В шесть часов прозвонил будильник. Я открыла глаза и сразу почувствовала боль в спине, Господи, есть же, наверное, на Земле люди, у которых не болит и не затекает по ночам спина. Гаспар еще спал или делал вид, что спал, я не знаю.

Затем он поднялся в приподнятом настроении, я в пришибленном. Дарья тоже что-то весело напевала себе под нос. «Два ноль, и не в мою пользу», — подумала я.

— Что будете сегодня делать? — пожевывая кусок багета с сыром и запивая его кофе, спросил Игорь.

— Не знаю, схожу в магазин, может, до обеда, а после обеда не знаю. А ты во сколько вернешься?

— Я позвоню, — целуя меня на бегу и выходя из номера, сказал Гаспар, оставив меня наедине со своими мыслями.

— Пойду пройдусь, что тебе купить? — спросила я у Дарьи.

— Не знаю, мам, может, бананов.

— Ага, ладно.

Пошла к палатке Далиля.

— О, а ты чего не в школе? — удивилась я, глядя на смуглого подростка.

— Да пришлось пропустить, папа приболел, решил его подменить, — что-то вроде этого он сказал, если я его правильно поняла. — Вы пойдете вечером в кафе к Алие? — спросил он.

— Я не знаю, — ответила я. — А ты?

— Да, пойду.

— Ладно, увидимся, — сказала я, забрав кулек фиников.

Прогулялась по магазинам, купила кое-что из еды и бананы.

Вернувшись в номер, решила немного поспать — всю ночь я решала в своей голове глобальные проблемы, сопряженные с кризисом среднего возраста.

Проснулась около трех.

— Дарья, давай поедим чего-нибудь, — позвала я ее. — Слушай, может, в Лувр съездим, тут минут двадцать с одной пересадкой и немного пешком пройти.

— Так поздно уже, мам, смотри, пока соберемся…

— В пятницу до половины десятого музей работает. Поехали, все равно делать нечего.

— Блин, мама, ну неохота, ненавижу эти твои музеи, и Саске туда нельзя взять.

— Ну дай своему другу хоть немного от тебя отдохнуть, — с улыбкой сказала я.

— Поехали, а я тебе потом вторую дакимакуру закажу!

Мои переговоры прервал звонок Игоря.

— Слушай, я сегодня очень поздно вернусь, сходите поужинать без меня.

— Хорошо.

— Ладно, целую, мне надо бежать.

У меня немного закружилась голова, я пошла в ванную, чтобы умыться. Кровь опять брызнула из носа. «Что-то давненько ее не было, а тут зачастила в последние дни», — подумала я.

После долгих переговоров и с обещанием купить к подушке еще какую-то мангу мы начали собираться. Так, деньги, карта, паспорта, влажные салфетки. Покормила Масика, налила ему свежей воды. Игорю звонить бесполезно, он на съемках.

Ну все, вроде собрались. Мы выдвинулись в центр в начале пятого. Мой телефон остался лежать на столе в зале.

Доехали на метро до станции Отель-де-Виль, пересели на желтую ветку и через одну остановку вышли. Вход был с другой стороны, и нам пришлось долго обходить всю территорию музея. Я пожалела, что мы не вышли на следующей станции, которую рекомендовал Google. Но я решила, что надо выйти раньше, и теперь очень радовалась тому, что надела кроссовки. Зашли через центральный вход и направились к пирамиде, там сделали обязательные несколько фотографий.

Я все пыталась вспомнить, что написал в своей книге Дэн Браун, там под ней что спрятано? Святой Грааль? Или нет. Ну да ладно, напридумывают тоже, какой там Святой Грааль!

Мы спустились внутрь. Очереди за билетами, на мое удивление, почти не было. Взяли карту, времени бездумно бродить по всем залам не было, у меня был конкретный план: нам нужен был второй (первый) этаж крыла Денон — залы итальянской живописи, а конкретно, конечно, зал номер семь. Пошли бродить, указатели в сторону нужной нам картины были здесь повсеместно.

У входа в нужные нам залы красовалась древнегреческая богиня Ника, Виктория Самофракийская. Монументальная дама, стоящая на пьедестале, отдаленно напоминающем корабль. У неё нет рук и нет головы. «Как это символично, — подумала я. — Богиня победы, победа и война шествуют рука об руку, без войны нет победы. Война и победа неразделимы. Словно время и сама жизнь внесли коррективы в работу автора, зачем войне голова? У войны нет смысла и нет разума — голова ей ни к чему. Зачем победе руки? Она не сможет обнять павших в бою, она не создает и не созидает — руки ей не нужны. Но шаг ее решительный! Люди без мозгов всегда решительны в своих действиях. И имя автора неизвестно, как и у всех войн на земле. Имя мастера давно растворилось во времени, а она, окрыленная, все еще живет на земле». От этой мраморной девы у меня пошли мурашки по коже.

Пошли бродить дальше, разглядывая великолепные фрески Боттичелли, великолепные полотна Рафаэля, Корреджо и Тициана.

Уж простите меня, поклонники Малевича и прочих художников абстрактного искусства, но что-то я не понимаю, в чем там прикол. Подлинное произведение искусства — это когда на протяжении веков так никто и не смог повторить и воссоздать ни образ, ни состав красок, ни лак, ни полноту жизни, передающую нам невероятную энергию.

Долго стояли у «Мадонны в гроте». Дарье было невыносимо скучно, она уткнулась в телефон. В зале номер семь было много народу. Я выбрала более или менее удобную позицию. Маленькая, темная, выгоревшая от времени, она усмехалась над нами всеми. В ее лукавом взгляде я читала: «Нарисуйте-ка так! Черта с два! Что я о вас всех думаю? Вы мне безразличны! Вы маленькие и никчемные людишки! Я заставлю вас любить и ненавидеть меня, вы будете утверждать, что я некрасива или прекрасна, надменна и проста, все что угодно, но вы будете говорить и думать обо мне многие сотни лет». Постояв минут двадцать, улыбаясь картине, я вышла из этого зала. Время до закрытия еще есть.

— Давай найдем Венеру Милосскую.

— Ага, — не отрываясь от телефона, пробурчала Дарья.

Спустились опять на нулевой этаж. Начали бродить по залам в поисках Афродиты.

— Смотри-ка, а она тоже невысокая, — улыбаясь, сказала я дочери. Только непонятно, почему она без рук, богиня любви просто обязана иметь руки. Но время безжалостно даже к богиням. А может, в мире не осталось больше любви, и поэтому она без рук?

Мы вышли из музея в девять, вечер был чудесный и тихий, тепло, люди неспешно прогуливались по улицам.

— Пойдем и мы погуляем, такая погода хорошая, и здесь есть что посмотреть.

— Мам, уже поздно, может, поедем?

— Да ладно тебе, пошли, дома все равно делать нечего.

Игорь до сих пор не звонил.