Ремонтный ангар корпуса армейской авиации в Свонли-Хит был впечатляюще просторным и, учитывая его размер, поразительно теплым. В 11 утра заместитель начальника полиции Норфолка Джим Данстэн принял командование антитеррористической операцией. Первым делом Данстэн потребовал, чтобы база Свонли-Хит, расположенная на полпути между Бранкастером на севере и базами ВВС США Марвелл, Милденхолл и Лейкенхит на юге, выделила помещение для штаба межведомственной опергруппы. Сотрудники теперь находились, как можно было надеяться, в центре района, по которому перемещался противник.

К полудню полицейские численностью пятнадцать человек, возглавляемые Данстэном, обосновались в помещении, центральное место в котором занимала электронная карта региона площадью десять квадратных ярдов — на ней были отмечены контрольно-пропускные пункты, вертолеты и поисковые отряды. Перед каждым членом опергруппы стояла целая батарея ноутбуков, проводных и мобильных телефонов. Около Дона Уиттена была еще и пепельница.

Рядом, выстроившись в линию в полной готовности, стояли три «рейндж-ровера» без опознавательных надписей штурмового отряда SO-19 полицейских сил Норфолка. Девять его членов, все мужчины, скучали на скамьях в своих темно-синих комбинезонах и башмаках, передавая по кругу экземпляр газеты «Сан» и перепроверяя свои пистолеты «Глок-17» и карабины МП-5. Снаружи доносился отдаленный гул винтов вертолетов армейской авиации «газель» и «линкс», взлетавших с поля.

По официальной предварительной оценке, целью двух террористов была или одна из баз ВВС США, или королевская резиденция в Сандринхеме, где пребывала сейчас королева, как она делала каждое Рождество. Что касалось вооружения, находившегося в распоряжении этой парочки, исходили из худшего. Ни химическое, ни биологическое оружие, ни так называемая «грязная бомба» не исключались.

Уиттен был уверен, что Д’Обиньи и Мансур все еще находятся в семидесятимильном квадрате, северной границей которого был залив Бранкастер, а западной — Уош. Но Лиз не была в этом уверена. Если исключить излишнюю кровожадность, эти двое пока справлялись с делом не так уж плохо, особенно когда речь шла о том, чтобы прятаться и передвигаться по территории врага. Эта Д’Обиньи, очевидно, хорошо знала местность.

Что связывает ее с этими местами? — спрашивала себя Лиз в сотый раза. Почему выбрали именно Джин? Следственный отдел проверял каждый из ее известных контактов, но больше всего досаждало молчание родителей. Неужели они не понимают, что единственный шанс спасти их дочь заключался в том, чтобы поймать ее прежде, чем она дойдет до конца?

Она увидела, как на другой стороне комнаты Дон Уиттен указывает в ее направлении. Аккуратно одетый молодой человек в зеленом пальто подошел к складному столу, на котором стоял ее ноутбук.

— Извините, — сказал он, протягивая руку. — Я Джейми Керсли, капитан 22-го полка войск специального назначения. Я ищу Бруно Маккея.

Она пожала ему руку.

— Он должен прибыть с минуты на минуту. Присядьте, я направлю его к вам, как только он появится.

— Э-э-э… спасибо. У меня снаружи восемь человек разгружают «пуму». С вашего позволения, я дам им указания и сразу же вернусь.

Она посмотрела, как он уходит, затем вернулась к ноутбуку. Здесь куча спецназа, напечатала она. Но цель ИТС до сих пор неизвестна. Необычно, конечно. М.б., есть что-то, что я должна знать?

Закодировав сообщение несколькими быстрыми нажатиями клавиш, она послала его Уэдерби. Ответ пришел меньше чем через минуту.

Согласен, необычно. Полк прислан по требованию Дж. Фейна. Он сказал КОБРЕ, что необходима готовность к развертыванию в кратчайшие сроки. Ломаю голову, как и ты.

Она смотрела, как восемь спецназовцев вошли в ангар, неся самое разнообразное оружие, включая карабины и снайперские винтовки. В ход был пущен адский объем огневой мощи. Против чего именно? — задумалась Лиз.

К 12.30 автостоянка паба «Плау» в Бердхоу была почти полна; в воскресенье на ланч стекалось много народу, а на три или четыре мили вокруг другого паба не было.

Выйдя из женского туалета в углу автостоянки, где она дожидалась, пока на берегу никого не останется, Джин Д’Обиньи осмотрелась вокруг. К счастью, все еще шел дождь. Никто не слонялся по автостоянке. Старый гоночный зеленый MGB, про который она решила, что его легче всего украсть, не был самым подходящим. Но его большим преимуществом было то, что из-за преклонного возраста у него не было блока в замке зажигания, который иначе нужно было бы ломать, а эту операцию трудно выполнить, не привлекая внимания.

Она открыто подошла к MGB, ловко разрезала влажную виниловую крышу своим складным ножом, просунула руку, открыла замок и села на место водителя. Оглядевшись вокруг, чтобы удостовериться, что за ней не смотрят, она выдернула четыре провода из основания замка зажигания и очистила их ножом от изоляции. Взяв красный провод — зажигание, она быстро по очереди коснулась им других проводов. На третьем, зеленом проводе, машина слегка дернулась оттого, что провернулся стартер. Изолировав зеленый провод, она быстро соединила другие два с красным. Приборная панель ожила.

«Хорошо, — сказала она себе. — Поехали. Иншалла!»

Коснувшись зеленым проводом стартера трех других, она слегка нажала на педаль акселератора. MGB ужасающе громко взревел, но это не привело к появлению в дверях паба разъяренного владельца. Джин включила заднюю передачу, отпустила ручной тормоз и выехала с места на стоянке. Казалось, что даже самый деликатный маневр вызывал возмущенный рык у старого автомобиля, и сердце Джин мучительно забилось в груди, когда она включила первую передачу и двинулась к выезду с парковки.

На открытой дороге она чувствовала себя не менее неуверенно. Местные жители, конечно, хорошо знают эту машину и будут узнавать. Но вокруг было пустынно. Отъехав милю от деревни, она попала в то место, где, как они определили по карте, канава, по которой они шли, ныряла в дренажную трубу под дорогой. Она съехала с дороги и остановилась, не выключая двигатель. Через несколько мгновений Фарадж плюхнулся на пассажирское сиденье и стал пристраивать рюкзаки под ногами.

— Шабаш! — пробормотал он. — Поздравляю!

— Она не идеальна, — признала она, — но ее было легче всего угнать.

Она снова выехала на дорогу. Бензина осталось только четверть бака, и ее краткий восторг испарился, когда она поняла, что они не смогут заправиться, тем более что наверняка двигатель этой машины работал только на этилированном топливе. Прямо сейчас, однако, она была не в силах объяснять это. Ее чувства, казалось, были одновременно приподняты и подавлены, что создавало эффект заторможенности. Запасы питавшей ее энергии тоже подходили к концу.

— Поехали отсюда, — сказала она.

— Но почему этот человек? — спросила Лиз. — Зачем посылать именно этого человека? Он никогда здесь не был, у него здесь нет никаких родственников… Насколько мы знаем, он вообще никак не связан с Великобританией.

— Я не могу ответить на этот вопрос, — сказал Маккей. — Я и правда понятия не имею. И он, конечно, никогда не привлекал нашего внимания в Пакистане. Если он там и участвовал в чем-то, это происходило на слишком низком уровне, чтобы попасть в поле нашего зрения.

— Но у пакистанцев было на него досье.

— Выходит, так. Но я склонен предполагать, что это скорее совпадение, чем что-то, основанное на серьезной информации.

Они ехали в БМВ Маккея к базе ВВС США Марвелл. Он возвратился из Милденхолла в Свонли-Хит вскоре после полудня, и после того, как они обменялись номерами телефонов с капитаном спецназа Джейми Керсли, он проглотил пару бутербродов в компании Лиз и полицейских и стал собираться в поездку на последнюю и самую близкую из трех баз ВВС США. Маккей спросил Лиз, не хочет ли она составить ему компанию, и, поскольку ей не было чем особо заняться, эта поездка показалась вполне конструктивным занятием. Отчасти из-за отвратительной погоды поиск Д’Обиньи и Мансура застопорился, несмотря на прибытие подразделений регулярной и территориальной армии.

— Они совершат ошибку, — сказал Маккей уверенно. — Так бывает всегда. И кто-нибудь их засечет.

— Ты думаешь, что они все еще находятся в районе поиска?

— Должны быть. Один Мансур еще мог бы выбраться, но не вдвоем…

— Не недооценивай Д’Обиньи, — сказала Лиз, непонятно почему раздражаясь. — Это не какая-то там ищущая острых ощущений старшеклассница, а человек, тренировавшийся на северо-западе Пакистана. Если кто из них двоих и делал ошибки до сих пор, так это Мансур. Он допустил, что Рей Гантер на него напал, и оставил нам жизненно важную баллистическую улику.

— Неужели я слышу ноту сочувствия? Или даже восхищения?

— Ни в коем случае. Думаю, что она тоже убийца, почти наверняка. Но я начинаю понимать, кто она и как она действует. Я хочу, чтобы она начала ощущать круглосуточное давление — чувство, что она не может позволить себе отдохнуть, не может позволить себе остановиться, не может позволить себе даже думать. Я хочу, чтобы это добавилось к тому давлению, которое уже есть, — ощущению того, как тебя разрывает между двумя совершенно противоположными мирами.

— А мне не кажется, что ее так уж разрывает.

— Снаружи, может быть, и нет. Но внутри, поверь мне, она буквально распадается, и именно это делает ее такой опасной. Потребность доказать себе через насильственные действия, что она предана пути воина.

Он позволил себе криво улыбнуться:

— А что, ты скорее предпочла бы, чтобы все мы ушли, предоставив тебе одной продолжать это дело?

— Очень смешно. В любой кампании первая крепость, которую нужно захватить, — это сознание врага.

— Похоже на цитату.

— Это и есть цитата. Феликс Дзержинский.

— Основатель КГБ. Подходящий наставник.

— Мне нравится так думать.

Маккей нажал на газ, чтобы обогнать зеленый MGB. Они только что проехали деревню Нарборо.

— У меня когда-то был похожий автомобиль, — сказал он. — Старый «МГ-миджет» семьдесят четвертого года выпуска. Боже, вот это была машина. Цвета морской волны, с бежевым салоном, хромированными бамперами…

— Вот уж девицы липли, наверное, — сказала Лиз.

— Ну, она уж их точно не отпугивала. — На мгновение он задумался. — Чтобы ты была в курсе дела, парень, которого мы собираемся навестить, носит имя Делвс. Он англичанин, потому что номинально Марвелл является базой ВВС Великобритании. Американского же командующего — полковника ВВС США — зовут Грили.

— Так это больше чем простой визит вежливости?

— Не простой. Мы должны увидеть базу и ее систему безопасности глазами террористов. Встать на их место. Решить, какие есть слабые места. Решить, что атаковать.

— Ты пришел к каким-нибудь заключениям после двух предыдущих баз?

— Только что охрану практически невозможно пробить. Эти базы, судя по тому, что я видел, запечатаны так, что и мышь не проскочит.

— Любую систему безопасности можно взломать, — сказала Лиз.

— Согласен. И люди, за которыми мы охотимся, не вступили бы в игру, если не было бы где-нибудь уязвимого места. Я лишь хочу сказать, что пока такого места не нашел.

Пятнадцать минут спустя у моста через реку Уисси их остановили трое полицейских в форме; у одного был карабин «хеклер и кох», другой держал собаку. Под углом к дороге на обочине стоял «рейндж-ровер», где сидели еще несколько человек в форме. До базы было еще более мили, и ее даже не было видно.

Лиз и Маккей показали свои пропуска и подождали, выйдя из БМВ, пока по радио шла проверка документов. Человек с собакой тем временем тщательно обыскал автомобиль.

— Теперь я вижу, что ты имел в виду, говоря о безопасности, — сказала Лиз.

Еще через две минуты показался внешний периметр Марвелла. Маккей остановил автомобиль у стальных ворот.

— Улыбнись! — сказал он, когда к ним повернулась камера видеонаблюдения, установленная над забором из колючей проволоки.

Скоро они сидели в большом, хорошо отапливаемом кабинете. Мебель была не новой, но удобной. На стенах висели портрет королевы и знаки отличия эскадрилий, а также фотографии людей и самолетов, сделанные на Диего-Гарсии, в Саудовской Аравии и Афганистане.

Их принимали подполковник авиации Колин Делвс, розовощекий мужчина, одетый в форменные синие брюки и пуловер, который командовал базой с британской стороны, и его коллега из ВВС США полковник Клайд Грили, солидный и загорелый, в одежде для игры в гольф.

— Мы чертовски рады видеть вас, ребята, — говорил Грили, потягивая кофе. — И мы ценим ваши усилия, но просто не знаю, что еще мы можем сделать.

— Готов поспорить, этой паре и на милю не подобраться к нашему периметру, — сказал Делвс. — Серьезно, здесь ни одна былинка не шелохнется без того, чтобы мы этого не заметили.

— Полковник, как по вашему мнению, вы являетесь целью террористов? — спросил Маккей.

— Конечно, да! — сказал Грили. — У меня нет никаких сомнений в том, что мы — самая подходящая цель для террористов. — Грили развел руками. — Все факты широко известны. Из трех баз, расположенных в Восточной Англии, только мы развертывались в Центральной Азии.

— Где именно? — спросила Лиз.

— Что ж, до самого недавнего времени одна из наших эскадрилий штурмовиков А-10 была размещена в Узгене в Кыргызстане, три тяжелых самолета огневой поддержки АС-130 в Ваграме и, хотя об этом писали меньше, еще пара АС-130 поддерживала операции спецназа из Ферганы, Узбекистан. Полицейская работа, можно сказать.

— А вы развертывались в Пакистане? — спросила Лиз.

— Мы развертывались на афганской границе, — сказал Грили.

— А вы случайно не завели там новых врагов? — спросила Лиз мягко. — Если это не наивный вопрос?

— Это совершенно не наивный вопрос, — сказал Грили. — Но я могу честно сказать, что, возможно за исключением нескольких неубиваемых бандитов, которых мы выкурили из пещер нашими ракетами «сайдуиндер», мы заводили только новых друзей.

— Так почему же именно этот конкретный человек пересек полмира, двинувшись из Пакистана, чтобы напасть именно на этот аэродром? — настаивала она.

— Возможно, мы символическая цель, — сказал Грили. — Мы американские военные, и мы находимся на британской земле, символизируя союз, который сверг Талибан.

— Но ничего… более конкретного? — спросила Лиз.

— Со всем уважением, как можно знать наверняка? Некоторые люди были очень недовольны нашим присутствием, но были и люди — гораздо больше людей, — которые были очень рады нас видеть. — Он указал на портреты Д’Обиньи и Мансура. — Что касается этой воинственной парочки и их обид, то я должен сказать, что полностью уверен в системе безопасности нашей базы.

— Что вы можете рассказать о служащих ВВС США, живущих вне базы? — спросил Маккей. — Они, конечно же, уязвимы для нападения? Наверное, всем известно, где они живут.

На этот вопрос ответил Делвс.

— Если вы здесь посторонний, — сказал он, улыбаясь свысока, — вам будет чертовски трудно заполучить такую информацию. У нас очень близкие отношения с местной общиной, и любой, кто начнет задавать вопросы такого рода, очень быстро окажется лицом к лицу с военным полицейским.

— Но должны же ваши люди время от времени расслабляться, верно? — настаивал Маккей.

— Конечно, — сказал Грили, широко улыбаясь вопреки мрачности своего тона. — Но после одиннадцатого сентября многое изменилось. Дни, когда наша молодежь — мужчины и женщины — входила в местные команды по игре в дартс, безвозвратно ушли в прошлое.

— Проходят ли они специальную подготовку по вопросам безопасности и контрнаблюдения? — спросила Лиз. — Я имею в виду, предположим, что я решила последовать за какой-нибудь парочкой от паба до того места, где они живут…

— Вы продержитесь приблизительно минут пять, я думаю, прежде чем испытаете на себе весьма недружественную реакцию с участием автомобилей службы безопасности и, весьма возможно, вертолетов. Если наши люди хотят выпить пивка, они едут в какое-нибудь место на расстоянии по крайней мере семь-восемь миль, так, чтобы у них было достаточно времени на то, чтобы засечь любое транспортное средство, предположительно следующее за ними домой.

— А как вы сами, полковник? — спросила Лиз.

— Я живу на базе.

— Подполковник?

— Я с семьей живу более чем в дюжине миль отсюда в одной из деревень, — нахмурился Колин Делвс. — Я никогда не выезжаю отсюда в форме и сомневаюсь, что в деревне наберется человек пять, имеющих хотя бы приблизительное представление о том, чем я занимаюсь. Дом, в котором я живу, является архитектурным памятником второй категории, принадлежит он министерству обороны. Это последнее место, где кто-нибудь станет искать офицера военно-воздушных сил.

— А он находится под наблюдением полиции?

— В общем и целом, да. Но не так, чтобы привлекать к этому месту внимание.

Он замолчал, и снова вступил Грили, теперь уже без широкой улыбки:

— Мы можем защитить своих людей, и мы можем защитить свои самолеты. Я взял в Центральную Азию триста семьдесят шесть человек и двадцать четыре самолета, мы отработали свой срок, и я всех их привел назад. Каждого человека, каждый самолет. Я горжусь этим достижением и не дам запятнать его паре психов, которым нравится стрелять в старух. Вы уж поверьте нам в этом, хорошо? — Он указал на Делвса, который уверенно кивнул. — Мы полностью контролируем ситуацию.

Двадцать минут спустя Лиз и Маккей возвращались на БМВ в Свонли-Хит. Они ехали в тишине. Маккей поставил было компакт-диск, но Лиз попросила его выключить. Что-то беспокоило ее на подсознательном уровне.

— Что имел в виду Грили, когда говорил об «обидах» Д’Обиньи и Мансура? — спросила она в конечном счете.

— Что ты хочешь сказать?

— Он произнес что-то вроде «эта воинственная парочка и их обиды». Почему он сказал это? Какие обиды?

— Вероятно, он подразумевал те же самые обиды, которые побуждают ИТС бросать бомбы и стрелять в невинных граждан по всему миру.

— А я вот так не думаю. Такие слова не используют, говоря о членах профессиональной террористической ячейки. Они убили Рея Гантера и Элси Хоган не из-за обиды. Почему он использовал это слово, Бруно?

— Обида, шмабида, откуда мне знать? Я никогда этого парня раньше не встречал.

— Я этого и не говорила.

— Послушай, Лиз, я правда в восторге от того, как ты продвинула дело, но тебе нужно немного остыть. Ты не можешь все брать на себя, иначе ты не выдержишь, понятно? Я уверен, ты считаешь меня этаким пройдохой в плаще и с кинжалом, но не будь так строга — я ведь не враг.

Она моргнула. Над длинным ровным горизонтом висело серо-стальное небо.

— Прости, — сказала она. — Ты прав. Я действительно слишком глубоко копаю.

Но он, вполне возможно, раньше встречался с Грили, подумала она. Мы развертывались на афганской границе… Почему она чувствовала, будто находится в свободном падении? Истощение? Нехватка сна? Чего она не знала?

В молчании они продолжили свой путь к Свонли-Хит и были уже в пяти минутах от него, когда пронзительный писк мобильника сообщил Лиз о приходе текстового сообщения. Оно гласило: «Позвони Джуд». Они остановились у придорожной телефонной будки, Маккей откинул назад спинку своего сиденья, а Лиз выбралась на мокрую обочину и позвонила в следственный отдел.

— Итак, — начала Джудит Спратт, — вот что мы имеем. От родителей мы узнали, что с тринадцати лет Джин Д’Обиньи училась в школе-интернате под названием Гарт-Хаус близ Трегарона в Уэльсе. Небольшое заведение с совместным обучением, прогрессивное по своему характеру, которым руководит бывший священник-иезуит Энтони Прайс-Лэсселс. Школа известна тем, что принимает проблемных детей. Мы послали своих людей в школу, но она оказалась закрыта на рождественские каникулы, а сам Прайс-Лэсселс находится в Марокко, в местечке Аземмур, где у него есть квартира. Сегодня утром Шестерка послала в квартиру своего человека, но тот узнал от прислуги, что Прайс-Лэсселс на весь день уехал в Касабланку. Человека оставили ждать его приезда у дверей квартиры.

— А больше некого расспросить о школе? Бывших учителей, может быть?

— Мы не смогли разыскать никого, кто помнил бы о ней что-нибудь существенное. У нас создается впечатление, что заведение это очень маленькое и оно испытывает довольно серьезные финансовые проблемы. Текучесть кадров там очень высокая.

— А полиция не может просто открыть его и пройтись по архивам? Закон о предотвращении терроризма делает это возможным, не так ли?

— Конечно, и именно это прямо сейчас происходит. Как только у нас будет что-нибудь, я сообщу.

— Что-нибудь из Парижа?

— Опять же ничего существенного. Ее довольно хорошо знал один студент по имени Хамидулла Сауд. Они несколько раз ходили в кино, но перестали встречаться после того, как она сказала ему, что не одобряет его образ жизни.

— Таким образом, мы по-прежнему не имеем никакой связи с Восточной Англией?

— Ничего. А должно у нее что-нибудь там быть?

— Нет, она может быть просто прикрытием Мансура, и тогда все, что от нее требуется, это быть англичанкой. Но если она когда-либо бывала здесь прежде, это могло бы нам подсказать, где она залегла или даже какова ее цель. Так что не сбавляйте темпа, Джуд, пожалуйста.

— Не будем.

Глубоко расстроенная, Лиз повесила трубку. Им ужасно была нужна удача. Но в данный момент это было лучшее, на что они могли рассчитывать.

— Вылезай! — сказал Фарадж резко. — Сложи сумки под деревом и помоги мне с машиной.

Джин пристроила рюкзаки у корней ивы. Снова пошел дождь, свет стал меркнуть. Кругом было безлюдно.

Джин Д’Обиньи знала это место — там, где пересекались дренажные каналы Лессер-Уз и Метволд-Фен. Она знала, что вода здесь была глубока, а люди заходили редко. Вспышка памяти, яркая почти до боли, извлекла картину, каково это, когда тебе шестнадцать лет, пахнет зеленью, речным илом, а в голову ударяет смесь водки и сигарет на пустой желудок.

Им потребовалось некоторое время, чтобы найти это место, но теперь они были на целых двадцать пять миль к югу от деревни, где угнали MGB, и после того блокпоста они не видели никакой полиции, кроме проблеска огней военного вертолета далеко на севере. С учетом естественного предположения, что об угоне MGB должны были быстро сообщить, они были благодарны судьбе.

Фарадж опустил стекла MGB и откинул виниловую крышу. Автомобиль стоял около старого моста через реку. Прямо перед ним начинался пролет потрескавшихся бетонных ступеней, ведущих вниз к узкой тропинке. От дальнего берега реки уходил на север более узкий дренажный канал. Река здесь была глубокой, но медленной.

Поворачиваясь, она осмотрелась вокруг. Ничего. Затем Фарадж с силой сжал ее запястье, и она вздрогнула, отступив от моста. В дренажной канаве было какое-то движение. Что-то тихо раздвигало камыши и тростник. Животное? — спросила она себя. Полицейская собака? Ничего не было видно, кроме медленного, пугающего колебания тростника.

Они уже были довольно далеко от берега, присев за машиной с оружием в руках.

Тростник разошелся, и показался острый нос бесшумно двигавшегося каяка. В нем сидела неподвижная фигура, упакованная в водонепроницаемый плащ защитного цвета с капюшоном. Первым предположением Джин, буквально парализовавшим ее, было то, что это солдат спецназа, и, когда фигура медленно поднесла к лицу бинокль, предположение это, казалось, подтвердилось.

Но человек осматривал растительность на краю берега, полностью игнорируя MGB, стоявший у моста. Внезапно маленькая непримечательная птица вылетела из-под моста и уселась на сломанный стебель камыша. Плавно и неторопливо бинокль повернулся в сторону птицы, и теперь на скрытом капюшоном лице сидевшего в каяке человека стала видна довольная улыбка.

Джин поставила «малыша» на предохранитель и скосила взгляд, чтобы посмотреть, заметил ли Фарадж, что молодой человек не представляет угрозы. Птица, должно быть, заметила ее слабое движение, потому что быстро вспорхнула с камышинки и метнулась обратно под мост. Молодой человек недолго смотрел ей вслед, затем развернул каяк и исчез так же, как появился.

— Мы должны избавиться от автомобиля, — сказала Джин, когда они убедились, что молодой человек не вернется. — Вертолеты, которые мы видели раньше, были военными, и на их тепловых видеокамерах машина будет видна даже сквозь деревья.

— Так и сделаем, — кивнул Фарадж.

Просунувшись в автомобиль, он поставил его на нейтральную передачу и отпустил ручной тормоз. Они стали толкать его сзади. Старый MGB был тяжелее, чем казался на вид, и потребовалось несколько секунд, чтобы сдвинуть его с места в скользкой от дождя грязи. Затем он как будто неохотно двинулся к началу лестницы, покачнулся на первой ступеньке и с громким скрежетом застрял.

— Мост зацепился, — пробормотал Фарадж. — Вот зараза. Надо еще толкать.

И они толкали его, упираясь плечами в хромированный задний бампер и глубоко зарываясь в землю рифлеными подошвам ботинок. Сначала ничего не происходило, затем цементное покрытие кирпичных ступеней раскрошилось, зад MGB взлетел вверх, выбив Джин из равновесия так, что Фараджу пришлось схватить ее, чтобы она не соскользнула в реку, и автомобиль начал медленный спуск по ступеням. В самом низу он как-то даже величественно перевернулся на крышу, с сильным всплеском упал в воду и начал погружаться на глубину под мостом. Задыхаясь, Джин и Фарадж смотрели с нижних ступеней, как хромированные бамперы становились все бледнее, пока наконец не исчезли совсем.

Они снова поднялись по лестнице, и Фарадж проверил жестяную банку, в которой находился заряд Си-4.

— Все в порядке?

Фарадж пожал плечами:

— Он все еще там. А мы все еще здесь.

Джин взяла вещи. Она чувствовала себя замерзшей, грязной, голодной и промокшей до нитки. Кроме того, ужасные события дня — повторяющиеся выбросы и отливы адреналина — довели ее до почти галлюциногенного истощения. Она ощущала, теперь уже в течение нескольких дней, присутствие неумолимо преследующей ее фигуры. Фигуры, которая тянулась за ней как тень, нашептывая в уши вещи, которые ввергали ее в сомнения. Возможно, подумала она, это было ее прежнее «я», пытавшееся вернуть ее душу. Фарадж в отличие от нее казался свежим как огурчик. Казалось, что его физическое состояние полностью зависит от его воли. Не было ни боли, ни страха, ни усталости.

Джин наблюдала за ним, и сила его самообладания производила на нее впечатление. Она глубоко пугала ее. Было время, когда она была уверена, что вера и решимость дадут ей такие же силы. Теперь она ни в чем не была уверена. Она родилась заново, конечно, но вступила в мир чрезвычайной жестокости. Фарадж, как она поняла, жил в этом мире уже в течение долгого времени.

В отдалении, возможно милях в пяти, застрекотал вертолет. Какой-то миг ни один из них не двигался.

— Быстро! — сказала Джин. — Под мост.

Они скатились вниз по ступенькам на узкую тропинку и бросились прямо в намокшие кусты ежевики. Шипы впивались Джин в лицо и руки, но наконец они продрались сквозь кусты и скорчились в темноте под аркой.

Примерно через минуту звук вертолета вернулся, на сей раз громче, возможно, на расстоянии трех-четырех миль, и хотя она знала, что для него невидима, она прижалась к мосту. Почти плача от истощения и дрожа от холода, она сказала без всякого выражения:

— Думаю, что мы должны снять рюкзаки и заночевать здесь. Инфракрасные камеры вертолетов не смогут уловить тепло через кирпич.

Он поглядел на нее подозрительно, почувствовав в ее голосе пораженческие нотки.

— Если нас поймают на открытом месте, — взмолилась она, — нам конец, Фарадж.

Он помолчал, обдумывая ситуацию. В конце концов он согласно кивнул.

Лиз как раз собиралась включить ноутбук и расшифровать входящую электронную почту, когда уголком глаза увидела, как Дон Уиттен подался вперед и закрыл лицо руками. Где-то через секунду его искаженное от разочарования лицо появилось снова, и он стиснул кулаки, беззвучно ругаясь.

В ангаре в этот момент было восемнадцать мужчин и три женщины. Шестеро мужчин были армейскими, и все они, кроме капитана спецназа Керсли, были в полевой форме. Все, как один, затихли и повернулись к Уиттену.

— Расскажите, что там, — сказал Данстэн спокойным голосом.

— Молодой человек по имени Джеймс Мартиндейл только что сообщил об угоне зеленого гоночного двадцатипятилетнего MGB от паба «Плау» в Бердхоу. Это могло произойти в любое время после двенадцати пятнадцати, когда он приехал в паб, чтобы перекусить. Потом он долго смотрел регби по телевизору.

Раздался коллективный вздох — звук крайнего разочарования. Было слишком наивно надеяться, что угон автомобиля не связан с Д’Обиньи и Мансуром. Уиттен хмуро потянулся за сигаретами.

— Бердхоу находится в полумиле за внешней стороной круга оцепления. Они, должно быть, удрали от нас по полям, пока мы организовывали блокаду. И теперь у них есть целых четыре часа форы.

Армейские офицеры молча посмотрели друг на друга. Два батальона регулярных войск и резервистов и полудюжина вертолетов «газель» и «линкс» все еще продолжали развертывание в северо-западном секторе.

— Секунду, — сказал Маккей, поворачивая голову туда, где сидела Лиз. — Гоночный зеленый MGB? Мы один такой обогнали! Помнишь, я говорил тебе, что когда-то у меня…

— Цвета морской волны? К которому девицы липли?

— Да, тот самый. Так где же мы были? Взглянем на экран. Отсюда мы двинулись на юго-запад, и сколько мы ехали, минут пятнадцать? Это должно было быть где-нибудь рядом с Касл-Эйкр или Нарборо. Итак, если наша встреча в Марвелле была назначена на два часа дня и это был тот самый автомобиль, тогда два наших террориста были около Нарборо приблизительно в час сорок пять. Два с четвертью часа назад. Вы правы, — обратился он к Уиттену, — они могут быть где угодно.

— Но зачем угонять такой легко узнаваемый автомобиль? — спросила Лиз.

Полицейские посмотрели друг на друга.

— Потому что его легче увести, дорогуша, — сказал Уиттен. — У большинства автомобилей моложе двадцати лет есть автоматический замок рулевого управления.

— Ну ладно, понятно. Получается, однако, что они схватились за соломинку? Отчаянный рывок, лишь бы убраться подальше от блокпоста. Они не рискнули бы въехать в город в автомобиле, который опознали бы немедленно, ведь они должны исходить из того, что об угоне уже сообщено.

— Согласен, — кивнул Данстэн. — Они могли позволить себе ехать самое большее час, придерживаясь второстепенных дорог, затем они должны были избавиться от автомобиля.

— Час езды по второстепенным дорогам приводит их к авиабазе Марвелл, — сказал Маккей спокойно.

— Хорошо, предположим, что их цель — Марвелл, — сказал Данстэн, глядя по сторонам. — Мы можем обоснованно предположить, что, во-первых, они не собираются подъезжать в угнанном автомобиле слишком близко к охраняемому правительственному учреждению и, во-вторых, они избавились от автомобиля в течение часа после того, как миновали Нарборо. Это означает, что прямо сейчас они находятся или к востоку, или к западу от пятимильной зоны вокруг Марвелла. Где-нибудь залегли и отдыхают, полагаю, — день у них был довольно напряженный. Или они готовятся приблизиться к цели.

Уиттен погасил сигарету.

— Итак, что вы предлагаете?

— Очертим два круга вокруг Марвелла. Внутренний круг, радиусом пять миль, мы нашпигуем полицией, армией и резервистами, прямо сейчас. Дадим им приборы ночного видения, прожекторы, все, что потребуется… Так, чтобы в принципе никто не мог пройти.

Лысеющий человек со знаками различия подполковника произвел быстрый расчет.

— Это приблизительно восемьдесят квадратных миль. Если мы стянем все поисковые группы из северо-западного сектора, добавим еще один батальон…

— А вокруг этого, — продолжил Данстэн, — будет кольцо в пять миль шириной, площадью двести квадратных миль, над которым мы будем летать всю ночь, используя тепловизоры… — Он осмотрелся, ожидая увидеть знаки одобрения. — Есть идеи получше?

Тишина.

— Вполне приемлемо, — сказал подполковник.

— Сержант Госс, — продолжил Данстэн, — я хотел бы, чтобы вы направились в Марвелл для связи с полковником Грили. Я позвоню ему прямо сейчас и обрисую картину.

Госс кивнул и быстро покинул ангар, только махнул Лиз рукой на прощание, пробегая мимо. Каким-то образом, хотя как именно, она пока не могла точно определить, события, похоже, выходили из-под контроля. Участвовало слишком много людей, и было представлено слишком много ведомств.

С удивлением она поняла, что еще не прочитала пришедшее ей сообщение, сразу открыла экран ноутбука и начала работу. Сообщение, которое она расшифровала, оказалось длинным и было помечено как срочное и предназначенное только для нее, Маккея и Данстэна. Она открыла приложенный документ.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО — ТОЛЬКО ДЛЯ УКАЗАННЫХ АДРЕСАТОВ

КАСАТЕЛЬНО: МАНСУР, Фарадж

В полночь 17 декабря 2002 г., после получения донесения о деятельности ИТС на пакистано-афганской границе близ Чамана, самолет АС-130 усиленной огневой поддержки взлетел с базы ВВС США в Узбекистане (предположительно в Фергане) с заданием найти и уничтожить противника. На борту АС-130 была команда плюс 12 бойцов спецназа…

По мере того как она читала, она перестала замечать, что происходит вокруг, и пространство ангара погружалось в тишину.

— Как ты думаешь, много они знают? — спросил Фарадж, когда они сменили мокрую одежду на сухую, которую Джин упаковала в рюкзаки утром.

— Думаю, мы должны исходить из того, что они знают, кто мы такие, — сказала Джин после некоторого раздумья. — Слабыми звеньями цепи являются водитель грузовика, который видел тебя, и женщина, сдавшая мне дом, которая может меня узнать. Они знают, кто мы, поверь мне. Мы имеем дело с британцами, а они мстительные люди. И офицеры, которые руководят операцией против нас, наверняка лучшие из тех, что есть.

— Посмотрим. Пусть выставляют своего лучшего бойца. Он нас не остановит.

— Они уже выставили своего лучшего бойца, — нахмурилась Джин. — Их лучший боец — женщина.

Фарадж подвинулся на узкой мощеной тропинке под мостом.

— Что значит женщина?

— Они направили женщину. Я чувствую ее тень.

— Ты с ума сошла! Что за глупости?

Она пожала плечами:

— Это не имеет значения.

Она слышала его слабое, раздраженное дыхание. Они лежали голова к голове, завернувшись в одеяла, которые предоставляла своим жильцам Диана Мандей. Теперь, когда она была в сухой одежде, холод уже не казался таким убийственным. В Тахт-и-Сулеймане бывало и хуже.

— Сегодня мы убили двух человек, — сказала она, снова увидев полузакрытыми глазами, как лопается голова того парня.

— Это было необходимо. Там и думать было не о чем.

— Я уже не тот человек, которым проснулась этим утром.

— Теперь ты более сильный человек.

Была ли это сила? — задумалась она. Этот настороженный сон. Эта холодная отстраненность от событий? Возможно.

— Рай ждет нас, — сказал Фарадж. — Но еще не время.

Верит ли он в это? — подумала она. Что-то в его голосе — слабая, слегка ироничная нотка — заставило ее ощутить неуверенность.

— Кто ждет тебя в этом мире? — спросила она. Он упоминал о родителях и сестре. А была ли жена?

— Никто не ждет.

— Ты никогда не был женат?

Он молчал. Сквозь темноту она ощущала сильное сопротивление своим вопросам.

— Завтра мы можем умереть, — сказала она. — Почему бы нам сегодня ночью не поговорить?

— Я никогда не был женат, — сказал он, но она поняла по его тону, что кто-то был. — Она умерла, — добавил он наконец.

— Мне жаль.

— Ей было двадцать лет. Ее звали Фарзана, она была швеей. Мои родители хотели, чтобы я женился на образованной и чтобы это была таджичка, а она не была ни тем ни другим, но они… они очень ее полюбили. — Он затих.

— Расскажи мне о ней, — попросила она, чувствуя, что на каком-то уровне, несмотря на всю свою сдержанность, он хотел поговорить.

Он пошевелился и почти минуту молчал.

— Я был в Мардане, — начал он. — В медресе. Я был старше, чем большинство других учеников, — мне уже было двадцать три, когда я пошел туда, — и в религиозном отношении я был гораздо менее нетерпимым. Я пробыл там почти два года, когда пришло письмо из Афганистана, в котором говорилось, что готовится помолвка моей сестры Лайлы и по этому случаю будет устроен праздник.

Я вернулся в Даранж в кузове грузовика, направлявшегося в Кандагар. Я прибыл в день помолвки, познакомился с Халидом, за которого должна была выйти моя сестра, и той же ночью начались празднества. Как всегда в таких случаях, люди много ели и веселились. Нельзя забывать, что в жизни этих людей это была драгоценная и редкая возможность поразвлечься, и шанс потанцевать, или спеть, или запустить фатакарс — самодельный фейерверк — нельзя было упускать.

Я первым заметил американский самолет. Вообще они пролетали над этим районом довольно часто — под Кандагаром и на границе регулярно проводились боевые операции, — но необычным было то, что этот самолет шел очень низко. Это была огромная машина — самолет огневой поддержки АС-130, как я позднее узнал. Церемония помолвки проводилась в небольшом селении за городом, и я пошел побродить по окрестностям и поднялся на соседний холм, чтобы собраться с мыслями. Я чувствовал себя счастливее, чем когда-либо в своей жизни. Я сделал предложение Фарзане, и она приняла его. Внизу полным ходом шло чествование Лайлы и Халида, ее нареченного. Взрывались петарды, играла музыка, и стреляли ружья.

Когда включились прожекторы, я подумал, дурак, что они посылают какой-то сигнал. Отвечают на фейерверк и музыку своего рода дружественным приветствием. Война против Талибана, в конце концов, закончилась. Я стоял там, глядел на самолет, и тут он открыл огонь.

Через пару секунд я, конечно, понял, что происходит. Я побежал, размахивая руками и крича тем, в самолете, — как будто кто-то там мог меня услышать, — что люди просто запускали фейерверк. А все это время самолет двигался медленными, методичными кругами, поливая каждый дюйм пространства орудийным огнем. Повсюду были мертвые и умирающие, а раненые, крича, корчились на земле. Я бегал сквозь огонь, как будто это был дождь, невредимый, но не мог найти никого, кого знал. И я не мог найти Фарзану. Я выкрикивал ее имя, пока не лишился голоса, а затем почувствовал, как меня оторвало от земли и бросило на камни. В меня попали.

Следующее, что я помню, был Халид, мой будущий зять, который пытался поставить меня на ноги и заставить бежать. Каким-то образом он сумел вытащить меня из зоны обстрела и поднять на холм, где я стоял ранее. Я был ранен в бок шрапнелью, но смог заползти под какой-то обломок скалы. После этого я потерял сознание.

Я пришел в себя уже в госпитале в Кандагаре. Халид погрузил восьмерых из нас в грузовик и гнал всю ночь. Моя сестра Лайла осталась жива, но потеряла руку, а моя мать получила серьезные ожоги. Она умерла неделю спустя. Отец, Фарзана и дюжина других были убиты во время нападения.

В тот вечер по телевидению показали репортаж Си-эн-эн о «перестрелке» близ Даранжа. По словам репортера, боевики Аль-Каиды попытались сбить американский транспортный самолет ракетой «земля-воздух». Попытка потерпела неудачу, террористы были обстреляны, и несколько из них убиты. Двадцать четыре часа спустя «Аль-Джазира» выступила с другой версией. Сообщалось, что американский самолет, похоже, совершил неспровоцированное нападение на празднование помолвки в афганской деревне, в ходе которого было убито четырнадцать и тяжело ранено восемь афганских гражданских лиц. Из убитых шестеро были женщины, а трое — дети. Никто из пострадавших не имел связей с какой-либо террористической организацией.

После отказа прокомментировать инцидент в течение почти недели представитель ВВС США признал, что происшествие имело место более или менее так, как описала «Аль-Джазира», и охарактеризовал гибель людей как «трагическую». В оправдание он сказал, что, по словам членов экипажа самолета, они оказались под длительным огнем из стрелкового оружия, а пилот заявил, что по ним была выпущена ракета «земля-воздух». Были опубликованы фотографии, на которых командир подразделения полковник Грили указывает на, по его утверждению, следы пуль на фюзеляже самолета АС-130. Последовавшее военное расследование полностью реабилитировало экипаж самолета.

— Это было два года назад?

— Это было почти ровно два года назад. Как только мои раны исцелились, я возвратился в Мардан, но внутри я умер. Все, что осталось, — это жажда мести. Это было дело чести — иззат. В медресе мне сочувствовали. Они на несколько месяцев послали меня в один из лагерей на северо-западе и затем переправили через границу в Афганистан. Я стал работать в мастерской по ремонту грузовиков, которая была прикрытием для одной из джихадистских организаций, и там несколько месяцев спустя меня представили человеку по имени аль-Сафа.

— Дауд аль-Сафа?

— Он самый. Аль-Сафа в течение некоторого времени обдумывал, как отомстить тем, кто был виновен в резне в Даранже. Не общая операция, а узконаправленная, целевая репрессия. Он сказал мне, что как раз познакомился с молодой англичанкой, которая осмелилась взять имя Азимат — невесты Сала-ад-дина. Эта женщина имела специфические знания, которые могли позволить нам отомстить.

— Я ничего этого не знала, — сказала она. — Почему мне не рассказали?

— Для твоей собственной безопасности и для безопасности нашей миссии.

— А теперь я все знаю?

— Еще нет. Когда придет время, ты будешь знать все.

— Это будет завтра, не так ли?

— Верь мне, Азимат.

Она обратила свой взор в темноту. В тот миг окруженное дождем пространство под мостом стало для нее целым миром. И если это была ее последняя ночь на земле, пусть так и будет. Она протянула руку и ощутила щетину на его щеке.

— Я не Фарзана, — сказала она спокойно, — но я твоя.

Молчание, и из-за пределов окружавшей их тишины раздался долгий вздох болотного ветра.

— Тогда иди сюда, — сказал он.