Издательство «Нью-Селеб пабликейшнз» в Челмсфорде, Эссекс, занимало низкое модульное здание в промышленной зоне Риттл, что на юго-западе города. Помещения были обставлены скудно и утилитарно, но там было тепло, даже в девять утра. Мелвин Истман очень боялся холода, поэтому он все еще не снял пальто из верблюжьей шерсти, в котором и прибыл десять минут назад. Истман, невысокий человек с аккуратно уложенными волосами немного неестественной черноты, с невозмутимым видом уселся за свой стол и приступил к чтению газеты. Наконец, подавшись вперед, он снял трубку с одного из телефонов, стоявших на столе.

— Кен, сколько мы напечатали календарей «Минк Парфей»?

Сидевший уровнем ниже начальник производства поднял на него глаза:

— Тыщ сорок, босс. Должно быть, здорово будут продаваться под Рождество. А что?

— Потому что, Кен, если верить «Сан», «Минк Парфей» распадается. Мы не сможем сбыть эти календари.

— Сожалею, босс. Не знаю, что и сказать.

Истман положил трубку и нахмурился. «Нью-Селеб» не было его единственным делом — бизнес по выпуску календарей знаменитостей был создан как прикрытие для других, менее законных занятий, которые и сделали его мультимиллионером. Но его все-таки раздражало, что он мог потерять тысяч двадцать из-за капризов каких-то драных кошек вроде этих «Минк Парфей».

У стены сидел человек с узким лицом, одетый в короткую черную куртку, по имени Фрэнки Феррис — ключевой игрок одного из предприятий Истмана. Он держал в руке кружку с чаем и курил, то и дело стряхивая пепел в мусорное ведро.

Сложив и убрав газету, Истман повернулся к Феррису. Отметил про себя бледность его губ и дрожание сигареты в руках.

— Ну, Фрэнки, — сказал он, — как дела? Все платят исправно?

— Да. Без проблем.

— Какие-нибудь особые пожелания?

— Да. Экстази. Все вдруг захотели «бабочек». Говорят, они сильнее, чем «голуби».

— Чушь это, Фрэнки. Они идентичны. Как ты знаешь.

— Просто информирую, — пожал плечами Фрэнки.

Мелвин Истман кивнул и отвернулся. Он достал из ящика стола пластиковый банковский конверт и вручил его Фрэнки.

Фрэнки нахмурился. С непонимающим видом повертел конверт в руках.

— На этой неделе я даю тебе только триста пятьдесят, — сказал Истман, — потому что я явно тебе переплачиваю. В прошлую пятницу, Фрэнки, ты просадил шестьсот пятьдесят в блэк-джек в Спортивном клубе Брентвуда, а такое поведение привлекает внимание. Я не для того каждую неделю кладу тебе штуку в карман, чтобы ты швырялся деньгами на людях, понял?

Тон и выражение лица Истмана не изменились, но в глазах его мелькнула тень угрозы. Фрэнки знал, что человек, который вызвал недовольство у его работодателя в прошлый раз, утонул в море.

— Я понимаю, мистер Истман.

— Уверен?

— Да, мистер Истман. Я уверен.

— Хорошо. Тогда за работу.

Передав Фрэнки резак, вынутый из стола, Истман указал на четыре запечатанные картонные коробки, которые были сложены у одной из стен. Надписи на коробках гласили, что внутри находятся сканеры корейского производства.

Разрезав ленту, Фрэнки открыл первую коробку, в которой действительно лежало означенное оборудование. Он осторожно вынул сканер и защитную пенопластовую форму. Под ними были три плотно набитых запечатанных полиэтиленовых пакета. Он сделал небольшой надрез на первом пакете, вынул нечто, завернутое в бумагу, и передал это Истману.

Развернув бумагу, Истман коснулся беловатого кристалла кончиком языка, кивнул и вернул упаковку Фрэнки.

— Посмотрим, что прислал нам Амстердам — «голубей» или «бабочек».

— В этом, похоже, «голуби», — сказал Фрэнки нервно, всматриваясь в пакет с экстази. — Должно быть, из старых запасов.

Та же операция была проделана с другими тремя коробками. Фрэнки тщательно упаковал в свой рюкзак пакеты с экстази, темазепамом и кристаллами метамфетамина, прикрыв груз грязной футболкой.

— «Бабочки» идут в Базилдон, Челмсфорд и Саутэнд, — сказал Истман. — «Голуби» — в Харлоу, Брейнтри, Колчестер.

Зазвонил телефон, и он поднял руку, указывая, что Фрэнки должен подождать. По ходу разговора он взглянул на него несколько раз, но Фрэнки стоял, просто глядя в никуда.

Принимал ли он наркотики? — задал себе вопрос Истман. Или все дело в картах? Должен ли он сгладить утреннюю выволочку небольшой подачкой, сунув ему в задний карман пару полусотенных на выходе?

В конце концов он решил этого не делать. Урок должен быть усвоен.

— Фарадж Мансур, — сказал Чарльз Уэдерби, убирая свои черепаховые очки для чтения в нагрудный карман. — Это имя о чем-нибудь тебе говорит?

— Да, — кивнула Лиз. — Немецкие коллеги сообщили о нем вчера. В прошлый уик-энд он купил поддельные британские права в Бремерхафене. Я пробила его по базе данных и нашла в переданном пакистанцами списке людей, с которыми общался Дауд аль-Сафа во время посещения Пешавара в этом году.

— Аль-Сафа, курьер ИТС? Тот, о котором рассказывал нам Маккей?

— Да, тот самый. Этот Мансур — а имя это распространенное — идентифицирован как один из работников автомастерской на кабульском шоссе. Очевидно, аль-Сафа остановился там, чтобы взглянуть на подержанные машины.

— И это все?

— Все.

Уэдерби кивнул задумчиво:

— Причина, по которой я задаю этот вопрос, заключается в том, что по какой-то причине, которая мне пока не понятна, Джеффри Фейн позвонил мне с просьбой держать его в курсе дела.

— По поводу Мансура? — спросила Лиз удивленно.

— Да. Я сказал ему, что в настоящее время никакого дела нет. И все. Он поблагодарил меня и повесил трубку.

Лиз стала ждать, задумчиво разглядывая голые стены. Ее интересовало, почему Уэдерби вызвал ее к себе в кабинет для беседы, которую можно было легко доверить телефону.

— Прежде чем ты уйдешь, Лиз, у тебя все хорошо?

Она встретила его взгляд. Едва различимая ирония проникла, казалось, в их профессиональные отношения, как будто помимо работы они встречались в другое время и при других обстоятельствах. Но таких встреч никогда не было, и о частной жизни Уэдерби Лиз знала очень немного. Где-то там была жена, которая, кажется, чем-то там все время болела, и еще было двое мальчишек-школьников, но этим ее знания и ограничивались.

— А что, я выгляжу как-то не так?

— Ты выглядишь прекрасно. Но я знаю, что решиться на это дело с Марципаном было нелегко. Он ведь очень молод, не так ли?

— Да. Он молод.

Уэдерби неопределенно кивнул:

— Он, возможно, станет одним из наших ключевых активов, и именно поэтому я отдал его тебе. Будешь его опрашивать и докладывать мне — я хочу, чтобы какое-то время он не светился.

Лиз кивнула:

— Думаю, что пока он не попал в поле зрения Фейна.

— Пусть так и остается. С этим молодым человеком мы должны разыграть длинную партию. Просто сконцентрируйся на том, чтобы он был хорошо внедрен. Если он так хорош, как ты говоришь, результат не заставит себя ждать.

— При условии, что вы готовы ждать.

— Столько, сколько потребуется.

Она вернулась на рабочее место и увидела, что мигает лампочка автоответчика на городском телефоне. К ее удивлению, это было приглашение пообедать от Бруно Маккея.

— Я знаю, что все это ужасно скоропалительно, — раздался его голос, — но есть кое-что, что я хотел бы с вами… перетереть, если позволите.

Она покачала головой, не веря своим ушам. Это было несколько в духе Шестерки — представление о том, что все на свете, включая борьбу с терроризмом, на самом деле одна длинная вечеринка. Перетереть? Она никогда ничего ни с кем не перетирала. Но почему бы и нет? По крайней мере это будет возможность познакомиться с Маккеем поближе. Что бы там ни говорили о предполагаемом новом духе сотрудничества, Пятерка и Шестерка никогда не будут безмятежной парой. Чем лучше она будет знать своего партнера, тем меньше у него будет шансов перехитрить ее. Она набрала оставленный им номер, и он снял трубку при первом же звонке.

— Лиз! — сказал он прежде, чем она открыла рот. — Скажите мне, что согласны.

— Согласна.

— Фантастика! Я вас подхвачу. Вы сможете быть на вашем конце Ламбетского моста в двенадцать сорок пять?

— Хорошо.

Она повесила трубку. Это может оказаться очень интересно, но ей нужно будет все время быть настороже. Повернувшись к экрану компьютера, она переключилась на Фараджа Мансура. Беспокойство Фейна, предположила она, происходило из его неуверенности относительно того, был ли покупатель поддельных водительских прав в Бремерхафене тем же человеком, с которым аль-Сафа вступал в контакт в Пешаваре. Наверное, кто-то в Пакистане прямо сейчас проверял по просьбе Фейна автомастерскую. Вполне могло оказаться так, что это были два разных человека и что Мансур из Бремерхафена был просто экономическим мигрантом, который надеялся перебраться через Ла-Манш. Вполне могло оказаться, что это проблема Иммиграционной службы, не разведчиков. Она запомнила это, но задвинула в дальний уголок своей памяти.

В 12.30 она уже томилась ожиданием. К счастью, а может быть, и нет, она была потрясающе одета. Поскольку вся ее одежда или мокла в стиральной машине, или томительно ожидала химчистки, она была вынуждена нацепить платье от Ронит Зилха, которое купила «на выход». Оно стоило целое состояние и выглядело абсолютно неуместным для повседневного сбора разведданных. Более того, единственными туфлями, подходившими к платью, были шелковые балетки.

Без двадцати час она вышла из офиса в платье от Зилха, частично прикрытом пальто.

Ламбетский мост, как оказалось, был не лучшим местом для свиданий в декабре. После прекрасного утра небо потемнело. Порывистый восточный ветер гулял по реке.

Она стояла на месте встречи со слезящимися глазами уже в течение пяти минут, когда у обочины резко затормозил серебристый БМВ и его пассажирская дверца распахнулась. Под гудение автомобильных клаксонов она нырнула на сиденье, и Маккей снова влился в транспортный поток.

Когда они втиснулись в медленно ползущую ленту машин на набережной Альберта, Маккей сказал:

— Ну, как дела, Лиз?

— Прекрасно, — ответила она. — Большое спасибо.

— Хорошо.

Она взглянула на него краем глаза. На нем была светло-голубая рубашка, расстегнутая на шее и с закатанными рукавами, демонстрировавшими немалую часть его загорелых предплечий. Часы, которые на вид весили по крайней мере полкило, были марки «Брайтлинг».

— Итак, — сказала она, — чему я обязана честью…

Он пожал плечами:

— Мы партнеры, вы и я. Я подумал, что мы могли бы перекусить, выпить по бокалу вина и обменяться мнениями.

— Боюсь, что в обед я не пью, — возразила Лиз и тут же пожалела об этом. Она показалась себе сварливой, хотя не было никакой причины предполагать, что Маккей пытался как-то выйти за рамки простого дружелюбия.

— Простите, что я так внезапно… — сказал Маккей, взглянув на нее.

— Да ничего. Я вообще-то не имею привычки устраивать обеденный перерыв, если не считать бутерброда на рабочем месте.

— Не поймите меня неправильно, — сказал Маккей, снова взглянув на нее, — но вы на самом деле очень похожи на даму, направляющуюся на обед.

— Приму это как комплимент. Просто я одета так потому, что вечером у меня другая встреча.

— А. Это вы курируете агента в «Харви Николз»?

Она улыбнулась и отвела взгляд. Над ними выросла громадина здания МИ-6, и тут Маккей нырнул налево в паутину улиц Воксхолла. Две минуты спустя он припарковал БМВ в узком тупичке рядом с Саут-Ламбет-роуд.

Маккей выскочил и открыл Лиз дверцу.

— Проголодались? — спросил он.

— Пожалуй, да, — сказала Лиз.

— Превосходно. — Раскатав рукава рубашки, он надел галстук цвета индиго и темно-синий пиджак, которые достал с заднего сиденья, затем запер автомобиль, коротко пискнувший в ответ. — Сможете пройти пару сотен ярдов в этих туфлях? — спросил он.

— Если повезет.

Они вернулись к реке и прошли к новому роскошному комплексу на южной стороне моста Воксхолл. Кивнув охраннику, Маккей провел Лиз через атриум в людный, но приятный ресторан. Белые полотняные скатерти, столовое серебро и посуда блестели, а темная панорама Темзы была обрамлена сиянием зеркального стекла. Большинство столов было занято. Приглушенное гудение голосов затихло на мгновение, когда они вошли. Оставив пальто у портье, Лиз проследовала за Маккеем к столу, откуда открывался вид на реку.

— Это все так мило и неожиданно, — сказала она искренне. — Спасибо за то, что пригласили меня.

— Спасибо за то, что приняли приглашение.

— Полагаю, среди этих людей многие из вашей конторы?

— Один или двое, и, как только вы вошли, мой рейтинг повысился на несколько сот процентов. Вы можете видеть, что за нами незаметно наблюдают.

— Действительно вижу, — улыбнулась она. — Вам стоит послать своих коллег на наши курсы по контрнаблюдению.

Они изучили меню. Заговорщически подавшись вперед, Маккей сказал Лиз, что может предсказать, что она закажет. Достав из кармана ручку, он вручил ей ее и велел пометить то, что она выбрала.

Чтобы он не увидел, Лиз опустила меню под стол и отметила салат с копченой утиной грудкой. Это была закуска, но она написала рядом слова «как основное блюдо».

— Хорошо. Теперь сложите меню. Уберите его в карман.

Так она и сделала. Она была уверена, что он не видел того, что она написала.

Когда подошел официант, Маккей заказал стейк из оленины и бокал итальянского бароло.

— А для моей коллеги, — добавил он с чуть заметной улыбкой, кивнув на Лиз, — салат с утиной грудкой. Как основное блюдо.

— Очень умно, — сказала Лиз, нахмурясь. — Как вы это сделали?

— Это секрет. Выпейте немного вина.

Она бы с удовольствием выпила, но чувствовала, что ей следует придерживаться провозглашенной политики «я не пью в обед».

— Спасибо, я не буду.

— Один бокал. За компанию.

— Хорошо, но только один. Скажите мне, как вы…

— У вас нет допуска.

Лиз осмотрелась. Никто не мог видеть того, что она написала. Не было видно и никаких отражающих поверхностей.

— Ну, вы, весельчак. Ну-ка, говорите, — сказала она, одолеваемая раздражением.

— Хорошо, так и быть. Мы разработали контактные линзы, которые позволяют видеть сквозь документы. Они сейчас на мне.

Она сощурила глаза, начиная чувствовать себя по-настоящему рассерженной.

— И знаете что, — продолжил он, — они действуют так же и на ткань.

Прежде чем Лиз смогла ответить, на скатерть упала тень, и, подняв глаза, она увидела, что над ней стоит Джеффри Фейн.

— Элизабет. Как приятно видеть вас на нашей стороне реки. Надеюсь, Бруно должным образом о вас заботится?

— Да уж, — сказала она и замолчала. От неискреннего дружелюбия Фейна мороз бежал по коже.

Он отвесил легкий поклон.

— Прошу передать привет Чарльзу. Как вы знаете, мы относимся к вашему департаменту с самым глубоким уважением.

— Благодарю, — произнесла Лиз. — Непременно передам.

В этот момент подали еду. Когда Фейн двинулся прочь, Лиз посмотрела на Маккея и успела поймать заговорщические взгляды, которыми они обменялись. Не была ли эта встреча подстроена?

— Скажите мне, — попросила она. — Каково это, вернуться домой?

Маккей провел рукой по выгоревшим на солнце волосам.

— Хорошо, — сказал он. — В Исламабаде было интересно, но тяжело. Я был там сам по себе, а не в составе аккредитованной дипломатической миссии, и, хотя это означало, что я мог сделать намного больше с точки зрения контактов с агентами, опасность также была гораздо больше.

— Вы жили не в посольстве?

— Нет, на окраине. Номинально я работал в одном банке, поэтому каждое утро являлся на работу в костюме, а по вечерам вращался в местном свете. После этого я обычно всю ночь или опрашивал агентов, или шифровал и передавал отчеты в Лондон. То еще было удовольствие.

— А что вас привлекает в вашей работе в первую очередь?

Улыбка коснулась уголка его рта.

— Вероятно, то же, что и вас. Возможность заняться обманом, что у меня всегда получалось естественно.

— Так ли? Я имею в виду, всегда естественно?

— Мне говорили, что я начал лгать очень рано. И я никогда не ходил на экзамены в школе без шпаргалки. Я, бывало, всю ночь писал их тонкой ручкой на папиросной бумаге, а затем сворачивал и прятал в корпусе шариковой ручки.

— Какую причину вы назвали, объясняя желание вступить в Шестерку?

— Патриотизм. В то время это казалось правильной линией поведения.

— А это истинная причина?

— Ну, знаете, как говорят. Последнее убежище негодяя, и так далее. В действительности, конечно, это были женщины. Все эти очаровательные секретарши из министерства иностранных дел. У меня всегда был комплекс Манипенни.

— Что-то я не вижу здесь много Манипенни.

Серые глаза изумленно обежали вокруг комнаты.

— Действительно, похоже, что я был не прав? А как было с вами?

— Боюсь, у меня никогда не было комплекса секретного агента. Я была одним из первых новобранцев, откликнувшихся на объявление «В ожидании Годо?».

— Как болтливый мистер Шейлер.

— Точно.

Приблизился официант, и, прежде чем Лиз смогла возразить, Маккей указал на их бокалы, давая понять, что их пора наполнить. Лиз воспользовалась краткой паузой, чтобы оценить ситуацию. Бруно Маккей возмутительно флиртовал, но он, бесспорно, хорошо умел поддерживать компанию.

— А как вы? — спросила она. — Вы поступили на Службу прямо из университета?

— Нет. Я изучал арабский в Кембридже и начал работать в одном из инвестиционных банков в Сити аналитиком по Ближнему Востоку. Через некоторое время банковское дело потеряло для меня свою привлекательность, и я сдал экзамен в министерстве иностранных дел. Хотите пудинга?

— Нет, я ничего не хочу, спасибо, и я совсем не хочу второй бокал вина. Мне, пожалуй, пора возвращаться.

— Уверен, ваше начальство не будет возражать, если вы немного… займетесь межведомственной работой, — возразил Маккей. — По крайней мере выпейте кофе.

Она согласилась, и он махнул официанту.

— Так поведайте же мне, — сказала она, когда принесли кофе. — Как вы сумели увидеть то, что я написала в меню?

— Я не видел, — рассмеялся он. — Но каждая женщина, которую я сюда приглашал, заказывала именно это блюдо.

Лиз уставилась на него:

— Неужели мы так предсказуемы?

— Собственно говоря, я был здесь только однажды, и в компании полудюжины человек. Трое из них были женщины, и все они заказали то же, что заказали вы. Вот и все.

Она пристально посмотрела на него. Глубоко вздохнула.

— Так сколько же вам было лет, когда вы начали лгать?

— Вас, я смотрю, никак не проведешь?

— Вероятно, нет, — сказала Лиз. Она выпила свой эспрессо одним залпом. — Но, с другой стороны, то, с кем вы обедаете, совершенно меня не касается.

Он посмотрел на нее с хитрой полуулыбкой:

— Как знать.

— Мне пора, — сказала она.

Он капитулирующе поднял руки и подозвал официанта.

Небо снаружи было серо-стальное. Ветер трепал их волосы и одежду.

— Было очень приятно, — сказал он, взяв ее за руки.

— Да, — согласилась она, осторожно высвобождая руки. — Увидимся в понедельник.

Он кивнул, все с той же полуулыбкой на лице. К облегчению Лиз, кто-то рядом выходил из такси.