Значение: Лекарство от сердечной боли

Erythrina Vespertilio/Центральная и Северо-Восточная Австралия

Древесина ининти (Пит.) широко используется для изготовления мисок и тарелок. Кора, плоды и ветки находят применение в медицине. Листья напоминают по форме крылышки летучей мыши, весной/летом цветет коралловыми цветами. Красивые блестящие семена в виде бобов имеют окраску от насыщенного желтого до кроваво-красного и используются для декорирования предметов обихода и украшений .

Элис растерянно зашла в дом Лулу и села за стол, уставившись на свои руки. Слезы текли по ее лицу. Лулу сходила на кухню и вернулась с двумя небольшими стаканчиками, наполненными жидкостью, похожей на воду, кусочками льда и дольками лимона и лайма сверху.

– Это поможет тебе успокоиться, – она кивнула на стаканы, пригубив немного.

Элис последовала ее примеру и сразу закашлялась, таким крепким оказался джин-тоник.

– Моя абуэла лечила этим все, включая сердечные болезни, – заявила Лулу.

Кубики льда шипели и потрескивали.

– Итак… как давно это продолжается?

Элис сделала большой глоток, подавившись, от горя у нее сжалось горло.

– Что я сделала не так? – закричала она с такой силой, что фраза закончилась отрыжкой.

– Ох, чика, – Лулу выбежала на кухню, – ничего ты не сделала не так, – сказала она, возвращаясь со стаканом воды, который она поставила перед Элис.

Она села и, перегнувшись через стол, взяла Элис за руку.

– Почему ты опять так добра ко мне? – спросила Элис, сжимая руки Лулу. – Я думала, ты меня ненавидишь.

– Прости, – сказала Лулу, в ее голосе звучало сожаление. – Я с первой же минуты знала, что вы понравились друг другу, когда только встретились. Я старалась предостеречь тебя от него, но я тебе не рассказала всего. А когда вы уже начали встречаться, мне было слишком страшно и стыдно рассказывать тебе правду о том, что случилось со мной.

Лулу остановилась и отвела глаза, ее взгляд опустел.

– Я никогда никому не рассказывала. Даже Эйдан не знает до конца, что произошло. Дилан совершенно заморочил мне голову. Я решила больше не поднимать эту тему, убедила себя, что этого не было. Я думала, все дело во мне, думала, что просто я не подхожу ему. Что это из-за меня он был так зол и жесток. Что все это была моя вина. Я думала, с тобой может быть по-другому. Если бы я только знала, на что он способен… – Лулу взглянула на руки Элис и не закончила предложение.

Пока они держались за руки, взгляд Элис упал на кожаные веревочки, которые Дилан снял со своих запястий и повязал на ее. Она вцепилась в них и стала дергать, стараясь снять.

– Чика, – воскликнула Лулу, – подожди!

Она достала ножницы из банки на столе и просунула холодное металлическое лезвие под ремешки, чтобы освободить от них руки Элис. Элис почесала кожу, на которой они были завязаны.

– Ты знаешь, о чем Дилан говорил с Сарой, прежде чем уехал? – спросила она.

Лулу покачала головой.

– Думаю, узнаем это завтра на работе. – Она со значением указала на медальон Элис. – Мужество, верно? Я буду рядом.

* * *

На следующее утро Элис вместе с Лулу поехала в офис. Она скользнула взглядом по дому Дилана, когда они проезжали мимо. Ворота были заперты, стоянка пуста. Мысленно она вошла в дверь. Ее зубная щетка стояла на полочке в ванной, рядом с его. Ее летние платья висели у него в гардеробе. Их неубранная постель, купающаяся в утреннем свете. Его заспанное лицо. То, как он брал ее лицо в свои руки, когда они занимались любовью. Ее зеленый огородик. Его яма для костра. Сломанная дверь спальни. Шарики пыли. Когда они проезжали мимо, сердце Элис желало остаться, запутавшись в томлении, жажде и страхе.

Когда они доехали до офиса, Элис покачала головой.

– Я не смогу, – прошептала она.

На миг воцарилась тишина.

– Сможешь, – прошептала Лулу в ответ.

* * *

Элис и Лулу вошли внутрь и обнаружили Сару за столом Элис.

– Элис? – сказала она, ее лицо ничего не выражало. – Можно тебя на пару слов в мой офис?

Элис кивнула. Идя следом за Сарой, она бросила взгляд на Лулу.

– Я буду здесь, – сказала Лулу одними губами.

Сара указала на стул напротив ее стола.

Элис села, вспоминая тот день, когда она только приехала и сидела на том же самом месте, подписывала рабочий договор, полная надежды и воодушевления.

– Не буду ходить вокруг да около. Один из работников подал жалобу. – Сара достала жесткую папку и раскрыла ее. – Дилан Риверс заявил, что в мастерской произошел инцидент после пала травы в прошлый четверг. По его словам, ты проявила физическое насилие по отношению к нему. – Сара просмотрела бумаги. – Несмотря на то что он пожелал, чтобы никаких мер по отношению к тебе не было принято, он передал мне заявление и оставил копию в отделе кадров в управлении.

Она бросила бумаги на стол и откинулась в кресле, потирая переносицу.

– Прости, Элис, мои руки связаны. Я обязана принять дисциплинарные меры, что фактически означает, что я вынуждена временно отстранить тебя от выполнения твоих обязанностей, начиная с настоящего момента.

Элис трясло, как бы она ни старалась держать себя в руках.

– Я попрошу кого-нибудь из рейнджеров отработать твои смены, – сказала Сара. – Сегодня из кадров в главном офисе мне должны сообщить, как долго продлится твое отстранение. Они пришлют кого-нибудь из своих служащих на следующей неделе, тогда у тебя будет возможность изложить свою версию событий.

Элис молчала.

– До тех пор между тобой и Диланом не должно быть никаких контактов, пока заявление находится в рассмотрении. Для тебя это не составит труда, поскольку, как тебе, наверное, известно, он уехал.

Элис закрыла глаза.

– У тебя есть вопросы?

Она покачала головой.

– Эй, – сказала Сара мягче.

Элис посмотрела на нее.

– Есть что-нибудь еще, что я должна знать, Элис? Что-нибудь, чем ты хочешь поделиться со мной, по секрету?

Несколько мгновений Элис смотрела Саре в глаза, после чего отодвинула свой стул, встала и молча вышла.

На улице Лулу ждала в своем пикапе с заведенным двигателем.

– Не сиди дома, чика, – кивнула Лулу, когда они подкатили к коттеджу. – Надевай свое штатское барахло и пошли со мной на дежурство. Тебе это пойдет на пользу, знаешь ли, прогуляешься, – все ж лучше, чем тухнуть дома.

Элис посмотрела на дом невидящим взглядом. Он подал заявление на нее. Он с полным осознанием и намеренно отнял ее голос. Как девочка из сказки, которая пошла гулять в темный лес.

Элис вытерла слезы и открыла дверь.

– Дай мне пять минут.

* * *

Элис шла в хвосте группы, которую Лулу вела по тропинке в кратер. Прийти сюда было ошибкой. Ей не хотелось слушать истории, которые сама она уже не будет рассказывать. Не хотелось думать о причине, по которой она не будет их рассказывать. Не хотелось слышать голос Дилана в своей голове или прокручивать их разговор с Сарой, вспоминать, как это было унизительно, как сложно было поверить в происходящее. Ей хотелось только исчезнуть, раствориться в пустыне.

– Вы задерживаете всю группу! – прокричала ей какая-то женщина.

Элис вздрогнула.

– Прошу прощения?

– Шевелитесь, – чопорно сказала женщина, она несколько раз ткнула концами своих треккинговых палок в красную землю.

– Со мной все в порядке, – сказала Элис, – не ждите меня.

Женщина опустила москитную сетку на свои седеющие волосы и розовое лицо.

– Как известно каждому, кто прочитал информационные брошюры, это место, – она обвела палкой вокруг, – куда опаснее, чем кажется.

– Спасибо, – проворчала Элис, – я это запомню.

Пока они шли дальше, женщина постоянно била по ветвям своими палками. Шмяк, вжих, шлеп, шмяк, вжих, шлеп. Элис каждый раз вздрагивала. Ее жажда одиночества делала ее еще более раздраженной. Дыши, – скомандовала она себе.

Но мысли не давали ей покоя. Когда-то на неделе, пока Твиг и Кэнди рассказывали ей правду о событиях, неизбежно заставивших расходиться те швы, которыми она скрепила осколки своей жизни, Дилан сидел где-то, быть может, с ноутбуком, а может, с ручкой и бумагой, и отчаянно желал заткнуть ей рот. Пил ли он кофе, пока занимался этим? Или, может быть, открыл бутылочку пива? Как он себя чувствовал, натягивая, слово за словом, тетиву, которая держала стрелу, направленную ровно в ее сердце? Он насладился ее жизнью, ее телом, ее чувствами, он насытился и больше не хотел.

У Элис в животе начались колики.

Дрожал ли он? Терзали ли его сожаления, хотя бы мимолетные? Сожалел ли он, когда подал жалобу? Зажмурился ли он, делая это, или смотрел уверенно? А в дни после этого – где он был? Куда поехал? Было ли у него какое-то темное и промозглое убежище, в которое он удалялся и при свете фонаря ткал золото из соломы, чтобы вернуться обновленным, преображенным?

Взгляд Элис сосредоточился на женщине с походными палками, шедшей впереди. Она остановилась и села на корточки возле тропинки, открыла свой рюкзак, достала небольшую баночку и нагнулась вперед, чтобы зачерпнуть земли.

Элис резко вдохнула.

– Нет! – крикнула она, бросившись вперед и выбив баночку из рук женщины.

Баночка упала на землю с глухим звуком. Несколько туристов обернулись, ахнув. Женщина села на землю, на ее лице застыло удивленное выражение. Элис посмотрела вниз на нее, сжав кулаки.

– Эй, там, сзади, все в порядке? – Лулу проталкивалась через группу.

– Нет, далеко не в порядке. – Женщина поднялась на ноги.

– Элис? – Лулу вопросительно посмотрела на нее.

– Она пыталась набрать немного земли. Я видела, – сказала Элис дрожащим голосом, указывая на баночку.

Лулу успокаивающе пожала руку Элис.

– Так, хорошо, – она посмотрела Элис в глаза, потом перевела взгляд на женщину и снова на Элис. – Хорошо?

Элис кивнула.

– Мэм, пойдемте со мной, я объясню, почему то, что вы сейчас сделали, считается в национальном парке нарушением, за которое полагается штраф.

Лулу повела женщину в переднюю часть группы, поглядывая на Элис и озабоченно хмурясь.

* * *

Элис прошагала остаток пути в молчании, держась особняком. Неудивительно, что никто больше не заговаривал с ней. Лулу продолжала оглядываться на Элис, пока та не махнула ей рукой, чтобы она успокоилась. Несколько раз Элис хотела повернуть назад, спуститься домой к Пип и залезть в постель. Но уйти сейчас значило бы усилить негативное впечатление.

Когда она добралась до смотровой площадки, то села поодаль от группы. Голос Лулу проплывал мимо нее, а она, не отрываясь, смотрела на круглую сердцевину кратера, полыхавшую красными цветами. Ее мысли обратились к Твиг, Кэнди и Джун. Потом к матери. Как бывало всегда. Всегда.

Она подождала, пока слезы не высохли, потом встала и начала спускаться в Кутуту Каана вслед за остальной группой.

* * *

Солнце в вышине лило яркий свет на тропинку в кратере. Море пустынного горошка колыхалось в знойном мареве. Над головой парил клинохвостый орел. Зяблики щебетали в кустах. Элис закрыла глаза и прислушалась. Тембр голоса Лулу. Шорох цветов и листьев. Все пульсировало, во всем улавливалось еле слышное сердцебиение.

Звук расстегиваемой молнии нарушил хрупкую безмятежность Элис. Все та же женщина с треккинговыми палками отстала от группы, выхватила баночку из рюкзака и присела возле пустынного горошка. Элис смотрела, как она медленно и решительно отвинтила крышку и потянулась растопыренными пальцами к цветам.

Элис всем весом навалилась на туристку, которая вопила, пока Элис прижимала ее к земле и вырывала пустынный горошек из руки.

* * *

Час спустя Элис сидела у Сары в офисе, уперев локти в колени и спрятав лицо в руках. Она чувствовала запах своей кожи, сгоревшей на солнцепеке. Ей вспомнился аромат кожи ее матери: нежный, чистый, прохладный. Ее мягкий голос, сияние в ее глазах, когда она была в своем саду среди цветов и лап папоротников. Ей вспомнились запахи Джун – запах виски и мятных конфеток. Запах реки и костров, которые жег Огги, когда они были подростками.

Вспышки воспоминаний о Дилане перемешивались с памятью об отце. Побелевшие от ярости лица. Кисловатый запах дыхания Дилана, минеральный запах отцовского неистовства, боль и судороги в ее теле, жутко холодная вода, рука, занесенная для удара. Радио в офисе взвизгнуло, прервав размышления Элис и напомнив ей детский плач. Кто вырастил ее брата? Хорошей ли была его жизнь? Был ли он счастлив? Знал ли он о ее существовании?

– Элис.

Она подняла взгляд. В дверях офиса стояла Сара. В этот раз она выглядела по-настоящему расстроенной.

* * *

Руби сидела у огня на заднем дворе, когда она услышала, как возле дома остановился грузовик. Она стала вглядываться в темноту на подъездной дорожке. Грузовик Элис с бабочками стоял, нагруженный до предела. Руби снова сосредоточилась на ожерелье, которое она мастерила. Она поднесла краешек проволочной вешалки для одежды поближе к огню и продела его через семечко ининти. Когда семечко остыло, она нанизала его на коричневую бечевку и наклонилась, чтобы взять следующее из горки, лежавшей у ее ног. Она наблюдала, как Элис вылезла из грузовика вместе с собакой, неотступно за ней следовавшей. Ее шаги были тяжелыми, а глаза нездоровыми. Она выглядела именно так, как выглядела бы женщина, в один момент потерявшая свою любовь, жизнерадостность и свой дом.

Элис подсела к костру, вглядываясь в язычки пламени. Пип ускакала прочь – поиграть с собаками Руби. Три пустынных дуба разом вздохнули, когда налетел ветер. Руби поднесла проволоку к огню, подождала, чтобы она нагрелась, а потом проткнула раскалившимся острием следующее семечко ининти. Элис молчала. Ей понадобилось несколько попыток, чтобы ее голос достаточно окреп и зазвучал.

– Руби, я пришла попрощаться.

Руби повесила на бечевку семечко и взяла следующее. Ветер трепал их волосы. Это был северо-западный. От этого ветра будешь чувствовать себя нездоровым, – всегда говорили тетушки Руби. – Это плохой, западный. От него твой дух будет нездоровым. Лучше сразу прими нужное лекарство.

– Я размышляла о том, что ты как-то сказала об огне, Пинта-Пинта, о том, что он для тебя значит. – Руби прожгла дыру в очередном семечке и нанизала его на нить. – Я хотела спросить тебя, где твой родной очаг?

– Родной очаг?

– Да, родной очаг. У которого ты собираешься с людьми, которых любишь. Где вам тепло всем вместе. Где тебе место.

Элис долго не отвечала. Руби подкинула в костер еще одну ветку акации.

– Я не знаю. Но я… у меня есть брат, – голос Элис дрогнул, – младший брат.

Руби подняла нить с нанизанными на ней ининти и связала ее концы в узелок. Ожерелье заискрилось, блестящее и красное, пахнущее огнем. Она протянула его Элис. Элис лишь пораженно посмотрела на него. Руби потрясла ожерельем, показывая, чтобы Элис взяла его. Семена ининти мягко загремели, когда Руби опустила ожерелье в сложенные чашечкой руки Элис.

– Семена коралловой эритрины, – пробормотала Элис, – лекарство от сердечной боли.

Ее глаза покраснели.

– Все женщины в моей семье – мы носим их для инма, – сказала Руби. – Они придают нам сил во время церемоний.

Элис покатала семена в ладонях, поднесла их к носу и вдохнула паленый аромат.

– И еще одно. – Руби поднялась на ноги и вошла в дом, вернувшись через секунду с маленьким квадратным саше из хлопка. – Мятный куст, – сказала она, передавая саше Элис. – Положи это в свою подушку. Это будет поддерживать твой дух, пока ты будешь спать.

– Спасибо. – Элис поднесла саше к носу. – В моей семье мятный куст не для исцеления. Он означает «оставленная любовь».

Руби несколько мгновений изучающе смотрела на ее лицо.

– Оставленная, исцеленная, – пожала она плечами, – параллель неплохая, правда?

Она пошевелила палкой в костре. Он затрещал в ответ. Пламя взметнулось высоко в вечернее небо. Они молча сидели вместе.

– Я кое-что скажу тебе, Пинта-Пинта, – начала Руби через некоторое время. – Доверяй себе. Доверяй своей истории. Все, что ты можешь сделать, – это честно ее рассказывать.

Она потерла руки в дыме от костра.

Элис беспокойно покрутила в руках семена ининти.

– Паля? – спросила Руби.

– Паля, – ответила Элис, глядя ей в глаза.

Руби улыбнулась. Огонь ярко отражался в глазах Элис.

* * *

Отъехав на расстояние, достаточное для того, чтобы Килилпитяра превратился лишь в далекий сон на сумеречном горизонте, Элис остановила машину. Она вылезла из грузовика и пошла по красной земле вместе с Пип, трусившей рядом. Она шла среди кочек спинифекса, протягивая к ним руки и гладя ладонью верхушки высоких желтых травинок.

Элис говорила себе, что ей лишь нужна небольшая передышка, чтобы собраться с мыслями, но правда была в том, что, вопреки всему, в глубине души Элис продолжала сомневаться, правильно ли она поступала, покидая пустыню. Любовь к нему заволакивала все ее мысли. Она вытерла щеки, вспоминая вечер, совсем недавно, когда они с Диланом гуляли на закате вместе.

– Давай представим, что однажды мы поехали на западное побережье, – сказал он со своей медленной, растапливающей сердце улыбкой. – Давай представим, что мы загрузили вещи в наши грузовики и просто уехали. Промчались до самого берега. Что бы мы сделали, оказавшись там?

Они сидели вместе под высоким пустынным дубом, сплетя пальцы.

Она улыбнулась, прикрывая глаза, чтобы представить это.

– Мы бы купили хижину, толстели бы на свежей приморской еде, растили бы свои фрукты-овощи и… – Она помедлила.

– Что?

– Рожали бы детей, – выдохнула она, – диких, босых, с пухлыми ножками. Которые росли бы среди красной земли, белого песка и моря.

Она не могла заставить себя взглянуть на него.

Он приподнял ее лицо за подбородок и развернул к себе. Его глаза были наполнены светом.

– С пухлыми ножками, – усмехнулся он, привлекая ее лицо к себе.

– Я буду любить тебя всю мою жизнь, – прошептала она.

– Всю нашу жизнь, – ответил он и поцеловал ее так осторожно, словно она состояла из воздуха.

* * *

Элис закричала, стоя среди дюн одна с Пип. Должна ли она остаться? Попытаться разобраться с работой и с Диланом? Не может быть, чтобы все было кончено; так же как японский художник с его золотой смесью и кусочками разбитой посуды, разложенной перед ним, Элис сможет все восстановить. Она сможет спасти его, это точно. Их любовь может спасти их обоих. Как она могла опустить руки? Элис может работать усерднее, она может быть именно тем, кем он хочет, в чем он нуждается, она может сделать его лучше. Ведь с самого начала все, чего он хотел, – стать лучше. К тому же куда именно она собиралась? У нее не было дома. Почему бы ей не остаться?

Она медленно брела. На дюну, с дюны.

Пустыня играла шутки с ее сознанием. У времени не было зримых подтверждений. Это же утро могло быть и сто лет назад. Солнце раскрашивало и перекрашивало пейзаж каждый день, светили звезды, менялись времена года, но время не оставляло здесь следов. Разрушение и рождение происходили так медленно, единственным индикатором хода времени, которое мог заметить человек, были его собственные физиологические изменения. Ощущение своей незначительности затягивало Элис. Она все шагала и шагала по красной земле, остановившись, наконец, на высокой дюне. Прослеживая путь до кратера, она задержала взгляд на его абрисе. Может ли она вернуться? Сможет ли она все изменить и начать сначала?

Пип легонько подтолкнула ее. Когда Элис села на корточки, чтобы почесать собаке уши, она увидела синяки на внутренней стороне своих ног, которые раньше не замечала. Она не представляла, откуда они взялись. Наверное, появились после стычки с Диланом в мастерской, но она не припоминала, чтобы там что-то происходило с ее ногами.

В животе у нее заурчало. В ее мыслях ей снова было девять лет, и она смотрела, как мать выходит из моря, обнаженная и вся покрытая синяками.

Элис опять задумалась о японской сказке, в этот раз взглянув на нее в совсем другом, беспощадном свете: она не была ни художником с кистью, ни золотом. Она была теми кусочками, которые собирались и разбивались снова и снова. Как ее мать, которая никак не могла выкарабкаться к жизни, идущей над мужчиной, который постоянно сбрасывал и разбивал ее. Как Цветы, которые приходили в Торнфилд в поисках безопасности. Все это время она не давала себе это увидеть.

– Оставленная, исцеленная, – пожала она плечами, – параллель неплохая, правда?

Пип вертелась вокруг Элис и лизала ей лицо. Элис стерла слезы, думая о том, что Джун была бы в восторге от Пип. Как была и от Гарри. Воспоминание о Джун, гуляющей с Гарри среди цветущих полей, потянуло за собой цепочку других. Тот день, когда Джун отвезла Элис в школу, и как они вместе хихикали, когда Гарри испортил воздух. Ночь перед ее десятым днем рождения, когда Элис, ворочаясь в полусне с Гарри под боком, увидела, как Джун склонилась над столом и укладывала праздничный подарок-сюрприз. Утро, когда Элис вернулась с экзамена по вождению и увидела Джун с Гарри, ожидающих ее на полицейской автостоянке. Улыбка Элис померкла, когда она вспомнила свою последнюю ночь в Торнфилде; Гарри больше не было, а от Джун осталась лишь пошатывающаяся, пьяная тень, безнадежная и сломленная после ухода Элис. Это было последнее воспоминание Элис о Джун. Больше они не виделись.

Элис съежилась на земле, подкошенная непреклонным осознанием того, что ей не к кому пойти и для нее нет места, где бы она чувствовала себя в безопасности. Пип, не менее огорченная, завыла.

– Все в порядке, – сказала Элис, поглаживая ее по бокам. – Все в порядке.

Она сделала несколько глубоких медленных вдохов, стараясь успокоиться, чтобы связанно мыслить. Ей надо было решить, куда ехать, хотя бы на ближайшую ночь.

Когда Элис встала отряхнуться, воспоминание из того утра, когда приехали Твиг и Кэнди, накрыло ее.

Когда ты будешь готова, – сказала Твиг, – там все, что тебе нужно.

Элис обернулась к своему грузовику, пораженная внезапным осознанием. Она побежала по дюнам, Пип неслась рядом с ней. Оказавшись у грузовика, она спешно открыла бардачок, схватила лежавший там конверт и надорвала его, вытряхнув оттуда пачку сложенных бумаг.

Она просмотрела каждую страницу, пробегая глазами по словам.

Она перечитывала бумаги снова и снова, с недоверием качая головой, пока слова не начали обретать смысл и казаться правдой. Она водила по ним пальцем. Они определенно были там, на бумаге.

– Черт, – прошептала она.

Пип гавкнула, словно соглашаясь.

Элис запихнула конверт обратно в бардачок. Она повернула ключ в зажигании, завела грузовик и надавила на газ. Она неслась по шоссе, и солнце светило ей в спину.

Может быть, иногда нужно вернуться назад, чтобы найти путь вперед.

* * *

Лулу сидела на дюне в ожидании Эйдана, который должен был вернуться с вечернего патруля. Обхватив колени руками, она потягивала вино и шевелила пальцами ног в теплом красном песочке.

Хотя звезды в вышине ярко сияли, Лулу сосредоточилась не на ночном небе. Вместо этого она смотрела на гирлянду сияющих огоньков, которые оставила за собой Элис.

После того как Сара уволила Элис, Лулу отвезла ее домой упаковывать вещи. Она слышала их разговор. Сара сказала, что Элис повезло: две жалобы с разницей в несколько дней и, несмотря на долгие обсуждения, ни одного взыскания. За то время, что Лулу помогала Элис распихивать в случайном порядке ее жизнь по коробкам, Элис почти ничего не сказала. Она попыталась вернуть Лулу принт с Фридой Кало, но Лулу незаметно убрала его обратно в грузовик, когда Элис не видела.

– Ты дашь мне знать, где остановишься?

Элис кивнула, глядя на дорогу. Ее взгляд блуждал где-то далеко, Лулу прежде не видела у нее такого.

– Почему ты тогда осталась здесь? – спросила Элис. – Почему не уехала? Когда он так с тобой поступил?

Какое-то время Лулу молчала.

– Потому что я говорила себе, что это моя вина, – сказала она. – Только так мне виделся в этом какой-то смысл. – Она втянула голову в плечи, словно не хотела слышать свои собственные ответы. – А потом я встретила Эйдана. Теперь у нас с ним общая жизнь здесь. А еще, – добавила она, – из-за звезд.

Лулу грустно рассмеялась. Что толку в даре предвидения, если по отношению к себе ты слеп?

Проводив взглядом Элис, удалявшуюся на своем грузовике, Лулу зашла в дом и подняла трубку, прежде чем успела отговорить себя от этого. Сара предложила ей зайти утром, в первое же окно в ее графике. Дрожа, Лулу взяла бутылку вина и бокал и вышла на дюны, где она налила себе достаточно, чтобы успокоить нервы, пока ждала Эйдана.

Вскоре его пикап задребезжал на подъездной дорожке. Бокал уже был пуст, она глотнула прямо из бутылки. Он подошел к задней двери, скинул с себя ботинки и вышел к ней. Его любящая улыбка успокоила ее. Голос абуэлы зазвенел в ушах: Поэтому мы и назвали тебя Волчонком. Твои инстинкты всегда укажут тебе дорогу, как звезды.

– Привет, красавица, – поздоровался Эйдан, присаживаясь рядом с ней.

Она поцеловала его и налила для него вина в свой пустой бокал.

– Ну и денек, – вздохнул он, отпивая. – В каком состоянии была Элис, когда уезжала?

Лулу смотрела на мерцающие огоньки гирлянды у дома Элис. Она покачала головой.

– Ты в порядке? – спросил он.

Она взяла у него бокал и выпила еще вина.

– Буду в порядке, – сказала она, поглядев на звезды.

Эйдан взял ее руку и стал выводить теплые кружочки пальцем у нее на ладони. Лулу почувствовала, как она наполняется любовью и благодарностью. Решившись однажды рассказать ему ту злосчастную историю о Дилане, которую она так долго от него таила, она знала, что он все сделает, чтобы поддержать ее. Она не сомневалась, что он согласится отказаться от жизни в пустыне. Она уже начала подыскивать для них работу в Тасмании; Эйдан всегда говорил о том, как ему хотелось бы там жить.

Лулу собралась с силами, прежде чем заговорить:

– У меня встреча с Сарой утром. Я должна кое-что рассказать ей, но прежде я должна рассказать тебе.

Он выжидательно посмотрел на нее.

В отдалении огоньки гирлянды Элис подрагивали, каждый из них был крошечным трепещущим язычком пламени, горящим в ночном небе.

* * *

К тому времени, как Элис добралась до Агнес-Блафф, небо уже было усеяно звездами. Она завернула к ветеринарной клинике и оставила двигатель включенным, выйдя из машины. Она остановилась у двери. Дотронулась пальцем до таблички с его именем на двери. Опустила конверт в прорезь для писем и проследила, как он упал на пол внутри, перевернувшись вверх адресом отправителя, написанным ее почерком.

Когда она ехала прочь, она думала о цветах, которые нарисовала для него. Пуговки Билли. Она рисовала их один за другим, яркие желтые шары на тонких стебельках, еще и еще, пока не заполнила ими всю страницу, оставив пустым лишь правый верхний угол, где она записала их значение.

Благодарность.