— Нужно что-то делать. — Альто поднял голову и втянул ноздрями воздух. — Стеклянные смерчи приближаются. Чувствуете ветер? Он меняется и усиливается.

— Готовимся стрелять? — предложил Тони Золотой Глаз, похрустывая суставами пальцев.

— Когда они доберутся до нас, это не поможет, — покачал головой Якоб.

Но рука его уже легла на рукоять меча.

— С чего вы взяли, что мои насекомые не удержат их или даже… — начал Эльзевир, но Тони его уже прервал:

— Мы просто не готовы положиться только на силу вашего, несомненно, гениального изобретения. Все-таки эти жужжалки…

Император-механик закипел:

— Как вы можете называть совершеннейшие во всех мирах механизмы таким пренебрежительным…

— Довольно, — прервала их Ванилла. — Давайте думать как можно быстрее и ничем не пренебрегать! У нас есть насекомые, оружие и…

— И некое пророчество, услышанное великим земным детективом, — прищурился Людовик Бродячий. — Верно, Тео?

Мальчик почувствовал, что все взгляды обратились к нему. В замешательстве замер. И наконец кивнул:

— В Ротонде Низких Облаков я встретил призрака. И призрак сказал, что нужно разгадать тайну страшного преступления, на котором основана одна из девяти ваших стран. Но я не знаю даже, какая это страна. Еще призрак сказал, что иначе… — он осекся, — нам ничего уже не поможет. Я… поверил ему не сразу. Я начинаю верить только теперь.

Он ждал гнева за то, что не рассказал о своей встрече раньше. Но короли подавленно молчали. Правда, молчание не продлилось и десяти секунд.

— А не ты ли провинился, дудочник? — полюбопытствовал Тони. — Зная, что в мире за о тебе болтают, я начинаю подозревать…

— А давай лучше подумаем: если бы не дудочник, где бы ты сейчас был? — холодно улыбнулся в ответ Людовик, убирая с лица растрепанные волосы. — Дети ушли в этот мир со мной добровольно, и я не собираюсь обсуждать это здесь. Но зато я советую послушать дудочникову сомнительную гипотезу: повинен тот из нас, кто больше всех молчит… — Людовик шагнул в сторону безмолвной фигуры правителя Тирии. — А вы как считаете, Якоб? Не связано ли наше таинственное преступление с тем, что Золотая Башня пуста?

Якоб, какой-то постаревший, стоял молча. Может быть, искал слова. Может быть, пытался оправиться от брошенного обвинения и забыть о том, что теперь все глядят только на него. Он разжал руку, плащ упал на камни садовой тропы. Поправил тонкую серебряную корону. Пальцы с длинными когтями дрожали.

— Так что? — настаивал принц.

В тот момент, когда Якоб поднял голову, в небе что-то появилось. Темное и вытянутое, оно приближалось стремительно, седлая ветер. Очень быстро Тео догадался, что это было. Ему насмешливо подсказал вернувшийся страх. Ведь именно после той встречи он осознал: мир миссис Ванчи не так уж добр и приветлив.

Крепкие мачты скрипели, развевался черный флаг с птичьим черепом. Стеклянные смерчи несли Капитана Птиц вперед сами, точно он был их невольным императором. Десятым…

Корабль опустился в нескольких десятках футов от Эльзевира и остальных, смяв клумбы и кусты. Огромный и темный, он напоминал остов древнего чудовища. Короли стояли молча, напряженно ожидая: будут ли выстрелы из пушек или абордаж, только Альто и Тони схватились за свое оружие. Но с галеры спустился капитан, не сопровождаемый более никем.

Сегодня он был без маски, Тео отчетливо видел обезображенную половину лица и повязку на глазу. Юноша шел медленно. Казалось, ветер в любой миг мог сбить его с ног. Меч был в ножнах на поясе, и пират не торопился его доставать. Посмотрев на королей, он продемонстрировал им пустые ладони. Альто опустил винтовку. Тони оставил свой пулемет нацеленным Капитану Птиц чуть ниже колен. Тот лишь скривил губы, никак не среагировав на этот жест недоверия.

Подойдя ближе, пират отвесил насмешливый поклон присутствующим, потом обратил взгляд единственного глаза на правителя Тирии и произнес:

— Ну здравствуй, Якоб. Соскучился?

— Здравствуй… Бэйзил.

— Бэйзил… — тихо повторил Людовик Бродячий, словно пробуя имя на вкус. — А не ты ли — тот самый друг из башни?

Светловолосый юноша поднял руку — на мизинце поблескивал перстень с янтарем. Сейчас Тео отчетливо видел, что кольцо по своей форме и огранке камня точно повторяет то, которое носил Якоб, только у правителя Тирии камень был черный и матовый.

— Ты умнее их, раз догадался хоть о чем-то, — обратился тот, кого назвали Бэйзилом, к принцу. — А может… у тебя даже есть еще какие-нибудь догадки? Озвучь, возможно, я тебя не убью.

Людовик усмехнулся, скрещивая на груди руки:

— Ты можешь попробовать еще раз отправить на тот свет всех нас. Вот только мы и так скоро погибнем… — Он сделал паузу. — Ты тоже. И сам не хочешь этого, иначе бы не прилетел.

— А ты уверен?

— Бэйзил, брось эти шутки… — заговорил Якоб, делая шаг к Капитану Птиц. — Они все ни в чем перед тобой не виноваты. Только я.

— Что здесь творится? — потребовал объяснений Тони. — Мне надоело не понимать ни черта! А ну-ка быстро…

Капитан Птиц наклонил к плечу свою изящную голову. Казалось, ни Тони, ни Бродячий, ни кто-либо другой вовсе не существовали для него. Пылающий глаз не отрывался от правителя Тирии:

— Что ж… первые вихри будут здесь только через десять минут или около того. И может быть, мы с тобой, Якоб, вспомним наше славное прошлое? Вспомним нашу родину… Гутштадт…

— Гутштадт… — эхом отозвался Якоб. — Гутштадт — «добрый город»…

Они — пират и король — стояли рядом. Тео отчетливо видел на песчаной дорожке их длинные глубокие тени. Птичьи тени. И понимал, что историю, которая сейчас будет рассказана, он уже слышал. Вот только… он не знал ее настоящего конца. И не догадывался, что слова, произносимые глубоким голосом короля Тирии, будут звучать вовсе не так, как те же слова из уст миссис Ванчи. В девять лет, у ночного уютного костра.

— Добрый город… так прозвали его люди. И не зря — его стороной обходили войны, эпидемии, неурожаи. И всем жилось здесь счастливо — насколько вообще возможно счастливо жить в Темные Века. Лишь одному человеку все это счастье не давало покоя… старой колдунье с Болот…

Молча, но с бешено стучащим сердцем Тео слушал, как ведьма обратила в человека ворона, как была убита, как захлебнулся в болезни добрый город.

Как, переступив порог Чертовой Крепости, ворон и канарейка приняли всю ведьмину силу и всю ведьмину злость, но эти страшные подарки до поры до времени никак не проявляли себя.

Как они лечили людей, а поздними вечерами подолгу сидели в самой верхней комнате и придумывали истории про волшебную страну, в которой хотели бы жить. Страна эта состояла из лесов, озер и городов с тонкими башенками. И там всегда было тепло, как на родине Бэйзила, которой он почти не помнил. Там никто никогда не болел. А когда надоедало придумывать, Бэйзил учил Якоба петь — у ворона был отвратительный голос, как и у всех представителей его рода, но ему нравилось это занятие. Они были счастливы — эти двое. Они женились бы на принцессах и правили бы справедливо. Таким они видели свое будущее.

Шло время… а темная сила, дремавшая внутри птиц, пробуждалась: ее будило беспросветное отчаяние горожан. Еще неизвестно, кому было тяжелее, но первым не выдержал Якоб. Однажды вечером злость и раздражение совсем застили его глаза. А Бэйзил просто был в это время рядом…

* * *

— Что случилось потом? — тихо спросил Тео.

Якоб опустил глаза:

— Мы поссорились, и я сбросил его с башни в ров. Ров был проклят. Когда я осознал, что наделал, искал его или его тело всю ночь, но бесполезно. Я вскоре умер, заболев, мне не хотелось более бороться. Я ждал ада и кары. Но оказался в этом мире и попытался все изменить. Возвел Башню. Я верил, что…

— Башня всегда была пустой? — Тео едва узнавал свой собственный голос. — Ведь вы сидели и молились там, и…

— …Тео, я заставил, я научил себя верить, что однажды плесень и гниль исчезнут. — Король закусил губу. — Верить в то, что я увижу…

Капитан Птиц расхохотался, обрывая эти глухие и полные боли объяснения:

— Ты думал, что я стану просто ждать, пока ты спасешь меня в придуманном мире? — Губы скривились. — Ты даже не знаешь, что я испытал, упав в отравленную болотную жижу, чувствуя, как она разъедает мою кожу, слепит глаза, заполняет легкие… Боль и страх ничего не стоили в сравнении с тем, что несло мне понимание: это сделал ТЫ. Мой друг и союзник, тот, за чьего сына я выдал бы свою дочь, будь у меня и у тебя дети. Я выбрался из рва, чтобы умереть в канаве подальше от Гутштадта. И придя сюда, уже не смог поверить в то, что буду прежним. Посмотри, Якоб. От меня осталась лишь половина. Мое лицо… — Он запнулся и взглянул на замерших в стороне королей. Но вскоре голос его выровнялся, вновь став ледяным. — Я ненавижу вас всех за ваши спокойные и счастливые жизни. А больше всех — тебя, Якоб, за твою романтическую чушь, за эту птицу в клетке в твоей груди! Как думаешь, что я ощутил, впервые увидев тебя тут? Увидев таким? Словно насмехающимся над моим прошлым, над нашим прошлым!

— Но я…

Резкое движение — Бэйзил ударил по железным прутьям. Дважды, в кровь разбив оба кулака. Якоб слабо охнул, но лишь покачнулся. Желтый комок перьев тревожно забился в своем плену. Король Тирии, бледный и тяжело дышащий, даже не вытащил меча из ножен: все его силы ушли на то, чтобы устоять на ногах. И ни один из других правителей не смел более приблизиться к нему и тем более встать на защиту. Пока принцесса Бэки не ринулась пирату наперерез, застыв перед вороном и загородив его:

— Не смей! Не смей, слышишь, ты?

Опережая Людовика, Тони Золотой Глаз сделал стремительный шаг и неожиданно мягко сжал узкое предплечье пирата, готового замахнуться еще раз — чтобы отшвырнуть длинноволосую худую девушку в сторону:

— Действительно, приятель. Не стоит горячиться. Даже на Сицилии месть — блюдо, которое нельзя готовить на сильном огне.

Несколько секунд двое — мужчина и юноша, оба изуродованные и одноглазые, — смотрели друг на друга. Потом Тони плавно отступил, всем видом показывая, что вернется в любую секунду. Бэки так и осталась стоять между Бэйзилом и Якобом — побледневшая и рассерженная. Капитан Птиц помолчал немного, глядя на нее сверху вниз — как, наверное, мог бы смотреть на мышку, раздавить которую можно, но не обязательно. Она не отвела глаз, хотя дрожь бежала, кажется, по всему ее телу. Но она победила: пират опустил сжатые кулаки и перевел взор на Бродячего:

— В одном ты прав. Я прилетел искать помощи. Я не хочу лишиться жизни вот так просто, пусть даже прихватив с собой всех вас. Теперь тайна преступления раскрыта…

— Лишь наполовину. — Людовик Бродячий сцепил на груди пальцы, пристально глядя на пирата. — Есть кое-что, о чем ты нам не рассказал.

Ветер опять завыл сильнее. Песчинки, царапая щеки, уже кружили в воздухе. Тео повыше поднял воротник и посмотрел на Бэйзила, который стоял молча, буравя Людовика выжидательным взглядом. Тот усмехнулся:

— Итак? Что предшествовало твоему падению?

— Я… — Пират вдруг осекся, будто встретил незаметную раньше преграду. Потер пальцами лоб, встряхнул головой. И с удивлением снова поднял глаза: — Я… я не помню. Но… — в голосе зазвучало раздражение, — это не имеет значения. Он убил меня!

— Якоб?

Король Тирии стоял, ссутулив плечи.

— Я не скажу, дудочник. Я не смею.

Теперь король не мог заставить себя посмотреть на замершего пирата. Что-то вынуждало его опускать голову. Но это что-то едва ли было стыдом.

— Говори, — приказ Капитана Птиц издевательски прозвенел в воздухе. — Лги, Якоб. Так, как ты умеешь. Как научился за эти века.

Казалось, каждое сочащееся ядом слово впивается ворону куда-то под кожу — так сильно король Тирии кусал губы, давая ветру трепать волосы. Но наконец он устало вздохнул, покоряясь:

— Что ж… в тот вечер наша башня была полна больных. Предел всего возможного отчаяния. Город умирал. И ты сказал, что хочешь запереть их здесь и снова позвать огонь. Сжечь их, сжечь скверну. И уйти в другие города.

Пират замер. Почти все теперь смотрели на него.

— Ты не считал так, я знаю. — Король слабо улыбнулся. — Ты их жалел. Но эта ведьминская сила… она завладевала нами день за днем, сам я тоже ловил себя на схожих мыслях, чаще и чаще. Ты взъярился и обвинил меня в трусости. Схватил факел. Я отнял его и попытался запереть тебя. А ты бросился на меня, и, когда мы бились, я столкнул тебя в ров. Но клянусь Господом, Бэйзил. Я…

— Ты лжешь! — Кажется, пират снова собирался ударить, но теперь уже двое — Тони и Альто — готовы были удержать его при первом движении. — Я не мог! Мой хозяин учил меня доброте, и я…

— Бэйзил… — Якоб обошел Бэки, благодарно коснувшись при этом ее плеча. Сделал несколько шагов и остановился прямо перед пиратом. — Ты спас мою душу. Вырвал ее из тьмы и оживил так, как не оживило проклятие. Ты был моим единственным другом. Неужели ты… — он запнулся, — думаешь, что я мог убить тебя по своей воле?

Снова повисла тишина. Тео подумал, что лучше бы разговор этот происходил наедине, а все короли и они с Альто были бы подальше отсюда. Друзья не должны мириться на людях, это невозможно. Мальчик знал это даже по своему классу.

— Я… — начал Бэйзил, но снова замолчал. — Я уже ничего не знаю. Но почему, почему, если ты говоришь правду, я не помню, как… как я отчаялся?

— Потому что память у вас одна на двоих, — произнес Людовик. — Одна страна — одна память. Ведь вы оба должны были быть королями.

— Откуда вам это известно? — нахмурился Эльзевир.

— Я живу здесь уже почти восемьсот лет и многое видел. — Людовик Бродячий посмотрел на стоявших друг против друга Якоба и Бэйзила и вдруг усмехнулся. — Помимо прочего, я недурно умею убеждать. И честно говоря… — он стряхнул какую-то пылинку с рукава, — я одурачил вас, заставив рассказать правду и подтвердить свою догадку.

— Но почему?

— Я же… — меняя интонацию, протянул Людовик Бродячий, — дудочник.

— Bello… — пробормотал Тони. Его явно поняли.

— Благодарю. А теперь… — принц посерьезнел, — вам, пернатые, нужно помириться. Или, как ни банально, мы все умрем.

— Ему не за что просить прощения. — Король Тирии покачал головой. — Вся вина — моя, а он…

— Всего лишь безмозглая канарейка? — со злобой перебил его пират. — Так всегда было, ты…

— Бэйзил, вашу мать, что вы в самом деле… — Дальнейшую часть этой фразы Тони озвучил по-итальянски, бурно размахивая руками. Вероятно, он ругался, а потом добавил уже мягче: — Прекратите драму, вы позже научите ваших друзей серьезно к вам относиться. От песка уже дышать нечем! Миритесь!

— Прости меня, — тихо сказал Якоб.

Бэйзил лишь кивнул, не глядя ему в глаза. И в этот момент все вокруг пришло в движение. Минуты, отданные на разговоры о прошлом, истекли.

* * *

Сильный порыв ветра швырнул пиратский корабль и разбил — одним резким, быстрым, жалящим ударом. Стеклянная корка, похожая на иней, покрыла темную древесину галеры, покрыла паруса и… кажется, всех, кто ждал капитана на борту. Крики этих людей утонули в вое ветра почти сразу, но Тео успел их услышать. Услышал их и Бэйзил, неосознанно сделав на умолкнувшие голоса шаг. Та сторона его лица, где была еще кожа, побледнела. Король Якоб резко сжал плечо своего прежнего союзника, удерживая рядом:

— Не надо. Ты им не поможешь. Мы…

Он не успел закончить: стеклянным вихрям наскучило терзать разломанное тело судна. Они заплясали вокруг королей, пока не приближаясь. С жужжанием вступили в битву механические насекомые: часть их, поднявшись, начала образовывать что-то вроде воздушного щита, а часть — разгонять добравшиеся до земли вихри. Тео видел, как каждое насекомое вспыхивает золотым светом — его лучи, казалось, успокаивали ветер. Стеклянные пески падали на землю расплавленной массой. Но после двух-трех вспышек падали и насекомые: конструкция их не выдерживала жара.

— Как же я это не рассчитал… — выругался изобретатель. — Нам надо спрятаться, их так надолго не хватит!

Когда вышли из строя уже почти все насекомые, Альто превратился в дракона и, зажмурившись, расправил крылья — и теперь только он загораживал прочих от ветра и пепла.

— Думайте скорее! — рявкнул он.

Порывы ветра сбивали его с лап, а миллиарды острых песчинок оставляли царапины даже на плотной чешуе. Но никто не успел ничего придумать: ветер стих, небо потемнело еще сильнее. Одновременно Тео услышал низкий угрожающий рокот, идущий откуда-то издалека.

— Что это? — хриплым шепотом спросил Эльзевир. — Может, кончилось?

Тони Золотой Глаз покачал головой. Тео, как и король Циллиассы, уже знал эту тишину и этот гул. И знал, что должно последовать дальше.

Когда через мгновение огромная волна песка загородила облака, никто не успел даже вскрикнуть. Дюна добралась до обитаемых земель. Песок неподвижно застыл… а потом волна опала, засыпав постройки, сад и почти всех еще не сломанных насекомых. Она сшибла с ног и погребла под собой Альто, а остановилась в нескольких дюймах от ног Тео. Мальчик бросился туда, где виднелся кончик драконьего хвоста, но Бродячий и Тони схватили его за плечи.

— Даже не думай! — рявкнул Людовик.

— А как же…

Хвост шевельнулся, дракон, хромая, с трудом выбрался из-под завала. Золотое свечение, окутавшее его за секунду до падения песка, померкло. Янтарная нить, кажется, снова напомнила о себе — по крайней мере, Тео ощутил жжение в мизинце. Приняв человеческий облик, оборотень, изрядно помятый, но живой, начал брезгливо встряхиваться. Мальчик ступил навстречу:

— С тобой все…

Ему успели ответить только благодарной улыбкой. Песок снова пришел в движение. На этот раз он тихо и угрожающе забурлил.

— Назад, — сказал Людовик, обнимая Бэки за плечи и вместе с ней отступая.

Остальные последовали его примеру. В то же мгновение раздался одинокий грохот очереди. Золотые вспышки озарили стекленеющую траву и погасли. Бурление песка только усилилось.

— ТОНИ! — Людовик Бродячий сердито посмотрел на дона, державшего в руках пулемет. — Когда вы ЭТО успели…

— Сейчас! — просто ответил итальянец. — И я клянусь, что от этого песка поднялась там вдалеке человеческая фигу…

Договорить он не успел, хотя смысл был очевиден. Песок бурлил не так, как раньше. Из него больше не вырастали хаотичные полосы и зигзаги. Фигуры становились все более и более узнаваемыми. Приобретали объем. Цвет. Отличие друг от друга. И, кажется, ветер давал им голос — потому что хрипение, бормотание, хохот и плач сливались воедино, но звучали и по отдельности. Тео ощутил знакомое головокружение при взгляде на эту постепенно оживающую массу. Лучше было бы зажать уши. Но вместо этого он потянулся к револьверам: они лежали в кобурах у него на бедрах. И он не видел, но ощущал, что прочие делают то же самое — хватаются за оружие.

Это было непривычное ощущение — холодные жесткие рукояти в ладонях. И еще более непривычным было осознание того, что две маленьких красивых вещи, за которые в детстве он, наверное, согласился бы отдать все свои игрушки, созданы, чтобы убивать. Даже если убивать придется то, что никогда не жило.

Альто и Тони стояли справа и слева от мальчика. Чуть дальше — Ванилла, Людовик Бродячий, Бэки и Эльзевир, за спиной которого жужжало несколько сотен самых крупных насекомых. Вперед выступили Якоб и Бэйзил — оба подняли мечи. Но неожиданно император-механик окликнул их:

— Вы двое — назад. К нам за спины.

— Почему? — Правитель Тирии обратил к нему взгляд.

Слова прозвучали жестко и отчетливо:

— Потому что лучше, если сейчас они отвлекутся на… — Он запнулся. — Наше тепло и голоса. Мы вооружены лучше, потянем время, пока королева не очнется и…

Без слов поняв его, Тео опять глянул на башню. Раковина над шпилем была по-прежнему закрыта.

* * *

От грохота стрельбы болели уши. Руки, совершенно онемевшие, уже почти отказывались исполнять выученные движения перезарядки. Тео страшно устал. И если в первые минуты его даже радовало то, что от каждого выстрела тварь, лишь отдаленно похожая на человека, падала и рассыпалась, то теперь это не вызывало ничего. Абрисы, возникающие из бесконечных стеклянных топей, шли и шли навстречу — и если некогда они находили жертв по голосу, то более они в голосе не нуждались. Многих из них короли узнавали. Маленькая Бэки так и не сумела выстрелить в того, кто принял облик старого священника. Его уничтожил Золотой Глаз.

Земля вокруг была усыпана сломанными насекомыми. Свободное пространство для отступления заканчивалось. Приходилось теснее жаться друг к другу, что было нелегко из-за отдачи оружия. Но еще худшим казалось другое. Рано или поздно патроны должны были кончиться у всех.

— Бэйзил, как вы справлялись с ними раньше? — рявкнул, перекрывая стрельбу, Тони. — У вас оружие из этой дряни! Вы выковали его, а значит, прикасались к ним. Как?

— Этот клинок был у него всегда, — ответил за пирата Людовик Бродячий. — Ведь так?

Капитан Птиц, бледный и сжавший кулаки, кивнул. Он неотрывно смотрел вперед.

— Да почему? — допытывался Тони, дрожащими пальцами заправляя пулеметную ленту. — Какого дьявола?

Странно, что именно в это мгновение абрисы замедлили свое наступление. Песок больше не извергал их, а тех, что приближались, превратили в оплавленное стекло насекомые. Стрельба остановилась, поэтому стало тихо. Так тихо, что ответ пирата услышали все:

— Возможно, я — их часть и они идут за мной. Возможно, именно я первым привел их сюда.

Людовик медленно опустил оружие, поворачивая голову:

— И что же… ты всегда подозревал это?

— Догадывался. Именно поэтому не оставался на месте. Умирая, я думал о корабле… — пират посмотрел на свои тонкие руки, — о летающем фрегате, который унесет меня от боли. И об оружии, которым я смогу отомстить. Все это я обрел здесь. Но пески все время преследуют меня. И теперь…

— И теперь ты наконец убедился, и из-за тебя, кажется, должны умереть мы? — Людовик скривил губы, впрочем, без особого удивления. — Очень… по-пиратски.

Бэйзил в гневе вздернул подбородок:

— Я явился в надежде, что вы знаете, что делать. Но я не желал прятаться за вами!

— Я ведь всегда подозревал, что ты и они — одно… — пробормотал император-механик, мрачнея лицом. — Почему, почему так поздно?..

— Я вижу, все мы догадывались о многом, но почему-то не делились догадками… — процедил сквозь зубы Людовик Бродячий.

Он смотрел на подозрительно притихший песок, более не поворачиваясь к пирату. Усилившийся ветер вздыбил его волосы и плащ. Тео от этого порыва едва устоял на ногах. Остальные обменялись испуганными взглядами.

— И что, вы предложите теперь убить меня? — Капитан Птиц вдруг усмехнулся, делая шаг. — Я поступил скверно и не стану отрицать этого. Проклятье ведьмы еще на мне. Поверьте, я не испугаюсь.

Он глядел прямо, но Тео видел, что единственный зрачок его сузился. Бэйзил боялся. И все же едва ли он отказался бы от своих слов.

Песок вдруг забурлил снова, заставив всех в страхе обернуться. Сгущаясь и поднимаясь, он складывался во что-то пока непонятное и не издающее звуков — никаких, кроме шуршания. Будто невидимые пальцы быстро-быстро складывали фигуру из бумаги.

— Началось. — Пират встряхнул светлыми волосами. — Пора. Разойдитесь.

— Я не позволю. — Король Тирии стремительно шагнул вперед, закрывая юношу собой, обнажая меч и в упор глядя на соправителей. — Эта дрянь не прикоснется к нему раньше, чем я умру. И ни один из вас. Вам все…

— Господи, — всплеснула руками Ванилла. — Вы что, искренне полагаете, что мы выдаем своих?

— А я бы отдал… — процедил сквозь зубы Людовик и усмехнулся, наткнувшись на взгляд Бэки, — впрочем, нет. Никогда.

Песок зашуршал и зашипел громче, начиная приобретать очертания. Фигура была почти сложена. Зверь с длинным гибким телом вздернул свою точеную голову к небу, все вырастая и вырастая. Потоки ветра, казалось, тянулись теперь именно к нему, срывая неостекленевшие листья с веток и заставляя людей дрожать от холода.

— Обидчик одного члена Семьи обижает всю Семью, — с расстановкой произнес Тони, чуть прикрывая рукой глаз от песка. — Тот, кто желает получить одного из нас, не получит никого или получит всех. Иначе никак. Смыкаем ряды.

— А как же голосование?

Впрочем, по тону Эльзевира понятно было, чью сторону он примет. Император-механик улыбался. Улыбка была сумасшедшей и отчаянной одновременно. А Якоб, бледный и хмурый, не мог найти ответных слов.

Песчаная фигура ширилась и разрасталась. Зверь оживал, расправлял крылья. Открылись сияющие золотом глаза. Казалось, оттуда, из глазниц, пробивался янтарный свет. Создание из тысяч кошмаров и сомнений окончательно обрело подобие разума — насколько могут быть разумными дикие древние пески. Это был дракон — и дракон ждал. Угрожающе покачиваясь, он обратил взор на замерших внизу.

Тео в панике огляделся. Кажется, более никто не знал, что делать, даже Тони и Людовик Бродячий. Они просто стали стрелять, но существо разинуло свою пасть, и от его рева что-то сломалось в хитрых оружейных механизмах. Винтовка и пулемет замолчали. Но дракон не бросился — он продолжал чего-то или кого-то ждать.

Мужчины отступили, закрывая собой прочих, но едва ли способные действительно защитить хотя бы себя. Тони побледнел, не выпуская из рук бесполезное оружие.

— Sancta Maria…

Кажется, он прошептал только такие слова. И кажется, они значили, что правитель Циллиассы отчаялся. Но в то мгновение произошло что-то, чего едва ли кто-нибудь ожидал. Король Якоб опять вынул из ножен свой меч и протянул руку Капитану Птиц:

— Дай клинок.

Пират непонимающе покачал головой:

— Тебе не стоит прикасаться к нему, он…

— Если пустыни, — ворон усмехнулся, — часть тебя… то они и часть меня. Я тоже принес сюда слишком многое… и не все было добрым. Прошу тебя, Бэйзил. Доверься в последний раз. Я так и не расплатился с тобой за спасение.

Блестящая рукоять легла в грубую ладонь, не защищенную перчаткой. По коже тут же расползся чернеющий ожог. Якоб болезненно скривился, но, справившись с собой, возвысил голос:

— Всем разойтись.

Впервые никто не осмелился с ним спорить. Подчинился даже Людовик, склонивший бессильно голову. Казалось, он о чем-то догадывался. Его пальцы крепко сжали маленькую руку Бэки, будто правитель Страны Брошенных Детей опасался, что его принцесса может побежать за Якобом.

Тео не сомневался, что она может. Что обязательно побежит.

Король Тирии шел навстречу огромному существу медленно и осторожно. Руки его были опущены, желтая птица в груди молчала. Ветер подталкивал вперед, будто торопя. Песчаный зверь прищурился. Узнал. Мгновение — и порыв воздуха сорвал с места остекленелые обломки галеры Капитана Птиц. Взмывая, деревяшки образовывали некое подобие шаткой высокой лестницы. И король поставил на первую из ступеней ногу.

— Якоб, не ходите!

Не выдержала Ванилла. Сделав шаг, она протянула мужчине руку:

— Нам ничем это не поможет, слышите? Не надо!

Тео готов был поддержать ее. Но король Тирии даже не обернулся. Он шел, держа спину прямо и преодолевая ветер. В его волосах сияла корона.

— Трудно победить дракона, особенно если часть этого дракона живет в тебе самом.

Эти слова произнес Эльзевир. Тео поднял на него взгляд:

— В таком случае… часть этого дракона есть в каждом из нас. Но почему-то все мы остались здесь.

Король Якоб достиг последней деревянной ступени, которая покачивалась в воздухе. Он что-то прокричал, но ветер не донес до оставшихся внизу этого крика. Лишь несколько последних слов:

— …ради любого из них и ради одного из них!

Движение началось, казалось, с головы создания пустынь и охватило все его мощное тело. Пески вновь обратились в то, чем Тео увидел их из окна дома Золотого Глаза. Проступили человеческие лица, звериные морды, безумные пейзажи. Вернулось смешение голосов и звуков. Все это вместе вгрызлось под череп, заставляя согнуться пополам и вскрикнуть. Тео опустился на колени. Он видел, как распахнулась пасть и взметнулась лапа. Видел, как существо потеряло очертания, слившись в сплошной поток гудящего песка. И видел, как блеснули клинки в руках короля.

Оба вошли в то, что еще недавно было драконьей шеей, по рукояти. Одновременно десятки тонких стеклянных лезвий прошили насквозь тело самого Якоба. Бэки закричала, вырываясь из рук Людовика. Песок поднялся, скручиваясь в вихрь. То, что происходило наверху, более невозможно было различить.

А потом огромная масса начала чернеть, рассыпаясь и съеживаясь. Она все опадала и опадала, уходя в землю, в траву, в стволы деревьев. Злой ветер постепенно затихал. Когда он успокоился окончательно, вниз упали все деревянные обломки, а вместе с ними — тело короля. Ребра, замененные прутьями, хрустнули, когда Якоб ударился о землю. Он не шевелился. От него шел знакомый бледно-серебристый дым.

— Как мы могли не понять… — прошептал Эльзевир. — Как я мог…

* * *

Мертвая окровавленная птица лежала на прутьях клетки. Лишь упав, Якоб наконец разжал пальцы обеих рук, выпустив и рукоять стеклянного клинка, и рукоять янтарного. Только что он открыл глаза — может быть, почувствовав, что кто-то изо всех сил бежит к нему.

— Подобное всегда тянется к подобному… и умирает от подобного, — прохрипел он.

— Боже, не надо ничего говорить, я вас прошу! — дрожащим голосом обратилась к нему принцесса Бэки.

Она первой опустилась на колени рядом с королем и осторожно приподняла его голову. По фарфорово-бледному личику текли слезы, губы дрожали.

Тео видел, как Тони Золотой Глаз обнимает Ваниллу, как Эльзевир беспорядочно отдает приказы своим насекомым — они летали над садом в огромном количестве, разгоняя остатки стеклянной пыли. Из-за жужжания сотен тысяч маленьких крылышек казалось, что где-то рядом просто работает огромная газонокосилка.

— Но почему… — прошептал Тони. — Почему сразу не сработало? Ведь… — он бросил взгляд на Капитана Птиц. — Он попросил у тебя прощения! Ты был виновен не меньше его! Эта дрянь должна была исчезнуть сразу после того, как мы раскроем правду! Разве не так?

Бэйзил не ответил. Он молча опустился на колени по другую сторону от Якоба. И ворон улыбнулся ему.

— Отвечай мне, я требую! — резко окликнул пирата гангстер, но его остановил Людовик Бродячий:

— После будем разбираться, кто и в чем виноват. Якоб, вы…

Вся его резкая язвительность куда-то делась. В голосе звучала боль. И видимо, он сам не знал, что говорить дальше. Может, даже хотел извиниться, но не был уверен, что это нужно.

— Я рад, — ворон улыбнулся, — что искупил свою вину. Простите еще раз… — Он бросил взгляд на Бэки. — Ты красивая. Если бы у меня была дочь, она была бы похожа на тебя. Не пачкай руки, пусти меня. А ты… — Он с трудом повернул голову к Бэйзилу. — Спасибо, что дал этот шанс спасти вас. Теперь все будет хорошо.

— Якоб, не умирайте, пожалуйста! — заговорила Ванилла, неуверенно подходя ближе. — Хотите, я прямо сейчас напишу историю, где всего этого не было, где вы счастливы, где все мы счастливы? — Она беспомощно огляделась. — Я быстро напишу, и…

— Не надо. — Якоб опять повернулся к Бэйзилу. — Скажи мне хоть что-нибудь, пожалуйста.

Дрожащая тонкая рука пирата провела по жестким волосам:

— Прости… я всегда был плохим другом.

— Нет. Не плохим. Лучшим.

Бэйзил устало покачал головой, светлая прядь упала на его лицо:

— Якоб. Этот мир… это чистый мир, самый невероятный из всех, какие могли бы быть, а я принес в него только злобу. Злоба ослепила меня. Я себя не помнил — только тебя. И своего предательства — лишь твое. Господь должен был наказать меня раньше. А теперь… я не знаю, где он.

— С тобой, поверь. — Якоб улыбнулся. — Правь этой страной хорошо. Уничтожь Золотую Башню. Пусть это будет последнее…

— Ты не можешь умереть вот так! — в гневе перебил пират. — Ничего не изменится от смерти жалкой птицы в твоей груди! Будет лучше, только лучше! Я… — он быстро вытер глаза, — Якоб, а помнишь, я тебя учил когда-то давно?

Снова мужчина слабо улыбнулся, и выражение отрешенности чуть сгладилось с его лица.

— Помню. Это трудно забыть, мой друг.

— Тогда ты ее узнаешь…

Капитан Птиц закрыл глаза. И Тео вдруг услышал, как изменился его голос.

Нет, он не стал слабее, хотя мальчику всегда казалось, что канареечные голоса — тонкие и слабые. Голос Бэйзила был мелодичным и сильным, очень чистым. В песне Тео не смог понять ни единого слова, но он ощутил то, чего не ощущал никогда в жизни, — успокоение, едва ли знакомое миру людей. Все вокруг сузилось и расширилось до залитой ярко-золотым светом комнаты. Всего одной.

Тео хотел посмотреть на королей и королев, чтобы понять, чувствуют ли они то же самое, но ощутил, что ему вдруг стало очень трудно дышать. Он мучительно закашлялся. Отняв от губ ладонь, без страха увидел на ней кровь. В ту минуту ничто не могло его напугать, потому что одновременно он видел, как открываются створки жемчужной раковины над шпилем башни. Глаза мальчика закрылись. А потом его окутала спокойная светлая тишина.