Без проблесков сознания, медленно истекая кровью, Повелитель прожил ещё два дня. Мирцея ни на шаг не отходила от постели мужа, из его спальни раздавая распоряжения и указания. Она почти не ела и не спала, поддерживая себя какими-то отварами. Манук сбился с ног, готовя то одно, то другое лекарство, настойчиво вливаемое в рот Рубелию, но чуда не происходило – Повелитель никак не желал приходить в себя.
Избавившись под шумок от главной улики, вселяющей в неё неподдельный ужас, Мирцея несколько успокоилась и даже разрешила навестить умирающего всем членам семьи, включая предъявившего ей тяжкое обвинение деверя. Она устала. Схватка за власть отнимала слишком много сил, а впереди был самый главный бой – за Патария. Сын часто приходил в комнату и, устроившись у окна, следил за всем происходящим с плохо скрываемым презрением.
Вот и сейчас Наследник наблюдал, как лекарь, приподняв голову отца, вливает в его безвольный рот тёмную, пахнущую гнилым яблоком жидкость. Лекарство вливаться не желало, стекая тонкой струйкой по бороде и окрашивая рубаху в грязно-бурый цвет. Внезапно Рубелий закашлялся, и из его рта брызнула алая кровь. Патарий брезгливо поморщился:
– Если отца не доконает болезнь, то это с успехом сделает наш уважаемый Манук! Неужели в Остенвиле нет больше никого, кто мог бы лечить отца?
Мирцея промолчала. Не рассказывать же сыну, что только преданному Мануку она и могла открыть тайну внезапной болезни Повелителя. Лекарей было много, и кто-нибудь из них наверняка оказался бы знаком с симптомами болезни, вызванной «сиянием». Но кто мог поручиться, что этот всезнайка станет держать свой язык за зубами? Нет, рисковать она не имела права.
Манук, бросив на госпожу обиженный взгляд, снова приступил к безуспешным попыткам влить в больного хоть чуточку настоя. Мирцея отвернулась. Именно Манук составил то заключение, которого она пыталась добиться от Лабуса, и ей пришлось самой, перепортив не один лист бумаги, подделать подпись этого подлого лекаришки. Боги, Боги, разве кому-то можно доверять в таком щекотливом деле!
Она удовлетворённо улыбнулась. Заключение было вручено в срок, и никто не посмел бы сказать, что она не сдержала своего обещания! Юнария, конечно, это не успокоит, но это уже его проблемы. Пусть бесится в своей забытой Богами дыре – ей сейчас не до его душевных терзаний.
Дверь скрипнула, и в комнату бесшумно проскользнул Рустий, с всклокоченной шевелюрой и в небрежно застёгнутом сюртучке, помятом и испачканном. Жалость и раскаянье больно полоснули по сердцу – она так мало видела его в последнее время. «Бедный мой мальчик! Он всё время предоставлен сам себе, и я совсем перестала бывать с ним…»
Она кинулась к сыну и с нежностью прижала к себе его искорёженное тельце, не обращая внимания на отчаянные попытки того вырваться из её объятий. Покрыв поцелуями его лицо, она наконец отпустила мальчика. Рустий с любопытством взглянул на хрипящего отца и поднял к матери остроносое лицо:
– Отец умирает?
Мирцея пожала плечами:
– Манук делает всё, что возможно. Но он, к сожалению, не всесилен…
– А почему Лабус его не лечит? – На лице мальчика застыло хитрое выражение.
Мирцея начала раздражаться. Она почти не спала этой ночью, у неё опять начались боли внизу живота, а теперь ещё должна объяснять очевидное вполне смышлёному парню.
– Ты прекрасно знаешь, что Лабус исчез. И его до сих пор не смогли найти… Что за дурацкие вопросы, Рустий?
Мальчишка скорчил рожицу и шмыгнул носом, затем утёр его рукавом и посмотрел на мать с невинным выражением:
– Чево сразу – дурацкие? Я просто… – он сделал значительную паузу, – видел его прошлой ночью. В зелёном коридоре.
– Что?! Ты… ты видел Лабуса… во дворце?
– Мам, ну ты сама-то поняла, чево спрашиваешь? Что мне было делать ночью не во дворце?
Мирцея нервно забегала по комнате, с недоверием поглядывая на младшего сына:
– Ты точно видел Лабуса? Может, ты просто ошибся? Ведь дворец перевернули от подвала до крыши!
Рустий, вполне довольный произведённым эффектом, уселся на диван и, болтая ногами, принялся грызть прихваченное из вазы яблоко.
– Да он! Точно! Света было маловато, и на голове у него был капюшон, но я ж не глухой! Они разговаривали, и я очень хорошо слышал его голос.
– С кем разговаривали? – Мирцея резко остановилась напротив сына.
– А я чё, не сказал? – Мальчишка выдержал ещё одну театральную паузу, громко чавкая огромным куском яблока.
Проглотив его, он уже открыть рот, чтобы откусить следующий, но встретился с яростным взглядом брата, едва сдерживавшим себя, чтобы не надавать наглецу затрещин. – С Леей, конечно. Мило так беседовали.
Женщина выдохнула. Лея, значит! Вот же паршивка! Змея, которую она пригрела на своей груди! Эта дрянь посмела идти против неё, Мирцеи, и набралась наглости прятать беглого преступника во дворце, прямо у неё под носом!
Патарий решительно шагнул к дивану и схватил брата за шиворот, почти подняв его в воздух:
– Ну, смотри, засранец! Если только ты соврал и оговорил сестру, я ж тебя прибью! У-у-у… паразит!
Рустий вывернулся и обиженно заорал:
– Ничего я не соврал! Они это были! Вот идите, сами её и спросите! Или комнату обыщите – может, он до сих пор там под кроватью сидит!
Мирцея дёрнула за висящий у кровати шнурок. Золотой Меч немедленно возник у двери.
– Быстро сюда вашего командира! Да, погоди, пусть с ним придёт лантар Итрум… Луцак. У меня к нему будет особое поручение.
Вызванные явились через несколько минут, в течение которых она без устали металась по комнате. Девчонка должна быть наказана! Вне всякого сомнения, и по всей строгости закона! Чтобы больше никому из семьи не могло и в голову прийти противиться воле Повелителя! Мирцея взглянула на вошедших. Командир Золотых Мечей держался спокойно и независимо, а вот второй лантар переминался с ноги на ногу, пожирая женщину преданным взглядом.
– Рисон, вы должны привести сюда госпожу Лею! Немедленно! Ничего ей не объясняя. А вы, Луцак, самым тщательным образом обыщите её комнату. И доставьте сюда всё, что вам покажется странным. И… всех, кого там застанете. Выполняйте!
Поклонившись, лантары вышли. Минуты потянулись безобразно медленно. Патарий застыл у окна, внимательно разглядывая плывущие по небу облака, Рустий беспокойно вертелся на диване. Ему было неудобно сидеть, но страшно хотелось досмотреть до конца устроенный им самим спектакль.
Первым явился Рисон и отрапортовал, что госпожи Леи нет во дворце. Ещё час назад она выехала в своей повозке в город, как сказал главный конюший – прогуляться. Стражи у покоев и у ворот это подтвердили.
– А повозка? Её обыскивали перед выездом?
– Да, госпожа Мирцея! Повозка, как и корзина для завтраков, которую она держала в руках, были тщательно осмотрены.
– Идиоты! Вы бы ещё её ночной горшок тщательно обыскали, вдруг там кто-то спрятался! Передай стражникам – как только она вернётся, её нужно немедленно арестовать и доставить сюда! Вам ясно, Рисон?
– Слушаюсь, госпожа Мирцея! Всё будет исполнено!
– Надеюсь, надеюсь… – Женщина уже потеряла к нему интерес.
Луцак явился спустя полчаса и, поклонившись, положил на стол пять золотых слитков и сложенный вчетверо листок бумаги. С удивлением посмотрев на слитки, Мирцея схватила листок. На нём округлым чётким почерком в столбик были написаны имена:
«Кронария
Аруций
Палий
Рубелий
Грасарий
Мустин Беркост
Аврус Гентоп
Тостин Арвидол
Сидрак Тортран
Галиган Освел
Хайрел Беркост
Ортения».
Три верхних имени были жирно зачёркнуты. Ещё не понимая, что это означает и каким образом связаны между собой все эти люди, Мирцея с облегчением вздохнула, не найдя здесь своего имени. Луцак терпеливо ждал дальнейших распоряжений, и она приказала:
– Сейчас же выясни, как попали в комнату Леи золотые слитки. Ты слышишь – я должна знать об этом всё!
Ещё через час ей доложили, что вчера утром в комнату девушки был доставлен сундук с золотом. Сопровождавший его прислужник Хайрела Беркоста, пронырливый наглый парень, с мерзкой улыбочкой заявил, что никак не может понять, что уж такого нашёл его господин в этой костлявой девице с, мягко говоря, отвратительным характером, которая завернула назад все его подарки.
Да он, Ситус, голову даёт на отсечение, что она и этот не примет! Хотя и не подарок это вовсе, а свадебный дар! Он готов на что угодно спорить, что им придётся надрываться и волочить его обратно. И когда минут через десять Лея действительно, мало выбирая выражения, приказала вытащить вон этот сундук, прислужник шёпотом отпустил в её адрес парочку таких выражений, что у лантаров ещё долго не сходили с лиц кривые ухмылки.
– Уроды! – Мирцея едва сдерживала истерический хохот. – Эти тупицы хотя бы проверили сундук на обратном пути?
– Конечно, госпожа. Самым тщательным образом. И на выходе из дворца, и на воротах. Всё было в порядке.
«Разгоню всех к дьяволу! Не стража, а сборище недоумков и лентяев! Личная охрана Повелителя! Да у них из-под носа его самого вынесут, а они не заметят! Значит, птичка упорхнула… А девочка не так уж и глупа. Ну, тем интересней…»
– Госпожа Мирцея! Рубе… Повелитель умер, госпожа… Отошёл в Вечную Тьму… – Дрожащий голос лекаря вывел её из задумчивости.
Она резко обернулась. Рубелий с белым лицом застыл на подушке. Его глаза в последнюю минуту открылись, и теперь уставились на неё остекленевшим укоризненным взором.
– Закройте же ему глаза! – Мирцея передёрнула плечами и тяжело опустилась на диван. – И оповестите Великого найтора. Пусть готовит прощание.