Вскоре после того как неудачный план выброски десанта в районе Рима был отменен, 5-я армия Марка Кларка высадилась на побережье Италии в районе Салерно, двинулась в глубь страны и, преодолевая упорное сопротивление противника, к ночи в нескольких местах вышла на хребет, господствующий над береговым плацдармом.

Немцы перешли в яростную контратаку. Они нанесли удар по левому флангу 6-го корпуса и оттеснили его к р. Альбансдла. Через несколько дней стало казаться, что немецкие войска могут разрезать наш плацдарм и столкнуть нас в море.

Тогда я еще ничего не знал об этом. Ожидая следующей боевой задачи, 82-я дивизия, разбросанная по аэродромам Сицилии, отдыхала и приводила себя в порядок. Днем 12 сентября я вылетел с аэродрома в Ликате, чтобы совершить инспекционный полет над районами расположения 82-й дивизии. Минут через пятнадцать пилот объявил, что, как ему сообщили, на мое имя в Ликате получена срочная телеграмма. Но ему не сказали, кто прислал телеграмму и что в ней написано. Я не знал, на что решиться. Так как у меня были срочные дела, я колебался. Однако какое-то шестое чувство заставило меня вернуться. На аэродроме в Ликате я увидел усталого пилота самолета Р-38 с личным письмом от Марка Кларка.

Даже в официальных фразах чувствовалось глубокое беспокойство моего старого друга. Суть телеграммы заключалась в том, что если мы немедленно не поможем ему, высадка в Италии может оказаться новым Дюнкерком. Совершенно необходимо, писал он, произвести выброску крупных сил в районе его плацдарма этой же ночью.

Я немедленно сообщил об этом командованию транспортной авиации, а сам отправился на юг центральной части Сицилии, в район расположения 504-го полка Рубена Такера. Я быстро изложил Такеру и офицерам его штаба стоящую перед нами задачу. Через два часа люди в полном снаряжении уже стояли у своих самолетов и получали боевое задание. Вместе с телеграммой Кларка нам доставили план постановки световых сигналов в районе выброски. Находившемся там пехотным частям было дано указание наполнить канистры из-под масла песком, политым бензином, расставить их в виде большой буквы Т и, как только покажется первый самолет с парашютистами, поджечь бензин. Солдаты должны были прыгать на эти пылающие маяки. Кларк заверил нас, что вдоль коридора, по которому мы будем лететь, с земли не будет стрелять ни одна пушка.

Через восемь часов после того как пилот вручил мне посла Fine генерала Кларка (он никому пе должен был рассказывать о содержании этой телеграммы), самолеты 52-го транспортно-десантного авиационного крыла начали подниматься с аэродромов в Сицилии, неся на борту 504-й полк и роту «В» 307-го саперного воздушно-десантного батальона. Вскоре после полуночи первый самолет, ориентируясь по зареву вулкана Стромболи, приблизился к району выброски. Никаких светящихся маяков нс было. Однако при свете отчетливо выделялись местные предметы., по которым легко было опознать район. Из двери самолёта выпрыгнула первая группа солдат. Когда их парашюты раскрылись, внизу загорелся большой знак Т. А в Ликатс Гейвин готовил свой 505-й полк для выброски в том же районе следующей ночью.

Я прибыл в район выброски утром на танко-десантном судне и немедленно отправился на розыски людей Такера. К его передовому батальону я присоединился в тот момент, когда ом только что закончил ожесточенный ночной бой. Батальон находился на сильнопересеченной местности, покрытой густым лесом и низким кустарником. Бой едва не перешел в рукопашный, так как немецкая пехота, настойчиво атакуя, приблизилась к головным подразделениям на расстояние всего 25 метров. По солдаты были в хорошем настроении, и их развеселил случай, который произошел во время боя. Противник находился так близко, что солдаты слышали, как немецкий офицер грубой бранью заставлял своих солдат идти в атаку. В одном из взводов 504-го полка был молодой немец, он понимал каждое слово немецкого командира. И вот, подражая его голосу, он стал выкрикивать на немецком языке:

— Эй, Ганс, трус, где ты, черт возьми? Почему ты не двигаешься вперед?

Бедняга Ганс поднялся, чтобы двинуться вперед, и тут же получил пулю в лоб.

— Карл, — продолжал кричать наш молодец, — подымайся, трус! Боишься, что ли?

Карл поднимает голову, и наши солдаты подстреливают его. Таким образом они убили шесть-восемь немцев, прежде чем те сообразили в чем дело. На следующую ночь прибыл 505-й полк. Солдаты этого полка благополучно приземлились, быстро собрались и готовы были поддержать своих товарищей из 504-го полка. Дивизии, высадившиеся на плацдарм с моря, предоставили в паше распоряжение всю необходимую нам тяжелую артиллерию. При ее поддержке парашютисты отразили сильную атаку немцев. Теперь плацдарм был в безопасности. Полковник Гейвин писал в своей книге «Воздушно-десантная война»: «В тот момент, когда судьба плацдарма висела на волоске, выброска воздушно-десантного резерва решила исход боя в нашу пользу».

Если первые две выброски были успешными, то третья, предпринятая по просьбе генерала Кларка, окончилась трагически. Ночью 14 сентября второй батальон 509-го пехотного парашютного полка был выброшен над городком Авеллипо, который находился высоко в горах, километрах в 32 от моря. Он был похож на любой другой горный городок. Дороги и реки, которые могли служить ориентирами, исчезли за клубами дыма. Поэтому многие самолеты 64-й транспортно-десантной авиационной группы не нашли своего района выброски, и 640 парашютистов были разбросаны по площади более 150 квадратных километров. Несколько дней солдаты, оторванные от своего командования, поодиночке и небольшими группами бродили по горам. Но они не теряли времени даром: взрывали мосты, нарушали связь, уничтожали немецкие поисковые группы — словом, причиняли противнику всевозможный ущерб. В конце концов 510 солдат пробрались обратно к линиям союзных войск. Они причинили немцам немало неприятностей, однако вопрос о том, оказали ли они влияние на ход Салернской операции, остается спорным, и его еще долго будут обсуждать военные историки.

Когда вся 82-я дивизия собралась на плацдарме в районе Салерно, генерал Кларк решил использовать нас как обычную пехотную дивизию. Он приказал идти на запад и захватить высоту, с которой просматривалась равнина у Неаполя. Немцы оказывали сопротивление лишь на отдельных участках, но беспощадным врагом была сама местность. Горы поднимались на 1200 метров. Двигаться можно было только по тропинкам. Невероятных трудов стоила доставка боеприпасов и воды. Чтобы перенести вниз одного раненого, приходилось отрывать от боя шесть здоровых парашютистов.

Проблема снабжения стала настолько серьезной, что пришлось отправиться на поиски вьючных животных. Сама по себе идея была, вероятно, правильной, однако осуществить ее так и не удалось. Правда, мы достали лошадей и устроили самодельные вьючные седла. Но лошади в большинстве своем были крупными, неуклюжими и потому плохо помогали нам на крутых горных тронах. Они скользили, падали и скатывались вниз по склонам, а во многих местах так и не могли вскарабкаться вверх. Поэтому мы были вынуждены отказаться от этих незадачливых помощников и набрать несколько сот местных горцев, которые, переносили тяжелые грузы на спине.

Сейчас я уже не помню, сколько дней потребовалось нам, чтобы пробиться к вершине хребта. Оттуда мы двинулись вниз, легко преодолевая сопротивление небольших немецких заслонов. Наконец, мы спустились в к астел-даммаре и через небольшие города и деревушки, разбросанные вокруг Неаполитанского залива, начали быстро продвигаться к Неаполю, так как сопротивление противника почти прекратилось. Но когда мы приблизились к городу, задерживать пас стало население. Нельзя же давить машиной делегацию, которая хочет произнести речь или преподнести вам цветы, и я не знаю солдата, который не остановится, когда красивая девушка обнимет его и предложит ему стакан вина.

Я решил, что должен принять какие-то меры, иначе мы не успеем прийти вовремя к месту назначения. Остановив дивизию в восьми-десяти километрах от Неаполя, я послал за начальником полиции города. Через два часа он прибыл и получил от меня исчерпывающие инструкции. Я сказал, что улицы Неаполя должны быть совершенно очищены от людей, ибо когда мы вступим в город, мы будем двигаться очень быстро, и всякий, кто окажется на пашем пути — будь то немец или итальянец, может серьезно пострадать. Мы дали начальнику полиции время вернуться в город и выполнить наш приказ, а затем двинулись вперед, В это время к нам присоединился генерал Кларк, и мы вместе въехали в Неаполь, стоя в башне одного танка. С автоматом в руках я охранял генерала — ведь какому-нибудь снайперу ничего не стоило убить командующего армией. Пока он рассматривал город, я не спускал глаз с окон и крыш домов, полагая, что из своего Спрингфильда убью каждого, кто попытается прицелиться в Кларка.

Неприятно было ехать по огромному, словно вымершему городу с миллионным населением. Начальник полиции точно выполнил мой приказ. Все двери и окна были закрыты, и па улицах, кроме наших солдат, не было видно ни одной живой души. Когда мы доехали до центра, на крышах домов послышалась стрельба. Вскоре я установил, что стреляли не в нас. Итальянцы сводили между собою старые счеты, накопившиеся за время немецкой оккупации. Я приказал полковнику Гейзилу, который командовал 505-м полком и одновременно был заместителем командира дивизии, оповестить офицеров дивизии о разделе города на три зоны. Каждый полк должен был отвечать за поддержание порядка в своей золе. Прежде всего нужно было немедленно прекратить стрельбу. Кома шлирам полков следует установить контакт с городскими властями и объявить им, что мы будем па месте расстреливать тех, кто откроет стрельбу. Потребовалась ночь и почти весь следующий день, прежде чем нам удалось, правда, без всяких жертв с нашей стороны, навести порядок.

Осмотрев Неаполь, мы увидели, какой огромный ущерб причинили отступающие немцы этому прекрасному старинному городу. Особенно сильно была разбита гавань. Таких разрушений я еще нс видел за время войны. Все большие храмы были так повреждены, что пользоваться ими стало невозможно. Различные суда — от огромного полузатопленного пассажирского парохода до небольших баркасов — забили гавань.

Крейсеры и эсминцы были затоплены на своих якорных стоянках, и над водой виднелись только верхушки их мачт. Воду покрывал толстый слой нефти.

Так же сильно были повреждены и железные дороги. Большая часть железнодорожных линий в южных областях была электрифицирована, и немцы в нескольких местах перерезали контактную сеть и толом подорвали стрелки. Почти ка вс£М протяжении дорог рельсы были скручены, как макароны. В городе не работал водопровод, так как немцы взорвали акведуки, по которым вода поступала в Неаполь со времен Римской империи.

Саперам был отдан приказ немедленно исправить водопровод, однако первые два-три дня пришлось установить строгое нормирование воды — по одному литру на человека в день. Когда нам удалось, наконец, восстановить водоснабжение, мы позволили людям выйти из домов. В половине пятого утра у кранов выстроились очереди, и целый день длинные цепочки людей стояли там, держа в руках самую разнообразную посуду — от бутылок до ночных горшков. Пришлось восстанавливать и систему канализации.

Немцы не только разрушили город, но и в самых неожиданных местах поставили множество мин-сюрпризов. В общественных зданиях, которыми мы, по мнению немцев, могли воспользоваться, были обнаружены мины замедленного действия со сложными часовыми механизмами; они вызывали взрывы в период между пятью минутами и 72 часами после их установки.

Все отели в центре города, на набережной были сожжены и разрушены. Первую ночь я спал па мраморном полу в здании бывшей штаб-квартиры секретной полиции, каждую минуту ожидая взрыва мины замедленного действия. На следующий день мы нашли красивый отель на высокой горе вдали от набережной. Отель был подозрительно целым. В нем могли бы великолепно разместиться мои солдаты, и я распорядился прежде всего тщательно обследовать здание. Наше счастье, что мы догадались сделать это. В подвале оказалось 800 килограммов подготовленного к взрыву тротила, который мог стереть это» здание с лица земли. Смелый и опытный лейтенант-сапер вовремя обезвредил мину, соединенную с огромной массой взрывчатки. Оказывается, мина имела взрыватель замедленного действия, и взрыв должен был произойти через несколько минут. После этого мы спокойно заняли отель.

Однажды в воскресенье, когда я вместе с генералом Кларком был в соборе на обедне, послышался мощный глухой звук взрыва. Это взлетели на воздух бараки, где размещался саперный батальон. Я никогда не забуду этого трагического зрелища. Руки и ноги американских солдат, убитых во время сна, беспомощно торчали из развалин первого этажа. Погибло 20 человек, а еще больше было ранено. Нам так и не удалось установить, взорвалась ли немецкая мина замедленного действия или взрывчатка наших саперов. Я убежден, что это сработала немецкая мина-сюрприз. Позднее, когда я вместе с одним из полков своей дивизии двигался к северу от Неаполя, произошел еще один сильный взрыв, на этот раз в прекрасном мраморном здании центрального почтамта. Взрыв нс причинил вреда нашим солдатам, по вызвал много жертв среди итальянцев, в том числе среди женщин и детей.

Мы сделали все, чтобы разыскать немецкого полковника, который командовал гарнизоном в Неаполе, но когда мы вступили в город, этот полковник исчез. Потом мы узнали, что он был убит в бою. Только это и спасло его от военного трибунала — он был бы предан суду за бесполезное, бессмысленное истребление людей.

Однако военные будни таили в себе больше смертельных опасностей, на которые не вправе сетовать солдат, чем эти взрывы в Неаполе. Вскоре мне пришлось в этом убедиться. Я разместил свой штаб в небольшой вилле а горах, откуда открывался вид на весь город. Как-то в сумерки я услышал гул летящих над самой головой самолетов и вышел на балкон, чтобы взглянуть на них. Самолеты летели очень низко, и как раз в тот момент, когда я вышел на балкон, 250-килограммовая бомба упала прямо на тяжелое зенитное орудие, установленное англичанами метрах в ста от моего штаба. Ствол орудия отлетел метров на пятнадцать в сторону и наполовину зарылся в твердую глину. Услышав свист бомбы, я бросился на пол. Взрывная волна, сорвав с петель дверь, все в комнате перевернула и разбила. Но меня даже не контузило. Это был один из тех странных трюков, которые происходят порой при взрыве бомбы или снаряда. Артиллеристам и саперам причина, наверное, понятна, но для меня она остается тайной.

Мое окно выходило па залив, на другой стороне ко-торого подымался Везувий. Дылгясь, вулкан изредка громыхал, и я боялся, что мы окажемся свидетелями небезопасного фейерверка. Пока мы были в Неаполе, ничего не случилось, но вскоре, как известно, произошло крупное извержение вулкана. До середины ноября наша дивизия оставалась в Неаполе, исполняя оккупационные функции. В общем мы приятно проводили время. Впервые с тех пор, как 82-я воздушно-десантная дивизия отплыла из Соединенных Штатов, парашютисты могли спать в постели, купаться, когда им хотелось, словом, получать все те скромные удовольствия, к которым привыкли гражданские липа. Им нелегко пришлось в Африке и на Сицилии и еще тяжелее, когда они через горы пробивались к Неаполю, Теперь им представилась возможность, так сказать, вкусить блага жизни, и я чрезвычайно горжусь их поведением в этих условиях. Из 156 преступлений, совершенных военнослужащими союзных войск во время оккупации Неаполя, только в двух были замешаны парашютисты 82-й дивизии.

504-й полк Рубена Такера пробыл в Неаполе неделю. Стояла отвратительная погода с дож тем и снегом, когда войска Марка Кларка двинулись вперед. 82-й дивизии было приказано выделить одну полковую боевую группу для оказания войскам поддержки при форсировании р. Вольтурно. Для этой цели пришлось выделить 504-й полк. Полк все еще находился в распоряжении генерала Кларка, когда был получен приказ о переброске 82-й дивизии в Англию. Там дивизия должна была подготовиться к выброске в Нормандии.

В письме к генералу Кларку я попросил вернуть 504-й полк, так как мне не хотелось оставлять здесь, в Италии, одну треть моей дивизии, особенно в связи с предстоящими суровыми испытаниями. Я писал:

«Дорогой Уэйп!

Я оставляю в Ваших руках частицу самого себя — один из полков моей дивизии, который временно находится под Вашим непосредственным командованием. Эти офицеры и солдаты отдали 5-й армии все, что могли. Когда 13 сентября 1943 года Вы лично попросили меня помочь Вам, дивизия немедленно и горячо откликнулась на Ваш призыв, не думая об ожидающих ее опасностях. Сейчас моя дивизия вынуждена оставить один полк здесь, в то время как остальные перебрасываются на другой театр военных действий. Офицеры и солдаты дивизии с большим беспокойством относятся к этому разделению, хотя и временному. На организацию дивизии было потрачено 18 месяцев. Дивизия блестяще выдержала все испытания ожесточенных боев. В сражениях сложились ее первые боевые традиции. Поэтому никто из пас нс может относиться к разделению дивизии без чувства личной обиды.

Я очень прошу Вас помочь 504-му полку как можно скорее вернуться в свою дивизию».

Ответ Кларка был лаконичен: «Дорогой Мэт, полк мне нужен».

Я не мог вшшть его. Никакой командующий не согласится добровольно отдать часть, которая сражалась так умело и напористо, как 504-й полк. Но он был нужен и мне самому по соображениям не только военного, но и морального характера. Этот полк входил в состав 82-й дивизии с самых первых дней ее существования. Как я сказал Кларку, он был частью меня самого. Чтобы вернуть полк, мне пришлось обратиться непосредственно к генералу Маршаллу. Благодаря его вмешательству эта часть была, наконец, возвращена в дивизию.

504-й полк прибыл в Англию за месяц до выброски в Нормандии. Во время боев в Италии он понес, такие большие потери, что нс смог подготовиться к новым боям вместе с нами. К нашему глубокому сожалению, когда самолеты поднялись б воздух, направляясь в Нормандию, 504-й полк остался залечивать ралы, полученные им в последнем большом сражении под Анцио.