Ломакс не знал, что надеть. Отсутствие бороды, нерешительность и копание в собственном неряшливом шкафу напомнили ему о временах, когда он был подростком. Ломакс любил джинсы. Однако, желая произвести впечатление на Джулию, он надеялся найти что-нибудь более приличное. Вспомнилось постоянное раздражение Кэндис по поводу джинсов и то, как он боролся с попытками жены изменить его внешность.
Ломакс открывал шкафы и копался в ящиках. Он пытался убедить себя, что невозможно представить себе его, Ломакса, не в джинсах, а значит, свидание с Ломаксом естественным образом означает свидание в джинсах. Хотя вряд ли Кэндис убедили бы подобные отговорки…
Депьюти Дог смотрел на Ломакса понимающим взглядом. Он забрал собаку у друзей, которые присматривали за ней, пока Кэндис и Роберт с детьми были в отъезде.
— А вот тебя взять не могу, парень. Придется побриться, если хочешь пойти на свидание.
Пес знал толк в свиданиях. В местных предгорьях он славился своим распутством. Немалое количество его отпрысков населяло ближайшие окрестности, а возможно, и значительную часть северной Калифорнии. Сейчас щенки подрастали, и Депьюти уже выражал нездоровый интерес к собственным дочерям.
Ломакс принял душ и побрился. На сей раз боль, причиняемая бритвой, уже не показалась ему такой острой. Ушло и чувство, будто он собственноручно срезает с лица куски кожи. Ему даже нравилось ощущение гладкости. Кто знает, вдруг Джулия решит поцеловать его при встрече, а может быть, на прощание, и Ломаксу хотелось, чтобы ей было приятно. Тут же он вообразил, что Джулия не ограничится приветственным и прощальным поцелуями, а возможно, поцелует его не только в щеку.
Ломакс подумал о губах Джулии.
— Я бреюсь очень гладко, - сказал он псу правой частью рта, обрабатывая при этом левую щеку.
Однако Депьюти ничего не ответил - приставал к большой губке, лежавшей в душе без присмотра.
Когда Ломакс ехал к дому Джулии, щеки саднили. Он испытывал беспокойство. Пойдут ли они куда-нибудь ужинать? А может, проведут вечер дома, потягивая вино и рассказывая друг другу истории своих браков?
Дом Джулии располагался даже более уединенно, чем его собственный. Ломакс дважды проехал мимо поворота, так как здание закрывали темные силуэты деревьев. Ломакс никогда бы не подумал, что Джулия может поселиться в таком месте. Ему казалось, она должна жить в чистой и опрятной квартирке.
Дом был велик. Стоя на пороге, Ломакс подумал, что похож на водопроводчика, скромно припарковавшего машину у подъезда заказчика.
Джулия открыла дверь, и Ломакс внезапно остро ощутил на лице родимое пятно.
Увы, ни улыбки, ни поцелуя…
— Засорился измельчитель мусора, - беспомощно произнесла Джулия.
Она точно считает его водопроводчиком.
— Идемте.
Ломакс зашагал за ней по комнатам с высокими потолками и стенами пастельных тонов. Он пытался заглядывать в открытые двери, но Джулия спешила, через плечо бросая фразы о засорившемся измельчителе. Ее удивляло, что он перестал работать. Она утверждала, что вечером положила туда только вялые салатные листья из холодильника.
Ломакс представил себе, с каким видом Кэндис опускает руку в трубу, вынимает плунжер или отвертку и произносит: "Да чтоб вас всех!.." А теперь он сам засовывал руку по локоть в гниющий салат и прочий мусор, ковыряя пальцами в какой-то грязи, остатках пищи, совсем рядом с ножами, а Джулия в нежно-голубом платье стояла рядом, прислонившись к столу, и расспрашивала его об астрономии.
— Красное смещение называется красным, потому что выглядит таким на спектрографе, - объяснял Ломакс. - Свет, который оно излучает, говорит нам о двух вещах: во-первых, он движется, вернее, отодвигается от нас, а во-вторых, по тому, с какой скоростью он движется, мы можем делать определенные выводы.
Между пальцами Ломакс почувствовал что-то вроде маленькой косточки, возможно, куриной.
— Значит, вот почему поднялась такая суматоха вокруг красного смещения в Ядре Девять. То есть я знаю, что все это ошибка, но…
— Ядро Девять - это карта, на которой изображено несколько дальних галактик, кластеров и суперкластеров, расположенных на одном участке неба. Ядре неба. Галактика, которая привела Йоргена в такое возбуждение, гораздо ближе, возможно, только в десяти миллионах световых лет. Это действительно близко. Мы видим на пять - восемь миллиардов световых лет - это самый край Вселенной, которую можно наблюдать.
Указательным пальцем Ломакс нащупал большую кость, но никак не мог изловчиться, чтобы схватить ее, во всяком случае левой рукой. Он медленно вытащил левую руку и засунул в отверстие правую.
— Если мы говорим, что видим свет на расстоянии восьми миллиардов световых лет, значит, все это время он приближался к нам. Таким образом, мы можем заглянуть в начало Вселенной. В момент ее образования, почти в момент Большого Взрыва. Почти, но не совсем. Вселенная расширяется. Все вокруг постоянно стремится наружу.
Сейчас он шарил рукой в поисках кости и никак не мог ее нащупать. Он повернул шею, чтобы убедиться, что Джулия слушает, но она уже что-то искала в холодильнике.
— Вы слушаете? - спросил Ломакс.
— Разумеется. Все вокруг постоянно стремится наружу.
— Точно. Так вот, чем дальше галактики находятся от нас, тем быстрее они должны двигаться. Вот на чем мы основываемся. Мы видим это по красному смещению.
Ломакс схватил кость, осторожно протащил ее мимо ножей и вытянул наружу. Затем включил машину - она издала гортанный звук, а Ломакс отправился мыть руки. Он подозревал, что Джулию не слишком интересует его рассказ. Ломакс вспомнил, как однажды выступал перед классом, где учился его сын. Он постарался быстро завершить объяснение, перекрикивая жужжание измельчителя:
— Из-за волоса в спектрографе мы увидели красное смещение в галактике, которая находится слишком близко для того, чтобы двигаться так быстро. Поэтому Йорген и пришел в возбуждение. Красное смещение с такой скоростью могло бы изменить многие наши представления о строении… - Голос Ломакса потонул в реве измельчителя, перемалывающего особенно упрямый мусор. Он подождал, пока шум стих. -…наши представления об образовании и строении Вселенной.
Измельчитель замолк, но Ломакс все еще продолжал кричать.
— Ох, - выдохнула Джулия.
Внезапно в кухне стало очень тихо.
— Самое удивительное, - добавил Ломакс, внезапно вспомнив то, что особенно увлекло четвероклассников,- далекие квазары. Они почти такие же древние, как и сама Вселенная. Они излучают такой яркий свет, что мы можем видеть своего рода тени. Древние тени, шедшие к нам миллиарды световых лет. Это тени юной Вселенной.
Джулия смотрела на него.
— Вы видите, как создавалась Вселенная?
— Только силуэты. Да, можно сказать и так.
Джулия недоверчиво уставилась на него. Ломакс почувствовал себя триумфатором.
— Что еще починить? - поинтересовался он.
— Да ничего, спасибо.
Однако Ломакс настаивал. Ему хотелось что-нибудь починить; у него это хорошо получается. Наконец хозяйка призналась, что не работает аварийное освещение.
— Возможно, просто перегорела лампочка?
Джулия пожала плечами.
— Вы действительно не можете сами поменять лампочку?
Он рассмеялся. Джулия смутилась. Кэндис ненавидела таких женщин.
Оказалось, что в доме хватает подобных мелких недоделок. Ломакс нашел инструменты в подвале и с их помощью выровнял дверь чулана, заменил розетку и поменял местами картины.
Это позволило ему рассмотреть дом и что-то понять про семью Джулии - семью, которой больше не существовало, - пока он рассматривал покрывала, картины и сувениры на комоде. Впрочем, нет, на комоде никаких сувениров не было.
Подвал оказался единственным местом, которое сохраняло черты индивидуальности. Воздух там застыл в хрупком равновесии редко посещаемого помещения. Ломакс вошел, и ему почудилось, что запахи дерева и лака внезапно ожили. Кто-то с любовью развесил на стене инструменты. Все они располагались под углом в тридцать градусов, по размерам - от меньшего к большему, слева направо, на одинаковых гвоздях. Когда-то за инструментами хорошо ухаживали, но сейчас они были покрыты пылью. Ломакса восхитили стены подвала: рисунки на стенах имитировали пещерную живопись.
Внизу под инструментами в аккуратных деревянных гнездах располагались гвозди и гайки. Ящик с гвоздями был самодельным, с надписью "Гейл" на нижней части, вырезанной очень аккуратно, совсем не в духе граффити.
Верстак тянулся во всю длину стены и был здорово изрезан за годы трудов по изготовлению различных домашних безделушек. Эти отметины, пересекающие доски под разными углами, были единственными следами беспорядка. Даже ветошь лежала в пакете, на котором так и было написано "Грязные тряпки". Ломакс с теплотой подумал о муже Джулии.
Остальная часть подвала пряталась во мраке, в углах громоздились коробки. Возможно, после несчастья Джулия собрала вещи и принесла их сюда. Все следы жизни семьи: ее кора, патина, все реликвии, связанные с личностями умерших, - исчезли из дома. Вероятно, все эти вещи и находятся в коробках.
Когда Ломакс закончил домашние дела, он был весь в пыли и грязи. Джулия велела ему посидеть в гостиной, а сама отправилась за напитком для гостя.
Эта комната как две капли воды походила на все остальные. Сквозь большие старые окна проникали солнечные лучи. Стены были окрашены в пастельные тона, которые у Ломакса уже ассоциировались с Джулией. Пространство гостиной заполняли предметы искусства, вазы и скульптуры. Ломакс бродил вокруг, остро ощущая, как запачкана его одежда, и опасаясь присесть в одно из кресел кремового цвета.
На книжной полке стояла свадебная фотография Джулии. Ломакс внимательно рассмотрел ее. Ему хотелось разузнать о Джулии все. Она рассказывала о своем детстве и о работе в лаборатории, но никогда - о призраках с фотографии. То, что она предпочитала не вспоминать о трагедии, лишь отдаляло их друг от друга.
Ломакс не сразу осознал, что муж Джулии был гораздо старше ее. Он услышал голос и быстро поставил рамку на место.
— Я должна вам кое в чем признаться, - заявила Джулия. - Видимо, вы уже заметили, что едой в этом доме и не пахнет?
Ломакс заметил, однако постарался изобразить безразличие.
— Я все купила для китайского салата из курицы - не забыла о хрустящей китайской лапше, луке порее и обжаренном миндале…
— Однако вы забыли?..
— Курицу.
Она озабоченно закусила губу.
Ломакс улыбнулся.
— Так давайте сделаем китайский салат без курицы.
— Нет, нельзя сделать китайский куриный салат без курицы.
Ломаксу не хотелось ужинать в городе. Он надеялся провести остаток вечера в ее доме, в окружении картин и книжных полок, надеялся собрать информацию о Джулии по ее туфелькам, брошенным на ковре, или заметкам, нацарапанным в кухонном ежедневнике. Ему захотелось поиграть в детектива.
— Итак, что мы имеем?
— Салат из множества ингредиентов. И лапшу… Надеюсь, лапшу-то вы любите?
— М-м-м… лапшу… А может, у вае найдется банка тунца?
— Посмотрю…
Ломакс проследовал за хозяйкой на кухню.
— Если у вас есть тунец, то мы сделаем острый салат из тунца. И лапшу. Проще простого.
Джулия подала Ломаксу нужные ингредиенты и теперь смотрела, как он открывает дверки и ящики в поисках остального.
— На самом деле готовить я люблю. Просто теперь, когда я постоянно на работе, не остается времени, - объяснила она.
— Скоро привыкнете. Вам нужно запастись продуктами.
Ломакс смешивал ингредиенты, надеясь, что со стороны выглядит заправским кулинаром.
— Мой муж никогда не готовил, - сказала Джулия.
— Вероятно, он все время проводил в мастерской. - Ломакс протянул Джулии банку с тунцом.
— Что вы, он никогда не спускался в подвал.
— А, значит, мастерская ваша? Это там вы научились работать по дереву?
Ломакс оживился. Теперь ему стало проще задавать вопросы, которые так интересовали его, с отвлеченным, равнодушным видом.
— Это была мастерская мистера Вейнхарта. Когда-то он при-сматривал за домом и двором и за соседними участками тоже.
Муж Джулии по-прежнему оставался загадкой. Оказывается, Ломакс испытал теплое чувство там, в мастерской, к мистеру Вейнхарту, своего рода сторожу.
— А кто такая Гейл?
— Гейл?
— Это имя вырезано на ящике с гвоздями.
— А вы неплохо тут осмотрелись.
Ломакс залился краской.
Однако голос Джулии потеплел.
— Я только хочу сказать, что, хотя я раньше и бывала в подвале, надписи не заметила… Гейл была моей падчерицей. Она тоже работала за этим столом, часами сидела в подвале с мистером Вейнхартом - он учил ее делать вещицы из дерева. Ей это нравилось.
Джулия по-прежнему держала в руке банку. Ломакс забрал банку и начал сам открывать ее. Он не собирался обсуждать ни мистера Вейнхарта, ни Гейл.
— Ваш муж умер, - невольно вырвалось у него.
— Я покажу вам фотографию.
Она вышла и вернулась с фотографией из гостиной. Ломакс перестал готовить, однако Джулия не выпустила рамку из рук. Так они и держали фотографию за разные углы.
— Вот Льюис, мой пасынок Ричард и падчерица Гейл. И я, разумеется. Льюис и Гейл погибли в результате несчастного случая в конце прошлого года.
— Простите, - произнес Ломакс.
Джулия кивнула.
— Вы здесь… не похожи на себя. Я хочу сказать, вы прекрасно смотритесь на фотографии, вы и сейчас выглядите прекрасно… просто немного…
— Старше? - улыбнулась Джулия.
— Мудрее. - Скрывая смущение, Ломакс с преувеличенным вниманием всмотрелся в фотографию.
Ему снова показалось, что муж Джулии гораздо старше - по возрасту он вполне годился ей в отцы, седовласый, с запоминающейся внешностью. Рядом с потрясающе красивой невестой падчерица, Гейл, выглядела простушкой. Ричард был точной копией Льюиса - лицо пошире, но той же лепки.
— А Ричард жив?
— Разумеется. Он живет в Сиэтле.
Видимо, Джулия отвела Ломаксу определенное время на оз-накомление с фотографией, и сейчас это время истекло. Она забрала рамку.
— Счастливая семья, - сказал Ломакс, решив, что Джулии хочется услышать нечто подобное.
— Мы действительно были счастливой семьей. - Ее голос слегка дрогнул.
За ужином Джулия расспрашивала Ломакса о его разводе. Он рассказал ей немного о Кэндис, детях и Депьюти.
— Люблю собак, - заметила Джулия.
Беседовать с ней было легко. Она задавала вопросы, глядя прямо в глаза и кивая в нужных местах. Ее замечания говорили об уме, а недомолвки - о ловкости.
Пришла пора уходить. Прекрасная и загадочная Джулия, похоже, не испытывала к нему никакого сексуального интереса. Ломакс вспомнил, как Добермен пытался подстроить совместное ночное наблюдение. Наверняка она устала от неуклюжих домогательств.
— Как странно. За весь вечер я почти не замечала вашего родимого пятна, - промолвила Джулия.
— Ни разу?
— Только в первую минуту. Вы показались мне таким неловким. Вот-вот спросили бы: "Водопроводчика вызывали?" - А что, у всех водопроводчиков на щеке родимые пятна?
— Оно становится заметным, когда вы испытываете смущение или неловкость. Словно сначала в дом входит ваше родимое пятно, а вы уже тихонько проскальзываете следом. Как будто пытаетесь спрятаться за ним. Вы не пробовали его удалить?
— Нет, - ответил Ломакс.
Он вспомнил, что именно по этой причине взял ее телефон и адрес, а Джулия пригласила его на ужин. Возможно, это не только предлог. Может быть, она правда жалеет его?
— Да не смущайтесь же.
— Именно потому я и отрастил бороду.
— Но почему вы не хотите от него избавиться?
— Ну… наверное, потому, что это и есть я. Это часть меня.
— Вы останетесь сами собой даже после пластической операции.
— Вряд ли.
— Вы действительно считаете, что если измените внешность, то изменится и ваша личность?
— Это больше не буду я.
— Послушайте, после смерти отца, еще до того, как я вышла замуж… я жила вместе с одной девушкой. Ее звали Марсия.
Ломакс кивнул. Он уже знал немного об этом периоде ее жизни - Джулия не боялась рассказывать, ведь тогда никто из ее близких не умирал.
— Так вот, у Марсии был округлый почерк с такими огромными петлями. Буквы смахивали на громадные пузыри. Кто-то сказал ей, что это признак агрессивности. Ей не хотелось быть агрессивной. И она решила изменить почерк.
— И после этого Марсия стала менее агрессивной?
— Она осталась такой же. Если бы ее личность изменилась, то изменился бы и почерк. А вовсе не наоборот.
— Значит, если я стану менее агрессивным, мое родимое пятно исчезнет?
В ответ Джулия вздохнула.
Ломакс спросил:
— Вы думаете, что я должен обратиться к пластическому хирургу?
— Ну…
— Вы считаете, что мое родимое пятно выглядит отвратительно?
— Нет.
— И все-таки считаете.
Горло Ломакса против воли сжалось, и ему стало трудно владеть голосом, словно сила, столь же реальная, как и гравитация, мешала говорить.
— Зря вы расстраиваетесь. Вы очень привлекательны. Я просто хочу сказать, что если вам нужна помощь пластического хирурга, то я знаю одного специалиста по родимым пятнам, травмам в результате несчастных случаев и ожогам. Он хороший врач.
Они все еще сидели за столом. Джулия встала, подошла, потянулась к Ломаксу и поцеловала его в родимое пятно. Поцелуй казался прохладным. Может, потому, что его родимое пятно горело?
Если бы Ломакс весь вечер только и ждал приглашения к сексу, то это было именно оно. Руки Джулии скользнули в его ладони. Но он должен узнать кое-что еще.
— А сами вы не обращались к пластическому хирургу?
— Обращалась.
Ломакса ужаснула мысль, что красота ее искусственная. Джулия посмотрела на него, затем быстро вышла и вернулась со свадебной фотографией. На сей раз она позволила Ломаксу взять ее в руки.
— Пару лет назад со мной произошел несчастный случай - я повредила нос. Выглядела ужасно. Затем нашла пластического хирурга. А сейчас разве заметна разница?
Ломакс посмотрел на Джулию, затем на свадебное фото. Она держала букет. В волосах сверкали драгоценности. В улыбке сквозила радость. Он посмотрел на нос Джулии на фотографии, затем на ее теперешний нос.
— Не заметна.
— Точно? Вы же раньше сказали, что я изменилась?
— Вы не изменились. Вы все такая же. Честно.
— Вот и вы не перестали бы быть Ломаксом, если бы обратились к пластическому хирургу.
Он с облегчением потянулся к ней и нежно коснулся рукой носа. Затем провел рукой по щекам, спустился к подбородку. Его прикосновение было таким легким, словно Ломакс боялся замутить поверхность воды.
Итак, все это настоящее. Хирург просто восстановил то, что природа создала изначально.
— А что за несчастный случай?
Джулия замотала головой и встала, чтобы вернуть фотографию на место.
Ломакс посмотрел на остатки еды на столе. Он даже не заметил, вкусная ли она была, даже забыл, что ел ее. Он просто хотел, чтобы Джулия снова вернулась за стол.
Через некоторое время он осознал, что Джулия зовет его.
Тон ее голоса заставил его встревожиться. В комнате не было света, и в первое мгновение Ломакс не заметил хозяйку. Затем он принял за Джулию большую скульптуру. Наконец увидел: Джулия стояла перед окном, полускрытая занавесками.
— Там машина, - произнесла она.
— Моя?
— Нет.
Теперь и Ломакс заметил. Машина стояла в тени темных кустов, но свет из дома освещал металлические части и очертания корпуса. Водитель не мог не понимать, что ему не удастся остаться незамеченным.
Ломакс открыл дверь и прислушался. Мотор не работал. Машина угрожающе затаилась. С какой целью?
Ломакс сделал несколько шагов, прежде чем увидел, что машина полицейская. Он успокоился. Водитель не вышел из машины, однако опустил стекло.
— Что-то случилось? - спросил Ломакс.
— Просто хотел убедиться, что с миссис Фокс все в порядке, - ответил полицейский.
Ломакс всмотрелся в лицо полицейского. Он ждал дальнейших объяснений, но полицейский только ухмыльнулся. Ломаксу не понравилась его ухмылка. У полицейского были большие зубы, грубые черты лица, и хотя ночь стояла прохладная, на лбу его блестели капельки пота.
— Разве обычно вы работаете не парами? - внезапно спросил Ломакс.
— Нет, сэр. Я шериф здесь, в предгорьях. Так сказать, одинокий волк.
В толстом лице не было ничего волчьего.
— Что ж, как видите, здесь не о чем беспокоиться, - произнес Ломакс.
Толстый шериф снова ухмыльнулся.
— Просто хотел убедиться, что с вами все в порядке, миссис Фокс, - сказал шериф подошедшей Джулии. - Увидел припаркованную машину и сказал себе: "Поемотрю-ка, как там миссис Фокс".
— Все хорошо, шериф. Спасибо за заботу, - ответила Джулия.
Шериф с видом заговорщика посмотрел на Ломакса:
— У миссис Фокс так много волнений. Вот я и решил проверить, все ли в порядке.
— Теперь вы видите, что все хорошо, - повторил Ломакс несколько раздраженно.
Он хотел дать понять шерифу, что тому пора убираться. Вероятно, полицейский почувствовал это, кивнул, завел мотор и уже собирался двинуться с места. Однако затем все с той же неподвижной ухмылкой обернулся.
— Все хорошо, шериф. Доктор Ломакс собираетея уходить, - услышал Ломакс слова Джулии.
Он посмотрел на нее.
— Я останусь здесь еще немного, миссис Фокс. Хочу убедиться, что вы в безопасности, - сказал полицейский. Его улыбка словно застыла. - У вас гости, не буду мешать вам развлекаться.
Когда они вернулись, атмосфера неуловимо изменилась. Ломакс был зол, Джулия смущена.
— И часто этот парень здесь сидит? - спросил Ломакс, как только они закрыли за собой дверь.
— Не знаю. Вряд ли.
— Кем он меня считает, черт побери? Убийцей с топором? И с каких это пор полицейские без спроса подъезжают к самому дому?
Джулия выглядела обиженной.
— Вы просили его об этом? Или нет?
— Нет, - ответила Джулия. - Не просила.
Ломакс чувствовал, что происходящему должно быть какое-то объяснение. Однако ни шериф, ни Джулия не собирались его давать. Несколько мгновений они с Джулией смотрели друг на друга.
— Вы действительно хотите, чтобы я ушел?
— Да, я устала. Все утро добиралась на машине из обсерватории, а завтра вечером… - Джулия посмотрела на часы - было уже далеко за полночь, - вернее, сегодня вечером мне ехать обратно.
— Вы уверены, что этот парень с большими зубами не опасен?
— Он же полицейский.
Ломакс попытался найти на ее лице следы усталости, но оно было прекрасным, как всегда. На несколько коротких мгновений под влиянием гнева Ломакс забыл о ее красоте; теперь она снова бросилась ему в глаза. Конечно же, Джулия хочет, чтобы он поскорее убрался. Наверное, ждет не дождется этого уже несколько часов.
— Спасибо за ужин, - сказал Ломакс.
— Спасибо, что приготовили, - ответила Джулия.
Они улыбнулись друг другу. Ломакс взялся за ручку двери.
— Наверное, на работе… Не беспокойтесь, я никому не скажу, что был у вас. Конечно, это глупо, но люди…
— Да, конечно. Я тоже никому не скажу.
Джулия поцеловала его в другую щеку, ту, на которой не было родимого пятна, затем в губы. Поцелуй был нежный и длился всего несколько мгновений.
Выйдя на улицу, Ломакс посмотрел на темнеющую полицейскую машину. Она все еще стояла неподалеку, и, даже не видя лица шерифа, Ломакс был уверен, что тот продолжает ухмыляться.
Ломакс отъехал на пару сотен ярдов и остановился. Он ждал долгих двадцать минут, пока наконец полицейская машина не проехала мимо. Успокоившись, Ломакс направился домой.