Значение: Твоя любовь для меня – жизнь и смерть

Calandrinia balonesis / Северные территории

Паркилипа (Пит.) – суккулент, произрастающий на песчаной почве в засушливых районах, имеющий мясистые листья и яркие фиолетовые цветы, которые появляются в основном зимой и весной. В периоды засухи листья могут служить источником воды; все растение целиком можно запекать и употреблять в пищу .

После той ночи каждый свободный миг они проводили вместе. Элис понимала, что она пренебрегает всеми другими друзьями – в первую очередь Лулу, но ей не хотелось быть с кем-то еще.

Когда зима подошла к концу, они стали разводить на ночь костер и спать на улице, под звездами, в его небольшой палатке; Пип все время сворачивалась где-то неподалеку.

– Тебе надо поменять график, – сказал он однажды ночью, когда она лежала в его объятиях и смотрела в небо. – Я слишком скучаю по тебе в выходные, когда один из нас отдыхает, а другой в это время работает. Я хочу бывать с тобой больше.

Ее это наполнило восторгом: он хотел больше ее. Она взглянула вверх на него с улыбкой, ощущая запах его кожи, земли и трав. Он вытащил руку у нее из-под головы и сел. Снял свои кожаные ремешки и снова повернулся к ней, нежно взяв ее руки в свои. Она кивнула, улыбаясь, когда он обернул браслеты вокруг ее запястий и завязал узелками.

– Нгаюку пинта-пинта, – сказал он хрипло.

Когда он притянул ее к себе, голос Лулу прорезался чрез ее сознание: Ты не в меньшей опасности, чем девочка из сказки, которая пошла гулять в темный лес.

– Нгаюку пинта-пинта, – прошептал он снова, сомкнув руки вокруг ее запястий.

Моя бабочка.

Она свернулась, обвив его тело своим.

* * *

Пока Элис ждала подтверждения изменений в графике, жизнь ее в пустыне выстраивалась вокруг Дилана. Если они оба освобождались к закату, то уходили гулять с Пип по тропинкам пожарной безопасности; Элис набивала карманы дикими цветами для своей тетради, а Дилан тем временем фотографировал ее в красном тающем свете. Когда она уходила на вечернее патрулирование и заканчивала поздно, то сразу ехала к нему домой, а он часто ждал ее с ужином или горячей ванной с пеной. Такими вечерами он и Пип сидели возле ванны, и он читал Элис вслух. Если у них обоих выдавался целый выходной день, они занимались садом под солнцем, пока их не отвлекала от садоводства голая кожа друг друга; она упомянула, что ребенком работала в огороде матери, и, когда однажды вернулась с работы, обнаружила, что он приготовил ей грядку темной земли, насыпанной на красную почву.

Вечером они уютно устраивались на диване, включали обогреватель и смотрели драмы и антикварные шоу на BBC – единственном канале, который прилично ловил. В редких случаях, когда зимнее небо было затянуто облаками и день не сулил никакого солнца, они оставались в постели. Такие дни стали синонимами блинов: Элис напекала целую гору, и они поглощали их, не вылезая из постели.

* * *

Одним холодным днем, после блинно-сиропного празднества, они лежали и смотрели, как кружат пылинки в сером луче света, падавшем через щель в занавесках. Дилан тяжело вздохнул и отодвинулся от нее. Он казался нервным, обеспокоенным и не смотрел ей в глаза весь день, даже во время сонного, медлительного секса. Элис не понимала, в чем дело. Так же как не понимала, отчего ей так не хочется задавать ему вопросов.

Она выводила пальцем кружочки на его животе и груди, на шее и лице. Он не реагировал.

– В чем дело? – прошептала Элис.

Ее любовь могла все исправить. Что бы это ни было. Он не ответил. Она подождала. Спросила снова.

– Ни в чем, – огрызнулся он, резко отстраняясь от ее прикосновений. – Прости, – он тряхнул головой, – прости, Пинта-Пинта.

Он сел, положив руки на колени и повесив голову.

Она села рядом с ним. Она почувствовала знакомую пустоту в животе, от которой ей стало не по себе. Элис осторожно выбирала слова, чтобы не раздражать его еще сильнее.

– Ты можешь сказать мне, – она старалась сохранять беззаботность в голосе, – что бы это ни было.

Она робко протянула к нему руку и задержала ее в воздухе на некоторое время, прежде чем опустила ему на спину, прижав ладонь к его позвоночнику. Он подался на ее прикосновение.

– Прости, – простонал он, поворачиваясь к ней и пряча лицо у нее на плече, – прости. На этот раз я не собираюсь все испортить.

Она запустила пальцы в его волосы.

– Я это знаю, – сказала она успокаивающе, – я знаю.

– В этот раз будет лучше, – сказал он, словно самому себе, – я буду лучше.

Он поцеловал ее в шею, поцеловал лицо, губы, его нервное возбуждение возрастало, он сгреб ее в объятия.

Элис зажмурилась, целуя его в ответ. Что он имел в виду, говоря «лучше»? Он хотел быть другим по сравнению с чем? Как? В груди у нее стало тесно.

– Я люблю тебя, – прошептал он, лежа у нее между ног.

Прошептал снова и снова.

Она вдохнула его слова и запретила себе задавать вопросы.

* * *

Зима начала отступать. Утра стали теплее, прилетели зяблики и стали вить гнезда, а жизнь Элис с Диланом процветала. Чем сильнее становилась ее любовь к нему, тем труднее и труднее ей было игнорировать напряжение в ее дружбе с Лулу. Вскоре после того, как ее просьба в изменении графика была удовлетворена, она встретила Лулу в комнате отдыха – та читала доску объявлений. По выражению лица Лулу, когда она читала новые графики, было ясно, что что-то совсем не так.

– Привет, Лулу, – весело произнесла Элис, доставая из раковины две чистые чашки. – Как насчет чашечки чая и небольшого перекуса перед дежурством?

Пустое выражение не исчезло с лица Лулу, когда она молча прошла мимо.

– Наверное, она просто чувствует себя брошенной, – сказал Дилан вечером. – Ты не так давно с ней знакома, как я. Она может ревновать и странно себя вести из-за такого дерьма.

Элис помешала ризотто с овощами, которое она готовила. Это звучало правдоподобно. Какие еще у Лулу могли быть причины вести себя с ней так холодно? Но вопрос о том, что было между Лулу и Диланом, не давал ей покоя. Она отпила из своего бокала с белым вином и кинула быстрый взгляд на Дилана.

– Что? – спросил он.

Она сделала еще один глоток, не глядя на него.

– Давай выкладывай, – сказал он, улыбаясь. – Я могу читать твое лицо, как открытую книгу.

Ободренная, она улыбнулась в ответ.

– Вы с Лулу когда-нибудь… – Она замялась.

– Я и Лулу? – Дилан насмешливо покачал головой. – Думаю, она могла иметь на меня виды, когда мы только познакомились, но между нами никогда ничего не было. – Он подошел к ней сзади и крепко обнял. – Не надо так переживать. Это все только в твоей голове. Она возьмет себя в руки. О’кей?

– О’кей. – Элис прислонилась спиной к его груди.

Начав работать в одной смене, Элис и Дилан стали совершенно неразлучны. Они вместе ездили с работы и на работу и вместе обедали. Она собирала свертки для пикников, которые никогда не заканчивались трапезой, – вместо этого влюбленные ускользали на пикапе в местечки за офисом, где они могли услышать объявления по передатчику, но располагали достаточной уединенностью, чтобы сосредоточиться исключительно друг на друге. После работы они распивали пиво, смотрели, как небо меняло краски, готовили ужин на костре и прогуливались с Пип под звездами. Домой Элис не ходила и старалась не смотреть через двор в направлении ее дома, погрузившегося в темноту.

В их первые совместные четыре выходных Дилан рано разбудил ее поцелуями и ароматом кофе.

– Пойдем со мной, – сказал он, заворачивая ее обнаженное тело в одеяло и ведя ее к входной двери.

Она протерла глаза и только поднесла к губам кофе, как он распахнул дверь с размаху. Утро снаружи было кристальным. Она прищурилась на солнце. Его побитый автомобиль был в полном снаряжении, к решетке на крыше была привязана его палатка на двоих.

– Хочешь убраться отсюда? – Он приподнял бровь.

– Мы совершаем побег на западное побережье? – спросила она.

– Сомневаюсь, что за четыре дня мы успеем сгонять туда и обратно, – пошутил он, – но я знаю место, почти такое же замечательное.

– Дорожное путешествие, – пропела Элис, привалившись к нему бочком.

Дилан окинул взглядом ее, завернутую в одеяло. Игриво выдернул уголок одеяла из-под ее руки, так что оно упало на пол.

– Пожалуй, не так сразу.

Она заверещала от удовольствия, когда он погнался за ней в дом.

* * *

Спустя несколько часов Элис, Пип и Дилан ехали по шоссе через размытые пейзажи красной земли, золотых спинифексов и старых пустынных дубов. Все стекла были опущены.

В боковом зеркале Элис видела, как язык Пип развевается на ветру. Иногда холмистый ландшафт переходил в плато, открывая взору распустившиеся по весне дикие цветы. Элис зачаровывали желтые, оранжевые, пурпурные и синие поля. Дилан с улыбкой легонько сжал ее бедро. Он сделал радио громче и стал подпевать, хрипло и не в тон. Элис блаженно закрыла глаза.

К середине дня Дилан сбавил ход и свернул с шоссе на неухоженную и не отмеченную указателем дорогу, которая шла буераками среди низкорослых страусиных кустов и клочков рубинового щавеля. Элис задумалась, откуда он знал об этой дороге. Он дождался, пока колеса выровняются, потом нажал на газ, разбрасывая за машиной веерами красную грязь. Они прогрохотали по ухабистой дороге до места, откуда открывался широкий вид на пустыню. От страха и восхищения этой оторванностью от остального мира у Элис перехватило дыхание. Недоумевая, куда они направляются, она вопросительно поглядела на него, но он лишь улыбнулся.

Через некоторое время они повернули на узенькую, едва различимую тропу, которая взбиралась на горный хребет. Дилан включил полный привод и пополз по тропе, пробираясь через нависавшие ветки деревьев. Вокруг них красные каменные выросты были усеяны полянками диких цветов. Могучие белые стволы гигантских эвкалиптов покачивали своими мятно-зелеными ветвями. Небо было глубокого сапфирового цвета. Порой темный силуэт орла мелькал над головой.

– Пинта-Пинта. – Дилан улыбнулся, указывая на пик хребта впереди.

Съехав вниз по другой его стороне, они оказались в скалистом красном ущелье, обрамленном малгами и зарослями низкорослых эвкалиптов, с белыми песчаными берегами и бегущим по нему широким ручьем цвета зеленого чая.

– Что это за место? – спросила с трепетом Элис.

– Подожди, ты еще не видела закат, – сказал Дилан со знанием дела.

Глядя, как он проезжает через просвет в рощице пустынных дубов, Элис сообразила, что он знал путь без карты.

– Откуда ты узнал об этом месте?

– До того, как начать работать в парке, я водил экскурсии для туристов, – пояснил Дилан, – и один из старожилов, с которым я работал, привел меня сюда. Это была страна его бабушек и дедушек, блаженное место, где вся семья собиралась и хорошо проводила время. Когда я перестал водить экскурсии, он сказал мне, чтобы я всегда возвращался сюда. – Он потянул ручной тормоз. – Сказал, что я должен привезти сюда и мою семью.

Он посмотрел на нее со значением.

Элис не решалась произнести ни звука, комок подкатил у нее к горлу.

Он наклонился к ней.

– Посчастливится ли мне это когда-нибудь сделать? – прошептал он.

В ответ она крепко поцеловала его. Он тяжело вздохнул.

– Черт возьми, ты делаешь меня совершенно бесполезным, Пинта-Пинта. – Он покачал головой. – Пойдем. Давай попытаемся хотя бы разбить лагерь.

Он вылез и открыл заднюю дверь, Пип выскочила и понеслась прямым ходом в ручей.

Элис помедлила, глядя, как плавает ее собака и как Дилан насвистывает, распаковывая походную печку и холодильник «Эски». Глядя на свою маленькую семью, она шагнула под солнце, чтобы присоединиться к ним, и не могла вспомнить, когда еще чувствовала себя такой наполненной.

* * *

К закату они поставили палатку, набрали веток на растопку и теперь слушали мягкую музыку по радио и попивали красное вино, пока резали сыр халлуми, грибы, цукини и перец, чтобы пожарить их на решетке над костром и сделать кебабы. Воздух был пьянящей смесью из ароматов горящего дерева, дыма и эвкалиптов. Черные какаду кричали высоко в небе, а где-то неподалеку скакали горные кенгуру. Элис не могла перестать улыбаться. Когда стенки ущелья стали менять цвет, Дилан взял ее за руку и повел по берегу к стволу эвкалипта, где он сел и пригласил ее жестом сделать то же самое. Она устроилась у него между ног и прислонилась спиной к его груди.

Он потерся носом об ее ухо.

– Теперь смотри.

Солнце опустилось, и его последние лучи наполнили ущелье яркими отсветами карамельного цвета.

– Поразительно, – проворковала Элис.

– Это еще не все.

Завернувшись в его руки, Элис смотрела, как все краски неба, казалось, струились по стенкам ущелья и стекали на зеркальную поверхность ручья, чтобы там отразиться и светящимися завихрениями подняться снова вверх. Она тряхнула головой: ущелье и ручей были совершенным зеркалом в форме миски и отражали друг друга, затопленные огненными цветами заходящего солнца. Этот вид напомнил ей ее книжку сказок: заколдованную чашу, которая чудесным образом наполнялась. Жажда счастья и рай на донышке.

Дилан крепче обнял ее:

– Надо это увидеть, чтобы поверить, правда?

Память налетела на нее, как неожиданный удар под дых. Неподалеку отсюда есть ущелье, его надо увидеть, чтобы поверить, насколько оно прекрасно.

Элис напряженно выпрямилась. Обернулась к Дилану. Он улыбнулся ей.

– Скольких женщин ты привозил сюда? – вырвалось у нее.

Его глаза потемнели.

– Что? – спросил он.

Желудок Элис сжался. Она разрушила чары.

– Нет, – Элис старалась придать беззаботность своему тону, – нет, я имею в виду, не женщин, я имею в виду… В общем, ты когда-нибудь привозил сюда Лулу?

Ее мысли были мешаниной из какой-то чепухи и шума. Она не хотела расстраивать его, но не могла остановиться. Как еще Лулу могла узнать об этом месте на закате?

Дилан грубо отбросил ее и поднялся на ноги, возвышаясь над ней.

– Невероятно, черт возьми, – процедил он, уходя назад к лагерю.

Ее тело заныло от ощущения силы в его руках.

– Дилан, – позвала она, побираясьза ним следом по мягкому песку.

– Что? – рявкнул он, оборачиваясь, глаза его пылали от ярости. – Я сказал тебе, что между мной и Лулу никогда ничего не было. Зачем ты спрашиваешь меня об этом и портишь наш первый уик-энд и совместную поездку? Ты веришь ей и ее ревности ко мне? Верно? И что ты имела в виду, спрашивая, скольких женщин я привозил сюда? Кто я, по-твоему?

– О боже, – простонала Элис, ее лицо сморщилось.

Он был прав. Лулу могла говорить о другом ущелье, или она могла приехать сюда без Дилана. Она чувствовала себя очень неуверенно. Почему она не могла просто не лезть в это?

Он пнул ногой костер, искры взметнулись в воздух.

– Мне так жаль. – Она потянулась к нему с мольбой. Он не обращал внимания. – Мы можем просто забыть об этом? Пожалуйста? Глупо было говорить так, я не знаю, почему я это сказала. Мне так жаль. Пожалуйста. – Она попыталась снова, раскрывая ему свои объятия. – Позволь мне все исправить. Я буду готовить. Выпьем еще вина. Только давай забудем об этом. Ладно?

Он бросил на нее уничтожающий взгляд, потом встал и отвернулся.

– Дилан? – Ее голос дрогнул.

Он ушел прочь, в фиолетовые тени солнца, скрывшегося за горизонтом.

Вся трясясь, Элис приготовила ужин. Она пожарила на гриле все овощи и халлуми, покормила Пип и наполнила до краев бокалы. Когда он вернулся, уже час как стемнело. Ужин остыл, сыр был жестким, как резина. Он сел и впился вилкой в свою порцию.

– Ты даже ужин испортила. – Он выбросил все со своей тарелки в костер и взял бокал с вином.

Пища, которую Элис удалось проглотить, легла в желудке холодным камнем. Она отставила свою тарелку в сторону: пусть Пип потом доест.

– Мне так жаль, – прошептала она.

Она потерлась коленом о его колено.

– Мне так жаль.

Он уставился на огонь, не отвечая.

Она извинялась, кажется, несколько часов кряду, пока он, наконец, не поднял руку и не провел ею по внутренней стороне бедра Элис.

Ей понадобилась вся ночь и остаток следующего дня, чтобы загладить свою вину, но к тому времени, как они отправились назад в Килилпитяра, старания Элис быть как можно более успокаивающей и покладистой, похоже, вернули расположение Дилана.

Когда они подъехали к его дому, он наклонился и поцеловал ее, прежде чем выпрыгнуть из машины и открыть ворота. Когда он оказался спиной к ней, она содрогнулась: от их занятий любовью в ущелье у нее остались ссадины и синяки. Он был жестче, чем обычно, но теперь, к ее великому облегчению, все вроде бы было в порядке.

Когда они разгружали машину, Дилан остановился и нежно поцеловал ее.

– Спасибо за прекрасный, по большей части, уик-энд.

Он посмотрел ей в глаза.

Элис поцеловала его с благодарностью. Ей просто нужно быть осторожнее в будущем. Надо научиться думать, прежде чем говорить.

* * *

Весна раскрасила пустыню во все цвета радуги. Гревиллея медовая распустилась шапками янтарных и желтых цветов, наполнив воздух тяжелым сладким ароматом. Среди пучков спинифекса бородатые агамы устроили лежбище, нежась на солнышке. В огороде Элис на участке Дилана взошли ростки. Дни прогрелись достаточно для мороженого и солнечных ванн; она расстилала пляжное полотенце на красной земле в его саду и лежа читала книжку, вторя музыке в наушниках, пока он не замечал ее, загорающую в бикини. Он жаждал ее как никогда. Ее проступок на выходных, когда они уехали на ночь с палаткой, давно был забыт. Дни стали длиннее, звезды светили ярче.

– Надо устроить барбекю, – предложила она однажды вечером, когда жарила тофу со сладким чили и шинковала салат к ужину. – Дом так хорошо смотрится, а сидеть у огня под цветущей гревиллеей просто восхитительно.

Дилан не ответил. Он сидел за обеденным столом. В ослепительном освещении на кухне она не могла прочитать выражение его лица.

– Детка? – вопросительно окликнула она его, подняв сковородку с огня.

– Конечно, – ответил он, – звучит прекрасно.

– Прекрасно, – прощебетала она, неся тарелки к столу, – я приглашу всех завтра на работе.

Она поцеловала его и села ужинать. Он молча улыбнулся ей в ответ.

На следующее утро, когда Элис затормозила возле офиса, она была полна энтузиазма. Они с Диланом так много времени проводили наедине, что им совсем не помешало бы чуть активнее включиться в небольшое сообщество парка.

Она вошла в комнату для персонала, и выполнить ее затею было, похоже, проще простого. Саггер и Нико, двое рейнджеров, с которыми Элис была не очень хорошо знакома, болтали и жаловались, что на выходных нечем заняться.

– Парни, не хотите заглянуть на барбекю? – вмешалась Элис.

– Эй, спасибо, приятель, – откликнулся Саггер.

– Да, супер, – кивнул Нико.

– Заметано, – сказала Элис, широко улыбаясь. – Разведем костер у Дилана, и он организует сковороду с решеткой для настоящего праздника на углях. Мы могли бы…

– О, – перебил Саггер, бросив взгляд на Нико, – слушай, Элис, я тут вспомнил, что вообще-то собирался съездить в Блафф в эти выходные. Я, эм…

– Точняк, – встрял Нико. – Черт, чувак, чуть не забыли. Хотели же отогнать наши тачки в сервис.

Элис переводила взгляд с одного на другого. Она словно смотрела, как перед ней разыгрывают пантомиму.

– Чуть не облажались, – произнес Саггер с видимым облегчением. – Повезло, что ты напомнила, Элис.

– В другой раз, дружище, – сказал Нико извиняющимся тоном.

– Но все равно спасибо за приглашение! – прокричал Саггер, когда они спешно покидали офис.

После их ухода Элис заварила себе чашку чая. Стиснула зубы. Она не будет плакать. Она не будет брать в голову то, что сейчас произошло.

* * *

День лучше не стал. Позднее, на работе у кратера, она постоянно совершала ошибки, и закончилось все тем, что она ударила себе по большому пальцу молотком и каталась по земле, воя от боли.

– Возвращайся в штаб, и пусть твой палец осмотрят.

Саггер снял ее с дежурства.

После того как дежурный врач обработал ее палец, Элис пошла в комнату отдыха, чтобы выпить чашечку чая со сладким печеньем. У нее упало сердце: Лулу и Эйдан с чашками в руках стояли возле бойлера и разговаривали. Как только Элис вошла, они замолчали. Она направилась к шкафу, в котором хранились чайные пакетики, повернувшись к ним спиной. Их напряженное молчание давило на нее.

Первым заговорил Эйдан:

– Ты в порядке, Элис?

Прежде чем Элис успела ответить, Лулу демонстративно вылила содержимое своей чашки в раковину и вышла. Эйдан беспомощно посмотрел на Элис и последовал за Лулу.

– Я в норме, – прошептала Элис самой себе, глядя, как они уходят.

* * *

В следующие несколько дней все повторялось: Элис делилась с коллегами идеей собраться у Дилана, но в ответ получала лишь неубедительные отговорки. Дилан не спрашивал про барбекю, и Элис больше не задавала этот вопрос. К концу недели она поняла, что, хотя Дилан и был знаком со всеми, друзей в Килилпитяра у него не было. У него была она. Только она. И она не могла понять почему.

Когда после работы Элис остановилась на подъездной дорожке и вышла открыть ворота, она вспомнила книжку, которую Дилан читал ей, – собрание японских сказок. Одна из них была о женщине, занимавшейся кинцуги – искусством реставрации разбитых горшков при помощи глазури, смешанной с золотым порошком. Там была иллюстрация, на которой женщина склонилась над горой черепков, разложенных так, чтобы они подходили друг к другу, в руке она держала кисточку, щетину которой обмакнула в золото. Это очаровало Элис – идея о том, что поломка и починка – равноправные части одной истории, а не что-то, чем нужно пренебрегать или что нужно скрывать.

Она въехала и припарковалась за пикапом Дилана. Хлопнула дверью, вновь наполненная решимостью. Из-за чего бы он ни чувствовал, что недостаточно хорош, из-за чего бы люди ни отказывались проводить с ним время, где бы он ни ощущал себя сломанным, Элис готова была расплавиться, как золото, чтобы восстановить его.

* * *

Несколько дней спустя курорт кратера Ирншо разослал приглашения на ежегодный Буш-Бал всем экскурсионным компаниям и сотрудникам парка.

Дилан был настроен скептически, когда Элис предложила пойти.

– Просто очередная большая пьянка, – хмыкнул он.

– Да, но ведь весело будет пойти вместе, правда? – воодушевленно сказала она, прикрепляя свое приглашение магнитом на холодильник.

Они не были на вечеринках с ее дня рождения. Ей ужасно хотелось то платье из золотого шелка, которое она нашла в интернете; мысль о том, что у нее найдется повод его купить, кружила ей голову. Как и идея выйти в свет вместе и влиться в общество.

– Ты действительно хочешь пойти? – спросил Дилан у нее за спиной, прерывая ход ее мыслей.

Она повернулась к нему.

– Действительно хочу. Будет так здорово пропустить пару коктейлей, немного потанцевать, – Элис обвила его талию руками и прижалась к его бедрам своими, – немного напиться, – поддразнивая его, она встала на цыпочки, целуя его в шею, – а потом встретить рассвет, чтобы эта ночь не пропадала зря.

Она рассчитывала именно тогда и именно там поразить его своим новым платьем. Накрасить губы, надушиться теми духами, которые он так любил.

– Можем превратить это в свидание, – предложила она, глядя на него снизу вверх.

– Хочешь пригласить меня на свидание, Пинта-Пинта? – Его глаза затуманились от желания.

– Всегда хочу, – отозвалась она, взвизгнув, когда он поднял ее и понес в постель.

«Это будет прекрасно», – сказала она себе. Это будет лучшая их ночь за долгое время.

* * *

В день Буш-Бала Элис сбежала домой пораньше, чтобы успеть принять душ. Она застегнула новое платье, нанесла на губы блеск, накрасила ресницы и обулась в новые ковбойские сапоги, каблуки которых были украшены золотыми бабочками. Когда Дилан вошел в дверь, ее щеки зарделись. Она достала для него холодное пиво и специально не стала надевать трусики, поскольку знала, что это сводит его с ума.

Его шаги затихли, когда он увидел ее. Он встал как вкопанный.

– Готов к ночи свидания? – спросила она, широко улыбаясь и слегка покачиваясь в своем платье.

Дилан медленно выложил содержимое своих карманов на стол и молча прошел на кухню.

Холод его молчания ударил ее под дых. Она слышала, как он рылся в аптечке, а потом вытряхнул две таблетки из пачки.

– Детка? – позвала она, стараясь скрыть свое ужасающее разочарование. – Ты в порядке?

Он не ответил. Она вошла в кухню.

– Детка? – повторила она.

Он продолжал стоять, повернувшись к ней спиной.

– Что ты на себя напялила? – спросил он ледяным тоном.

– Что? – У нее внутри все опустилось.

– Почему ты так вырядилась?

Она взглянула вниз на свое новое платье. Золото вдруг показалось ей скорее кричащим, нежели волшебным.

Он развернулся к ней лицом, его глаза потемнели.

– С какой стати ты купила новые вещи для этой ночи? – спросил он дрожащим голосом. – С какой стати ты, черт возьми, разрядилась в пух и прах? Чтобы парни с работы могли подрочить на тебя?

Элис застыла, боясь шевельнуться, пока он ходил вокруг нее, осматривая ее с ног до головы. Дышать было больно.

– Отвечай мне, – проговорил он тихо.

Ее глаза наполнились слезами. У нее не было ответа. У нее не было голоса.

* * *

Руби сидела у костра на заднем дворе с ручкой в руке и открытой тетрадью, она ждала. Она была равнодушна к Буш-Балу. Весь день у нее было предчувствие, что вот-вот придет стихотворение, и она не хотела упустить его.

Движение на дорожке возле дома Дилана, за дюнами, отвлекло ее. Собака Элис выскочила и спряталась за эвкалиптом. Внутри дома, за мутно освещенными окнами, силуэт Дилана метался туда-сюда.

Руби наблюдала за ним. Она глубоко вздохнула и трясущейся рукой прижала острие ручки к бумаге.