Перуанская столица Лима является живописным типом староиспанского города.

Поистине достойно удивления, что несколько капель кастильянской крови в жилах местного населения могли сообщить городу своеобразный оттенок, которого, впрочем, достаточно, чтобы придать современному городу и свой собственный характер и настроение.

Так обстоит дело в Лиме. Современная «бизнес-культура» ни в каком отношении не получила перевеса в этом городе, корни которого глубоко нисходят к тому времени, когда испанские авантюристы узурпировали могущественное царство инков.

Ни в одном городе Перу история так тесно не связана с испанским завоеванием. Памятником его служит римская католическая церковь, которая, подобно старинной крепости, все еще медлит сдаваться в Южной Америке. Те, что хотят ознакомиться ближе с историей гордых и умных инков, наложивших некогда свою печать на эту страну, должны прежде всего отправиться в Лиму, чтобы там найти прочную базу для своих исследований…

Лима, впрочем, построена по образцу всех испанских городов с большой центральной Plaza. Одну сторону этой площади занимает собор, а на другой находится национальный дворец, то есть правительственные здания. Остальное пространство предоставлено фешенебельным клубам и лучшим магазинам.

Более современен огромный парк, со знаменитым Поско, — лимскими Елисейскими полями, — где стоит памятник Христофору Колумбу.

Йунас Фьельд бесцельно бродил по сверкающему городу и наслаждался строгой, великолепной гордостью испанцев и веселой, экспансивной улыбкой испанок.

Ему случилось пройти мимо редакции «Комерсио», оказавшейся громадным, величественным дворцом. Он знал, что эта богатая газета была для Перу тем же, чем была некогда газета «Таймс» для Англии. В свое время, много лет тому назад, она была рупором боровшихся за освобождение черных невольников, — а теперь это был лишь орган крупной буржуазии и биржевиков.

После долгого странствования в этом современном лабиринте прессы, Фьельд наконец нашел частную контору Ла Фуэнте. Маленький редактор принял его словно старого друга. Он отложил в сторону свою работу, засыпал Фьельда всевозможными сведениями и советами и в конце концов пригласил его отобедать с ним во французском клубе.

— Там вы, наверное, встретите адвоката Мартинеса, — сказал он ему. Он был ближайшим другом Сен-Клэра и, конечно, может оказаться чрезвычайно полезным для вас. Я вчера звонил ему по телефону, но он, оказывается, не имеет никаких новых известий о судьбе Сен-Клэра. Для меня не может быть сомнений, что он погиб в горах.

После минутного раздумья, Фьельд принял это дружелюбное приглашение. Встретиться с Мартинесом как будто совершенно случайно — как раз входило в его намерения. Он еще не совсем ясно отдавал себе отчет в том, как он примется за все это дело. Единственное, что он знал твердо, это то, что нечего спешить с сообщением о находящихся в его руках документах о последних минутах Сен-Клэра. Какое-то инстинктивное чувство, что тут что-то неладное, удерживало его. После разговора с Ла Фуэнте в нем смутно возникло убеждение, что в трагедии Раймона Сен-Клэра было два акта. Первый завершился в огромной травяной пустыне Мату-Гросу, второй только что развертывается здесь, в столице Перу.

И таким образом газете «Комерсио» не пришлось напечатать на следующий день касающиеся Сен-Клэра сенсационные новости, которые Фьельд привез с собой в Лиму. И завещание профессора осталось лежать нетронутое и неиспользованное в самом недоступном кармане норвежца.

Следующие дни Фьельд провел на улицах и в ресторанах, где оживленно пульсировала народная жизнь. Он в полной мере наслаждался этим своеобразным чувством, знакомым каждому путешественнику по призванию: наблюдать в новом для него народе многообразные проявления темперамента, брызжущего ему навстречу в свете и в тени. Все здесь говорило на новом для него языке: все, от старых домов, в которых еще сидели пули последней революции, до новых дворцов, дерзко и самоуверенно возвышавшихся над красивыми развалинами старинного города Франсиско Писарро.

Наконец жара принудила его укрыться в маленьком, лежащем в стороне трактире. Он был не особенно элегантен, но зато прохладен и старомоден. Хозяин, старый метис, принес ему пенящуюся кружку пива на маленькую веранду, до которой не достигало еще солнце. Когда прохладный напиток, лучше которого, сказать кстати, не могло бы найтись в знаменитых пивных Мюнхена, был осушен, Фьельд вдруг заметил человека, понуро сидевшего за номером газеты «Пренса».

К своему удивлению, Фьельд узнал в нем боксера-негра, ехавшего с ним на пароходе «Киту-Мару».

Тяжелый огромный детина с невероятно добродушным лицом, вероятно, переживал какое-нибудь несчастье. Он оперся головой на руки, и по временам из его груди вырывались жалобные возгласы.

Встретив взгляд Фьельда, он узнал его и дружелюбно улыбнулся. День и ночь быстро сменяются в душе у чернокожего, и когда светловолосый исполин кивнул ему головой, он подсел к нему с бесконечными извинениями. По-видимому, что-то было у него на сердце, от чего он хотел облегчиться.

— Ужасный город, — сказал негр по-английски и положил свой увесистый кулак на мраморный столик.

Фьельд не был с ним совсем согласен. Но негр не дал ему ответить и разразился потоком слов.

— Мое имя Карсон, — сказал он, — Кид Карсон из Штатов… Я тренировал Демпси, и я победил Гарри Вильса… Мне принадлежит рекорд тяжести. Мне пишут из Лимы, что перуанский маэстро желает со мной сразиться. Я получаю вызов. Я ставлю мои условия. Дорога и две тысячи долларов. Мои условия приняты. Я еду. Я приезжаю сюда и являюсь. Здесь я — Кид Карсон, говорю председателю местного клуба бокса, который послал мне путевые деньги и составил контракт.

Он посмотрел мне пристально в глаза.

— Ты проклятый негр, — сказал он и плюнул.

— Джек Джонсон и сам Лангфорд тоже были негры, — сказал я, — а что касается силы, то…

— Мы не деремся с неграми, — сказал он и повернул мне спину.

— А контракт! — завопил я, и заметил, что мои кулаки начали сжиматься.

— К черту контракт! — сказал он и вытащил из кармана револьвер…

Что мне было делать? Я бью хорошо — но револьвер бьет лучше. Тогда я пошел к адвокату, очень важному господину, который говорил по-английски. Прежде всего он потребовал от меня пять долларов за совет. Затем он взял деньги и посоветовал уехать отсюда с первым пароходом. И когда я взглянул на него с легким удивлением, то он уже на этот раз задаром обругал меня и попросил убраться немедленно. Я страшно рассердился, но это ничему не помогло. Когда я хотел наброситься с кулаками на этого малого, он тоже начал играть с револьвером. Тогда я ушел. И теперь я сижу здесь, и в кармане у меня столько денег, что едва хватит, чтобы добраться до Кальяо.

Негр уныло смотрел перед собой. Этот, по-видимому, добрый малый чувствовал себя бесконечно оскорбленным и униженным жителями Лимы.

— Хотите воспользоваться случаем? — спросил Фьельд после минутного размышления.

— Каким угодно! — радостно воскликнул негр.

— Случалось ли вам путешествовать по горам?

— Мне?.. Кид Карсон — не самый обыкновенный негр. Мой отец был школьный учитель. Бедный, но грамотный человек из Невады. Летом я пас скот в горах. Благодаря этому я приобрел силу и выносливость.

— Мне нужен помощник и спутник, — прервал его Фьельд. — Преданный и сильный человек, который мог бы сопровождать меня в утомительное и опасное путешествие в Кордильеры…

Боксер вскочил и заплясал, как сумасшедший.

— Это как раз то, о чем я мечтал! — воскликнул он. — Бокс уже давно осточертел мне…

— Ну, там уж, наверно, найдется случай для проявления ловкости и силы.

— Чем больше, тем лучше.

— All right, — сказал Фьельд. — Ступайте за вашим багажом и приходите ко мне через час в гостиницу «Делигенсия», мы поговорим об условиях. Мы поедем на днях.

Так-то вот случилось, что Карсон, тяжелый боксер, победивший Гарри Вильса и в пятнадцать раундов сразивший Джека Виланда, отказался от своего ремесла и сделался верным спутником Йунаса Фьельда на путях его приключений в голубых горах.