В старые времена жили на свете муж и жена по прозванью Цзян. Посадили они тыкву-горлянку, ботва длинная - через стену перекинулась к соседям по прозванью Мэн, глядь - у соседей большая тыква выросла. Мэны ее срезали, потом разрезали, смотрят - в тыкве девочка сидит, и назвали девочку Мэн Цзян-нюй - девочка из семей Мэн и Цзян.

Шли годы. Выросла Мэн Цзян-нюй настоящей красавицей - фея с небес спустилась. Взглянешь - сразу влюбишься, только никто ее не видал: были Мэны людьми богатыми, дочь держали в высоком доме в саду, в сад никто не входил, а за ворота девушку не выпускали.

Одному только Фань Си-ляну как-то посчастливилось увидеть ее, и стали они вскорости любящими супругами.

Как это случилось? А вот как. О ту пору император Цинь Ши-хуан замыслил построить Великую стену длиною в десять тысяч ли. Людей пригнали видимо-невидимо, всех без разбору мужчин хватали, не счесть, сколько народу там поумирало. Кого схватят - не надейся домой воротиться. А кому охота ни за что погибать? И вот однажды пришли стражники за Фань Си-ляном, а он возьми да и убеги. Прибежал к дому Мэнов, перескочил через садовую ограду, за искусственней горкой из камня схоронился. А тут как нарочно Мэн Цзян-нюй со служанкой в сад погулять вышла, смотрит - мотыльки разноцветные порхают. Захотелось девушке хоть одного поймать. Вытащила она шелковый платочек, бросила, только платочек на мотылька не попал, в пруд упал, а мотылек выпорхнул и улетел. Обидно девушке, притомилась она, на большой серый камень села, велит служанке платок из воды выловить. А та, видно, не поняла, пришлось Мэн Цзян-нюй самой платок доставать. Подошла она к пруду, подобрала рукава. Тут служанка как закричит:

- Ой, что я вижу! - Это она юношу приметила, схоронился он за горкой, на барышню глядит.

Подняла Мэн Цзян-нюй голову, застыдилась, покраснела: и впрямь, на другом берегу прекрасный юноша за горкой схоронился. А Фань Си-лян растерялся, не знает как ему быть, бежать - стражники схватят, остаться неловко - с девушкой-то он не знаком. Наконец он решился, вышел вперед, поклонился служанке и говорит:

- Прошу тебя, девушка, спаси меня, спаси!

А служанка уже оправилась от испуга и давай ругать юношу:

- Ты откуда взялся, бродяга?

Пал юноша ниц и говорит:

- Я - Фань Си-лян, прячусь от стражников, вот и забежал ненароком сюда.

Не унимается служанка:

- А знаешь ли ты, что это сад моей барышни?

Отвечает юноша поспешно:

- Не знал я этого!

А юноша между тем приглянулся Мэн Цзян-нюй: и статен и пригож. Родилась у нее в сердце любовь, и стала она выговаривать служанке:

- Нельзя быть такой невежливой. Отведем его к отцу, пусть научит, как спрятаться от стражников.

Отвели Фань Си-ляна к хозяину.

Поглядел на него старик: и статен юноша, и пригож, разговор с ним завел - все знает Фан Си-лян, о чем старик ни спросит, отвечает без запинки. Пришелся юноша по нраву старику, решил он сделать его своим зятем, и чтобы в тот же день свадьбу сыграть.

Кто мог подумать, что не успеют новобрачные в цветочный зал войти, совершить поклоны, как явятся стражники.

Увели они юношу, заплакали мать с отцом, запечалились все домочадцы. А Мэн Цзян-нюй клятву дала ни за кого другого не выходить, Фань Си-ляна дожидаться.

С той поры возненавидела она императора Цинь Ши-хуана лютой ненавистью, и его Великую стену возненавидела, и стражников, которые мужа схватили, Вздыхает тяжко Мэн Цзян-нюй, бровей не распрямляет, а заговорит - голос у нее печальный такой. Целыми днями сидит в своей спальне, не ест, не пьет, ночи не спит, все о Фань Си-ляне думает, тоскует. Досадно ей, что не ушла она тогда вместе с мужем Великую стену строить.

Прошли весна и лето, миновала осень. Не успела девушка оглянуться, а уже первый день десятой луны наступил. Подумала тут Мэн Цзян-нюй, что муж ее в легком платье ушел, решила отнести ему теплую одежду. Как ни отговаривали ее отец с матерью да служанка - все напрасно. Только и оставалось отцу отправить слугу вместе с дочерью.

Не стала Мэн Цзян-нюй красить лицо, не стала пудриться, собрала волосы в пучок, надела простое платье, к спине узел с теплой одеждой привязала, упала перед отцом с матерью на колени и говорит:

- Не найду мужа - не ворочусь!

Так и покинула Мэн Цзян-нюй родной дом.

Миновали они со слугой одну деревню, потом другую, прошли одно поле, потом другое, подошли к заставе, а от заставы этой как раз и лежал путь к Великой стене. Приглянулась Мэн Цзян-нюй чиновнику на заставе, и захотел он ее в жены взять, но Мэн Цзян-нюй стала так его ругать, так поносить, что чиновнику ничего не оставалось, как отпустить ее. А чиновник тот мечтал о богатстве и о высоких чинах, вот и решил он написать начальству доклад, что-де есть такая красивая и мудрая девушка по прозванию Мэн Цзян-нюй. Обрадуется начальник, девушку себе заберет, а ему повышение даст. Кто мог знать, что начальник тоже жаждет богатства и славы и напишет доклад самому императору Ши-хуану?!

Прошли Мэн Цзян-нюй со слугой заставу, к пропасти подошли. Смотрят - по узкой горной тропинке вдвоем не пройдешь, одному и то страшно. С двух сторон глубокие ущелья. И надо же было такому случиться, чтоб слуга вдруг замыслил недоброе. Решил он силой заставить Мэн Цзян-нюй его женой стать.

А Мэн Цзян-нюй и впрямь была умна. Не испугалась она, улыбнулась и говорит:

- Я согласна, только сваху надобно отыскать.

- Где ж ее здесь отыщешь? - заскреб слуга в затылке.

Опять улыбнулась Мэн Цзян-нюй, показала на маленький красный цветочек, который по самой середине горы рос, и говорит:

- Пусть будет за сваху этот цветок, сорви его, и я стану твоей женой!

Глянул слуга - цветок так и манит к себе. Забыл он об опасности, вниз полез, а Мэн Цзян-нюй как толкнет его! Полетел тут слуга - сердце волчье, нутро собачье - прямехонько в пропасть.

Осталась девушка одна-одинешенька. Ничего-то она не знает: может, и нет давно в живых ее мужа.

Дошла она до Великой стены, села на землю, горько заплакала. Три дня и три ночи плакала. Размыло ее слезами Великую стену, рухнула она наземь, и увидела тут Мэн Цзян-нюй мужнины останки.

А о ту пору император Цинь Ши-хуан как раз доклад от чиновника получил. И захотелось ему Мэн Цзян-нюй женой своей сделать. Приказал император стражникам разыскать девушку, доставить прямо в императорскую канцелярию.

Увидела Мэн Цзян-нюй императора, пуще прежнего возненавидела, а императору, сказать надобно, она по нраву пришлась. Велел он ей сесть рядом и говорит:

- Стань моей женой, Мэн Цзян-нюй!

- Ладно, - отвечает девушка. - Только прежде выполни три моих условия.

- Не то что три, три раза по сто условий готов я выполнить. Какое же первое? Говори!

- Дозволь три месяца траур по мужу носить.

Обрадовался император:

- Эка важность! Носи на здоровье! Говори скорее второе условие!

- Хочу я, чтоб мужу моему ты пышные похороны устроил.

- И это можно, - согласился император. - Прикажу купить самый лучший гроб, самый большой саркофаг да сто двадцать восемь шестов и велю семь раз по семь - сорок девять дней молитвы читать. Ну, а теперь говори третье условие!

- Третье? Хочу я, чтоб надел ты простое холщовое платье, шапку с траурной лентой, чтоб сам траурный флаг нес и чтоб всем придворным, военным да чиновникам велел траур надеть.

Выслушал император третье условие, заколебался: «Выходит, должен я признать себя сыном Фань Си-ляна. Но тогда она станет моей, - тут же подумал император. - Что ж, признаю себя сыном Фань Си-ляна!»

Так согласился император и на третье условие.

Наступил день похорон. Забыл император о приличиях, нарядился в холщовое платье, шапку надел с траурной лентой, и впрямь подумаешь - почтительный сын отца хоронит. Мэн Цзян-нюй тоже в траурном платье, останки в повозке везут, Мэн Цзян-нюй рядом идет. Чиновники, военные - все в трауре на похороны явились. Трубят, в барабаны бьют, идут к кладбищу семьи Фань. Река на пути им попалась, большая, глубокая. Отошла Мэн Цзян-нюй от повозки, бросилась в реку и утонула.

Остался Цинь Ши-хуан ни с чем, от ярости рассудок потерял, день и ночь про Мэн Цзян-нюй думает. И стал казнить всех без разбора. Выйдет в зал и спрашивает:

- Каменный конь у ворот ест сено?

Сановник, само собой, отвечает:

- Не может каменный конь есть сено.

Разгневается тут император и крикнет:

- Как это не может? Казнить его!

Так каждый день по одному и казнил. Трепещут сановники от страха. Был среди них один честный да бескорыстный. Наступил его черед идти к императору. Воротился он домой мрачный, брови хмурит.

А в это время дух звезды Тай-бо нищим даосом обернулся, подошел к дому чиновника, стал бить в деревянную колотушку.

На стук старик привратник вышел, говорит:

- У нашего господина доброе сердце, ты, как придешь, он всегда велит дать тебе меру риса и меру муки. Только нынче пришел ты некстати, горе у нашего господина, не до тебя ему.

Отвечает даос:

- Не надо мне ни риса, ни муки, пришел я спасти вашего господина!

Услышал это привратник, поспешил к господину, потом воротился, повел даоса в дом. Вытащил даос из рукава кнут и говорит сановнику:

- Вот кнут «погоняй горы». Завтра, как пойдешь во дворец, спрячь его в рукав. Спросит тебя император: «Каменный конь ест сено?» Скажешь: «Ест», - взмахнешь кнутом. Конь тотчас начнет сено есть. И еще скажи, что кнутом этим можно погонять горы и что он поможет отыскать Мэн Цзян-нюй.

Сказал так и исчез. На другой день спрятал сановник в рукав кнут, пошел во дворец.

Спрашивает его император:

- Каменный конь ест сено?

- Ест, - отвечает сановник.

Дивятся придворные, так и застыли на месте. А Цинь Ши-хуан опять спрашивает:

- Как же это может каменный конь есть сено?

Отвечает сановник:

- Не верите, сами посмотрите.

Кинулись все к воротам, конюшие сено принесли, каменному коню бросили. Застучало у сановника сердце: «А вдруг не получится? Ладно, все равно умирать!» Подумал так сановник, взмахнул рукавом, громко крикнул:

- Ешь сено, жуй сено. Ешь сено, жуй сено!

Глядь - конь и в самом деле стал сено жевать. Тут все в ладоши захлопали, зашумели. Попросил император сановника объяснить, в чем тут закавыка. Отдал сановник императору кнут и сказал ему все, как даос велел.

Повеселел Цинь Ши-хуан, покинул дворец, отправился искать Мэн Цзян-нюй. Маленькие горы в реки загоняет, большие - в море. То на восток устремится, то на запад.

Встревожился тут царь драконов четырех морей: вокруг невесть что творится, по всему хрустальному дворцу звон идет. И отправил царь спешно двух маленьких драконов, морских стражников, разузнать, что да как. Воротились они и докладывают:

- Император Ши-хуан кнутом «погоняй горы» машет, Мэн Цзян-нюй ищет! Страшная опасность грозит нашему дворцу. Того и гляди - прямо на крышу гора свалится!

Всполошился тут царь драконов, затрепетало от страха все рыбье воинство, крабы да раки. Спасаться надо, а куда бежать? Мэн Цзян-нюй мертва, куда подевалось ее тело - никто не знает.

Тут пожаловала в зал дочь царя драконов - все вокруг от красы ее засверкало - и говорит:

- Хочу я избавить тебя от напасти, отец!

Спрашивает царь:

- Как же ты это сделаешь, доченька?

- Дозволь мне Мэн Цзян-нюй оборотиться. Увидит меня император, перестанет горы гонять.

Опечалился царь, что с дочкой расстанется, да делать нечего, согласился.

Гонит гору император, вдруг смотрит - в воде утопленница. Вытащил он ее, а это - Мэн Цзян-нюй. Потрогал - грудь еще теплая. Обрадовался император, отходил девушку, во дворец с ней воротился, сделал ее своей женой.

Через год сын у них родился, тут жена и рассказала императору, что она не Мэн Цзян-нюй, а дочь дракона и должна вернуться в свой дворец. И вот однажды ночью выкрала она волшебный кнут у Ши-хуана, взяла сына и покинула дворец. Сына в далеких горах бросила, сама в воду прыгнула.

Жила в горах старая тигрица, увидела она младенца, стала его молоком кормить. А через год отнесла к большой дороге, там и бросила.

Неподалеку жили старик да старуха по прозванью Сян. Ни сына у них, ни дочки, день-деньской трудятся, соевый сыр делают. По утрам ходил старик его продавать. Идет он как-то, смотрит - на дороге мальчонка лежит, взял его старик, радостный домой воротился. Вырос мальчик, голова огромная, уши длинные, а силища такая, что гору своротить может. Ведь был он рожден дочерью царя драконов, а вскормлен тигрицей.

Назвал его старик Сян Юем. Прошли годы, и стал Сян Юй чуским правителем. Он уничтожил династию Цинь и отомстил за Мэн Цзян-нюй и Фань Си-ляна.

ЛЯН ШАНЬ-БО И ЧЖУ ИН-ТАЙ, ИЛИ ПТИЧКИ-НЕРАЗЛУЧНИЦЫ

Жила давным-давно в Китае девушка по прозванью Чжу Ин-тай. Была она пригожа и умна - не только драконов отменно рисовала и вышивала фениксов, знала еще иероглифы и старинные книги могла читать.

Задумала Ин-тай в город Ханчжоу пойти к знаменитому учителю, мудрости у него поучиться. Но как пойдешь, коли обычаи предков запрещают девушке одной отправляться в дальние края? И решила Ин-тай переодеться мужчиной. Надела она мужское платье и пошла по дороге, которая вела в Ханчжоу.

Пришла она к учителю, сперва поклонилась изображению Конфуция, потом самому учителю, напоследок с учениками поздоровалась.

Был среди учеников юноша по прозванью Лян Шань-бо. Сразу пришелся Ин-тай по нраву: и собой хорош, и нрава доброго, а главное - в учении усердный необычайно. Крепко подружились они с Ин-тай. друг с дружкой ни на миг не разлучались, юноша и подумать не мог, что Ин-тай - девушка. Она же тайны своей ничем не выдавала. Тем более легко было провести юношу, что он с головой в науки ушел. Другие ученики тоже ни о чем не догадывались.

Так бы все и шло, коли б не жена учителя. Говорит она как-то мужу:

- Как же это ты до сей поры не приметил, что Ин-тай - девушка?

- С чего ты взяла? - подивился учитель.

- Мужчины, когда кланяются перед изображением Конфуция, сперва на левое колено становятся, потом на правое, а женщины - наоборот. Помнишь, Ин-тай, когда пришла в школу и кланялась Конфуцию, как раз и встала сперва на правое колено! Неужто не приметил?

- Ну, это еще ничего не значит! - ответил учитель. - Вот если бы он еще чем-нибудь себя выдал, тогда другое дело.

Что ни говорила жена, как ни доказывала, учитель так и не поверил ей.

Не угомонилась жена: как это муж ей не верит?

И вот однажды пригласила жена учителя Чжу Ин-тай в гости, подала вина и, когда девушка, выпив самую малость, с непривычки захмелела, выведала у нее всю правду.

Проснулась Ин-тай утром, вспомнила, что выдала жене учителя свою тайну. Теперь нельзя ей было оставаться в школе. Сказала она Лян Шань-бо, что надобно ей немедля домой воротиться, запечалился юноша, стал уговаривать друга остаться. Тысячу раз уговаривал, сто раз упрашивал, все напрасно.

Собралась Ин-тай в дорогу. Лян Шань-бо решил проводить друга и пошел вместе с ней. Долго они шли, никак не могли расстаться, пора прощаться, а они дальше идут. Уж и не знаю, как далеко от города ушли.

Хотела Ин-тай правду юноше открыть - может, полюбит он ее, и смогут они судьбы свои связать? Но постеснялась сказать все прямо, стала намеками говорить, загадки загадывать.

Увидела Ин-тай в небе двух лебедей и говорит:

- Погляди, братец Шань-бо, на этих лебедей, которые высоко над озером летят. Видишь, лебедка впереди летит, лебедь - сзади, смеется весело. Хорошо им вдвоем!

Не понял Шань-бо намека.

Прошли еще немного. Ин-тай и говорит:

- Видишь, братец Шань-бо, дровосек спускается с гор? Это он для жены и детей хворост несет, чтоб им тепло было.

Опять ничего не понял Шань-бо.

Прошли они еще несколько ли, Ин-тай опять говорит:

- Погляди, братец Шань-бо, два диких гуся над нами кружат. Один на восток полетел, другой - на запад. Гуси, гуси, зачем вы расстаетесь? Лучше вместе вперед летите.

И на этот раз ничего не понял Шань-бо и говорит обиженно:

- Брат Ин-тай, у меня и так тяжело на сердце, как подумаю, что мы скоро расстанемся, а ты про птиц да про дровосеков толкуешь. Не надо!

- Ладно, раз не хочешь, не буду больше ничего говорить, да и прощаться, пожалуй, пора, ты вон куда зашел!

- Не могу я, Ин-тай, расстаться с тобой. Дозволь еще хоть немного тебя проводить!

- Спасибо тебе, братец Шань-бо, за дружбу! А сейчас хочу я сказать тебе об одном важном деле. У тебя вроде бы еще нет невесты? Так вот, есть у меня сестренка, очень на меня похожа, да и умна на редкость, будет тебе хорошей женой. Ворочусь я домой, с отцом поговорю, пусть ее за тебя замуж отдаст. Согласен? Только приходи поскорее! А я уж все постараюсь уладить!

- Непременно приду! - с жаром ответил Шань-бо.

Пошли они дальше, вдруг маленькая речка путь им преградила. Поглядела Ин-тай на воду, послушала, как она журчит, и говорит:

- Посмотри, Шань-бо, глубока ли эта речка, да скорее за шестом бамбуковым в деревню сходи, брод найдем, на тот берег перейдем.

Пока Шань-бо в деревню ходил, Ин-тай на другой берег перебралась.

Прибежал Шань-бо с шестом, аж запыхался, а Ин-тай уже на другом берегу.

- Что же ты меня не дождался, брат Ин-тай?

- Прости, братец Шань-бо, только пора нам расстаться. Не провожай меня дальше, возвращайся назад. Не забудь только своего обещания, приходи поскорее.

Воротилась Ин-тай домой. Течет время - вода в реке. И вот как-то утром вспомнил Лян Шань-бо, что ему друг о сестре говорил, и свое обещание. Быстро собрался и отправился в путь.

Подошел юноша к дому Ин-тай, постучался в ворота, сказал, кто он и зачем пришел.

Усадили Шань-бо в большом зале. Ждет он ждет, а друг почему-то все не идет. Оказывается, уже успели мать с отцом просватать Ин-тай против ее воли. Тяжко ей свидеться с другом - вот она и не идет.

А Шань-бо так надеялся, так мечтал о встрече. Все напрасно. Потерял юноша терпение, рассердился, про все забыл, даже про то, что «три раза по семь - двадцать один»: не до приличий ему, поднял он шум, всю посуду перебил, которая в зале была.

Пришлось Ин-тай выйти к нему.

Только сейчас понял Шань-бо, что друг его не юноша, а девушка, прекрасная, как небесная фея, и что никакой младшей сестры у нее нет. Поглядел на нее юноша печально так и спрашивает:

- Помнишь наш уговор, когда мы прощались?

- Ай-я! Разве не велела я тебе тогда приходить поскорее? Чересчур поздно ты пришел. Должны мы забыть друг друга. Отдали меня мать с отцом в семью Ма. Мы больше никогда с тобой не увидимся!

Ничего не сказал Шань-бо, только воскликнул: «Ай-я», - и, чуть не плача с горя, пустился в обратный путь.

Воротился юноша домой и заболел болезнью, которая от несчастной любви бывает, сянсырбин зовется. Ни один лекарь хворь эту не лечит. А как настал смертный час, попросил Шань-бо мать сходить к Чжу Ин-тай, спросить, не знает ли она какого средства верного.

Выслушала девушка старуху и печально так ответила:

- Только рогами старого дракона можно излечиться от этого недуга.

Передала мать сыну слово в слово все, что сказала ей Ин-тай, и понял юноша, что не спастись ему от смерти.

Смирился он и говорит матери:

- Похорони меня у дороги, которая ведет от дома Чжу к дому Ма.

Сказал он так и простился с миром людей.

Настал день свадьбы Чжу Ин-тай. Жених, самодовольный да важный, вышел к воротам свадебный паланкин встречать. Только напрасно ждал он свою невесту. Когда носильщики несли паланкин мимо могилы Шань-бо, девушка вдруг приказала:

- Остановитесь!

В тот же миг выскочила она из паланкина и несколько раз поклонилась могиле.

Раздался легкий шум, могила вдруг раскрылась, и девушка прыгнула в нее. Носильщики за ней кинулись, да опоздали - закрылась могила, а в руках у них только кусок юбки Ин-тай остался. Бросили они лоскут на землю - он бабочкой обернулся. Подхватил ветер бабочку, высоко в небо унес.

Так и принесли носильщики жениху пустой паланкин. Разгневался жених, стал всех слуг колотить без разбора, на могилу с ними пошел, велел раскопать. Раскопали они могилу, смотрят - в гробу никого нет. Только две птички-неразлучницы юаньян вылетели из могилы, сели на дерево возле дома Ма. Одна птичка весело запела:

Ма, богатый господин!

Почему сидишь один?

Взял невесту ты вчера,

В храм вести ее пора.

Другая подхватила:

Стыдно, стыдно, Ма-жених,

Отчего твой дом так тих?

Нет гостей в нем, нет вина,

Где теперь твоя жена? 1

1 Перевод Г. Ярославцева.

Услышал Ма, как птички над ним насмехаются, не вынес позора, в реку бросился.

До сей поры водится в той реке рыба, которая «желтой чешуей» зовется. Говорят, будто жених Ма в ту рыбу превратился.