— Какая необычная страна, — сказал Фарадж Мансур, — извлекая пятизарядный магазин ПСС и осторожно кладя его на стол. — Очень отличается от того, что я себе представлял.

Женщина, позаимствовавшая имя Люси Уормби, чистила картошку в раковине.

— Она не вся такая, — сказала она. — Она не вся такая голая и холодная…

Он подождал, пока она закончит. Снаружи солнце еще бросало свой бледный свет на море, но ветер уже трепал барашки волн, срывая с них мелкие брызги.

— Я думаю, что земля формирует людей, — сказал он в конце концов, нажав на спуск ПСС, прежде чем вставить назад магазин. — И я думаю, что теперь понимаю британцев лучше, увидев их страну.

— Это холодная страна, — сказала она. — Я провела детство в холодной квартире с тонкими стенами, слушая ругань родителей.

Убрав пистолет в карман, он спросил:

— Из-за чего они ругались?

— В то время я не вполне это понимала. Отец читал лекции в университете в Киле. Для него это была хорошая работа, но мать не хотела переезжать туда из Лондона. Ей не нравилось это место, и она не предпринимала никаких усилий, чтобы завести знакомство с тамошними людьми. Она кончила тем, что ее стали лечить от депрессии.

— Во что она верила? — нахмурился Фарадж.

— Она верила в… книги, и фильмы, и отпуска в Италии, и друзей, приглашенных на обед.

— А твой отец? Во что верил он?

— Он верил в себя. Он верил в свою карьеру и в важность своей работы. — Она взяла кухонный нож и короткими сердитыми движениями начала резать картофель на дольки. — Позже, когда депрессия матери обострилась, он стал считать, что имеет право спать со своими студентками.

Фарадж посмотрел на нее:

— А твоя мать знала?

— Она узнала об этом довольно быстро. Она была не глупа.

— А ты? Ты знала?

— Я догадывалась. Они отослали меня в школу в Уэльсе. — Она смахнула волосы с глаз тыльной стороной руки. — Там есть холмы, и один-два из них можно даже назвать горами.

Он посмотрел на нее, наклонив голову:

— Ты улыбаешься. Я в первый раз вижу, как ты улыбаешься. Ты была там счастлива?

— Наверное, — пожала плечами она. — Я никогда не думала об этом.

Перед ее мысленным взором возникло непрошеное воспоминание, к которому она не возвращалась много лет. Ее подруга Меган нашла волшебные грибы в ельнике за школой. Они съели штук по шесть, расстелили на земле покрывало, улеглись и стали ждать. В течение получаса ничего не происходило, но затем она начала чувствовать тошноту и страх. Тело не слушалось ее, а затем внезапно страх улетучился и стало казаться, будто она погружается в ослепительно яркие картины, которые через некоторое время начали приобретать некую утонченную структуру. Она, казалось, блуждала вокруг бесконечной и постоянно менявшейся вереницы увенчанных облаками башен, висячих садов и головокружительных колоннад.

— Да, — сказала она, — я была там счастлива.

— И чем же она закончилась? — спросил он. — История твоих родителей?

— Разводом. Семья распалась. Ничего необычного. — Подняв кухонный нож, она уронила его так, что кончик вонзился во влажную разделочную доску. — А твои родители?

— Мои родители были таджиками из Душанбе. Отец был бойцом, лейтенантом Ахмад-шаха Массуда.

— Панджирского льва.

— Его самого. Да живет он вечно. В молодости мой отец был учителем. Он хорошо знал французский и немного английский, которому научился у британских и американских солдат, приехавших, чтобы сражаться с моджахедами. Когда мне было четырнадцать, мы вслед за Массудом переехали в Афганистан, и я пошел в одну из англоязычных школ Кабула. Мой отец надеялся, что мне не придется жить жизнью, которой жил он.

— Что случилось?

— В девяносто шестом Талибан осадил Кабул. Нам удалось бежать, и отец пошел на север, чтобы присоединиться к Массуду. Я хотел пойти с ним, но он послал меня на юг с матерью и младшей сестрой, поближе к границе. Оттуда мы надеялись пробраться в Пакистан, чтобы спастись от Талибана, но, проскитавшись несколько месяцев, мы наконец осели с другими таджикскими и пуштунскими беженцами, выступавшими против Талибана, в деревне под названием Даранж, находившейся к востоку от Кандагара.

Замолчав, он, казалось, погрузился в свои мысли. Наконец он встряхнулся.

— Отец возвратился после нескольких лет борьбы. Он был ранен и больше не мог сражаться. С ним, однако, был один человек. Человек, которого мой отец убедил провести меня через границу в Пакистан. Человек влиятельный, который мог записать меня в медресе — так называются исламские духовные школы — в Пешаваре. Я попрощался с родителями и сестрой, вместе с этим человеком пересек границу в Чамане, пропутешествовал на север до Мардана и был принят в медресе.

— А кто был этот человек? Человек, настолько влиятельный?

Он улыбнулся и покачал головой:

— Как много вопросов. Что бы ты сделала со своей жизнью, сложись она по-другому?

— Не могло быть ничего другого, — ответила она. — Для меня никогда не было иного пути.

Лиз настояла, чтобы они с Маккеем поехали в ее автомобиле. Встреча с Зандером была ее операцией, и она хотела, чтобы Маккей понимал, что он лишь пассажир и его там только терпят.

Маккей не спорил. Наоборот, утрированно демонстрировал свою подчиненную роль.

— Скажите, почему Зандер рискует ради нас? — спросил он. — Что ему в этом, кроме вашего одобрения?

— Я его страховой полис. Он знает, что, если предложит мне ценную информацию, я заступлюсь за него, если до него доберутся ребята из полиции. Именно поэтому он не стал разговаривать с Бобом Моррисоном. Моррисон — слишком бескомпромиссный офицер, он презирает зандеров этого мира, и Зандер знает это.

— Со стороны Моррисона это немного близоруко. Как я понимаю, если полиция возьмет Мелвина Истмана, ей потребуется кто-то вроде Зандера, чтобы давать против него показания.

Когда они прибыли в Брейнтри, у них оставалось еще сорок минут свободного времени.

— Давайте еще раз пробежимся по сценарию, — попросил Маккей, когда они повернули в сторону железнодорожной станции.

— Конечно. Он ждет, что я приеду одна на верхний уровень многоэтажной автостоянки, поэтому я высажу вас снаружи. Я въеду на верхний уровень и припаркуюсь; вы последуете на своих двоих, спрячетесь около лестницы и будете наблюдать за въезжающими машинами. Когда я увижу Зандера, я вам позвоню и опишу его автомобиль. Как только вы убедитесь, что за ним нет слежки, перезвоните мне, и я к нему подойду.

Маккей кивнул. Это была стандартная процедура. То, что Истман пошлет за Феррисом хвост, было не более чем вероятностью.

Лиз притормозила у станции, и Маккей выскочил из машины. Лиз въехала на стоянку и поднялась на последний этаж.

В течение следующего получаса с верхнего уровня уехало три автомобиля. Несколько машин въехало на автостоянку, но они заняли места пониже. Наконец без пяти восемь на верхний уровень вскарабкалась серебристая «ниссан-алмера» с Фрэнки Феррисом за рулем. Она сразу же нажала на телефоне кнопку быстрого набора.

— Дайте мне несколько минут, — раздался приглушенный голос Маккея. Фрэнки припарковался в дальнем от нее углу и заглушил двигатель.

Без трех восемь ее телефон зазвонил.

— За ним был хвост, — сказал Маккей.

— Тогда отбой, — сказала Лиз немедленно.

— Нет необходимости. Хвост Зандера столкнулся с проблемой. Он лежит без движения на лестнице. Продолжайте встречу.

— Что вы там натворили? — прошипела Лиз.

— Позаботился о ситуации. Давайте же, вперед. У вас три минуты.

Лиз осмотрелась. Не было никаких признаков движения. Она очень осторожно выбралась из «ауди». Приближаясь к серебристой «алмере», она увидела, что окно водителя опускается. Внутри сидел Фрэнки, осунувшийся и испуганный.

— Возьмите это, — сказал он дрожащим голосом. — И сделайте вид, что вы мне платите. — Он вручил ей маленький бумажный пакет, а Лиз сунула руку в карман и притворилась, что передает ему деньги.

— Митч, — сказала она настойчиво. — Расскажи мне о нем.

— Кирэн Митчелл. Перевозчик, посредник, вышибала, все, что угодно. У него большой дом близ Челмсфорда в одном из этих огороженных поместий.

— Работает на Истмана?

— С ним. У него свои люди.

— Ты знаешь его?

— Видел как-то. Он пьет с Истманом. Мерзкий на вид ублюдок. Белые ресницы, как у свиньи. Да, и он вооружен. А теперь ступайте отсюда, пожалуйста.

Лиз быстро прошла назад к «ауди» и поехала к пандусу. Уровнем ниже она подхватила Маккея, который стоял, прислонясь к барьеру.

— Что, черт возьми, происходит? — спросила она сердито.

— За Зандером следили. Истман, очевидно, что-то подозревает. Хвост запарковался на этом уровне. Он прибыл через минуту после вашего человека.

— Как вы узнали, что это хвост?

— Я последовал за ним к лестничной клетке, и он пошел вверх, а не вниз. Поэтому я его вырубил.

— Что значит вырубил?

Сунув руку в карман, Маккей извлек тонкий черный пластмассовый предмет, напоминающий мобильный телефон.

— Электрошокер производства «Орегон индастриз», модель С-6, известный также как «Маленький Друг». Дает разряд в шестьсот тысяч вольт, прямо в центральную нервную систему. Результат: цель выводится из строя на время от трех до шести минут, в зависимости от телосложения.

— И запрещенный в Великобритании, — разъяренно парировала Лиз.

— В данное время проходит испытания в лондонской полиции. Дело в том, что такие штуки широко используются преступниками, поэтому я избавил нашего гостя от часов и бумажника. Никаких повреждений эта штука не оставляет. Думаю, он вообще обо всем этом будет молчать. Он будет выглядеть довольно глупо в глазах Истмана, если признается, что не смог сделать свою работу, потому что его ограбили.

— Остается только надеяться.

— Послушайте, Зандер спалился, — сказал Маккей. — Об этом нам говорит тот факт, что за ним был хвост. Но нам важно было идентифицировать Митча. Теперь предлагаю убраться отсюда прежде, чем наш паралитик снова научится ходить.

Намеренно резко отпустив сцепление, Лиз бросила «ауди» вперед.

— А что вы собираетесь делать с часами и бумажником?

— Проверим владельца и посмотрим, не один ли это из людей Истмана, — сказал Маккей. — Затем, если хотите, можем отправить их ему с анонимной запиской, гласящей, что вещи были найдены на автостоянке. Как вам это?

Она ничего не сказала, следя за дорогой.

— Слушайте, Лиз, я знаю, вы злитесь из-за того, что я влез не в свое дело. Но в конечном счете мы оба хотим одного и того же, а именно прибить этого ублюдка прежде, чем он отнимет еще больше жизней, верно?

Она глубоко вздохнула:

— Если уж мы собираемся сотрудничать, давайте установим основные правила прямо сейчас, и первое из них — никакой самодеятельности, никакой игры в ковбоев. Там, на автостоянке, вы рисковали жизнью моего агента и соответственно — всей операцией.

Маккей начал было отвечать, но она перебила его:

— Если это дело завершится арестом и выяснится, что мы нарушили закон, защита нас по стене размажет. Это Великобритания, а не Исламабад, понятно?

Он пожал плечами:

— Зандер мертвец, и вы знаете это. — Он повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо. — Вы думаете, что Боб Моррисон на жалованье у Истмана, да? Именно поэтому вы согласились на эту встречу, верно? Чтобы отрезать Моррисона от информации?

— Я думала, что небольшой шанс есть, — признала Лиз, — хотя у меня нет никаких улик против Моррисона. Все это чисто интуитивно.

— Будете ли вы делиться со мной своими интуитивными догадками в будущем?

— Посмотрим, как пойдут дела.

К тому времени, когда Кирэн Митчелл добрался до Брентвудского спортивного клуба, он знал, что наслаждается последним вечером на свободе. Позвонила его жена Дебби, обезумевшая от тревоги, и рассказала, что в дом нагрянула полиция, да и в голосовой почте набралась целая куча сообщений от его знакомых из по крайней мере полудюжины пабов и клубов. Его искали везде, где он обычно бывал. Это был только вопрос времени.

Осматривая столь знакомый ему антураж — игроков, сидевших на кроваво-красных кожаных банкетках, крупье в облегающих красных платьях, — он пытался запечатлеть в памяти детали. Ему нужно будет занять чем-то свой ум на много месяцев вперед.

По сути говоря, он попал в переплет.

С того момента, как он вошел в туалет в «Фэрмайле» и увидел тело Рея Гантера у кафельной стены, он знал, что контрабанде людьми пришел конец. У полиции не было выбора; они должны были следовать за этой ниточкой туда, куда она приведет. А вела она, конечно же, к нему.

И о чем, черт возьми, только думал Истман, связываясь с этими колбасниками? До контакта с ними он занимался небольшим приятным бизнесом, перевозя нелегалов для «Каравана». Выходцы из Азии, Африки, проститутки из Албании и Косово, все они были должным образом запуганы и почтительны. Никаких проблем, никаких споров. Но с того момента, как он увидел этого пакистанца, он знал, что быть беде. Очень твердый орешек.

Рей Гантер, конечно — а чего еще ждать от такого идиота, — положил глаз на рюкзак и решил отобрать его у пакистанца. И поэтому пакистанец — тот еще псих — его замочил.

Все эти события подвели Кирэна Митчелла, одетого в синевато-серый шелковый костюм и темно-синюю сорочку от Версаче, к этому моменту. Уже не в первый раз он подумал: а может, бросить все и сбежать? Но если бы он сбежал и его поймали, для него было бы еще хуже. Это уничтожило бы единственную карту, которая пока была у него в руках. Карту, которая, если разыграть ее должным образом…

В зеркале он увидел движение около входа. Целеустремленные люди в недорогих костюмах. Толпа расступается. Проглотив виски в три глотка, он нащупал в кармане брюк гардеробный номерок. На улице было холодно, поэтому он надел сегодня темно-синее кашемировое пальто.

Войдя в ситуационную комнату отделения полиции в Норидже, Лиз ощутила в воздухе скрытое напряжение. Расследование убийства Гантера шло ни шатко ни валко, и вдруг появилась приличная зацепка в лице одного из приближенных Мелвина Истмана.

Увидев Лиз, Стив Госс помахал ей рукой и отделился от группы полицейских.

— Они думают, что это я организовал арест Митчелла, — пробормотал он, проводя рукой по своим редким рыжим волосам. — Я чувствую себя совершенным мошенником.

— Наслаждайтесь этим, — предложил Маккей.

— И будем надеяться, что это не тупик, — согласилась Лиз.

Она позвонила Госсу и сообщила ему данные по Кирэну Митчеллу, как только они с Маккеем выехали из Брейнтри. Затем они двинулись на север в Норидж, остановившись по дороге, чтобы купить пиццу и по бутылке пива. Теперь, возможно в результате вспышки ярости Лиз, Маккей сбросил с себя личину романтичного соблазнителя и без нее оказался удивительно интересным собеседником. У него был практически неистощимый запас историй, большинство из которых касались героического — или недостойного — поведения его коллег по службе. В то же время, заметила Лиз, он практически никогда не называл имен.

«Он ко мне подбирается, — подумала Лиз, наслаждаясь игрой. — Он знает, что я жду, когда он совершит ошибку. И он подыгрывает мне, хочет казаться этаким беспечным любителем, потому что, если он сможет убедить меня в этом, я перестану относиться к нему серьезно. И как только это произойдет, он найдет способ обдурить меня». В этом была даже определенная элегантность.

Она рассказала Госсу по телефону о беседах с Черисс Хоган и Перегрином Лейкби, которые привели ее к Кирэну Митчеллу, и предложила, чтобы он организовал арест. Еще она хотела поделиться с ним своими опасениями относительно Боба Моррисона, но решила пока не спешить с этим. У нее не было никаких доказательств того, что он мог быть куплен Истманом. Кроме того, Истман так и так узнает, с Моррисоном или без, что Кирэна Митчелла арестовали, и подготовится соответственно. И если Митчелл расколется и будет готов дать показания в суде, Истман так или иначе окажется вне игры.

Дон Уиттен, с чашкой кофе в руке, дирижировал перепалкой в ситуационной комнате. Адвокат Митчелла подал прошение о предоставлении неприкосновенности его клиенту взамен на передачу полиции всего, что тот знал об убийстве Гантера. Уиттен ему отказал.

— Хорошая попытка, — сказал Боб Моррисон, которого прислали наблюдателем от эссексской полиции.

— Все всегда одно и то же, — пожал плечами Уиттен. — Они знают, что это пустой номер, мы знаем, что это пустой номер… Все равно Митчелла уже ведут на допрос.

Пять минут спустя Митчелл, в сопровождении дежурного сержанта и адвоката, занял место за белым ламинированным столом в допросной комнате. Была полночь.

— Расскажите нам снова о немцах, — сказал Дон Уиттен, поглаживая усы. Рядом с ним в допросной комнате сидел Боб Моррисон. В течение последнего часа допроса и Уиттен, и Митчелл непрерывно курили, и теперь над столом в комнате витал голубовато-бурый туман.

Митчелл взглянул на своего адвоката, тот кивнул. Веки Митчелла набрякли, и на строгом фоне ярко освещенной допросной комнаты он выглядел в своей дизайнерской одежде дешевым гангстером. Лиз, наблюдавшей за всем этим через одностороннее зеркало, было ясно, что он отчаянно пытается держаться, демонстрировать терпеливую услужливость, а не раздражение и усталость, которые в действительности испытывал.

— Как я уже говорил, я ничего не знаю о немцах. Я только знаю, что организация называлась «Караван». Я думаю, что это немцы организовали перевозку беженцев из материковой Европы до того места, где я и Гантер подбирали их у норфолкского побережья.

— Беженцев, в смысле мигрантов? — спросил Уиттен.

— Да, мигрантов, — подтвердил Митчелл.

— А место приписки судна?

— Я никогда не спрашивал. Было два судна, оба переделанные из рыболовецких катеров. Кажется, одно называлось «Альбертина Кью», порт приписки Куксхафен, а другое «Сюзанна-с-чем-то», порт приписки Бремен… Бременгер…

— Бремерхафен, — пробормотала Лиз.

Стоя рядом с ней, Стив Госс открыл стопку бутербродов с сыром, завернутых в вощеную бумагу. Он подтолкнул пакет в ее сторону, и она взяла один бутерброд. А существует ли в природе миссис Госс? — задумалась она.

— Честно говоря, — вещал в это время Митчелл, — название судов интересовало меня в последнюю очередь. Но я точно знаю, что организация называлась «Караван».

— И «Караван» платил Истману? — спросил Уиттен.

— Полагаю, да. Он отвечал за отрезок от выгрузки в море до пункта сдачи в Илфорде. Там нас встречала другая команда, с документами, и она доставляла их… уж и не знаю куда.

— И сколько человек, еще раз, было в каждой партии?

Уиттен повторял ранее заданные вопросы, проверяя ответы на совместимость. Пока ответы Митчелла подтверждали друг друга.

— Если это были девочки, могло доходить до двадцати восьми. Мужчины — двадцать пять максимум. Больше лодки Гантера взять не могли, особенно если море бурное.

— И Истман платил вам, а вы платили Гантеру?

— Да.

— Скажите еще раз сколько.

Голова Митчелла, казалось, резко поникла.

— Я получал по штуке за каждую девочку, полторы за мужчину, две за «спецгруз».

— Таким образом, за хорошую ночь вы могли заработать сорок тысяч?

— Что-то в этом роде.

— И сколько вы платили Гантеру?

— По фиксированной ставке. Пять штук за партию.

— Ничего себе прибыль!

— Это была опасная работа, — пожал плечами Митчелл. — Можно мне пойти отлить?

Уиттен кивнул, назвал время в магнитофон, выключил его и вызвал дежурного сержанта. Когда Митчелл вышел из комнаты в сопровождении своего адвоката, на миг воцарилась тишина.

— Мы верим ему? — спросил Маккей, протирая глаза.

— А зачем ему нам лгать? — спросил Госс. — Он лишь защитил бы человека, который убил его напарника, уничтожил доходное дело, приносившее сорок штук в месяц, и, по существу, довел его до тюремной камеры.

— Истман мог попросить его слить нам дезинформацию в рамках операции прикрытия, — сказал Маккей. — Митчелл был бы не первым преступником, взявшим на себя вину своего босса.

Митчелл возвратился в комнату, и Уиттен снова начал задавать вопросы о кафе «Фэрмайл».

— Расскажите нам о специальном грузе.

— Истман сказал мне, что это какой-то азиатский умелец, прибывающий из Европы. Он не был мигрантом, как другие; он заплатил, чтобы его ввезли и затем, через месяц, вывезли обратно.

— Такое случалось прежде? — спросил Уиттен.

— Нет. Вся эта идея о «спецгрузе» была для меня новой.

— Продолжайте, — сказал Уиттен.

— Ну, когда мы добрались до кафе «Фэрмайл», Рей выпустил «спецгруз» из грузовика и последовал за ним в туалет.

— Вы знаете, почему Гантер последовал за ним? — спросил Уиттен. — Он говорил вам что-нибудь о необходимости воспользоваться туалетом?

— Нет. Но у этого пакистанского парня был тяжелый рюкзак. Парень из рук его не выпускал.

— Таким образом, вы видели его с близкого расстояния, этого пакистанца?

— Да. Конечно, на берегу было довольно темно, но он сильно отличался от других. Как если бы не собирался никому позволить грубо с собой обращаться. Парень не крупный, но крутой. Это было видно.

— А как он выглядел… физически? Вы видели его лицо?

— Да. Кожа довольно бледная. Резкие черты лица. Бородка.

— Если увидите, сможете его узнать?

— Думаю, да. Не хотел бы ничем клясться, но если бы вы показали мне фотографию, я бы… я бы, вероятно, смог сказать, он это или не он.

Стоя за стеклом, Лиз почувствовала сильный прилив адреналина. Взглянув на Госса и Маккея, она увидела на их лицах то же сосредоточенное внимание.

— Итак, зачем, по-вашему, Гантер последовал за ним? — повторил вопрос Уиттен.

— Наверное, он подумал, что у него в рюкзаке было что-то ценное — те, кто побогаче, берут с собой золото, серебро, другие ценности, — и захотел… ну, забрать это у него, что ли.

— Хорошо. Таким образом, Гантер следует за парнем в туалет. Вы ничего не слышите. Никаких выстрелов…

— Нет. Вообще ничего. Несколько минут спустя я увидел, как пакистанец прошел через стоянку к автомобилю и сел в него. Затем автомобиль уехал.

— И вы видели автомобиль?

— Да. Это была черная «Воксхолл-Астра-1.4 LS». Я не мог видеть, кто был за рулем — мужчина или женщина. Я все же записал номера, на всякий случай.

— И какой же был номер?

Взглянув на клочок мятой бумаги, переданный ему его адвокатом, Митчелл сообщил номер.

— Почему вы записали номер?

— Потому что я не получил за парня никакой расписки. Он стоил две штуки, если помните.

— Продолжайте, — сказал Уиттен.

— Ну, я подождал минут десять, а Рей все не выходил. Тогда я вылез из кабины и пошел в туалет и нашел там Рея мертвым.

— И что вы подумали?

— Я подумал… это нелогично, потому что я видел, как парень уезжал, но я подумал, что буду следующим. Что пакистанец убрал Рея, потому что тот видел его лицо при свете, и что он собирался и меня убрать. Я до смерти перепугался, правда. Я просто хотел убраться оттуда.

— И вы уехали.

— Еще как. Прямиком до Илфорда, без остановок, и выгрузил там остальных.

— А когда вы позвонили Истману?

— Когда закончил дела в Илфорде.

— Почему вы не позвонили ему сразу же, как только нашли тело?

— Как я сказал, я просто хотел убраться оттуда.

— Какова была реакция Истмана, когда вы позвонили?

— Он совершенно вышел из себя, впрочем, как я и ожидал… совсем потерял голову.

— А потом? Чем вы сами занимались?

— Ждал, когда вы придете. Я знал, что это был только вопрос времени.

Возникла пауза, затем Уиттен кивнул. Когда он направился к двери, чтобы вызвать охрану, адвокат Митчелла коснулся локтя своего клиента, и оба они поднялись на ноги. Напротив них Боб Моррисон поглядел на свои часы. Хмурясь, он поспешил из комнаты.

— Думаешь, побежал звонить Истману? — пробормотал Маккей, касаясь лбом зеркального стекла.

— Это ведь вполне возможно? — пожала плечами Лиз.

Дон Уиттен тяжело ввалился в дверь наблюдательной комнаты.

— Ну? — спросил он. — Поверим его истории?

Госс оторвался от заметок, которые изучал.

— Она логична и, конечно, соответствует фактам, которые нам известны.

— Я здесь человек новый, — произнес Маккей. — Но я сказал бы, что парень этот говорил правду. Я хотел бы провести несколько часов с ним завтра, чтобы показать фотографии известных агентов ИТС. Посмотрим, сможем ли мы предварительно идентифицировать стрелка.

— Согласна, — сказала Лиз. — И мне кажется, что мы должны как можно скорее найти эту черную «астру».

— Хорошо, но что мы скажем людям? — спросил Уиттен. — Свяжем поиск автомобиля с убийством в «Фэрмайле»?

— Да. Объявите общенациональную тревогу, пусть автомобиль найдут и установят за ним наблюдение, но к водителю и пассажирам нельзя приближаться. Пусть немедленно свяжутся с норфолкской полицией. — Она подняла бровь, глядя на Стива Госса, который кивнул, и снова повернулась к Уиттену. — Вы знаете, куда пошел Боб Моррисон?

Уиттен незаинтересованно покачал головой:

— Думаю, стрелок все еще где-то у нас. Иначе почему он сошел у придорожного кафе, вместо того чтобы доехать до Лондона?

— Автомобиль мог отвезти его в любое место, — сказал Госс. — Возможно, он поехал на север.

Маккей наклонился вперед:

— Больше, чем что-нибудь еще, нам нужна детальная информация об этой организации — «Караване». О тех немцах, о которых рассказал нам Митчелл. Есть какая-нибудь причина, по которой мы не можем просто взять Истмана прямо сейчас и выжать из него все в течение двадцати четырех часов?

— Он просто посмеется над нами, — сказала Лиз. — Мистер Истман — человек, действительно очень хорошо подготовленный с юридической точки зрения. Как только у нас будет достаточно информации, чтобы упрятать его за решетку, мы сможем взять этого сукина сына и расколоть, устроить ему по-настоящему веселую жизнь, но до тех пор…

Маккей посмотрел на нее с любопытством.

— Мне нравится, когда вы ругаетесь, — пробормотал он.

Уиттен хмыкнул, а Госс недоуменно уставился на Маккея.

— Спасибо, — сказала Лиз, выдавливая улыбку. — Подходящее замечание, чтобы закончить разговор, я думаю.

Она продолжала улыбаться до тех пор, пока они с Маккеем не оказались в «ауди». Тогда, после того как они застегнули ремни безопасности, она повернулась к нему, бледная от ярости.

— Если ты еще раз — хотя бы раз — попробуешь подорвать мой авторитет таким образом, я добьюсь, чтобы тебя отстранили от этого дела. Ты находишься здесь с моего позволения, Маккей, и не смей забывать это.

Он невозмутимо вытянул ноги.

— Лиз, расслабьтесь. Это была шутка. Не очень хорошая шутка, я допускаю, но…

Вдавив педаль газа в пол и бросив сцепление так, что Маккея швырнуло на спинку сиденья, она вылетела с автостоянки полицейского участка.

— Никаких оправданий, Маккей. Это моя операция, и ты будешь действовать, как я скажу, понятно?

— Вообще-то говоря, — сказал он мягко, — это не совсем верно. Это совместная операция наших служб, и со всем должным уважением к вашим достижениям фактом остается то, что я старше вас по званию. Так не можем ли мы, пожалуйста, чуть-чуть сбросить напряжение? Это был красный свет, между прочим.

— Еще желтый. И мне плевать на твое звание. Я имею в виду, что, если мы хотим использовать тот мизерный шанс, что у нас есть, и поймать нашего стрелка, мы должны заручиться поддержкой местной полиции. Это включает завоевание и поддержание уважения с их стороны, что в свою очередь означает, что ты не должен обращаться со мной, как с какой-то девкой.

Сдаваясь, он поднял руки:

— Я сожалею, Лиз, хорошо? Я просто хотел пошутить.

Без всякого предупреждения «ауди» рывком свернула с дороги влево, пролетела через две лужи и резко остановилась.

— Черт возьми! — выдохнул Маккей, повиснув на ремне безопасности. — Ты что творишь?

— Я сожалею, — сказала Лиз беззаботно. — Я просто хотела пошутить. Вообще-то я съехала сюда, чтобы сделать несколько звонков. Хочу узнать, кто арендовал эту черную «астру».