Стояло прохладное утро. Солнце только что встало и зажгло огнями огромные снежные вершины на западе. Маленькая экспедиция уже двое суток двигалась по узким тропинкам Монтаньи.

— Не надо торопиться с самого начала, — промолвил проводник, гладко-выбритое лицо которого одно лишь напоминало о его духовной службе. В остальном он скорее был похож на горца, который мог быстро перейти от слова к делу в случае опасности. По тому, как он сидел в седле, как зорко оглядывался кругом, как уверенно выбирал самые удобные тропинки, — нельзя было не заметить, что ремесло проводника преобладало в нем над призванием церковника. Он осторожно оглядывался на каждом повороте, словно опасаясь погони.

Но трудно было найти на этой извилистой дороге такое место, с которого возможно было бы осмотреть окрестности. Заросли деревьев становились все гуще и гуще по мере того, как тропинка спускалась вниз, а далеко впереди стоял мощный девственный лес, подобно стене, воздвигнутой в защиту против приближавшихся к ней путников. Мрачная, таинственная, серо-зеленая стена…

Там и сям поднимался в небо легкий столб дыма от минерального источника, а иногда и от одной из невидных с дороги деревень, притаившихся, подобно уютным оазисам, в этой лесной пустыне.

Порой навстречу попадались караваны тяжело нагруженных лам, которые с раскачивающимися головами и важной поступью несли свою драгоценную ношу к передовым пунктам цивилизации.

Проводник, по-видимому, был хорошо знаком с большинством метисов и индейцев, которые встречались на этом узком пути, служащем по большей части для сношений между Западом и Востоком. Но наступит время, когда стальные рельсы протянутся там, где некогда медленно двигались караваны, и тогда станет страной преданий и сказок чудесная Монтанья Перу — то Эльдорадо, которое искал жадными на золото глазами Эрнандо Писарро, брат великого завоевателя, во время своего удивительного похода через Кордильеры, приблизительно четыреста лет тому назад.

Прилежные мулы трусили рысцой вперед, ни разу не ошибаясь в выборе пути. Казалось, им была знакома каждая подробность почвы. Не было ни одной ямы на дороге, ни одного ненадежного или опасного камня, которого бы они не обошли осторожной кривой. Круто выгибая шеи, выбирали они новые тропинки и с поднятой головой и чутко напряженными задними ногами спускались по почти отвесным иногда кручам. Они пробирались через опасные canous, переходили вброд горные ручьи с такой спокойной уверенностью, что не приходилось пускать в ход ни хлыста, ни шпор.

Проходя небольшую рощу, путники встретили караван во главе с высоким, сильным индейцем племени коло. Проводник обменялся с ним несколькими словами, прежде чем разминуться, затем пришпорил своего мула и, подъехав к Фьельду, сказал:

— Антонио Веласко опередил нас всего на несколько часов. Рамон и донна Инеса находятся тоже недалеко от нас. У них случилось несчастье с одним из их животных и поэтому они немного опоздали.

— Кто такой этот Рамон? — спросил Фьельд.

— Нельзя найти лучшего проводника по всей Монтанье, — ответил капеллан. — Он был очень предан профессору Сен-Клэру. Он уже старый человек, но еще может постоять за себя не хуже молодого. Если бы он знал, что Черный Антонио следует за ним по пятам и что донне Инесе грозит опасность, то сумел бы поиграть в прятки с Антонио. Он знает все тайники и уголки на боковых тропинках и мог бы спрятаться так, что целая стая собак-ищеек не сумела бы проследить их. Но он ведь ничего не подозревает?

— Нет! — сказал Фьельд.

— Очень жаль… Донна Инеса радуется здешней природе. Она часто останавливается и слезает с лошади, чтобы сорвать цветок или поймать бабочку… и чего ей, на самом деле, бояться? Здесь нет злых людей. Ни разбойников, ни бандитов. Индейцы только тогда воинственны, когда выпили aquardiente. И даже тогда их можно уговорить разумными доводами. Хищные звери здесь не опасны. Пума никогда не нападает, и мы должны приблизиться к большой реке, чтобы найти ягуара или ядовитых змей… Вы видели человека, с которым я только что говорил. Это один из влиятельнейших людей в городе Парма, от которого мы теперь недалеко. Он был очень озабочен тем, что встретил Черного Антонио. От этого нельзя ждать ничего хорошего, сказал он… И он вполне прав. Потому, что дон Антонио и его помощники — единственные хищники в этой местности.

— Могут ли мулы надбавить ходу? — спросил Фьельд.

— Это будет неблагоразумно. И, насколько я понимаю, Черный Антонио и не чует, что мы следуем за ним. Едва ли может что-нибудь случиться, прежде чем мы очутимся в окрестностях Пармы. Приходится, однако, предположить, что Антонио обойдет со своими людьми караван Рамона прежде, чем напасть на него.

— Несомненно, — сказал Фьельд, удивляясь прозорливости проводника. Поскольку я осведомлен, обстоятельства должны сложиться так, что Антонио выступит в качестве рыцаря, как только два его наемника отправят на тот свет Рамона и индейскую девушку. В виду этого жизнь донны Инесы не находится в прямой опасности.

Взор проводника потемнел.

— Я мирный человек, — сказал он, — и неприлично мне выражать подобные мысли Но если Антонио осмелится…

Проводник не докончил своей мысли. Он с силой пришпорил своего мула и быстрой рысью поехал вперед. Экспедиция вступила на плоскогорье, с которого раскрывался широкий вид на огромный лес внизу. Здесь капеллан-проводник соскочил со своего животного.

— Мы, должно быть, отсюда заметим Черного Антонио и его свиту, сказал он и указал на широко расстилавшийся перед ним простор, где далеко впереди виднелся дымок небольшого города.

Фьельд взялся за бинокль.

— Вы можете видеть, как дорога поворачивает широким изгибом на противоположную сторону плоскогорья… по ней проходят неминуемо все, кто едут в Парму.

— Какой-то отряд выезжает из леса, — сказал Фьельд спустя некоторое время.

— Это, должно быть, дон Антонио.

Фьельд отложил бинокль.

— Нет, — сказал он, — я не думаю. Хотя там тоже три человека, но один из них женщина.

Проводник бросился к своему мулу.

— Нам необходимо поторопиться, — воскликнул он. — Дон Антонио едет прямо по его следам. Как видите, это — экспедиция донны Инесы. Женщина индейская девушка Конча. Сама донна Инеса всегда ездит верхом в мужском костюме.

Теперь маленькие мулы показали, на что годились их ноги, — они буквально скатывались с крутых утесов. Ни разу не случилось им оступиться, а их длинные уши насторожились от усердия. Они словно знали, в чем дело. Таким образом прошло около получаса. Путники добрались до лесной прогалины, где они недавно увидели экспедицию Рамона. На одном из поворотов дороги проводник внезапно остановил свою лошадь и с испугом указал Фьельду и негру на противоположную сторону горы.

Перед ними предстало необыкновенное зрелище. Один из мулов был сброшен на отвесные скалы. Падая, он перепрыгивал с уступа на уступ, словно резиновый мяч, и наконец исчез в пропасти, где глухо рокочущая река, без сомнения, увлекла его своими волнами. А тотчас вслед за ним показалось тело человека, которое совершало те же самые страшные прыжки, но, по воле случая, повисло на одном на острых уступов скалы.

— Это, вероятно, Рамон, — прошептал с ужасом проводник. — Мы опоздали.

Он хотел что-то прибавить, быть может, приличествующую его сану молитву, но когда он обернулся к своим спутникам, те куда-то исчезли.

Тогда он снова вскочил на своего мула, но в тот миг, когда он опустился на седло, в лесу послышался крик.

Исступленный и душераздирающий крик женщины.