В «Оптике» на Арсенальной улице девочки работали посменно – парами по два дня. Сегодня трудились Оля и Альбина. Мастер дольше пяти вечера не задерживался, и сразу после этого времени поток клиентов шел на убыль. Днем посетители могли проверить зрение, выбрать очки, заказать линзы, а вечером что? Да ничего. Только изредка звенел на входе колокольчик, извещая, что забрел очередной зевака посмотреть на оправы в витрине за стеклом («ух ты!») и на ценники под ними («фу ты!»).

Оля – стройная высокая девушка с выразительным взглядом и гладко зачесанными назад длинными волосами – училась на заочном. Хотела перевестись на очный и свое пребывание в «Оптике» рассматривала как временное. Альбина нигде не училась, просто работала, все какие-никакие деньги. Рыжеволосая, вся была как огонь: взгляд – огонь, движения – огонь, ну и цвет волос соответственно…

Когда клиентов было мало и стояла хорошая погода, они по очереди выбегали на крыльцо покурить. Но нынешний март был странным для Воронежа – до сих пор лежал снег, днем температура была плюсовая, шел дождь вперемешку с мокрым снегом, к вечеру столбик термометра опускался ниже нуля, и следы на снегу, оставленные бодрыми пешеходами, превращались в обледенелые ямки под названием «эй, прохожий, давай-ка, сломай ногу». Воронеж – не Москва, гастарбайтеров здесь не бывает, ну и понятно, что лед счищать некому. Да ладно, скоро апрель, само растает. В сумерках появлялся холодный пронизывающий ветер, так что черт с ним, с курением, лучше поболтать – кто из подружек с кем, когда. Можно еще полистать журнал или обсудить какую-нибудь телепередачу – темы всегда найдутся.

Однажды звякнул колокольчик и в помещение ввалился мокрый гражданин, которого Оля сразу окрестила «несуразный», а Альбина – «блин, ходят тут всякие». Вид посетитель и правда имел странноватый: на нем был пуховик, здорово под дождем намокший, но расстегнутый нараспашку. Под ним угадывался серый костюм, рубашка была с ярким галстуком, но обулся гражданин зачем-то в белые кроссовки с красными полосками («Белые! Это в такую-то грязищу!» – мелькнула мысль у Альбины), а на затылке чудом держалась, явно не по размеру, красная мокрая спортивная шапочка с огромной черной эмблемой «Nike» («Восемьдесят рублей, городской рынок», – подумала Оля).

Гражданин был то ли выпивший, то ли с похмелья, выглядел он явно возбужденно и говорил слишком быстро. Альбина и Оля таких клиентов не любили и всегда старались побыстрее от них отделаться.

– Здрасьте! – с порога прокричал странный человек.

– Здравствуйте. Что вы хотите? – строго спросила Альбина.

– Э-э, линзы… Линзы одноразовые, тьфу ты, однодневные. Минус два семьдесят пять, какие-нибудь «Джонсон и Джонсон» есть?

– Сейчас посмотрим, – ответила Оля и стала выдвигать полочки шкафа. – Вам сколько пар?

– Одну!

– Одну? – усмехнулась Альбина. – И надолго же вам их хватит?

– Да мне перебиться на вечер, – затараторил гражданин. – Завтра у офиса куплю такие, знаете, на месяц.

– На месяц и у нас есть, – заметила Оля.

– Ага! – торжествующе засмеялся покупатель. – А сколько они у вас стоят?

– Сейчас посмотрю по базе. – Оля взглянула на монитор. – Четыреста восемьдесят рублей.

– Ну вот. А там – триста!

– Велика разница, – пробормотала Альбина. – Шестьдесят рублей за однодневные, будьте добры. И постарайтесь без сдачи.

– Пожалуйста, пожалуйста, – заспешил гражданин и, порывшись по всем карманам, вынул несколько мятых десятирублевок. – Хотя, – неожиданно заметил он, – линзы – это издевательство над глазами. Это ковыряние пальцами под веками, растворы, капли… Уж если выпала судьба родиться очкариком, надо носить очки.

– Тут я с вами согласна, – произнесла Оля. – А что же не носите? Вон у нас какой выбор. – И она указала на стеллажи.

– Эх, да разве это очки, – протянул посетитель.

Альбина чуть не подпрыгнула от возмущения:

– Да? У вас есть лучше?

– В том-то и дело, что нету! Злой рок витает надо мной! Вот уж последние были! Оправа – безободковые Girard-Perregaux, линзы – минус два семьдесят пять, левая с цилиндриком – у меня астигматизм – наклон шестьдесят градусов, правая – наклон сто двадцать пять градусов, французские, серый фотохром, антиблик, антинапыление… Но двадцать седьмого декабря на предновогоднем корпоративе выпил я лишнего, а когда приехал домой, выяснил, что забыл ключи на рабочем столе. Неважное состояние организма не позволяло совершить обратный путь, и я прилег на лестнице, чтобы собраться с силами. А очки, понимаете, вещь хрупкая, и потому положил я их не в карман, а на подоконник. Через пару часов, когда необходимые силы накопились и я проснулся, очки обнаружены не были – видимо, проходившие мимо соседи приметили так нужную им в хозяйстве вещь – ну, дужками там землю в цветочных горшках ковырять или еще что – русский народ сообразительный. Так я своих Girard-Perregaux и лишился. Но что я клевещу именно на русских – простой люд, знаете ли, он везде одинаков. В апреле две тысячи пятого года довелось мне пребывать в отеле Hilton, что в городе Антверпене, стране Бельгии. Выполнив так называемые «дела», мы с коллегой немного выпили, и я заснул. А проснувшись, решил, что парочка крошечных бутылочек виски из мини-бара не смогут полностью вернуть мне бодрость и свежесть, поэтому я решил навестить своего товарища по командировке, жившего этажом ниже. Отель был устроен по-дурацки, и до лифта нужно было топать аж в другой конец коридора. С координацией же у меня был непорядок, поэтому я решил наплевать на изыски неизвестного мне архитектора и спуститься по лестнице через так называемый «пожарный выход» – дверь была рядом с моим номером. Обуться, несмотря на все усилия, мне не удалось – пластиковые ложки не очень помогают, – поэтому я просто накинул куртку, нацепил на нос Rodenstock из белого золота и был готов спуститься на один этаж.

– И что дальше? – Альбине уже стало интересно, она даже подперла подбородок кулачком, уперев локоть в стойку.

– Дальше? А что дальше? Буржуи – они умные, выход-то – пожарный, поэтому, если ты попал на лестницу, изнутри дверь ни на один этаж не откроешь. Да оно и понятно – вдруг пожар, паника, так все и кинутся вниз до самого нулевого уровня. Я же был на шестом этаже, товарищ – на пятом. Постучался я, постучался в закрытую дверь, да и устал. Идти на первый, поверьте, было выше моих сил. Поэтому я решил прилечь прямо здесь, чтобы этих самых сил набраться. А «пожарный выход» в Hilton – это вам, поверьте, не лестница в заплеванной воронежской многоэтажке – мягкий ковролин, тепло, уютно… Но результат тот же самый – золотые очки, пусть и не Lotos, но полторы тысячи евро, тем не менее пропали, плюс ручка Mont Blanc в придачу.

– Не везет вам с выпивкой, – заметила Оля.

– Не то слово! Не то слово! Boucheron с коричневым фотохромом утоплен в Средиземном море во время падения с водного мотоцикла, естественно, в нетрезвом состоянии. Безободковый стальной Alfred Dunhill разбит метким ударом лица об обледенелый сугроб в ночь на первое января две тысячи шестого года в Москве на Мичуринском проспекте, в аналогичном состоянии Rodenstock с костяными дужками погиб от соприкосновения лица с бетонными ступеньками крыльца собственного дома в августе две тысячи восьмого года. До сих пор одна дужка у меня валяется, где вторая – ума не приложу. Flair, не бог весть какие дорогие, но очень изящные, были ласково, заботливо вложены в кармашек переднего сиденья мадридского такси, да там и оставлены. Наконец гордость моя – Alain Mikli – были реквизированы на Новом Арбате блюстителями порядка, которые, заметив подвыпившего гражданина, ловящего такси, с радостью предложили его подвезти до нужного места. Но по дороге сняли еще хронограф Ebel, запонки Dupont и вытащили из карманов портмоне Mont Blanc и телефон Sony Ericsson.

– Неужели они так могут! – выдохнула Оля.

– Конечно могут, – повел плечами посетитель. – Главное, паспорт выкинули в окно и через сто метров остановились. Знали же, что паспорт важнее всего, и я пойду его искать.

– Нашли?

– Нашел. Только радости от этого мало. Еще были Porsche Design, испарившиеся в Барвихе в отделении милиции, – вот исчезли, сеанс магии, и все! Ну а просто раздавленных – это когда вечером на пол у постели кладешь, а утром вскакиваешь и сразу на оправу «хрясть!» – такие случаи вообще можно не считать. Еще бывшая жена во время ссор выбрасывала очки в окно – знала, без «глаз» мне тяжело, но тут уж я почти всегда их находил.

– Ну а сейчас почему очки не купите? – спросила Альбина.

– Почему? – Тут гражданин зло ухмыльнулся. – Тити-мити отсутствуют. – И вдруг, будто вдохновившись новым воспоминанием, продолжил: – Да и не всегда линзы – это плохо! Помню, в далеком девяносто шестом году вынужден я был скрываться от мирового преступного сообщества. Прознав, что я буду скрываться от него в Чехии, его ярчайшие представители рыскали по всем чешским городам и спрашивали у местных жителей: «А не видели ли вы молодого русского, который очень любит выпить и никогда не прочь опохмелиться?» Мирные чешские обыватели честно им отвечали: «Да мы, признаться, только таких русских и видели. О существовании каких-то других русских, то есть не пьющих и не опохмеляющихся, нам и вовсе неведомо». А я, конечно, провел пару месяцев в Моравии, но потом через Германию, Швецию и Финляндию добрался до Санкт-Петербурга. Пока я совершал свое путешествие, мировому преступному сообществу кто-то ляпнул, что видел меня в Эквадоре. Таскаться по Латинской Америке было чересчур накладно, и мировое преступное сообщество махнуло на меня рукой, вернувшись к своим привычным милым занятиям – проституции, наркотикам, продаже оружия и контролю за горнодобывающими предприятиями. Но я-то этого не знал и считал, что меня по-прежнему ищут! Поэтому решил изменить внешность. Меня помнили как коротко стриженного очкарика, и я отпустил длинные волосы, маленькую бородку, выкрасился в желто-соломенный цвет, вставил в глаза бирюзовые линзы. Добавим, что мне тогда было двадцать шесть лет, и это, – гражданин похлопал себя по животу, – напрочь отсутствовало. В общем, когда в таком виде – плюс бежевый приталенный пиджак – я впервые вышел на улицу и отправился в модный тогда в Питере клуб «Кэндимен», у девушки, стоявшей на входе, подкосились ноги, и она сразу повисла у меня на руке. После двух бокалов шампанского мы с ней поехали ко мне на съемную квартиру в отдаленном районе. Буквально через два дня я покупал фрукты на Кузнечном рынке, и новое приключение. Девушка, как потом выяснилось, девятнадцати лет от роду, решила поиграть со мной в игру «Кто кого пересмотрит». Ну, понятно, завязался разговор, и через пятнадцать минут она бросила свое рабочее место («Я, вообще-то, учусь, а на рынке маме помогаю») и повела показывать мне красоты города Петра. Девушка была гибкая, стройная и даже умненькая. Но девятнадцать лет, сплошные стереотипы… Каким должен быть настоящий мужчина в различных ситуациях по пунктам – жуть! Три дня меня показывали друзьям и подругам, и всем моя девушка шептала про мои глаза. Блин, но это же были линзы! Со временем мне надоело их постоянно чистить, волосы стали отрастать и показались темные корни. Красить их вновь я посчитал занятием педерастическим, бородку сбрил, да и волосы потом остриг. Линзы выкинул, достал из очешника очки, с гибкой красавицей поругался – как сейчас помню, в клубе «Планетарий» выпил лишнего и поехал домой транзитом через казино, оставив ее в компании своих якобы модных друзей, – тут и появилась в моей жизни девушка Даша… Да, – вдруг как будто спохватился гражданин. – Но это уже совсем другая история…

– Даша? – вдруг усмехнулась Альбина. – Германия, Швеция? Мадрид?

– А-а… – Покупатель опустил глаза, как бы сам себя осматривая. – Ну да, внешний вид оставляет желать лучшего. Плюс вызывает недоверие. – Он поднял голову: – А вы что, никогда разорившихся миллионеров не видели?

– Да мы и обычных миллионеров не видели, – хохотнула она.

– Ну да, заболтал юных дев, пора идти… – Странный человек разом как-то ссутулился, запал его иссяк.

– Да ладно, – возразила Оля. – Нам все равно скучно…

– Всего хорошего, – сказал гражданин, повернулся и, скрипя резиновыми подошвами своих грязных кроссовок, вышел.

Чертыхнувшись, он осторожно спустился по скользким ступеням, держась за перила. После резкого порыва ветра поглубже натянул на уши маленькую, не по размеру, шапочку.

Через подъезд тускло светилась вывеска «Бар». Он открыл дверь, бодро снял куртку, повесил ее на вешалку, на верхнюю шишку нахлобучил мокрую шапочку, подошел к стойке.

– Чу, Николаич! – оторопел, увидев его, бармен. – Ты ж в завязке!

– Пошел в жопу, Игореша! Наливай!

– За наличные или в долг? – с легким ядом поинтересовался бармен.

– Я на работе десять дней не был. Какие наличные? Охренел?

– Ну, уйдешь в запой, опять десять дней не будешь работать…

– Во-первых, не твое дело, во-вторых, я смертельно хочу спать. Выпить, расслабиться и – заснуть.

– Понимаем! – бодро бросил Игореша. – Только заказывай водку, а то ты за виски две недели деньги несешь, а я над кассой каждый день трясусь.

– Жмот ты, Игореша.

– Я не жмот. Жизнь тяжелая. Если бы не студенческие свадьбы да чиновничьи юбилеи, я бы уже загнулся и закрылся. Кризис гребаный…

– Зато у тебя есть постоянный клиент.

– Которому не пятьдесят, не сто…

– А семьдесят пять граммов, все правильно…

В это время Оля с Альбиной потихоньку убирали товар – готовились закрываться. Времени обсудить посетителя не было – полчаса назад два кавказца принесли перепутанный мастером заказ. Ругани было, ужас! Даже руководству жаловаться хотели – еле уговорили горячих парней подождать до завтра.

– Что ты думаешь про этого, ну, в шапочке, любителя очков? – спросила подругу Оля, закрывая последний шкафчик.

– А что я могу думать? Умалишенный какой-то. Фантазер. Рекламных проспектов начитался, теперь названия модных оправ знает. А сам денег на две пары контактных линз не имеет. Ты вот на его морде Boucheron представляешь? Я – что-то нет.

– Ну-у-у, – протянула Оля. – Если его причесать…

– Одеть, – поддакнула Альбина.

– Посадить в БМВ…

– Или в «мерседес»…

– Вернуть ручку «Монблан»…

– И вызвать из Питера красавицу Дашу…

Тут они хором засмеялись.

– А мне кажется, все, что он рассказал, – правда, – все-таки сделала вывод Оля.

– Да кто их, мужиков, знает. Вот что я тебе скажу: врут они намного больше, чем правды говорят. Так?

– Так… – не стала возражать Оля…