В канасту играли до полуночи. Потом поднялись к себе в комнату, где их ждала двухспальная кровать. Как и в первую ночь, они легли рядом, но их разделяла неприступная стена. Такой мучительной ночи у Евы еще не было.
Утром, решая, кому первым идти в душ, они рассыпались друг перед другом в любезностях. А потом целый день на глазах у своих близких Джордан старательно исполнял роль любящего и ласкового мужа.
Наедине с Евой он вел себя сдержанно и корректно, однако Ева чувствовала, как он от нее отдаляется. С грехом пополам Ева коротала время в маске счастливой жены, тщательно скрывая свои волнения и тревоги.
Луиза, как обычно преследуя ее по пятам, говорила не умолкая. А Ева слушала, стараясь казаться спокойной и всем довольной: не дай бог, та заподозрит что-нибудь неладное. Джордан постоянно вертелся поблизости, так что все шло как положено. Он понимал, что его назойливая кузина вполне может докопаться до правды, поэтому, пока Луиза оставалась у них в доме, Джордан, сама любезность и внимание, обхаживал Еву, а бедная кузина едва не лопалась от зависти.
Когда время подошло к обеду, Нэнси объявила, что приготовила им сюрприз.
— Ну, молодожены, одевайтесь. Мэтт и я приглашаем вас провести вечер на Стейтлайне. Это наш свадебный подарок. Ночное гулянье по городу.
Еве опять стало неловко из-за очередного свадебного подарка, и она попыталась возразить:
— Это замечательная идея, Нэнси, но Уэсли и Лиза…
Тут вмешалась Карла:
— Я с ними посижу. И мама поможет.
— Непременно, — согласилась Дора.
— Я тоже буду здесь, — присоединилась к ним Алма, — и еще Ниле. Уверена, все вместе мы справимся и уложим ребятишек спать.
Они сидели в «солнечной комнате». С местной газетой на коленях Ева расположилась в кресле у окна и, когда обвела взглядом присутствующих, поняла, что все они заодно.
Все, кто был в комнате, смотрели на Еву, ожидая ее согласия. Она судорожно сглотнула и перевела взгляд на Джордана, тот пожал плечами.
— От нас не так уж много требуется, милая.
Нам просто предлагают развлечься. — В голосе его слышались веселые нотки. Неужели никто, кроме нее, не заметил холодок в его глазах?
— Вот именно. — К Еве подошла Нэнси и, забрав газету, подняла Еву с кресла. — А теперь пошли наводить марафет. Отправляемся через час.
Что бы там ни было, а Еву охватило приятное волнение, когда она достала платье, которое уже и не надеялась надеть в этот уикенд. Именно то черное вечернее платье с открытыми плечами, которому некогда Джордан расточал щедрые похвалы.
И сейчас чем больше Ева думала о предстоящем вечере, тем больше ей нравилась эта затея.
Конечно, вряд ли он что-то решит, но как-никак, а приключение. Наверняка вернутся они домой очень поздно, стало быть, придется меньше лежать в одной кровати — рядом и в то же время далеко друг от друга.
Да, говорила себе Ева, ночь в городе — прекрасное развлечение, хотя оно ничего не решит.
Если не считать Нэнси и Мэтта, их окружат незнакомые люди, можно будет расслабиться, не следить за каждым словом, не быть постоянно начеку, опасаясь, что любящие глаза заметят чего не следует.
Мурлыкая что-то себе под нос, Ева приняла душ и надела шелковое с кружевами белье, специально под черное платье. Сверху накинула халат и села за туалетный столик накладывать макияж.
— Ева? — спросил из-за двери Джордан.
— Заходи. Открыто.
Он вошел и остановился за спиной у Евы, стараясь не встретиться с ней взглядом.
— Ванная тебе больше не нужна?
— Нет. Можешь занимать.
Из шкафа он достал сумку с одеждой и обувью, из чемодана белье и носки и отправился в ванную. Закончив макияж, Ева причесалась и надела бриллиантовые серьги, доставшиеся ей от бабушки. Она как раз собиралась застегнуть «молнию» на платье, когда из ванной вышел Джордан.
На минуту он остановился в дверях, не в силах оторвать от нее взгляд. Она тоже смотрела на него, и, казалось, сердце у нее вот-вот разорвется. До чего же он был хорош! В вечернем пиджаке свободного покроя и строгих в полоску брюках.
Он откашлялся, но голос его все равно прозвучал хрипло:
— Я знал, ты наденешь это платье. Ты хотела быть в нем в тот вечер, когда намечался обед с Мортом и Мелбой Блекер. Помнишь?
Ева кивнула. Она подумала, что это было совсем недавно. Весь тот вечер она просидела дома, изнывая от тоски и не переставая думать о Джордане.
— И как же прошел обед? — Она старалась, чтобы вопрос прозвучал непринужденно. Ева знала, как он был заинтересован в этой встрече.
— Отлично. На самом высшем уровне. Патент на установку «Чили Лилиз» вполне их устроил.
— Ну и прекрасно, — продолжала Ева этот бессмысленный разговор.
А что еще оставалось делать? Все их отношения теперь и сводились к таким бессмысленным разговорам, которые ей предстояло поддерживать до завтра.
Перекинув волосы на одну сторону, Ева повернулась к зеркалу, и взгляду Джордана открылась ее полуобнаженная спина.
— Ты не застегнешь мне «молнию»?
Он замешкался.
— Джордан? — Ева обернулась к нему.
А он будто только что очнулся.
— Прости, разумеется. — Он медленно приблизился, и она почувствовала, как скользнул его палец чуть выше узкой полоски черного шелка — ее лифчика. — Готово.
— Спасибо. — Ева улыбнулась.
— Пожалуйста, — улыбнулся он в ответ. — Идем?
Она кивнула. Как всегда в ожидании развлечений, Ева ощутила радостное волнение. Может быть, в непринужденной обстановке удастся немного разрядиться.
— У тебя глаза горят.
Она усмехнулась.
— Ты же знаешь меня. Обожаю ночные гуляния.
Город сверкал огнями. Над озером Тахо ярко светили звезды. На вершинах гор в лунном мерцании блестел снег. Ева глядела в окно, и ей казалось, что озеро манит их в глубину холодного мрака. Временами оно виднелось сквозь деревья, отливая под сияющими звездами темной синевой.
Вскоре они приехали. Берег озера Тахо сиял бесчисленными огоньками. Они спросили, всегда ли здесь такая иллюминация, и им ответили, что только в День благодарения, в честь праздника.
В ресторане на Эмералд-Бейроуд им предложили изысканные итальянские блюда. Мэтт заказал две бутылки вина и принялся один за другим произносить тосты.
— За молодоженов.., за счастье.., за постоянный и приличный доход.., за успехи во всех делах…
И, разумеется, пили за каждое пожелание, а когда одолели первое блюдо, огни будто засияли ярче прежнего.
Сидя за роскошным столом слева от Евы, Джордан постепенно и, возможно, сам того не подозревая оттаял и так играл роль любящего молодожена, что своей лаской и вниманием превзошел все ожидания Евы, чему она была только рада.
Например, без всякого видимого повода он поцеловал ей руку. Впрочем, повод ему и не был нужен: он мог делать это, когда ему вздумается. А ей это нравится. И всегда нравилось. Когда Мэтт произносил тост, Джордан из-за своего бокала смотрел на нее сияющими глазами. И не один раз касался ее ноги.
Нэнси заметила, что никогда прежде не видела людей, любящих друг друга так сильно, как Джордан и его жена. И тут же, сжав друг другу руки, они с Мэттом обменялись нежными понимающими взглядами.
От вина у Нэнси развязался язык.
— Сначала я не хотела говорить, но теперь вижу, что у вас все хорошо, поэтому скажу. Вчера вы нас немного встревожили.
Джордан удивленно поднял глаза на жену кузена.
— Потому что дядя Ниле застал меня, спящего на кушетке?
Нэнси забеспокоилась.
— Д-да. Поэтому.
Испугавшись, что чудесный вечер может сорваться, Ева взглянула на Джордана, а он опять взял ее руку и поцеловал в ладонь. Она ощутила нежность его губ и его теплое дыхание.
Ева вздохнула, и не думая скрывать свои чувства перед Нэнси и Мэттом. Ей вспомнилась та ночь на берегу, когда Джордан сделал ей предложение и тоже поцеловал ладонь, а потом она, подарив ему обручальное кольцо, также поцеловала его ладонь. Он поднял на нее глаза.
— Это пустяки, не правда ль, милая? Незначительное недоразумение, мы погорячились.
У нее сдавило грудь. Как он может называть незначительным ее признание в любви и желание стать его женой? Но Ева тут же успокоилась. Он был вынужден так сказать, чтобы не лгать дальше и не вызвать подозрений.
Ева одарила его робкой улыбкой.
— Но мы с этим справились. И это главное.
Он наклонился к ней, и они едва коснулись губами друг друга.
Мэтт и Нэнси с умилением на них смотрели.
Наконец Нэнси решила произнести тост:
— Ева и Джордан! За то, чтобы вам удалось сохранить всю прелесть своих чувств и всегда решать свои проблемы вместе.
После ужина они вышли на Стейтлайн. Попытали счастья в казино «Харви энд Кайзер». Посмотрели шоу. Ева вдруг оглянулась по сторонам, любуясь великолепием ночи, и, похоже, Джордан, как ни странно, последовал ее примеру.
В казино, когда Ева сорвала куш, захлопала в ладоши и запрыгала от радости, она встретила взгляд Джордана, стоявшего в нескольких шагах от нее и наблюдавшего за ней, и в эту минуту все: и яркий свет, и окружавшие их люди, и клацанье монет, сыпавшихся из автомата, и звон колокольчика, извещавшего о выигрыше, — все перестало для них существовать. Были только он и она, их улыбка, их нежный поверх толпы взгляд.
Большую часть выигрыша у «однорукого бандита» Ева вновь пустила в игру. Всякий раз, когда крупье сгребал ее фишки, рядом оказывался Джордан и, качая головой, подбадривал ее шуткой. Когда же стопка фишек у Евы почта иссякла, он, нагнувшись к ее плечу, стал нашептывать ласковые слова.
От вина на щеках у Евы выступил румянец, а шампанское, выпитое в казино и перед шоу, не давало ему погаснуть. Нэнси с Мэттом призывали молодоженов ни в чем себе не отказывать: ведь это была их ночь, и они могли развлекаться, где захочется.
Еве начинало казаться, что вечер напоминает волшебную карусель, которую чья-то гигантская рука привела в движение и продолжает вращать все быстрее. И вот уже все вокруг несется в вихре, искрится, вертится в головокружительном ритме музыки, смеха, мерцающих огней. Сама же Ева была в центре этой карусели, и рядом всегда оказывался Джордан — то прижимаясь к ней, то лаская ее обнаженную руку, то что-то тихо шепча ей своим низким чарующим голосом.
— Скорей, милая, скорей в тепло. — Джордан затащил ее в другое казино, где царили свет и веселье.
Чем сильнее крутилась эта волшебная карусель, тем меньше Еве хотелось ее остановить. В полночь ей даже стало немного жарко. И лишь около двух часов, когда они с Джорданом забрались на заднее сиденье машины, она наконец поняла, что уже поздняя ночь.
От шампанского Еву разморило, клонило ко сну. Джордан положил ее голову к себе на плечо; она улыбнулась, уткнувшись лицом в шершавую ткань его пальто.
— Тебе удобно?
Ева ощутила прикосновение его холодных губ ко лбу, его рука в перчатке гладила ее волосы.
Очнулась Ева, когда по ногам пробежал ветерок и ночная прохлада дохнула ей в лицо. С трудом открыв глаза, она увидела гостеприимный дом Доры.
— Уже приехали? — спросила она сонным, тихим голосом.
— Держись за мою шею.
Ева повиновалась. Он взял ее на руки и, ногой захлопнув дверцу машины, понес вверх по ступенькам. Нэнси и Мэтт шли следом, обмениваясь веселыми замечаниями.
У двери произошла небольшая заминка. Пока Нэнси искала ключи, Джордан отошел в сторону, и Ева предложила опустить ее на ноги.
— Тебе что, не нравится ехать?
Она тихо засмеялась, продолжая наслаждаться каждой минутой этого головокружительного приключения. Ева потерлась щекой о его лицо, и Джордан еще сильней обнял ее, прижав к своему сильному и теплому телу. Затаив дыхание, она подняла взгляд и увидела в его глазах знакомый огонек. Он едва заметно улыбнулся.
Теперь она точно знала, что будет, когда они окажутся наедине.
С Евой на руках Джордан переступил порог.
Как положено поблагодарив Нэнси и Мэтта и пожелав им спокойной ночи, он понес Еву наверх в их комнату.
Нэнси с Мэттом, верно, шли следом, но Ева их не замечала. Она совсем о них позабыла и чувствовала лишь сильные руки Джордана, стук его сердца — Ева могла поклясться, что слышала его сквозь двойную броню пальто; и еще ей запомнилось, как у порога встретились их взгляды, и, конечно же, предвкушение сладостной близости.
Ничего не изменилось, ничего не решилось, невнятно твердил ей внутренний голос. Но Ева не желала его слушать. Бог с ним! Пусть все остается как есть, она навсегда запомнит их последнюю прекрасную ночь.
Войдя в комнату, Джордан захлопнул дверь ногой точно так, как только что дверцу машины.
Он донес Еву до постели и опустил в изножье. Ее ноги совсем онемели. Она нащупала носками пол, и тут ее качнуло.
Джордан усмехнулся и поддержал ее, вдруг оказавшись сзади, и, когда его руки легли ей на плечи, она прижалась к его сильному, мускулистому телу.
— Перебрала шампанского? — тихо спросил он.
Она покачала головой. Если между ними и оставалась какая-то неопределенность, она исчезла в то мгновение, когда они задержались на пороге дома.
— Ну и хорошо, — мягко сказал он, прильнув губами к ее шее.
С легким стоном она откинула назад голову, чуть изогнувшись: пусть целует и ласкает вволю.
От воротника пальто его губы поднялись к мочке уха, потом тот же путь проделала его рука в перчатке. Вся затрепетав, Ева прильнула к нему спиной — еще, еще, словно молила она.
Но Джордан не торопился. Он расстегнул и стал медленно снимать с нее пальто. Без пальто Еву слегка зазнобило, хотя в комнате было довольно тепло.
Джордан повесил пальто в стенной шкаф рядом со своим, снял перчатки. А она ждала, ощущая, как часто и гулко бьется сердце, ждала того, что неминуемо должно было случиться.
Вернувшись к кровати, он зажег ночник, и по комнате разлился мягкий свет. На нее смотрели темные бездонные глаза Джордана, она стояла, ожидая, что он скажет, что сделает.
— Как, крошка, еще принимаешь таблетки?
— Принимаю. — Она улыбнулась какой-то своей мысли. — Я всегда была оптимисткой. И даже на всякий случай прихватила с собой черную комбинацию.
Он тоже улыбнулся.
— Помню ее, но вряд ли она сегодня понадобится.
— Не понадобится?
— Нет.
Наступила тишина, они оба затаили дыхание.
Не отрываясь он смотрел на нее, освещенную мягким светом ночника. Двигаясь точно во сне, она отвела назад свои густые волосы, сняла бриллиантовые серьги, потом направилась к туалетному столику, спиной чувствуя устремленный на нее взгляд Джордана. Ева положила серьги, они звякнули о фарфор, и этот мелодичный звук эхом отдался в напряженной тишине.
Она ждала, застыв на месте. Ждала и слышала: он приближается. И снова он оказался у нее за спиной, в своем вечернем костюме, широкоплечий, высокий, сильный. Рядом с ней, хрупкой женщиной, стоял настоящий мужчина, и, чувствуя это, она вся затрепетала.
Его пальцы, едва касаясь, пробежали от ее запястья до плеча. И эта нежная, но и страстная ласка огнем обожгла ее кожу. Руки Джордана сомкнулись у нее на спине, как раз на «молнии» ее черного платья.
Потом левая стала ласкать ей шею, пробуждая желание и в то же время как будто успокаивая, правая же нащупала и расстегнула «молнию».
В сладостном возбуждении Ева не удержалась от восклицания. Нежной кожей спины, а потом и плеч, и живота ощутила свою наготу. Платье опустилось до талии, и Ева прерывисто задышала, когда увидела в зеркале полоску своего тела между лифчиком и нижней юбкой. Сердце билось, как попавшийся в ловушку и рвущийся наружу зверек.
При мысли о скорой близости на нее вдруг напал страх.
— Джордан, — прошептала она.
— Что, милая? Не волнуйся. Здесь только ты и я, ты и я. Мы с тобой. Одни.
— О, Джордан…
— Нам хорошо вместе. И всегда было, начиная с первой ночи. Помнишь?
В зеркале она встретила его взгляд. Конечно, она помнила. Разве могла она забыть? Такую ночь женщина запоминает на всю жизнь.
Для Евы она была первой — первой с Джорданом и первой с тех пор, как у нее появилась Лиза, Она испытывала робость перед этим потрясающим мужчиной, испытывала робость, зная, что ее тело уже не так свежо и безупречно, и боялась" что не сможет доставить ему наслаждение.
Но боялась она, как вскоре выяснилось, напрасно. Он осыпал поцелуями ее тело, медленно и страстно, его глаза горели таким желанием, что она позабыла все свои страхи и отвечала на его ласки.
Это была незабываемая ночь, и такими же были все остальные.
Не сводя с Евы глаз, он коснулся ее живота. У нее перехватило дыхание, и Джордан поддержал ее за талию.
Потом его руки поднялись вверх и накрыли ладонями ее грудь. У Евы вырвался стон. Пальцы Джордана постепенно проникали внутрь лифчика, пока не нащупали соски, и они в ответ сладостно заныли и набухли, полнясь желанием.
И в этот момент у нее мелькнула мысль, и она улыбнулась чисто по-женски, — мысль, что ее скованность исчезает, подобно росе под горячими поцелуями солнца. Отбросив еще остававшуюся стыдливость и не обращая больше внимания на вызывающее отражение в зеркале, она отдалась его ласкам. Закрыв глаза, откинула голову ему на грудь, и зеркало перестало для нее существовать.
— Мне этого так не хватало, — шептал он ей на ухо. — Все эти проклятые ночи с тех пор, как ты ушла. Я так хотел ощущать твое тело, любить тебя снова и снова…
И у нее опять вырвался стон, в мозгу отдавалось: «Да, Джордан, да», но произнести она не могла ни слова.
Он стал ласкать ее стройные бедра, скользя ладонями вверх к тонкой талии и снова вниз. Он называл Еву красавицей, и она ему верила, потому что видела себя его глазами и не находила ни единого изъяна в своих упругих и нежных грудях, ни единой складочки на теле, напоминавшей о том, что она уже дважды рожала.
Он называл ее красавицей, и она знала, что красива по-своему, своей особой красотой. Пусть ее тело уже не было телом девушки, но зрелой женщины, лоно которой выносило двоих детей, но ведь в этом-то и заключалась его особая прелесть.
Легкие, как дыхание, ласки постепенно разжигали Еву, приводя ее в неописуемый восторг. Он гладил ей плечи, грудь, рука его спускалась ниже, ниже, пока не коснулась сокровеннейшего уголка ее тела, и это было такое наслаждение, что Еве казалось, она не вынесет, она умрет.
Охваченная этим сладостным ощущением, она бессильно откинула голову ему на грудь и уже не искала его губы. Изогнувшись, она слегка подалась вперед, и, уткнувшись в ее спутанные волосы, Джордан нашептывал ей страстные признания.
Как долго его пальцы совершали свое волшебство, она не помнила. Помнила только, что ее тело растворилось в океане блаженства, а потом прилив упоительного наслаждения вновь прибил ее к берегу.
Ева прижалась к нему, обмякшая, но еще не насытившаяся. Он держал ее в своих объятиях, и прикосновение его вечернего костюма к ее нежной коже действовало возбуждающе.
— Мне бы хотелось лечь, — чуть слышно прошептала она.
Он поднял ее на руки, прижав к груди, и так же, как прежде из машины, отнес на кровать, освещенную ночником чуть ярче остальной части комнаты.
Глубоко вздохнув, она закинула руки за голову и потянулась. Джордан любовался ею, он стал раздеваться, но так спокойно, что это совсем не вязалось с огнем, горевшим в его глазах. Ева смотрела, как он развязывает галстук, снимает пиджак, запонки, сорочку, носки, туфли, вечерние брюки — все, все.
Теперь он стоял перед ней совсем нагой, как и она. Свет ночника падал на его большое, сильное и мускулистое тело. Он был великолепен — мужчина, которого она любила и страстно желала.
Он улыбнулся, и она улыбнулась в ответ, протянув к нему руки. Он лег рядом с ней и стал снова ласкать ее.
Теперь она отвечала на каждую ласку, возвращала каждый поцелуй.
Он склонился над ней, и она приподнялась к нему навстречу, испустив вздох наслаждения. Губы их слились в поцелуе, а его рука вновь опустилась к сокровенному тайнику ее тела, все поплыло у нее перед глазами, она была готова принять его.
Обвив его руками, она прижалась к нему всем телом и ощутила его восставшую плоть. Она гладила его, а он ловил ее руку, губы Джордана прокладывали тропку от ее шеи к грудям, и он целовал их, целовал, целовал, а она в упоении обхватила его голову, желая, чтобы эти страстные, эти нежные, эти неземные поцелуи длились вечно.
Все выше и выше парили они на крыльях любви. Медленный, чувственный ритм сменился быстрыми и жадными движениями. Двигаясь в согласии с Джорданом, Ева с протяжным стоном вновь и вновь возносилась в мир неземного блаженства.
И снова ей вспомнилась карусель, которую этой волшебной ночью чья-то гигантская рука привела в движение и продолжала вращать до тех пор, пока все вокруг не завертелось в испепеляющем вихре страсти.
— Ева! — крикнул он.
— Да, — выдохнула она.
И он вновь глубоко вошел в нее. А она ощущала, как совершалось невероятное чудо — чудо слияния двоих в одно целое. Их тела сплелись в тесном объятии.
Как одно существо, страстное и неустрашимое, они неслись куда-то на край света. Вместе.
Надолго. Навсегда.