Когда все мои протесты против сокращения численности армии оказались бесплодными, мне осталось только одно — поддерживать все мероприятия, предписываемые мне высшими гражданскими начальниками, какими бы опасными я: их ни считал.

Как рал накануне рождественских праздников 1953 года я узнал, что министерство обороны приняло окончательное решение о численности личного состава вооруженных сил. 4 января я вылетел из Вашингтона, чтобы посетить командующих шести континентальных армейских округов. Побывав у каждого из них, я предложил им энергично, без всяких проволочек выполнять новую программу. В это же время мой помощник генерал Болтэ вылетел в Европу и на Дальний Восток для передачи подробных инструкций генералам Грюнтеру и Хэллу.

Невероятно трудно было убеждать каждого из этих командующих, что те небольшие по численности силы, которыми мы располагаем, должны быть еще больше сокращены. Все они, как и я, считали, что это сокращение — опасное и ненужное начинание, которое ослабит безопасность нации. Но каждый из них с бесконечной преданностью, характерной для офицерского корпуса армии США, обещал приложить все свои способности и усилия своих подчиненных для выполнения этого решения гражданских властей.

Их глубокое убеждение не расходилось с моим: после сокращения наша армия окажется настолько рассредоточенной, что её уменьшенная численность не позволит нам дислоцировать на заморских театрах такое количество войск, какое после Корейской войны считалось жизненно необходимым для нашей безопасности. Теперь существовало, насколько я видел, два возможных пути — частичный вывод войск из Европы или с Дальнего Востока. Крупный вывод войск из Европы казался мне неприемлемым. Вся сила великой коалиции, какой является НАТО, основывалась на том, что в Европе находились готовые к действию американские вооруженные силы. Кроме того, мы дали обещание нашим союзникам держать их там, пока угроза красной агрессии не уменьшится или не исчезнет совсем. Вывод войск из Европы означал бы отказ от этих торжественных обещаний. Простой намек на проведение такой меры, по всей вероятности, означал бы роспуск НАТО.

Вывод же войск из Японии мог оказать серьезное влияние на неустойчивое перемирие в Корее, и в случае если бы на Дальнем Востоке вновь вспыхнула война, мы оказались бы в очень трудном положении. Мы надеялись, что вслед за подписанием мирного договора Япония быстро создаст сухопутную армию, достаточно сильную для защиты своих островов. Тогда возникла бы возможность перебросить наши войска куда-нибудь в другое место. По мере того как Япония запаздывала с графиком создания своих оборонительных сил, эта надежда становилась все призрачнее и туманнее. До сих пор в этом районе пег достаточных сил прикрытия.

В Корее сложилось несколько иное положение. Мне кажется, мы использовали здесь слишком много войск, если учитывать общую численность американских вооруженных сил и наши обязательства в других районах. Стоит в других частях мира внезапно возникнуть войне большого масштаба, как мы окажемся в очень тяжелом, почти безвыходном положении, вынужденные перебрасывать обученные войска из Кореи на другой театр военных действий. При наличии под ружьем южнокорейской армии в 600 тысяч человек вряд ли можно ожидать нового наступления красных китайцев в случае вывода наших войск. Однако наличие крупных южнокорейских сил — обратная сторона проблемы. Никто не знает, что может предпринять наш старый воинственный друг Ли Сын Ман, если мы не будем сдерживать его решимость прогнать врагов своей страны за р. Ялуцзян. До сих пор не исключена возможность, что президент Ли Сын Ман в любой момент может послать свои ар-мни на север. И никто, насколько мне известно, точно не представляет себе, каковы будут наши действия, если это случится.

Весьма трудное решение по этому вопросу должен будет принять президент, поскольку вспышка новой войны на Дальнем Востоке, весьма вероятно, может оказаться той искрой, которая зажжет пламя войны на всем земном шаре. Нет никакого сомнения в том, что на нас будет оказано сильное давление с целью заставить нас ввязаться в сражение на Корейском полуострове. Уступим ли мы этому давлению, будет зависеть от многих причин, в частности, от того, присоединятся ли к нам опять те государства, которые вместе с нами участвовали в отражении первой агрессии, и вступит ли открыто в эту новую войну Россия. Сейчас большинство понимает, что в наше время ни одна страна не гарантирована от вовлечения в войну. Если по трагическому стечению обстоятельств в Корее возобновятся военные действия, никто нс сможет предсказать размеров этого конфликта и быстроты его распространения. Новая Корея легко может стать прелюдией глобальной войны.

Все дело» том, что Корея — один из тех отмеченных ботом клочков земли, который имеет громадное значение для многих сильных наций. Среди ее холмов японцы, китайцы и русские вели ожесточенные войны за власть. Они все еще придают громадное значение отношению к нам корейского правительства. Поскольку наши интересы на Тихом океане остаются неизменными, таким же образом должны поступать и США. Я верю, что если отношения между Китаем, Японией и СССР будут урегулированы на взаимно приемлемой основе, обе части Кореи естественно сольются в независимое буферное государство, своего рода Швейцарию Дальнего Востока, которое не будут контролировать ни Россия, ни Китай, ни Япония. Однако этого невозможно достигнуть, пока не установится но-вый международный порядок и Япония не будет в силах занять законное место на Далыгем Востоке — день, который сейчас кажется слишком далеким.

Неоднократные сокращения численности вооруженных сил, значительно ослабив пашу мощь, сопровождались также действиями, оказавшими вредное влияние на моральное состояние войск. Обосновывая это необходимостью экономии, армии непрерывно угрожали лишением небольших льгот, поддерживавших уверенность солдата в том, что он пользуется постоянным вниманием родины, что он не Томми Аткинс из песни Киплинга, к которому во время войны относились, как к идолу, но которого в мирное время не замечали и подвергали лишениям.

Гражданские власти осуждали, например, мероприятия командования армии в отношении семей военнослужащих, находившихся на заморских театрах. В послевоенные годы около половины всего личного состава нашей регулярной армии проходит службу вне континентальной части Соединенных Штатов. Если нынешние условия останутся неизменными, можно ожидать, что половина их срока службы в армии пройдет за границей.

Я считаю совершенно нереальным и бессмысленным лишать этих военнослужащих права жить вместе со своими семьями. Мне хорошо известно, какое отрицательное влияние в мирное время оказывает на семейную жизнь разлука военнослужащих с семьями, — она снижает моральные качества солдат, увеличивает количество случайных связей.

Поэтому меня раздражало упорство гражданских джентльменов из министерства обороны, которые расставались со своими семьями только тогда, когда хотели этого, а сами настаивали на такой разлуке для военнослужащих. Разумеется, необходимы большие средства для перевозки, размещения, обеспечения школами, врачами и всем прочим жен и детей военнослужащих за границей. Однако средства эти ничтожны по сравнению с благодарностью и удовлетворением, которые находят свое выражение в процентах повторного добровольного поступления на военную службу. Они бесконечно малы по сравнению со стоимостью войны, возможно, предотвращаемой наличием за границей этих солдат.

Другие проблемы, незначительные сами по себе, тоже оказывали глубокое влияние на дух армии. Непрерывно делались нападки на так называемые «пустяковые привилегии» (закрытые гарнизонные военные магазины, медицинское обслуживание членов семей военнослужащих), способствовавшие сужению разрыва между денежным содержанием солдата и той суммой, которую он смог бы заработать, будучи гражданским человеком. Против этих небольших привилегий выступали, прикрываясь необходимостью экономии. Однако самые сильные нападки, как хорошо известно, исходили от местных торговцев, считавших закрытые военные магазины и лавки своими конкурентами, которых необходимо ликвидировать.

Что же касается сорока службы, то, по мнению военнослужащих, правительство в середине игры нечестно меняет ее правила. Более пожилые офицеры пришли в армию, надеясь, что если они будут служить верой и правдой, то смогут остаться на действительной службе до 64 лет. Они успели бы дать своим детям образование и поставить их на ноги. А к тому временя, когда их дети станут самостоятельными и приблизится срок отставки, они сумеют создать некоторые сбережения.

В 1947 году возрастной ценз для отставки был снижен, и сейчас, когда этот закон уже действует в полную силу, многие опытнейшие кадровые офицеры вынуждены уходить в отставку в возрасте примерно 55 лет. Для них самих это личная катастрофа, армия же теряет в их лице людей с большим опытом и способностью принимать зрелые решения. Резкое и быстрое сокращение численности армии усугубило эту несправедливость. Интересы офицеров резерва, вновь призванных па действительную службу, были ущемлены в еще большей степени. Когда вторая мировая война осталась позади, а впереди как будто был длительный мир, Корейская война вновь заставила призвать их в армию. Многие из офицеров резерва после окончания Корейской войны остались на военной службе, и армия, рассредоточенная по всему миру, остро нуждалась в них. Сейчас же, когда они приспособились к военной службе, их вопреки желанию опять возвращали к гражданской жизни, причем в таком возрасте, когда уже нелегко открыть новое дело или получить профессию.

Все эти мероприятия, ослабляя боевой дух и мощь армии, сопровождались другими, которые сильно уменьшали ее общий потенциал.

Потенциал армии можно определить различными методами. Один из самых простых методов — оценка армии, во-первых, по ее боевым соединениям, во-вторых, по ее резервным компонентам и, в-третьих, по ее мобилизационному потенциалу. Я уже указывал здесь на недостатки и слабые стороны боевых соединений и резервных компонентов. Третий элемент — мобилизационный потенциал — имеет такое же важное значение, и мне кажется он тоже далек от того, каким должен быть.

Мобилизационный потенциал — это способность страны выставить необходимое количество солдат и наладить в нужных размерах производство вооружения и снаряжения. Производство вооружения и снаряжения — одна из сфер промышленности и потому лежит в основном на ответственности гражданского населения.

Во всех наших предыдущих войнах мобилизационная база была камнем преткновения, замедлявшим быстрое развертывание наших вооруженных сил. В течение нескольких месяцев мужчин можно сделать солдатами, однако в прошлом нам требовалось по крайней мере два года на то, чтобы вооружить их. В случае новой войны мы будем лишены такого продолжительного периода подготовки.

Сейчас мы не располагаем готовой мобилизационной базой, которая дала бы нам возможность быстро вступить в войну. У нас нет достаточных запасов остро необходимых материалов. «Стоящие наготове» заводы, которые могли бы быстро переключиться с гражданскою на военное производство, не имеют необходимых мощностей. В шкафах правительственных учреждений лежат пачки покрытых пылью схем, которые показывают, какие промышленные предприятия потребуются в случае внезапной войны. Па самом деле этих предприятий, однако, гораздо меньше, чем нам требуется.

Наша мобилизационная база недостаточна для удовлетворения наших собственных потребностей, а тем более для поддержки в затяжной войне наших союз-ников. Все расчеты должны исходить из предпосылки, что в мировой войне союзники в течение немногих педель могут израсходовать свои запасы орудий, танков, самолетов и боеприпасов. Если это произойдет, могут повториться те несчастные дни, которые мы испытали во время второй мировой войны. Солдаты помнят время, когда все винтовки, находившиеся на складах США, были отправлены в Европу и на Британские острова. Резервные запасы наших собственных вооруженных сил были сведены к нулю. Относится это не только к винтовкам, но и к легкой полевой артиллерии. Во многих наших частях в ходе обучения пришлось использовать макеты орудий. Во время прорыва Роммеля к Каиру мы вынуждены были изъять танки из наших бронетанковых дивизий, занятых боевой подготовкой, и быстро перебросить их к англичанам в Африку. Если завтра разразится война, нам придется поступить точно так же. Может случиться, что через несколько недель после начала войны нашим и союзным войскам в Европе придется воевать таким оружием, как камни, палки и кулаки.

В последние дни моей службы в Пентагоне в высших кругах гражданской власти стало ощущаться другое влияние, более сильное, чем стремление к экономии за счет армии. Я имею в виду так называемое «мирное наступление» — внезапное изменение дипломатической тактики России, которое во время первого совещания в Женеве озарило доверчивый мир лучезарным светом надежды.

Я не придерживаюсь той точки зрения, что мы не должны принимать протянутую нам руку искренней дружбы. Никто больше меня не радовался бы действительному уменьшению нервного напряжения, которое охватило все человечество после второй мировой войны. Только тогда можно было бы надеяться, что человеческое благоразумие одержит верх и человечество начнет, наконец, длинный путь к созданию мира, свободного от страшных бедствий войны. Мы должны были поехать «в Женеву. Мы не могли отказаться от переговоров.

Я уверен, что только присутствие хотя и небольших вооруженных сил НАТО плюс угроза, которую представляет наше стратегическое авиационное командование с его опоясавшими мир базами для бомбардировщиков, так долго сдерживали красных. Роспуск этих вооруженных сил и ликвидация наших баз по-прежнему остаются основной задачей русской дипломатии.