I. СОЧЕЛЬНИК
Отары легкие снежинок
гоняет по лесу метель
и, чая благости, как инок,
свой час священный чует ель.
И ветви в белую дорогу
из леса к Славе тянет прочь,
и ждут таинственно и строго
одну-единственную ночь.
Перевод С. Петрова
II
О святое мое одиночество — ты!
И дни просторны, светлы и чисты,
как проснувшийся утренний сад.
Одиночество! Зовам далеким не верь
и крепко держи золотую дверь,
там, за нею, — желаний ад.
Перевод А. Ахматовой
III. ДЕВУШКИ ПЕЛИ:
Мы думаем только о нем,
а деревья цветут под окном;
мы же шьем неустанно и шьем,
и в груди что-то вянет и тает.
И всегда, и всегда мы грустны,
мы боимся лукавой весны;
если ж некогда сбудутся сны —
быть может, он нас не узнает.
Перевод А. Биска
III. ПЕСНЯ ДЕВУШЕК
Девушки всё кого-то ждут,
когда кругом деревья цветут,
они, как приказано, шьют и шьют,
им очи слеза застилает.
«Песенка наша невесела,
что нового нам весна принесла?
Быть может, его наконец привела,
да он нас теперь не узнает…»
Перевод Т. Сильман
IV
Как одиноко все и как бело.
А в белом замке тихо бродят тени.
Кругом стена из вьющихся растений,
и все дороги к замку замело.
И небо, как совиное крыло,
нависло над белеющим порталом…
Тоска блуждает по пустынным залам,
забыв о времени, — оно ушло…
Перевод Т. Сильман
IV
Над белым замком все белым-бело.
В зеркальный зал крадется слепо ужас.
Вцепился в стены плющ, предсмертно тужась.
Дороги в мир давно перемело.
Пустое небо виснет тяжело.
И к двери мимо белых балдахинов
тоска прокралась. Но, часы покинув,
куда-то время умирать ушло.
Перевод С. Петрова
V
Где бы розу поалее
для букета мне сыскать?
Девушку, что всех милее,
в светлой липовой аллее
я хотел бы повстречать.
Коль она мне улыбнется,
на колени стать пред ней:
рот весенний разомкнётся,
бледных губ моих коснется
и тоски, тоски моей.
Перевод Т. Сильман
VI
Как тихий Бог, проплыв над кровом,
заполнил вечер даль и высь.
— Коня! — и волю дай подковам
по одиночествам багровым
нести задумчивую рысь.
Я — властелин, и грудь открыта,
расстегнут шлем, наперерез
несутся ветки, даль размыта,
все глуше, глуше бьют копыта,
и замирает красный лес.
Перевод В. Летучего
VII. ВЕНЕЦИЯ
I
Чуждый возглас. Выбираем
мы гондолу у мостков;
вдоль по сваям ускользаем
мимо мраморных дворцов.
Строги сумерки порталов —
только слышен всплеск весла.
Из соборов и каналов
ночь невнятная всплыла.
Словно в тихую обитель,
звоны дальние зовут:
я — усопший повелитель,
в темный склеп меня везут.
Перевод А. Биска
VIII. ВЕНЕЦИЯ
IV
Мирное Ave с башен звучит…
Вслушайся в шепот церковных порталов;
дремлют дворцы у затихших каналов —
Венеция спит.
Сны всё чужое уносят прочь,
в темной воде отраженья повисли;
только гондолы, как черные мысли,
тревожат ночь.
Перевод Т. Сильман
IX. I MULINI
[4]
Ты, старая, устала,
и на колесах мох.
Из лесу вечер алый —
тебе прохладный вздох.
И поет все глуше,
как в забытьи, ручей.
А ты по самые уши
под крышу ушла от людей.
Перевод С. Петрова
IX. I MULINI
Ты, мельница, бы рада,
старушка, отдохнуть,
вечерняя прохлада
по рощам держит путь.
Все глуше и все тише
в ночи поет ручей,
а ты шапчонку-крышу
надвинешь до ушей.
Перевод Т. Сильман
X
Так чуждо всё: что ты шептала;
улыбка, полная тревог;
и чуждо всё, что ты устало
далеким взглядом колдовала;
и всё, что в мире прозвучало,
не изменит твоих дорог.
Ты — словно образ, что бросает
на алтари пустые свет,
и только руки простирает
и ветхим пламенем венчает,
и только чудо совершает,
когда чудес давно уж нет.
Перевод А. Биска
XI
Далёко город. Я один.
Ручей скользит звеня,
и нагоняет шум вершин
истому на меня.
Весь лес — во сне, весь мир — вовне,
а на сердце светло.
И одиночество ко мне
кладет на грудь чело.
Перевод С. Петрова
XII
Люблю позабытых в сенях Богородиц,
которые кротко кого-то ждут,
люблю, как в венках и мечтах на колодец
русые девушки тихо идут.
Люблю, когда дети глазами ширяют
изумленно на звездную высоту,
и дни, когда песней они одаряют,
и ночи, когда бывают в цвету.
Перевод С. Петрова
XIII
Как часто в смене душных будней
мечтаю о блаженном сне:
пусть поцелуем непробудным
он лоб тихонько тронет мне.
И звездный свет пускай струится —
он от дневных свободен пут,
и новым зыбкие границы
пускай в сказанье перейдут.
Перевод Т. Сильман
XIV
И разве то зовете вы душой,
что в вас звенит так тонко и неровно,
чтоб смолкнуть, как бубенчик шутовской?..
Что славы ждет с протянутой рукой?..
Что смерть приемлет в тусклой мгле часовни?
Душа ли это?
А я гляжу в ночи на майский цвет,
во мне как будто вечности частица
стремится вдаль, в круговорот планет,
она трепещет, и кричит им вслед,
и рвётся к ним, и хочет с ними слиться…
Душа вся в этом…
Перевод Т. Сильман
XV
Сухие елки дышат хрипло,
как воротник, пушится снег,
на сучьях блесток поналипло,
и смотрят вслед дороге скриплой
оконца из-под сонных век.
В печи искристым треснет громом
полено так, что дрогнет дом.
Часы идут шажком знакомым,
а день, как вечность, белым комом
растет и пухнет за окном.
Перевод С. Петрова
XVI
В бору сосновом снежно, глухо.
Оттуда вечер — на село
и тихо подставляет ухо
под окна, где еще светло.
И замирает каждый дом.
Старухе в кресле что-то снится,
мать — как домашняя царица,
боятся мальчики резвиться.
Послушать, что в избе творится,
пробрался вечер, а все лица
глядят на темень за окном.
Перевод С. Петрова
XVII
Солнце чахнет — лазурный лужок цветет.
По зяби, словно на волнах,
бабы поля переходят вброд.
Там, где рельсов поблескивает поворот,
у будки, один на все лето, цветет
долгой думой подсолнух.
Перевод С. Петрова
XVIII
Ты, старая часовня,
пред пылью твоей стою.
Весна, тебе неровня,
церковь строит свою.
Пусть женщин в туманном свете
окутал фимиам,
но в сад помчались дети
к птицам и цветам.
Перевод А. Биска
XIX
Как будто пред болью разлуки,
их взгляд утомленный блуждал.
«Как шелк твои белые руки».-
«Как странно ты это сказал…»
Калитка в саду не скрипела,
но кто-то неслышно вошел,
и розы дрожат оробело
в тревожном предчувствии зол.
Перевод А. Биска
XX
Парк! В старых липах явись мне! Или
ты потерялся уже навсегда,
тот, где с тишайшею мы бродили
возле священного пруда.
Лебеди, гордым подобно доннам,
над водой серебристою склонены,
и, словно сказанье о граде надонном,
розы всплывают из глубины.
В парке цветы большеглазы, как дети,
в том, где мы с нею стоим вдвоем,
улыбаемся и в предзакатном свете,
сами не зная кого, но ждем…
Перевод С. Петрова
XXI. КАСАБЬЯНКА
Церквушка со ржавым фронтоном
совсем занеслась в облаках,
а к ней кипарисы с поклоном,
ере иноки в серых шлыках.
В алтарной пыли святые
томятся за поставцом,
В глазницу окон пустые
заря их дарит венцом.
Перевод С. Петрова
XXII
Всегда бледна, всему чужда,
грустишь о царстве белых лилий,
которые с тобой дружили, -
но вы расстались навсегда.
Из мира, где живут в пыли,
из мира подневольной муки
ты рвешься в край, в котором руки
твои как лилии цвели…
Перевод Т. Сильман
XXIII
Пажа ты хочешь, королева;
назначь меня твоим пажом.
Во власти древнего напева
в мой белый замок мы пойдем.
И там, за старыми лесами,
я сам — король и, всех нежней,
приду — за тысячью дверями
для королевы петь моей.
Перевод А. Биска
XXIV
Как сны мои тебя зовут!
Они кричат беззвучным криком,
в своем отчаянье великом
они мне сердце разорвут.
Надежды нет. Осталось мне
лишь одинокое сомненье,
души больной оцепененье
в холодной, белой тишине.
Перевод Т. Сильман
XXV
А будут угрожать позором,
когда ты болью сражена,-
ты погляди на них с укором
и улыбнись им, о жена!
Уже ты в мир чудес шагнула,
щедра и телом и душой,
и бесконечность захлестнула
тебя волной.
Перевод Т. Сильман
XXVI
Мать:
«Звала ты меня, дорогая?
Нет, ветер шепнул, пролетя.
Я знаю, дорога крутая
ведет к тебе, дитя.
Звезды я достигла вечерней,
но путь к тебе, дочка, далек…»
В долине, в затихшей таверне,
последний погас огонек.
Перевод А. Биска