Позиция, которой я придерживался, находясь на должности начальника штаба армии, основывалась на простом убеждении, что когда человеку дают работу, он имеет право на получение средств для ее выполнения, по крайней мере минимальных.
Как я пытался показать, в течение всей своей службы на должности начальника штаба армии я не чувствовал, чтобы в высших гражданских сферах Пентагона представляли себе реальные потребности армии в солдатах, деньгах, вооружении и снаряжении, необходимые для выполнения задач, стоящих перед армией. Министр армии Стивенс знал об этих потребностях и всегда поддерживал армию. Его замечательные заместители и помощники также понимали их. Но когда министр обороны и его помощники пытались анализировать задачи и потребности всех трех видов вооруженных сил, я ощущал полное непонимание ими роли пехотинца для обеспечения безопасности нашей страны. Не замечал я и сколько нибудь реальных попыток избавиться от этого непонимания.
Особенно извращались мои взгляды на военно-воздушные силы. Мое отношение к ним нисколько не похоже на то недоверие, с каким относится старый пехотинец к новому, более эффективному роду оружия. Ведь, находясь в воздушно-десантных войсках, пехотинцы не могут вступать в бой без авиации. В первые несколько часов одной из воздушно-десантных операций второй мировой войны моя жизнь и жизнь находившихся под моим командованием солдат целиком зависела от огневой поддержки с воздуха и от снабжения по воздуху всеми предметами, необходимыми сухопутным войскам. Находясь в Европе на должности верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО, я непрерывно настаивал на усилении нашей воздушной мощи. Я глубоко верил тогда и до сих пор убежден, что правильно примененный принцип воздушно-десантной войны может стать основой для ведения активных боевых действий в будущем.
Поэтому мои высказывания об авиации ни в коей мере не были направлены против развития военно-воздушных сил. В то же время я протестовал против чрезмерного, на мой взгляд, акцентирования внимания на развитии одной части авиации — бомбардировщиков дальнего действия, так как при этом пренебрегали другими средствами использования такого замечательного оружия, как боевой самолет.
На самом деле все свои доводы я направлял на необходимость более широкого развития нашей воздушной мощи. Как и каждому даже умеренно образованному пехотному офицеру, мне было ясно, что будущность сухопутной армии в значительной степени зависит от авиации. Как я указывал в предыдущей главе, армия будущего должна быть подготовлена для транспортировки по воздуху. Ее способность к быстрому передвижению на большие и малые расстояния должна превосходить все до сих пор известные примеры из прошлых войн. Чтобы вести войну будущего, недостаточно обладать только способностью доставлять ядерную бомбу на большие расстояния и с абсолютной точностью сбрасывать ее на цель. Нужно быть в состоянии поднимать в воздух целые армии, снабженные ядерным оружием, и высаживать их в любой точке земного шара.
Сейчас мы не обладаем такой способностью по той простой причине, что армия и ВВС придерживаются совершенно противоположных точек зрения на количество самолетов различных типов, которые потребуются нам для ведения будущей войны. ВВС направляют свои усилия главным образом на создание бомбардировщиков все большей и большей дальности действия для нанесения так называемого «массированного ответного удара», а также на создание сверхскоростных истребителей, которые смогут защитить нашу страну от межконтинентальных бомбардировщиков противника. Такие самолеты необходимы, по одних их совершенно недостаточно.
Нельзя отрицать, что бомбардировщики дальнего действия способны причинить противнику огромный ущерб. Давайте даже предположим (однако я в это не верю), что бомбардировкой с воздуха мы вызовем такие разрушения, что угроза со стороны противника фактически исчезнет. Но одного этого недостаточно. Военно-воздушным силам необходима поддержка сухопутной армии, хорошо вооруженной, тщательно обученной, готовой к тому, чтобы сыграть свою обычную роль — захватить и удержать вражескую территорию, установив па ней высшую полицейскую власть. Эта армия, во-первых, должна обладать высокой подвижностью как между континентами, так и в пределах театра военных действий, а также быть в состоянии наносить сокрушительные удары с помощью своего, особого, вида авиации. Следовательно, сухопутной армии будущего потребуются транспортные самолеты дальнего действия для межконтинентальных перебросок и целый ряд различных типов специализированных самолетов для использования на поле боя. Для этих самолетов не обязательны большой радиус действия и высокая скорость. Словом, это будут воздушные грузовики и виллисы. С точки же зрения их боевого использования они должны стать летающими орудийными платформами.
Оказалось, что летчиков очень трудно заинтересовать самолетами таких специализированных потребностей. Мы настойчиво и непрерывно одолевали ВВС просьбами создать для нас транспортный самолет, отвечающий намеченным нами спецификациям. Нам были совершенно ясны наши потребности и причины, обусловливающие эти потребности.
Как я уже указывал, сегодняшним нашим основным потенциальным противником является Советский Союз, имеющий самую большую сухопутную армию в мире. И если мы не хотим сражаться с этой армией перед своей парадной дверью, мы должны быть в состоянии перебрасывать свои вооруженные силы морем и по воздуху в любой избранный нами уголок земного шара, чтобы дать отпор агрессии. Мы можем перебрасывать большие силы морем, как делали это всегда, но такие переброски осуществляются недостаточно быстро. Нам нужно найти способы перебрасывать более крупные силы и быстрее, чем это делалось раньше. Для этого нам необходим флот глобальных транспортных самолетов, способных, как на пароме, перебросить армию через половину земного шара и приземлиться на наспех подготовленных аэродромах или на открытой местности, где вообще нет аэродромов, или даже на воду.
Сейчас у нас нет такой воздушной армады, нет и прототипа самолетов, из которых она может быть составлена. Несколько шагов в этом направлении, правда, было сделано. Сейчас в ограниченное производство поступает самолет «Фэйрчайлд» С-123, однако это ни в коей мере не выход из положения. Нам необходим самолет, который может нести тяжелый груз, приземляться на неровном аэродроме или даже не на аэродроме и взлетать после очень короткого разбега. С-123 может приземляться и взлетать после разбега, составляющего лишь небольшую часть расстояния, необходимого для взлета и посадки других самолетов, однако это еще не тот самолет, который нам нужен. Самолет «Локхид»-130, названный «Геркулесом», — тоже транспортный самолет дальнего действия, способный перевозить тяжелые грузы, но и он не отвечает потребностям армии, поскольку он не может сесть на небольшую лужайку. Таким образом, мы еще очень далеки от устранения в армии тех недостатков, которые выявились после второй мировой войны и Кореи. И первое наше требование — создать для армии самолет, способный удовлетворить все ее нужды.
Мы лишились даже тех возможностей, которыми обладали во второй мировой войне. Несмотря на все слабые стороны планеров, мы использовали их для переброски войск в зону боевых действий. Сегодня у нас нет планеров. Не удовлетворяет потребности армии и производство вертолетов. Мы можем теперь взлетать и приземляться вертикально с такими грузами, которые еще несколько лет назад невозможно было поднять, однако мы слишком поздно начали осознавать огромные возможности вертолета. Начинают появляться и конвертопланы — машины, сочетающие качества вертолета и самолета. Они поднимаются в воздух вертикально, а затем переходят в горизонтальный полет и развивают сравнительно высокую скорость. Если конвертоплан должным образом усовершенствовать, он может стать тем боевым самолетом, который будет выполнять для армии многочисленные подсобные функции, не требуя при этом никаких заранее подготовленных аэродромов.
Вполне понятно сопротивление военно-воздушных сил созданию и производству этого типа самолетов, в котором так остро нуждается армия. Вертолет и конвертоплан сейчас не отвечают основным требованиям ВВС. Их производство не предусмотрено и размерами бюджетных ассигнований. Кроме того, молодой летчик не хочет летать на самолетах непосредственной поддержки — пикирующих бомбардировщиках и транспортных самолетах, перевозящих грузы и парашютистов. Он стремится летать на реактивном истребителе, поскольку именно в нем заключено все очарование и слава авиации.
Поэтому армия предусмотрительно старается освободить ВВС от этой нежелательной для них нагрузки. Были разработаны и представлены штаны, в которых намечено создание армией своего собственного специализированного штурмового самолета, а также набор и обучение своих летчиков для такого типа самолетов. До некоторой степени это было осуществлено. Если не принимать во внимание ограничение численности личио-го состава и долларовые ассигнования, то такая идея выполнима. Но поскольку вопросы численности и долларовых ассигнований нельзя не учитывать, перспектива создания армией в ближайшем будущем своей собственной авиации весьма проблематична.
Наверное, все-таки можно найти какой-нибудь приемлемый компромисс. Я настаипаю на следующем соображении: чтобы в кратчайшее время выполнить свои задачи на поле боя и с минимальными потерями занять определенные объекты, армия должна быть обеспечена поддержкой таких самолетов, которые, летая в любую погоду, при любом противодействии противника, могли бы сбросить свой бомбовый груз на цель с точностью артиллерийского орудия.
Если военно-воздушные силы создадут такие самолеты, мы будем глубоко признательны им. Если же они по-прежнему будут игнорировать наши потребности, мы сами должны создать такие самолеты.
В наиболее благоприятных условиях с точки зрения непосредственной поддержки с воздуха, о которой я говорю, Находится Сейчас корпус морской пехоты. Каждая пехотная дивизия корпуса морской пехоты имеет приданную ей авиацию, являющуюся практически ее составной частью. В каждой дивизии морской пехоты более двухсот боевых самолетов используются исключительно для оказания ей поддержки. Даже такое крупное объединение, как полевая армия, не может мечтать о столь щедрой авиационной поддержке.
Острая потребность армии в непосредственной авиационной поддержке и богатство в этом отношении корпуса морской пехоты поставили меня в Корее в щекотливое положение. Вполне естественно, что находившиеся там командиры морской пехоты хотели использовать все самолеты морской пехоты для оказания поддержки своим войскам. Я мог только говорить им: «Джентльмены, у нас здесь девять американских дивизий, из них восемь пехотных и одна дивизия морской пехоты. Перед ними стоит одна и та же цель. Все они сражаются против общего врага и подвергаются одинаковым опасностям. Я знаю, вы ни одной минуты не будете настаивать, чтобы авиационное крыло морской пехоты обслуживало только дивизию морской пехоты».
Командиры морской пехоты были достаточно разумными людьми и открыто никогда не возражали. Прекрасные летчики морской пехоты обслуживали все дивизии, напрягая вес свои силы для выполнения наших общих задач. Наши попытки улучшить систему использования самолетов ВВС для оказания непосредственной поддержки пехоты наталкивались в Вашингтоне на сопротивление, вызываемое политическими соображениями. Хотя я усиленно настаивал на том, чтобы небольшая часть авиации была придана нолевой армии и ее корпусам и могла быстро наносить удары с воздуха, командование ВВС постоянно выступало против этого плана. Запросы об авиационной поддержке по-прежнему следовали через старую карусель — по всем инстанциям в сухопутных войсках и ВВС и снова вниз. В результате такой процедуры самолеты добирались до указанного им места, когда противника там уже не было.
Я много раз говорил в конгрессе, что нынешнее положение дел далеко не удовлетворяет нас. Мы не обладаем необходимой маневренностью, ибо командование военно-воздушных сил не устает вставлять палки в колеса. Мы снова и снова повторяем свои просьбы, зная, что они выполнимы. Конечно, это обойдется очень дорого, и все-таки мы должны иметь непосредственную авиационную поддержку, и иметь еще до того, как окажемся в состоянии повой войны.
Американский парод заставили поверить, что армии ни к чему способность к быстрым переброскам. Простому человеку авиация, флот и морская пехота кажутся теми пожарными командами, которые в состоянии действовать по первому тревожному сигналу. Отдельные корабли могут быстро оказаться в действии, если они будут находиться на небольшом расстоянии от места, где вспыхнет война. Точно так же и стратегическая авиация со своими бомбами через несколько часов может оказаться над территорией противника. Но что касается использования основных войск в наземных боевых действиях на заморских театрах, то наиболее подвижными соединениями сухопутной армии сейчас являются две воздушно-десантные дивизии. Эти две дивизии могут вступить в бой на земле быстрее, чем любое другое соединение вооруженных сил США, в том числе и дивизии морской пехоты. Единственное, что необходимо им, — это самолеты для их переброски.
Сокращение численности личного состава армии, неудачи, связанные с нашими попытками повысить подвижность армии и эффективность огневой поддержки с воздуха, являются лишь отражением ошибочного мнения о том, что авиация всемогуща, а пехота уже устарела. Новая война окончится очень быстро, кричат многие влиятельные люди, вести ее сможет одна авиация, которая через несколько недель добьется победы, а затем будет поддерживать мир.
Я хотел бы верить, что в военно-воздушных силах мы, наконец, обрели магический талисман, ключ к быстрой и легкой победе. Но я не могу в это поверить. Несмотря на весь наш опыт и многочисленные гипотезы, ни один человек не может предугадать, какие формы примет будущая война.
Разумеется, никто из стоящих у власти не должен хвататься за идею быстрой и легкой победы с помощью военно-воздушных сил и делать эту концепцию той основой, на которую великая нация возлагает свои надежды.