Валли спала. Она отключилась на шесть или семь часов и слегка растерялась, проснувшись на диване в гостиной ранним утром. «Я дома», – напомнила она себе, как напоминала уже трижды по утрам, проснувшись и вспоминая, где она и какая череда событий привела ее сюда. Она встала, умылась, пошла на кухню и включила кофеварку.

Посмотрела, как закипает вода, потом взяла чашку кофе и пошла в гостиную. Села на диван, где недавно спала, и закуталась в любимое одеяло своей матери. Выпив полчашки кофе, Валли наконец взяла конверт с письмом матери и открыла его.

Письмо было написано всего месяц назад и ничем не напоминало то витиеватое послание из папки с Брайтон-Бич.

«Моя милая Валли, – начиналось письмо. – В последние дни я в основном волнуюсь и сержусь. Где ты? Почему не приходишь домой, ко мне? Я знаю, что очень виновата в том, как сложилась наша жизнь. Я лгала, я скрывала правду. Единственное оставшееся мне утешение связано с уверенностью: какие бы ошибки я ни совершила, какие бы раны ни нанесла, результат всего, хорошего и плохого, – это ты, моя Валли, и я нисколько не сомневаюсь, что ты идеальна такая, какая есть. Ты самый сильный, умный и любящий человек из всех, кого я знаю. Понимаешь ли ты это? Надеюсь, поймешь прежде, чем будет поздно. То, что ты делаешь сейчас со своей жизнью, я не могу ни оправдать, ни понять, но вся моя печаль по этому поводу не изменит моей уверенности в том, что ты сможешь многого добиться в этом мире. Пожалуйста, найди способ делиться своими дарами с теми, кому ты нужна. Если ты это сделаешь, все прошедшее превратится в путь, который стоило пройти. Единственное, о чем я жалею, что меня не будет с тобой, когда ты придешь к цели. И я надеюсь на то, что есть Царствие Небесное, потому что… хочу когда-нибудь увидеть, чем ты станешь. С любовью, Елена».

Валли прочла письмо от начала до конца дважды, потом положила обратно в конверт и вернула на кофейный столик. При других обстоятельствах содержание письма вызвало бы у нее слезы, но не этим темным ноябрьским утром. Валли знала причину: никакой крик души теперь не мог для нее сравниться с той сценой прощания в снегу на острове Шелтер, когда Валли и ее мать нашли друг друга и одновременно потеряли навеки. Это событие и все последующие дни одинокой борьбы со своим горем вымотали Валли. Тоска и слезы конечно же будут возвращаться к ней снова и снова днями, неделями, годами. Но пока Валли Стоунман выплакала свое.

Другой реакцией Валли была мысль о том, откуда на самом деле взялось то поэтичное, эмоциональное письмо из папки с Брайтон-Бич. Валли попыталась представить себе, как агент Корнелл Браун – человек, которого она знала как Панаму, – сидит и сочиняет письмо, такое естественное, такое взволнованное, – и это казалось ей совершенно нереальным. Но если не сам Браун написал это письмо, тогда кто? Один из испорченных предателей из его команды в АТФ? Тоже вряд ли. Инстинктивный эмоциональный отклик Валли на это письмо не мог быть случайным: его написал кто-то по-настоящему страдающий, кто-то, испытавший боль потери.

Если бы это сомнение в авторстве письма с Брайтон-Бич было единственным, что беспокоило Валли, она, вероятно, вскоре забыла бы об этом. Но на самом деле все последние дни ее мучили и другие сомнения, так что вопрос о письме только подстегнул беспокойство.

В хвастливом рассказе Корнелла Брауна, который он излагал, подгоняя Клер и Валли к месту последнего тайника, на самом деле не все сходилось. Если верить его истории, получается, что он в одиночку разгадал тайну Елены Маяковой, вплоть до приюта, в котором Валли провела несколько лет, и ее точного местонахождения в Штатах. По своим первым попыткам выяснить подробности своего прошлого Валли знала, что эта информация строго охраняется законом о неприкосновенности частной жизни – как в России, так и в Соединенных Штатах – и оказывается запрятанной так глубоко, что ответа уже не найти. Даже несмотря на доступность правительственного ресурса, едва ли Корнелл Браун мог вдруг, после пятнадцати лет поиска, найти ответы сразу на все вопросы.

Но кому тогда это удалось? У кого был доступ к таким источникам, что могли раскрыть тайну Елены Маяковой? Если кто-то помог Корнеллу Брауну с его планом, вполне вероятно, что этот кто-то мог и сочинить это трогательное до слез письмо с Брайтон-Бич. Знала ли Валли кого-нибудь, кто мог бы осуществить все это? Следующие несколько часов Валли лежала на диване, глядя в окно квартиры, пока первые отблески зари не залили розоватым светом восток. Она думала о том, есть ли там кто-то, кто мог бы объяснить ей, как и отчего распалась на части ее жизнь.

Было начало седьмого, когда у Валли появился ответ. Она поняла, кто выдал ее Корнеллу Брауну, и догадывалась, по какой причине. Валли выпила еще чашку свежего кофе, чтобы взбодриться, и начала одеваться. Градусник на застекленном балконе показывал –6°, так что Валли оделась тепло, закуталась в любимое кашемировое пальто Клер. Было все еще слишком рано, и Валли решила пойти пешком через парк. К девяти часам она дошла до Лексингтон-авеню в Верхнем Ист-Сайде, ее щеки порозовели от долгой прогулки по холодному городу. Она нашла кафе на углу 91-й улицы, откуда открывался прекрасный вид на здание через дорогу, и приготовилась ждать.

В 9:23 на Лексингтон-авеню наконец появился Льюис Джордан. На нем было темно-синее пальто, широкополая черная фетровая шляпа, от холода изо рта у него шел пар, он двигался по улице с осторожностью, не удивительной для 85-летнего человека, вышедшего из дома морозным зимним утром. Глядя на него в окно кофейни, Валли думала о том, что на улице, при дневном свете, он кажется совсем не таким энергичным, как тогда, когда они в первый раз встретились в офисе «Общества Урсулы».

Валли подождала, пока Джордан войдет в здание, где располагался офис, и расплатилась за кофе. Она вышла из кафе, перебежала через Лексингтон-авеню и вошла в здание всего через пару минут после Джордана. Она поднялась на третий этаж и пошла по длинному коридору до двери с табличкой «Общество Урсулы» и логотипом с силуэтом медведя. Валли вошла в дверь без стука. Кабинет ничуть не изменился: мило, но неброско, два письменных стола в разных концах комнаты, на каждом по компьютеру. Валли вдруг испугалась, увидев, что в кабинете никого нет, но тут услышала какой-то шум за неплотно прикрытой дверью в другом конце комнаты. Всего через несколько секунд дверь открылась, и появился Льюис Джордан с небольшой стопкой папок с бумагами.

Валли внимательно посмотрела на него, пытаясь уловить выражение его лица, когда он увидел ее. Сначала он как будто испугался, увидев, что в кабинете кто-то есть, но, узнав Валли, похоже, обрадовался:

– О, Уоллис! Рад тебя видеть. Я не думал, что мы…

Но Льюис быстро оборвал свою радостную приветственную речь. Он увидел выражение лица Валли и понял, что все изменилось. Лицо его, и без того бледное, еще больше побелело, улыбка исчезла.

– Что случилось? – спросил он.

– Скажите мне, что вы сделали, Льюис.

Льюис глубоко вздохнул и поковылял к столу, положил стопку папок, а потом сел сам. Старый стул громко заскрипел под ним, он протянул руки и схватился за край стола. Льюис поднял глаза и встретился с беспощадным взглядом Валли.

– Я сделал выбор, – сказал он. – Есть один человек, агент из…

– Из АТФ? Агент Корнелл Браун. Скажите, что вы сделали, Льюис.

Льюис глубоко вздохнул.

– Агент Браун – наш информатор. Несколько лет назад мы помогли найти его племянника, сына его сестры, которого усыновили другие люди. В итоге он предложил свою помощь и стал нашим источником в других поисках. Два года назад, когда ты впервые пришла сюда со своей проблемой, я вспомнил, что Браун когда-то служил в Восточной Европе, выполнял какое-то задание по борьбе с преступностью и у него есть связи в тех странах.

– Так это вы рассказали ему о моем деле?

– Я думал, что Браун мог бы помочь тебе, – кивнул Льюис. – Как только он прочел твое дело, он узнал тебя. То время, что ты провела в приюте, то, чего не было в документах. Как-то он вычислил, что ты была дочерью Елены Маяковой и Алексея Клеско. Он сказал, что его команда занималась делом против торговцев оружием в странах бывшего Советского Союза и что если бы они нашли Елену Маякову, твою мать, она могла бы выступить свидетелем. Он сказал, что преступники все равно когда-нибудь найдут и убьют ее, поэтому, помогая Брауну и его команде найти ее, я помогал защитить ее. Сначала я конечно же отказался. У меня строгие правила, ты знаешь…

– Но потом вы передумали. Почему?

Льюис горестно покачал головой, очевидно, сожалея о том, что сделал:

– Браун сказал, что у него есть доступ к некоторым документам, касающимся иммиграции, которые могут помочь найти моего сына в Америке, – к тем самым документам, которые я искал несколько десятков лет. По его словам, сбор информации был бы для него очень большим риском из-за местоположения базы данных. Он был готов пойти на этот риск, но только в обмен на мою помощь в поисках твоей матери. Он сказал, что, когда найдет Елену, он сможет ее защитить и вы сможете воссоединиться, как ты и мечтала. Я нарушил наши правила, я знаю, но моя собственная мечта ослепила меня, Уоллис. Умереть, так и не увидев своего сына… я был слишком слаб, чтобы упустить такую возможность.

– Так значит, папка с Брайтон-Бич была вашей идеей?

Льюис кивнул, соглашаясь.

– Я знал, что, если немного подстегнуть твою фантазию, ты начнешь поиски, и рано или поздно Елена Маякова откроется тебе.

Только теперь Валли поняла, насколько совершенен был план. Ей подсунули лишь тоненькую ниточку надежды, а она потянула, распутала свою жизнь и оборвала жизни людей, которых любила. Она могла бы обвинить Льюиса Джордана в том, что он начал всю эту авантюру, но Валли чувствовала и свою ответственность за это. Она сама была готова рисковать всем, чтобы найти мать, и в конце концов все потеряла. Она думала, что будет ненавидеть Льюиса, презирать его, но вместо этого чувствовала только жалость.

– Браун солгал? – спросила его Валли. – Он так и не сказал, где вам искать сына?

– Нет. Браун уже давно не появляется.

– И не появится, – сказала Валли. – Он умер.

– О боже, – проговорил потрясенный Льюис. – Что произошло, Уоллис?

Валли задумалась, перенесет ли Льюис Джордан, который сейчас казался еще более старым и слабым, чем раньше, чувство вины за все то горе и всю ту боль, причиной которых стала его ошибка. Но Валли не могла удержать это в тайне. Она села рядом с Льюисом и принялась спокойно рассказывать ему все, а старик плакал – о Валли, о ее семье, о ничтожном мировом порядке и о грехе, который совершил.

Когда рассказ был окончен, Валли была измучена, но в то же время испытала странную легкость, после того как отвела душу. Она подошла к маленькому столику и включила стоявший там электрический чайник, положила чайные пакетики в две кружки и дождалась, пока закипит вода. В комнате был сквозняк, и Валли заметила открытую дверь в дальнем конце кабинета. Она вошла в эту дверь и оказалась в большой душной комнате, где рядами стояли высокие, до самого потолка стеллажи, заполненные папками. Они были привинчены к потолку, чтобы не повалились под тяжестью бумаг. На каждой полке была табличка: «Открытые дела». Все полки были заполнены.

Валли изумило такое количество дел. В «Обществе Урсулы» хранились тысячи неоконченных дел – тысячи молитв, оставшихся без ответа. Некоторые дела были свежие, но большинство выглядели очень старыми, корешки истрепались и пожелтели, они лежали здесь, наверное, десятилетиями.

Она медленно шла вдоль полок, испытывая странное ощущение, как будто на самом деле слышала голоса, нашептывающие ей в ухо: «Иди, найди нас». Она думала о Льве, своем брате, их разделяла целая жизнь, но теперь они были неразрывно связаны. Старик из магазина на Брайтон-Бич, он сказал правду: «Этот мир – дикая пустыня». И Лев сейчас в этой пустыне, один. Она чувствовала, что он думает о ней, даже в этот самый момент, и знала, что ей делать.

Она найдет его. Она найдет их всех.