогу получить свои денежки и вложить их в какой-нибудь куда более интересный бизнес.

— Компанию я продавать не собираюсь, — угрюмо сообщил я ему.

— Господи! — возопил Хартман. — Еще один хренов дармоед на нашу шею! Любой ценой сохранить уютное кресло под задницей! Вот такие управляющие, как вы, поставили нашу страну на колени. Только теперь мы, инвесторы, взялись за ум и начали требовать от менеджмента компаний уважения к акционерам. Да вы просто цепляетесь за свое хлебное место!

Я не стал напоминать ему, что я англичанин, что у меня и помимо «Фэрсистемс» есть прекрасная высокооплачиваемая работа и что в нашем случае речь идет о шотландской компании, следовательно, ни сам Хартман, ни все Соединенные Штаты тут ни при чем. Переубеждать его было явно бесполезно. Тем более, что я уже узнал все, что хотел.

— Думаю, продолжать нашу приятную беседу не имеет смысла, мистер Хартман, — сказал я, поднимаясь с кресла. — Всего хорошего.

— Ну и гад! — воскликнула Рейчел, когда мы благополучно выбрались на улицу. — Вот он, звериный оскал капитализма! Таких надо сразу к стенке ставить. Ленин, где ты?

— Наверное, вы правы. Однако не думаю, что это он убил Ричарда, как по-вашему?

— Нет, — согласилась Рейчел. — Если бы речь шла о какой-нибудь очень крупной сделке, я бы не исключила его из числа подозреваемых. А наша «Фзрсистемс» для него действительно мелочь.

— Знаете, что в данном случае самое неприятное?

— Что? — встрепенулась Рейчел.

— Когда завершим проект «Платформа» и цены на наши акции подскочат до сотни долларов за штуку, этот мерзавец сколотит себе очень приличное состояние.

— И не говорите, — огорченно вздохнула Рейчел, потом лицо ее посветлело. — Как бы то ни было, мы имеем возможность помочь Комиссии по ценным бумагам и биржам в ее расследовании.

— Лично я сделаю это с огромным наслаждением, — от души признался я.

* * *

Мы вышли из метро на Фоули-сквер прямо под внушительного вида колоннами здания Федерального суда. Миновав ряды киосков, торгующих скудным набором закусок на скорую руку, оказались на небольшой грязноватой площади, по которой без всякого дела слонялась толпа скучающих полицейских. Напротив скульптуры кошмарного красного цвета размещалось столь же кошмарного бурого цвета здание прокуратуры. Именно здесь была проделана основная часть работы, в результате которой были вынесены обвинительные приговоры нескольким самым знаменитым мошенникам. Такой успех принес необыкновенную популярность бывшему в то время прокурором Рудольфу Джулиани, который стал мэром Нью-Йорка.

Когда я звонил в штаб-квартиру комиссии в Вашингтоне, меня после долгих объяснений и уточнений в конечном итоге соединили с ее сотрудницей по имени Эдила Стивенсон, которая и назначила мне встречу в этом здании.

Узкими запутанными коридорами нас с Рейчел повели в конференц-зал. Там нас уже ждали четверо. При нашем появлении все вскочили. Дама лет сорока с умным подвижным лицом протянула мне руку.

— Доброе утро, Марк. Я Эдила Стивенсон. Мы с вами говорили по телефону. А это мой коллега из Вашингтона, Майк Лавалье. Тони Маккья и Дэн Джиллигэн представляют нью-йоркскую прокуратуру. Данное расследование мы проводим совместно с ними. Садитесь, пожалуйста.

Мы с Рейчел сели в предложенные кресла. Сотрудничество комиссии и прокуратуры в этом деле — факт весьма примечательный. Стив, значит, был прав, это явно не рутинная проверка.

— Спасибо, что согласились встретиться с нами, — начал я.

— Ну что вы, что вы! Это мы должны благодарить вас, вы ведь проделали такой путь! Поверьте, нас очень интересуют имеющиеся у вас сведения.

— Как вам известно, я временно исполняю обязанности управляющего директора компании «Фэрсистемс». Вам также, может быть, известно, что около двух месяцев назад убили моего брата.

— Да, шотландская полиция нам сообщила. Соболезную.

— Благодарю. Что вы знаете о «Фэрсистемс»?

— Допустим, ничего. Так что начинайте с самого начала.

Я рассказал им о событиях, происходивших в «Фэрсистемс» после гибели брата, и об активном интересе, проявляемом к нашей компании Дженсоном, Хартманом и «Онада». Отметил, что у меня нет сомнений в том, что Хартман и, возможно, Дженсон тоже, незаконным путем собирают крупные пакеты ее акций. Сообщил о подозрениях Ричарда относительно манипуляций ценами на наши акции и о его убийстве.

Все четверо слушали меня с неослабным вниманием, записывая каждое слово.

Когда я закончил, они еще некоторое время торопливо терзали свои блокноты.

— Совпадает с тем, что вам уже известно? — поинтересовался я.

— О да. Вы сообщили нам множество полезных вещей. Прежде чем возбуждать дело, мы хотим собрать неопровержимые доказательства.

— Ходят слухи, что вы разрабатываете Фрэнка Хартмана?

— Да, вот уже два года, — недовольно поморщилась Эдила. — Хотя стараемся делать это негласно. Видите ли, после громких судебных приговоров злоупотребления служебной информацией в биржевых операциях отнюдь не прекратились, жулики просто ушли в подполье. И хотя тогда они действовали нагло и безбоязненно, нам все равно требовались годы и годы, чтобы их разоблачить. Теперь они поумнели. Судя по поведению цен на акции, мы можем утверждать, что на биржах по-прежнему пользуются закрытой информацией. Более того, для отслеживания подобных фактов мы разработали сложнейшие компьютерные программы. Однако вычислить, кто стоит за всем этим, весьма нелегко, еще труднее отыскать серьезные улики. Тем не менее статистика показывает, что во многих случаях всплывает имя Фрэнка Хартмана. Так что мы твердо намерены уличить его.

Стивенсон подалась всем телом вперед, взгляд выражал непреклонную решимость.

— Мы не хотим торопить события, проявляем терпение. Ищем в цепи слабые звенья. Предлагаем свидетелям освобождение от уголовной ответственности в обмен на согласие дать показания и свидетельствовать против Хартмана в суде. За последние два года нам удалось взять трех поставщиков служебной информации. А в апреле нам позвонил Ричард, ваш брат. Поделился своими сомнениями по поводу торгов акциями «Фэрсистемс». Сообщил, что проведенный им сложнейший анализ подтверждает его подозрения.

— Так Ричард связывался с вами? — Я об этом слышал впервые.

— Всего один телефонный звонок незадолго до его смерти.

— Помог вам его анализ?

— Видите ли, применяемые нами системы ничего противозаконного в торгах бумагами «Фэрсистемс» не выявляли. Однако наши аналитики считают, что ваш брат мог быть прав. Они даже воспользовались кое-какими его идеями в усовершенствовании наших собственных программ. — Эдила несколько смущенно усмехнулась. — Как бы то ни было, с тех пор мы с вашей компании глаз не спускаем. Да, Фрэнк Хартман, впрочем, вы это и сами знаете, тайно и в нарушение закона собирает пакет ее акций.

— И вы можете это доказать?

— Придется изрядно попотеть. Доказать, что все скупающие ваши акции офшорные фонды связаны между собой, крайне трудно. Нет у нас и фактов, свидетельствующих, что Хартман получает закрытую информацию. Могло ли случиться так, что он раздобыл какие-то неизвестные широкой публике сведения? Из тех, которые привели бы к росту цен на акции?

— Есть две возможности, — подумав, ответил я.

— Какие?

— Во-первых, намерение «Дженсон компьютер» захватить нашу компанию. Хотя официально они и не делали нам никаких предложений, Дженсон приобрел пять целых и семь десятых процента ее акций, возможно, даже больше.

— Нам это известно. Он все оформил у нас должным образом. Однако мы не знаем, получил ли Хартман информацию об этом заблаговременно.

— Вполне мог. Я абсолютно уверен, что «Вагнер — Филлипс» работает на «Дженсон компьютер», и эта же фирма помогает Хартману скупать акции «Фэрсистемс».

— Ну, Скотт Вагнер у нас тоже под подозрением. Мы следим за ним очень внимательно. Но вы упоминали и вторую возможность?

— Да. «Фэрсистемс» собирается объявить о разработке новой технологии. Фактически это совершенно новый комплект микросхем. Мне бы не хотелось вдаваться в детали, скажу лишь, что мы присвоили ей кодовое наименование проект «Платформа». Если он оправдает наши ожидания, акции «Фэрсистемс» будут стоить во много раз дороже, нежели в настоящее время.

— И кто посвящен в подробности проекта? — насторожилась Эдила Стивенсон.

— О, весьма узкий круг сотрудников «Фэрсистемс». И столь же немногочисленная группа в «Дженсон компьютер», включая самого Карла Дженсона. Кстати, мне только что пришло в голову — ведь и в «Майкрософт» кое-кто тоже может знать о нашем проекте.

— Следовательно, если произошла утечка информации, источник следует искать в любой из этих компаний? — вмешался Маккья.

— Выходит, так, — согласился я.

— Мы кое-что разузнали о методах Хартмана. — Маккья подвинул к себе лист бумаги.

Он был смугл, хрупкого телосложения, под крупным носом тоненькая ниточка усиков. С виду на пару лет моложе Эдилы, с которой изо всех сил пытается держаться как ровня.

— Он сплел хитрую сеть офшорных фондов, которые контролирует либо лично, либо через своих людей. И когда приобретает акции, создается видимость, что это дело рук не менее дюжины покупателей.

— Понятно.

— Вот список восьми компаний, к смене владельцев которых, по нашему мнению, причастен Хартман.

— Можно взглянуть?

Маккья протянул мне список с названиями компаний, именами их нынешних владельцев и датами. Я обратил внимание, что это был не бланк, а обычный лист писчей бумаги, никак не озаглавленный и без подписи.

Мы с Рейчел внимательно просмотрели список. Знакома среди значившихся в нем фирм мне была лишь одна — «Фьючернет», которую в сентябре 1992 года приобрела «Дженсон компьютер».

— А за посредническими услугами он обращается только к компании «Вагнер — Филлипс»? — спросил я.

— Нет, — ответила Эдила. — У него целый ряд маклеров, в том числе из крупных фирм, которые все еще имеют с ним дело. А вот среди мелких «Вагнер — Филлипс» явно занимает ведущее место. И большинство сделок он проводит именно через нее, особенно в сфере высоких технологий.

— Они имели какое-нибудь отношение к смене владельцев «Фьючернет»?

— Самое прямое. Действовали от имени «Дженсон компьютер». И Хартман ее акции приобретал тоже через них.

Меня это не удивило.

— Можно мне оставить его у себя? — указал я на список.

— А вы разве не знаете, что ваш брат получил от нас его копию? — удивилась Стивенсон. — После его гибели к нам обратилась британская полиция, поскольку у них появилась версия, что его убийство могло быть как-то связано с возникшими у него подозрениями.

Значит, Доналдсон выполнил-таки свое обещание. Однако проверка никаких результатов, видимо, не дала.

— Ну и что?

— Им никакой связи установить не удалось. Когда узнала, что вы прилетаете в Нью-Йорк, я позвонила Доналдсону. Он сказал, что не возражает, если мы ознакомим вас с этим списком.

«Как мило с его стороны», — подумал я, помня, что Доналдсон меня подозревал и даже допрашивал по поводу биржевых операций с акциями «Фэрсистемс». Теперь, похоже, я исключен из числа подозреваемых. Но кто же теперь, после убийства Дуги, среди них остался?

— Судя по всему, настала очередь «Фэрсистемс». — Эдила кивком указала на лист бумаги в моих руках. — Для возбуждения дела нам необходимо собрать как можно больше улик. Если еще что узнаете, сообщите нам, будем очень признательны.

Мы с Рейчел собрались уходить. Четверо юристов тоже поднялись из кресел пожать нам на прощание руки.

— Да, Марк! — окликнула меня Эдила уже на пороге.

— Слушаю.

— Будьте осторожны. Когда этих ребят загоняют в угол, они становятся очень опасны.

* * *

В тот же день мы успели на рейс «Американ эрлайнз», вылетавший из аэропорта Ла-Гуардиа в Сан-Франциско. Следующим утром мы планировали повидаться с Уолтером Соренсоном, а потом отправиться в Пало-Альто на встречу с Дженсоном. На такси доехали до гостиницы в Менло-парк в северной части Силиконовой долины. Было только шесть часов вечера. Конечно, по местному времени, а в Шотландии уже стояла глубокая ночь. День у нас выдался длинный и трудный, да и завтра, судя по всему, нам придется не легче.

Я искоса взглянул на Рейчел. Она не отрываясь смотрела в окно автомобиля на открывающийся взору залив Сан-Франциско. А славная из нас получилась пара! Несмотря на все различия в биографиях, образ мыслей у нас одинаковый.

Вспомнив тот вечер в ее квартире в Гленротсе, когда она читала мне стихи, я счастливо улыбнулся.

Администратор в отеле пощелкала клавиатурой компьютера.

— Вам двухместный?

Я собрался было ей возразить, но посмотрел на Рейчел. Она — на меня. Уголки ее губ несмело поползли вверх.

— Да, безусловно, двухместный.

Хотя вопрос прозвучал вполне, в общем, невинно, ушлая девица за стойкой безошибочно уловила наше мимолетное замешательство. И даже не стала прятать понимающую ухмылку.

— Вот вам ключи. Ваш номер на третьем этаже. Будьте как дома.

Мы вошли в лифт. Внезапно меня охватили возбуждение и неуверенность, чуть ли не страх. Попытался улыбнуться Рейчел, она ответила тем же. Мы оба не смели проронить ни слова.

Оказавшись в номере, я поставил чемоданы на пол.

— А что, здесь очень симпатично, — заметила Рейчел, обходя небольшую комнату.

Она открыла тумбу, в которой был спрятан телевизор, распахнула дверцу мини-бара. Потом юркнула в ванную.

Я не знал, что мне делать, и встал у окна, разглядывая гостиничную автостоянку и оживленный перекресток и стараясь успокоиться. От сладостного предвкушения сердце у меня в груди забилось гулко и часто.

Услышал, как открылась и захлопнулась дверь ванной. Почувствовал, что Рейчел стоит совсем рядом.

— Но вид отсюда неважный, — огорчилась Рейчел.

— Да, бывает лучше, — согласился я.

Медленно обернулся. Куда только подевалась вся ее холодность, отчужденность и самоуверенность! Она раскраснелась, теплый румянец поднимался от шеи к лицу. Я убрал ей со лба пряди пышных волос и коснулся пылающей щеки.

Ее губы тронула нежная и счастливая, но в то же время застенчивая и испуганная улыбка. Она подняла на меня свои огромные карие глазищи. Я наклонился и поцеловал ее. Наши губы едва соприкоснулись, но через мгновение Рейчел привлекла меня к себе и горячо поцеловала.

Я обнял ее, она освободилась и стала лихорадочно сдирать свой черный топ через голову, запуталась, и мы оба расхохотались. Я сжал в ладонях ее груди, ощущая, как твердеют под моими пальцами крупные соски.

— Иди ко мне, — хрипло прошептала она и потянула меня к кровати.

Мы, не в силах совладать с охватившим обоих желанием, ласкали друг друга бурно, торопливо и неуклюже. Потом она свернулась уютным комочком у меня в объятиях, грива темных волос рассыпалась по моей груди. Я поглаживал их, едва касаясь тугих завитков.

Мы долго лежали в умиротворенном молчании. Потом Рейчел шевельнулась.

— Пить хочется. — Она спрыгнула с кровати и прошлепала босыми ступнями к мини-бару.

Я не мог оторвать от нее глаз. Обнаженной она выглядела такой гибкой, пластичной и естественной. Рейчел взяла бутылку вина и наполнила два стакана. Один протянула мне, а с другим устроилась рядом, поджав под себя ноги. Достала из пачки сигарету, но вдруг ее уже поднятая к губам рука застыла в воздухе.

— Не возражаешь? — смущенно посмотрела она на меня.

— Нисколько.

— Уверен?

— Валяй. — Ее неожиданная забота о моем здоровье вызвала у меня умиленную улыбку.

Она щелкнула зажигалкой и глубоко затянулась.

Я посмотрел на ее валяющиеся на полу черный топ и брюки.

— А знаешь, мне твои летние вещицы нравятся, — сказал ей я. — Даже несмотря на то что вынуть тебя из них было нелегко.

— И я очень надеялась, что тебе понравится, — хихикнула Рейчел. — Специально выбирала.

— Что? Специально для меня?

— Для тебя, для кого же еще!

— Ну и дела… До чего же вы, женщины, хитрющие!

— Вовсе нет. Просто вас, мужиков, обхитрить ничего не стоит.

Я расплылся в довольной улыбке. Мысль о том, что такая женщина, как Рейчел, старалась меня соблазнить, приятно щекотала мое самолюбие. Тело у нее было просто потрясающее. Не могу не признаться, что, когда я ее увидел без этого наряда, у меня аж дух захватило.

— Повторим? — шепнул я ей.

— Что, прямо сейчас?

— Ну, может, не сию секунду. Завтра. Послезавтра. Через неделю.

— Да, уж будь любезен, пожалуйста. — Рейчел широко и открыто улыбнулась. — Хотя почему бы и не сию секунду?

На этот раз наши ласки были медленными, нежными, мы не спешили, стараясь узнать друг друга поближе.

А потом я уснул.

* * *

Проснулся через несколько часов. Светящиеся красным цифры на будильнике показывали четыре пятнадцать утра. А в Шотландии уже время обеда. Я разглядывал лежащую рядом со мной Рейчел — легкое дыхание едва колышет упругие груди, губы чуть приоткрыты, безмятежное во сне лицо, обрамленное рассыпавшейся массой темных волос.

Я же испытывал полное умиротворение и необыкновенный душевный подъем одновременно. Угрызения совести из-за Карен меня не мучили, да, честно говоря, я о ней и вспоминать не хотел. Мне было хорошо с такой открытой и искренней женщиной, как Рейчел, с женщиной, которая знает, чего хочет. А хотела она меня.

Веки Рейчел дрогнули, она открыла глаза, не понимая еще, где находится. Потом увидела меня и заулыбалась:

— Привет, милый!

— Привет! — Я склонился к ней и осторожно поцеловал в чуть пересохшие губы.