От автора

Родился 8 ноября 1975 года.

В возрасте пяти лет был направлен родителями в музыкальную школу, о чем теперь не жалею. Видимо, именно в тот период долгие часы, проведенные за разучиванием гамм, доказали превосходство техники над искусством, и окончательный выбор пал на технический ВУЗ, а не на Консерваторию.

По окончании средней школы поступил в МГТУ им. Баумана, где немедленно понял, что и в искусстве была своя прелесть — гаммы неэквивалентно заменились курсовыми проектами. Но и тут музыкальное образование показало себя во всей красе — друзья до сих пор припоминают импровизированный получасовой концерт на «вечере посвящения в студенты», в результате которого надолго прилипла кличка «Шарапов», после исполнения «Мурки» на рояле.

В армии не служил, но зато был на сборах от военной кафедры в Высшем Училище ПВО под Питером.

О том, что увидел и услышал на сборах и пою.

 

ХУДЕЮЩИЙ

Дело было на сборах от военной кафедры МГТУ им. Баумана летом 97 года. Занесло нас аж под Питер, в Высшее Училище ПВО.

«Ответственным за все» оказался майор данного училища по фамилии Катунов — личность одиозная, бестолковая, вечно орущая и психованная. Полученная от нас в первый же день знакомства кличка «Челюсть» оказалась снайперским выстрелом — так его стало звать все училище.

Краткое описание: майор, возраст 55 лет, рост 160 см, вес — килограмм 50. Зубы нижней челюсти у него приходились точно на усы, нависавшие над верхней губой, что при вышеуказанных ТТХ создавало ощущение бульдога, но сильно болевшего в детстве.

Обычно он не оказывал высокой чести личного присутствия на утренней поверке, но в данный день, видимо, жена разбудила его раньше обычного и он пришел развеять скуку.

Много чего не заладилось в это странное утро. Носки командира второго отделения, носившего кличку «ГигаОм», намертво привязанные к спинке кровати, вяло покачивались в казарменном сквозняке, из моей тумбочки рассыпались сухари, на одном из которых в данный момент и хрустел каблуком майор, пытаясь вникнуть в причину странного звука. Больше всего майора смущала пилотка зам. комроты, звездочку на которой мы ночью перевернули вверх ногами. Зам теперь выглядел как странный сон обкурившегося сатаниста, но майор пока не понимал, видимо, что же не так.

Поверку проводил прапорщик с чудесной фамилией Подковыркин, но сегодня, ввиду наличия начальства, он стоял у майора за спиной вне зоны видимости и бесшумно, но откровенно, ржал, глядя на попытки привести наше стадо в божеский вид.

В конце концов, майор сосредоточил усилия на парне из второго взвода по фамилии Ждан. За спиной последнего легко прятались от начальственного гнева два других ханурика, так как Ждан, при росте 180 см вес имел килограмм 115, причем сосредоточенный большей массой в районе талии. Для полноты картины: он единственный из 54 человек был одет в маскировочную «афганку» (остальные были в форме образца «поздних 40-х»), ну, не нашлось обычной формы такого размера.

— Курсант Ждан, твою мать! Ну, курсант Ждан, твою мать!!! Ну, кто тебе сказал, что сапоги чистят только по щиколотку???

— …???

— Курсант Жбан, о господи, извините, товарищ курсант, твою мать!!! Выйти из строя!!!

Топ-топ, хрум.

— Ну, кто же поворачивается кругом через правое плечо, курсант Ждан, твою мать???

— Курсант Ждан, кто носит ремень на, извините за грубое слово, яйцах??? У вас же там кулак пролезет!!! (Где? — немой вопрос зала.)

— Дайте мне ваш ремень!

Берет ремень Ждана и надевает на себя — зрелище феерическое. Майор похож на Солнце, на расстоянии ста пятидесяти миллионов километров от которого проходит орбита Земли.

— Да какой кулак — вот один, два, прапорщик, дайте ваши руки, три, четыре…

Засовывает свои кулаки и кулаки прапорщика между ремнем и животом. У прапорщика глаза, как у обожравшегося лука кролика-альбиноса — красные и слезящиеся от сдерживаемого смеха.

— Вот как нужно носить ремень, смотрите.

Майор снимает ремень Ждана и затягивает по своей фигуре (в весе махового пера мухи-дрозофилы). Отдает Ждану и с невыразимой гордостью произносит:

— Носите!!! Будете потом детям говорить, что вам ремень лично товарищ майор Катунов затягивал!

Ждан тупо вертит в руках вернувшееся к нему обручальное кольцо, в крайнем случае — повязку на лоб или ошейник.

— И втяните живот, когда стоите в строю, вы меня слышите, курсант Ждан?

Ждан медленно выходит из ступора:

— Н-никак нет!

— Что-о-о?! Не слышите?! Вы еще и глухой, твою мать?

— Э-э-э, никак нет, товарищ майор, я не глухой и вас не слышу, э-э-э, в смысле, я не могу втянуть живот!

— Почему? Вы отказываетесь выполнять приказ старшего по званию?!

— Никак нет, товарищ майор, я просто не могу выполнить этот приказ!

— Так я вам сейчас помогу, курсант Ждан, я вам так помогу — вы потом живот от позвоночника не отлепите, твою мать!

Майор хлопает Ждана ладонью по животу — эффект холодца, бьющегося в лихорадке.

Тогда майор двумя руками пытается вдавить живот Ждана вовнутрь — руки проваливаются как в «черную дыру», причем сверху и снизу рук немедленно откуда-то возникают «черные горы» жданового пуза.

Майор несколько минут в исступлении месит квашню, но сдается и отступает, утирая выступивший пот. Вдруг его пробивает озарение:

— Курсант Ждан, надеть ремень!

Ждан, не ожидавший подвоха, мгновенно прикладывает ремень к спине, но замирает, обнаружив что нынешнего размера не хватает даже чтобы обхватить бедро!

Пат!

Со стороны все это действо напоминает схватку борца сумо с предприимчивым муравьем, причем первый и рад бы проиграть, но просто не знает как!

Майор, чувствуя, что авторитет командира несет непоправимый ущерб, принимает соломоново решение переложить ответственность по команде:

— Товарищ прапорщик, устранить недостатки! — доносится команда.

В мозгу проносятся жуткие картины хирургического устранения жданового жира, страшных диет, в лучшем случае — целые дни занятий физкультурой. Все замирают, потому что никто не может даже предположить, чем все это закончится как для Ждана, так для прапорщика и наших нервов.

— Курсант Ждан, встаньте во вторую шеренгу, чтобы мы вас больше не видели, — усталым, от долго сдерживаемого смеха, голосом командует прапорщик.

— Служу Отечеству, — неожиданно доносится в ответ.

Когда строй затих, Ждан, почему-то с вопросительной интонацией, ответил:

— Есть???

— Нет, пить, твою мать! — взорвался майор и покинул казарму, чтобы больше никогда не приходить в нее во время поверок.

 

ПРИСЯГА

Выстроили нас на плацу за полчаса до начала. Стоим, ждем.

Перед нами столы, красной тряпкой накрытые, офицеры ходят, нервно переговариваясь, солнышко светит — благодать.

Впустили «зрителей на трибуны» — родственники и друзья некоторых счастливчиков приехали.

И вот оно — Солнце — прибыл начальник училища, генерал-майор по фамилии, не помню какой.

— Смии-и-и-рна! К принятию присяги приступить!

Капитан незаметно скрещивает пальцы, глубоко вздыхает и…:

— Курсант Бобров, для принятия воинской присяги, ко мне!

Мать! Я в списке первым оказался! На тренировках был общий пофамильный список, так там я вторым был, а теперь эти гады по институтским группам разделили.

Даже вспотеть времени не осталось. В голове только одна мысль — только бы не «забуратинить» (в смысле, иноходью не промаршировать).

Левая нога — вперед, левая рука — назад, правая судорожно автомат придерживает. Фу-у-у-у, дотопал, хорошо стол передо мной прямо стоял — поворачивать не пришлось.

— Товарищ капитан, курсант Бобров по вашему приказу прибыл!

Хорошо вякнул — «петуха» не пустил, у капитана морда на лице разгладилась — все по плану.

— Воинскую присягу принять!

— Есть!

Хвать папочку со словами. Кругом! А-а-а, ухмыляющиеся рожи «сослуживцев», хрен я вам через правое плечо крутом развернусь.

Черт — ветер бумажку, к папочке не прикрепленную, треплет, что делать? (Чернышевский недорезанный).

А пошло оно все на хрен — отпускаю приклад автомата (его, поди, ветер трепать подустанет), теперь держим папочку и листочек двумя руками. Не изящно, зато действенно — учитесь, морды, пока я жив.

Поехали:

— Я… … …!

Да! Немного клятву пионера напоминает! Только уже нет слов «Жить, учиться и работать, как завещал великий Ленин» — и то, слава богу.

Хорошо прочитал-то как, Левитану показать не стыдно, вон, Лоншаков уже носом шмыгает — никак, заплакать хочет (или простыл)?

Все, карапузики, что, ухмылки глумливые пропали? А! Теперь ваша очередь — я уже отстрелялся. Кругом.

М-м-м-м-м-ать! Господи боже, а что это с рожей у капитана произошло? Да это ж не капитан! Что за мужик? Черт, это ж генерала принесло! И как прокрался со своей трибуны неслышно, Чингачгук хренов! А я сам-то — Левитан, Левитан — щ-щ-щас тебе будет от Советского Информбюро. И как инфаркт меня только не прошиб — молодой еще, сердце крепкое.

— Товарищ курсант, поздравляю с принятием воинской присяги!

А-а-а-а, гад, сейчас ты за мой испуг получишь — получи, фашист, гранату:

— СЛУЖУ ОТЕЧЕСТВУ!!!!!!!

Аж присел! Вот так-то, скажи спасибо, что не спел!

Он еще и руку тянет! А подальше встать не мог? Я-то по стойке «смирно» стою, как перетягиваться будем? Как мы нежно кончики пальцев друг другу пожимаем — ну вылитые «педерасты в штабе». А! Догадался — подошел на полшага! Рука у тебя, говоришь, крепкая — ну мы тоже не пальцем деланные.

Понравилось рукопожатие? То-то — не все размазня среди студентов. Улыбается! Мне нельзя — морда сапогом!

Что говоришь? Офицеры хорошие получатся? Ну, ты не спеши! Сейчас Ждан в короткой программе себя покажет или Филя в произвольной.

Отпустил душу на покаяние — и то хорошо, а то рукопожатие затянулось, аж ладонь вспотела. А ведь пять минут назад прохладно на улице было! Все, отвалил от стола генерал. Капитан шепотом:

— Распишись здесь. Нормально, даже отлично! Это я по группам разбить предложил, а то Благушин всегда вместо «Служу Отечеству» — «спасибо» говорит. Вот бы генерала протрясло.

Ах, ты ж гад. Сымпровизировал на моих нервах. Ну да ладно — вроде штаны сухие.

Дальше начался балет. Народ то ли расслабился, то ли наоборот — напрягся. «Буратины» — через одного, повороты кругом — через правое плечо. Петров, подойдя к столу, опять, как на тренировках, по-гусарски щелкнул каблуками — капитан аж посинел — так пыжился, чтобы не заржать.

Ба-а-а-а! В какой кокетливой позе расписывается Андрюха. А, блин, прочувствовал неудобства высокого роста. Ну, хоть прямо с плаца на панель.

Зато марш финальный на загляденье вышел — промаршировали — три каблука на плацу оставили. Ни хрена не «сапоги старые» — это маршировали так мощно!

 

ПОШЕЛ!

— П-а-а-а-ашел, пошел, пошел, пошел, пришел! Та-а-ак, фамилия?

— Курсант Бобров, товарищ капитан!

— Хреновенько, курсант Бобров — семнадцать секунд и пять десятых! За водкой, поди, быстрее бегаешь?

— Так в сапогах же, товарищ капитан, а они слетают!

— Привязывать надо было!

— Куда?

— Коту под муда — к ноге, бестолочь!

— Веревками, что ли?

— Нет, блин, поясным ремнем! И откуда ты такой взялся?

— Из «Бауманки», товарищ капитан!

— Ладно, хрен с тобой — на тебе флажок, будешь давать отмашку остальным бегунам.

— П-а-а-ашел, пошел, пошел, пошел. Бобров, это что за паровой танк к нам приближается?

— Курсант Лоншаков.

— Мда… мощно бежит — хрен остановишь! Только очень медленно. Как прибежит, скажи, что я ему двойку заранее поставил.

— Товарищ капитан, а может, тогда курсанту Ждану сразу сказать, чтобы не мотался зря?

— Нехороший ты человек, Бобров, я еще в жизни не видел, как бегемоты бегают, дай полюбоваться хоть разок!

— Так он весь асфальт на плацу раздолбит.

— Как раздолбит, так и задолбит, собственным пузом укатывать будет! Так, Бобров, я из-за твоей болтовни забыл секундомер остановить! Курсант Лоншаков, вам придется еще раз бежать, так как время, по вине вашего друга, я не засек!

— Това-а-а-а-арищ капитан!

— Без разговорчиков!

— Товарищ капитан, вы же обещали Лоншакову двойку заранее поставить — чего его зря гонять?

— Ну, ты посмотри, Лоншаков, как твой друг тебя отмазывает, а ведь с таким брюхом, как у тебя, не вредно лишний раз пробежаться. Ладно, поставлю тебе 20 секунд, отдыхай!

— Следующий п-а-а-а-ашел, пошел, пошел, пошел. Это что за реактивный гипертрофированный комар к нам приближается?

— Курсант Лях, товарищ капитан!

— Хорошо бежит!

— Спортсмен-волейболист!

— То-то я гляжу — он так забавно подпрыгивает! О! Смотри, сейчас сапог окончательно потеряет! Ух, мать, чуть не зашиб! Курсант Лях, этот бросок сапога в мою сторону я буду рассматривать как покушение!

— Не хотел я, он сам слетел!

— Сам слетел? Прямо мне в живот? Он у тебя самонаводящийся?

— Он у него самоснимающийся, товарищ капитан.

— А знаешь, Лях, что я твое время по прилетевшему сапогу засек? Хочешь, поставлю тебе двенадцать и три десятых секунды? Прямо отсюда на чемпионат мира по бегу поедешь — без сапог, скажут, из десяти секунд точно выбежит!

— Не хочу, товарищ капитан.

— А придется! Что теперь с тобой делать? Ладно, ставлю четырнадцать секунд — должен же хоть кто-то пятерку получить сегодня!

— И вот на арену выходит бегемот-тяжеловес, курсант Ждан! На старт, внимание…

— Па-а-а-а-ашел, пошел, пошел… действительно пошел! Эй, на барже, мы не спортивной ходьбой занимаемся!!! Не, ну надо — совсем встал!

— Сапог поправляет!

— Он бы, баран, еще портянки перемотал! Если из тридцати секунд не выбежит — утром вместо трех — шесть километров побежит!

— Умрет на дистанции.

— Похороним! Ты лично могилу копать будешь, Бобров!

— Смилуйтесь, товарищ капитан!

— А я тебе наряд подарю!

— Не на-а-адо!

— Как отвечаешь?

— Есть наряд, товарищ капитан.

— Вот то-то, ладно — на первый раз прощаю.

— Благодарю за службу, ой, виноват, товарищ капитан!

— Ну, вояки мне, мать вашу, попались! Та-а-ак, дополз, ходок, сейчас тебе дедушка Ленин новогодний подарочек сделает в виде дополнительного круга вокруг училища завтра утром!

— Есть, товарищ капитан!

— О! Удивил! Я думал, ты, как твои друзья, начнешь канючить: «Не на-а-а-до, не на-а-а-до»!

— Да он хотел сказать, что ему есть хочется!

— Ой, уморил, Бобров! Так, Ждану — минус два, время тридцать четыре секунды ровно. Следующий па-а-а-ашел, пошел, пошел, пошел!

— Хорошо плывет группа в полосатых купальниках!

— Чё сказал? А кто это?

— Лановой в фильме «Полосатый рейс»!

— Ты тупишь или издеваешься, гад?

— Никак нет, товарищ капитан!

— Ой-ё, Бобров, ты не бобер, ты — пневматический дятел! Хватит трещать — я из-за тебя время Ждана забыл сбросить на секундомере, что теперь — вот этот клоун сто метров за пятьдесят и три десятых секунды пробежал, получается? Не, ну я тебе точно наряд влеплю!

— Товарищ капитан, а если из этого времени отнять время Ждана, то получим чистый результат последнего!

— О! Студенты, блин, значит, пишем пятнадцать и три!

— Семнадцать и три, товарищ капитан!

— Совсем ты придурок, курсант Лоншаков, считать не умеешь!

— Оба вы…

— ЧТО???

— Ошибаетесь, товарищ капитан!

— А-а-а-а!

— Шестнадцать и три!

— А если по Лопиталю?

— Что пролопотал, Лоншаков?

— Товарищ капитан, это из теории пределов, когда берется предел от дро…

— Все! Вы меня довели до предела! Еще слово — и наряд получит вся рота!

— Следующий па-а-а-ашел, пошел, пошел… а-а-а-а!!! Опять время не сбросил! Трепло! Марш все на старт, все бегут заново, задолбали!

 

МОНОЛОГ

Ну что вы жалуетесь: «Прапорщика никогда не найдешь — прапорщика никогда не найдешь!», радуйтесь, идиоты! Если прапорщик вам нужен — это полбеды, вот если вы прапорщику понадобитесь — это беда, и большая, и вся ваша личная!

Вот вы живете счастливо, можно сказать, а ведь не знаете, что вместо меня вашим прапорщиком должен быть Пиленко, но у него мама на родине заболела, и назначили меня! Вот бы вы при нем поплакали — у него фантазия была, как у меня лень — безграничная и неудержимая! Ведь прапорщик Пиленко — это вам не капитан Русаков и даже не майор Катунов, хотя второй в четыре раза хуже первого, не смотри, что в два раза меньше — прапорщик Пиленко мог задолбать всех студентов на сборах самолично, без помощи вышестоящего начальства.

Знаете, как любил Пиленко контролировать качество уборки кроватей? Понятия не имеете! Вот тебя сегодня капитан заставил перестилать, а твою, раздолбай, кровать пропустил. Почему, спрашивается? Потому что поленился. А Пиленко было не лень. Год назад здесь тоже бауманцы были на сборах, так он одним утром все кровати заставил по два раза перестилать, а некоторых еще и по третьему. Потом, когда сдавали белье, на одной из простыней обнаружили аккуратно вышитые крестиком слова «Пиленко — баран» — так он построил всех и долго уговаривал честно сознаться кто это сделал, обещая, что ничего не будет, но в промежутках между обещаниями сильно ругаясь.

Но ваши, похоже, ничего кроме сессии не боятся — кто-то из строя посоветовал провести сравнение почерков, так Пиленко полчаса ни одного печатного слова сказать не мог — я два новых выражения узнал, одно до сих пор не понял. Потом он сидел и спарывал вышивку, но и тут облом вышел — ваши черти нитки ваксой намазали, и крестики на простыне без вышивки видны были еще лучше. Так Пиленко, похоже, съехал немного — вечером простыню за забором училища сжег, ку-клукс-клановец хренов.

А до вас были МГУ-шники. Золото — ребята! Если у них правильность работы мозга обратно пропорциональна правильности работы рук — гениями мы обеспечены на все будущие годы!

Видели мозаику вместо фрамуги в коридоре? Это они в футбол прямо в казарме играть затеялись. Когда Пиленко разбитую фрамугу увидел, даже перекрестился:

— Спасибо, — сказал, — что не само окно разбили, такого стекла мне не найти было бы!

Притащил кусок стекла, стеклорез и выяснил, что каждый второй умеет работать данным инструментом. Ой, как он ошибался! То, во что превратилось новое стекло, можно было собрать только пылесосом!

Пиленко лично из самых крупных осколков вырезал прямоугольнички и складывал мозаику. Причем, дурак, надпиливал мелким напильником стекло по краям и аккуратненько раскалывал, и все у студентов перед глазами!

А через два дня решил дать им переделать полки в каптерке. Припер здоровенный листище фанеры, ножовку, гвозди, гвоздодер и дал время до вечера на работу.

Ну, разломать старые полки им удалось почти без потерь — один прищемленный палец и сломанная стойка полок — не в счет. Но кому пришло в голову, что фанеру можно надпилить по краям и потом сломать, как со стеклом, одному богу известно! Вот они надпиливали, клали фанеру краями на две кровати и прыгали сверху ногами!

Видели полки в каптерке? А-а-а! А я их видел только что законченными и еще некрашеными! Пиленко даже никого не убил — он просто говорить некоторое время не мог. Ну, я ему сказал, что если взять зеленой краски, закрасить слоем потолще и заходить в каптерку в темноте и с закрытыми глазами, то некоторое несовершенство конструкции не будет так бросаться в глаза! Как он рычал! Потом плюнул, попал себе на сапог и убежал! Вечером был нетрезв, и после разговаривал со студентами только односложно и матом.

А вы говорите, Подковыркин — плохой прапорщик. Хотите полки переделать? Не хотите? Да и хрен с ними. После вас опять МГУ-шники должны быть и Пиленко вернется…

 

СОН

— А-а-а-а-а-а!!!

— Мужики, что это было?

— Ну какая сволочь не спит, и другим не даёт?

— Родил, что ли, кто-то?

— Это я чуть с перепугу не родил, когда мне Ромыч на ухо заорал!

— Это что, Медведь был?

— Нет, Бобёр!

— Идите на хрен, я сам только что проснулся!

— Да я шучу, Медведь орал, только он спит, сука!

— Как спит?! Поднял роту на уши, а сам спит?! Сейчас я его…

— Что ты его, Дрон? Разбудишь Медведя неудачно — он из тебя много маленьких мудачков наделает, не придется потом причиндалами работать!

— А-а-а, мать вашу, уйдите от меня!!!

— Да что с ним?

— Хрен знает, может, живот во сне крутит?

— Если бы у него живот крутило, нас даже противогазы не спасли бы, а я пока что вроде живой!

— Может, его совесть мучает?

— Окстись, Петрушка, откуда у Ромыча совесть? Он её ещё в качалке штангой придавил!

— Не-е, помните, он вчера нашу двухпудовку на ногу поставил, так это его придавленная совесть так орала!

— Первый раз слышу, чтобы совесть находилась в ноге!

— Ты ещё много чего в жизни не слышал, мальчик!

— Кого мальчиком обозвал?

— Извини, девочка!

— Да иди ты!

— Тихо, народ, дайте поспать!

— Ну, челове-е-ек, тут его товарищ во сне умирает, может быть, а он спит!

— То-то я смотрю, как вы его реанимируете длинными языками!

— Мы за него переживаем!

— А-а-а, оставьте меня в покое, у меня ничего нет, чтобы вам дать!!!

— Народ, может ему снится, что его бандиты обувают?

— Хотел бы я посмотреть на бандита, который рискнёт обуть Медведя!

— Да уж, разве что буквально, и ещё после этого собственным носовым платочком ботиночки протереть!

— Слушайте, а ну как он у нас тут еще загнётся во сне с перепугу, у качков знаете, какие сердца нежные и чувствительные!

— Скорее, мы все тут загнемся с постоянного недосыпа!

— Так, я его сейчас разбужу и узнаем, что случилось. Ромы-ы-ыч!!! Йух-ха!

— Что это было?

— Эта сука меня с кровати столкнула, больно — башкой о тумбочку уписался!!!

— Я тащусь над тобой, Петрушка, ты его как будил-то?

— За плечо потряс.

— Ты его еще в щёчку поцеловал бы! Чтобы Медведя разбудить, минимум подушкой по башке треснуть надо!

— О! Денисыч, а положи-ка ты на него гирю.

— Сам положи, он ей же тебя и отчебурашит, как проснется!

— Если проснется!

— Это ты потом не проснёшься!

— Затих! Помер, может? Ну, все, Петрушка, завтра майору скажем, что это ты Медведя во сне придушил, и он тебя заставит рыть могилу зубочисткой.

— Не смешите мои тапочки, чтобы Петрушка смог придушить Медведя, ему надо весь следующий семестр жрать анаболики и сутками качаться!

— Ага — на рее!

— На ху…

— А-а-а-а!!! Я больше не могу, забирайте все, но уйдите!!! Уйдите, я вас прошу!!!

— Не, ну надо, как надрывается!

— Будто девственность кому пытается отдать, а они не берут, но и не уходят!

— Во фантазия, надо бы тебе, Дрон, поменьше перловки в обед жрать!

— Это жареная селёдка дурные мысли навевает!

— Это какие такие дурные мысли по отношению к Медведю тебе селедка навеяла???

— Да иди ты, Бобер, со своими намёками!

— Всё, я вас оставляю, делайте что хотите, но я больше не могу!!!

— Какая сволочь дала Ромычу почитать на ночь женский любовный роман?

— И ты, Бобёр, жареной селёдки переел?

— Нет, блин, мне жюльен и «Божоле» на обед сегодня давали!

— Что-то водки захотелось!

— С жареной селёдкой?

— Буэ-э-э!

— Сволочи, убью обоих, если еще о еде говорить будете!

— Нет, не прыгайте на меня, не трогайте мои ноги!!!

— Вот как подсознательные стремления к мазохизму выводятся на поверхность в состоянии сумрачного сознания!

— Всё бы тебе ржать, Бобёр, что с этим «ласковым и нежным зверем» делать будем? Спать-то хочется!

— Короче, Денис, столкни его с кровати, один хрен с такого сна он ничего не поймёт!

— Щас попробую. Опанькх-х-х-хки! Йух-ха!

— Ты, блин, чемпион по прыжкам в ширину, я не понял — тебе понравилось с кровати падать, что ли? Попроси, я тебя сапогом еблдыкну, эффект будет тот же, а казённая мебель не пострадает!

— Да казённая мебель и так не пострадает — что ей сделается от Петрушкиной ватной головы?

— Я ссу на вас глядючи, клоуны!

— Идея: ссы на Ромыча, и тебе полегчает, и его разбудишь!

— А что — сейчас я его водой оболью! Днева-а-альный!!! Тащи станок…

— Како-ой?!

— Строгальный, мать твою, принеси воды стакан!

— Сам дошлёпаешь, у нищих слуг нет!

— Ой, ух, мама-а-а, да не смотрите на меня, не надо!!!.. Уйя-я-я-я, Денисыч, ты с какого хрена меня облил???

— Да ты возымел уже всех своими воплями!

— Блин, спасибо, что разбудили, мужики, чуть не умер со страху!

— Трусы проверь, может, что новое там найдёшь?

— Лишь бы старое не потерял!

— Да, блин, запросто, такого страху натерпелся!

— Да что снилось-то, поведай, не томи душу!

— Что, Бобёр, давно кошмары ночные не мучали? Ты только попроси майора, он тебе устроит марш-бросок с полной выкладкой!

— Так майор и вас, мои молодые наивные друзья, ко мне в компанию прибавит? Хотите, устроим массовый цирк?

— Вот уж хренушки, рассказывай, Медведь! Слушатели уже полчаса как в нетерпении ножонками сучат!

— Да, э-э-э, что рассказывать-то? Ну, мне, эта-а, пауки всякие и тараканы снились!

— ???

— Арахнофоб ты наш ночной, мать твою за ногу, мы уж думали там тебя насилуют, а он тараканьи бега во сне устраивает!

 

ЭЛЕКТРИК

На столбе сидела толстая спокойная ворона и худой взволнованный Серега полутора метрами ниже!

Ворона, в отличие от Сереги, была умной птицей, ей и в голову не приходило заниматься электропроводкой, не понимая в этом ничего, впрочем, ей много чего не приходило в голову. Прапорщик, в свою очередь, был еще более умной птицей, чем ворона, потому тоже не собирался лично этим заниматься, когда есть солдаты, хотя и ему много чего не приходило в голову!

Серега в очередной раз просто оказался не вовремя под рукой, и сейчас сидел на столбе, держа в одной руке провод, идущий от свежепостроенного сарая и другой рукой готовясь схватится за провод, тянущийся от соседнего столба, чтобы соединить их между собой!

Изо всех сил он постарался вспомнить все, что знал об электричестве и не вспомнил, только ему почему-то вдруг показалось, что если выключатель в сарае будет повернут в положение «Выкл.» то током ударить не должно… наверное… по крайней мере, очень хотелось в это верить!

— Товарищ прапорщик, — жалобно проблеял Серега. — А свет в сарае выключен?

— Какой, на хрен, свет в сарае, когда ты его еще не провел ни хрена? — бодро отозвался прапорщик.

Похоже, он тоже ничего не понимает в электричестве, — подумал Серега и очень захотел потерять сознание.

Это ему не удалось. По ноге протек пот, вызывая сомнения в своем происхождении.

Протянул руку, закрыл глаза и изо всех сил сжал в кулаке провод, чтобы убило как можно быстрее…

— Кар-р! — одобрительно сказала ворона, прапорщик высказался в таком же духе.

Этот звук вернул Сереге ощущение действительности — очень хотелось жить и выпить, воздух пах настолько одуряюще-приятно, что хотелось его обнять и укусить, несмотря на близость выгребной ямы.

Даже прапорщик вдруг показался довольно милым человеком и даже чем-то симпатичным, когда не стоит снизу, задрав вверх морду.

— Чего расселся-то, блин? Я чё, тут с тобой до ночи вкалывать должен? — сказал «милый человек». — Теперь цепляй фазу, на хрен!

Что-то щелкнуло в голове у Сереги при слове «фаза», в ушах противно зазвенело — жизнь кончалась второй раз подряд всего за одну минуту.

Ноги стали ватными, руки затряслись, желудок мерзко заурчал, ворона, нагадив на гимнастерку, тяжело взлетела со столба.

— А ну вас к черту, товарищ прапорщик, с гауптвахты хоть живыми возвращаются, — обессилено сказал Серега и начал слезать.

 

БАНЯ

— На повестке сегодняшнего дня — поездка в баню! Поэтому, слушай мою команду: сейчас все идут получать новое белье у прапорщика и через пятнадцать минут построение перед казармой! Приступить к выполнению!

Я не стал дожидаться реакции своих друзей и немедленно рванул к каптерке.

— Товарищ прапорщик, а почему вы мне выдали два носовых платка?

— Юморист! Это портянки!

— Да? На руку наматывать?

— Пару дней поносишь — растянутся.

— Руки?

— Хренуки! Держи майку!

— Товарищ прапорщик, а что означает «13б», нарисованные на майке?

— Тринадцать — значит счастливая, а «б» — это ты! Еще та «б», к тому же к фамилии твоей подходит! Не задавай идиотских вопросов, пошел вон! Следующий!

— Р-р-р-равняйсь!!! Смир-р-р-р-рна! Сейчас строем выдвигаемся к проходной училища, где грузимся в машины для следования в баню. В дороге рожи глумливые из кузова не высовывать, средние пальцы следующим позади машинам не показывать и всякий мусор в них не кидать! Если увижу — убью прямо в бане! Налево! Шагом марш!

— Команды петь не было! Молча идем!

Машин дожидались почти час, в конце концов, появились два ЗиЛ-131.

— По машинам!!! Курсант, э-э-э, ваша фамилия?

— Лоншаков!

— Помогите товарищу забраться в кузов! Видите, он самостоятельно не может!

— Вашу ручку, мисс!

— Да пошел ты!

— Ну, тогда сам лезь!

— Без разговорчиков! Молча грузимся и рассаживаемся!

— Ну, поехали!

— Гагарин хренов!

— Кто сказал? Слушай мою команду: песню запевай!

— Курсант Шоханов, наряд вне очереди!

— Есть наряд, товарищ капитан!

— Если вы такие умные — дальше едем молча, кто скажет хоть слово, получит наряд вместе с Шохановым! Лоншаков, втяни копыто вовнутрь кузова — сапог потеряешь, брюхо тоже втяни — выпадешь!

— Так, вылезаем строиться! Слушай мою команду: даю вам на мытье сорок пять минут, после этого построение здесь же! Опоздавшие получают наряд! Разойдись!

Часть народу почему-то потянулось за сигаретами, остальные, по выработавшейся стадной привычке, скучковались вокруг них, я же побежал мыться — покурить можно и после!

Влетел в раздевалку, мгновенно разделся и рванул в помывочную.

Парную нам, конечно, никто открывать не стал, но наличие обыкновенной горячей воды, от которой мы за две недели сборов уже совершенно отвыкли, показалось неземным блаженством.

Я уже намыливался второй раз, когда в дверь помывочной робко постучали из раздевалки.

— Занято! — гнусавым кокетливым голосом крикнул я и продолжил мытье.

Вымыв голову и последний раз ополоснувшись, я заметил, что прошло уже пятнадцать из сорока пяти отведенных минут, а мылся я пока что в гордом одиночестве.

Неслышно подкрался к двери в раздевалку и услышал голоса:

— Народ, а чего мы здесь толпимся-то?

— Да там бабы какие-то непонятные моются!

— С чего ты взял?

— Да вот Лонш постучался, а оттуда женским голосом «Занято!» ответили!

Ситуация приобретала неожиданный оборот! Надо было пользоваться случаем. Я распахнул дверь и замер, увидев всю роту с принадлежностями для мытья, но в казенных трусах бывшего черного цвета!

— Ну что зависли, сволочи? Осталось всего полчаса, а вы все грязные и необслуженные — дамы ждут! Снимаем трусы и заходим по одному, дожидаемся своей очереди! Следующий!

И шагнул вперед!

Вся толпа синхронно отступила на шаг назад.

— Ближе, Бандерлоги, ближе!

Еще один шаг назад!

— Лоншаков, теперь твоя очередь!

Лоншаков роняет мыльницу на ногу, наклоняется подобрать, я даю ему пинка, от которого он влетает в помывочную и закрываю за ним дверь!

Он начинает ломиться обратно, забыв, что изнутри дверь нужно тянуть.

Через несколько секунд наступает тишина! Я оборачиваюсь и гордым взглядом окидываю остолбеневшее воинство. На меня смотрят, как на предателя, только что сдавшего товарища фашистским палачам!

Не говоря ни слова, иду к шкафчику со своими вещами.

Тут открывается дверь помывочной и на пороге появляется призрак Лоншакова с трясущимися губами и сжатыми кулаками:

— Где эта сука? Сейчас я его убью! Там никого нет — он все время один мылся!!!

Я рванул в проход между шкафами и занял круговую оборону!

Меня попытались побить, но не тут-то было! Расстояние между шкафами позволяло успешно действовать одному, а напиравшие «бандерлоги» только мешали друг другу. К тому же у меня в руках была мокрая мочалка, по боевым свойствам не уступавшая милицейской дубинке!

В течение двух минут я успешно держался, лупя мочалкой по голым торсам и отпихиваясь ногами, но победа линчевателей была близка!

И тут в дверях раздевалки возник архангел Гавриил, за неимением трубы пользующийся луженой глоткой, излучавшей могучие децибелы мата — капитан Русаков:

— Какого … бардак в бане? Это что за игры, вашу мать?

— Товарищ капитан! Они говорят, что сегодня постный день, и я своим мытьем оскорбил законы Шариата! — все еще в горячке боя погнал я.

Капитан наморщил ум и скомандовал:

— Все немедленно мыться марш!

Я подумал, что и мне следовало бы принять душ, чтобы смыть боевой пот, но войти в помывочную вторично уже не решился.

Оделся и вышел покурить на крыльцо.

— Каждый раз удивляюсь я, глядя на студентов, — сказал капитан. — Всегда что-то новое выкидывают, но чтобы отказываться мыться в бане — такого со мной еще не было!

В этот раз я благоразумно промолчал.