Значение: Сердце-беглец

Crotalaria Cunninghamii/От средних до западных штатов

Широко распространенный на песчаных почвах в зарослях малги и на песчаных дюнах, этот куст обладает толстыми полыми ветками, покрытыми мягкими волосками. Цветки напоминают по форме птичек, прицепленных клювами к центральному стеблю соцветия; желтовато-зеленые, с тонкими фиолетовыми прожилками. Цветет зимой и весной. Опыляется крупными пчелами и птицами .

Через три долгих дня в пути пейзаж из пыльного и бесплодного превратился в зеленый и сочный. В конце четвертого дня путешествия Элис свернула с шоссе и поехала по узкой дорожке вдоль берега, пока не доехала до маленького городка, который она покинула ребенком. Она стояла на центральном перекрестке, глядя, как мимо с грохотом катят фермерские грузовики. Главную улицу усеяли новые магазины: салон татуировок, магазин мобильных телефонов, бутик винтажной одежды и аутлет снаряжения для серфинга.

У нее за спиной зеленели стебли сахарного тростника, такие же наполненные жизнью, какими она их помнила. Тростник, казалось, стал пониже, но воздух был таким же сладким и влажным. Она представила себя семилетней, бегущей через высокие стебли, чтобы появиться в новом и чарующем мире за границами ее дома. Она обхватила себя руками. Словно желая приободрить ее, Пип лизнула ногу Элис.

– С вами все хорошо? Вы заблудились? – спросил ее дружелюбный голос.

Элис обернулась и увидела молодую женщину, прижимающую к бедру малыша.

– Все хорошо, спасибо, – ответила Элис.

Женщина улыбнулась, а ребенок что-то проворковал Пип. На светофоре женщине пришлось поставить ребенка на землю, чтобы нажать кнопку.

– Простите, – окликнула ее Элис; нервозность заставила ее спросить о том, что она и так знала. – В том здании через дорогу все еще находится библиотека?

– Да, конечно. – Женщина и малыш помахали ей на прощание, когда для пешеходов загорелся зеленый свет.

* * *

За прошедшие годы Салли Морган придумала так много сценариев, по которым разыгрывался бы тот день, когда она вновь встретилась бы с Элис Харт. Она никак не ожидала, что это произойдет так просто, обычным вечером вторника.

Занятия в школе закончились, в библиотеке было полно народу, Салли сидела на корточках возле полок с детской литературой, расставляя книги. Без видимой причины по позвоночнику у нее забегали мурашки.

Она медленно выпрямилась. Ей вспомнились потрепанные сандалии, выглядывающие из-под неряшливой ночной сорочки; взъерошенная голова, склонившаяся над библиотечными книжками; ямочка на щеке; ее горящие зеленые глаза; ее темные волосы, ниспадающие с края больничной койки; щелканье и гул вентилятора, который поддерживал дыхание в ее легких, двигаясь вверх-вниз; ее скулы, такие острые, такое исхудалое юное лицо; тоненькие фиолетовые вены в ее бледных веках.

Салли осторожно пошла между книжными полками. Она не замечала ничего необычного. Ничего выбивающегося из привычного хода вещей. Она просто устала, заключила Салли. Когда она уставала, она всегда была более уязвима для прошлого. Тем не менее она никак не могла перестать оглядываться по сторонам.

Люди, просматривающие полки с книгами. Родители с детьми. Старшеклассники, толпящиеся группами и хихикающие над своими книгами.

Ничего особенного. Еще один такой же день, как все другие. Ее пульс начал замедляться.

Упрекая себя за глупые надежды, Салли прошла мимо полок к столу, собирая оставленные книги. От разочарования ее щеки горели.

Свет угасающего дня лился через витражные окна. Когда Салли шла к столу, луч аквамаринового цвета скользнул с хвоста Русалочки и попал ей в глаза. Она сделала шаг в сторону, заслоняя лицо от сияния. А когда она снова подняла взгляд, то увидела маленькую и горячо любимую девочку, которая смотрела на нее глазами женщины, забрызганной грязью и стоявшей прямо перед ней. Книги, которые она держала в руках, попадали на пол.

Двадцать лет Салли ждала момента, когда Элис Харт снова упадет в ее жизнь, как звезда.

И вот она была там.

* * *

Элис ехала следом за хэтчбеком Салли, прокручивая в голове сцену в библиотеке. Когда Салли заметила ее, ее глаза расфокусировались, как если бы она смотрела сквозь Элис, но потом она поспешно заключила ее в крепкие объятия, качая ее и повторяя ее имя. Элис стояла в замешательстве, ошеломленная воспоминаниями о парфюме Салли с запахом роз, не зная, как реагировать.

– Дай мне посмотреть на тебя! – воскликнула Салли, шмыгая носом и вытирая щеки. – Какая ты красавица.

Элис вспыхнула от удовольствия, сама не ожидая этого.

– Как все-таки насчет той чашечки чая, а? Спустя все эти годы? – спросила Салли, ее глаза сияли.

Элис застенчиво кивнула.

– Внимание, боюсь, что сегодня библиотека закрывается рано, – объявила Салли.

Она выпроводила всех из библиотеки и вывела Элис на парковку.

– Элис, поезжай за мной, дорогая.

Элис припарковалась возле машины Салли перед коттеджем на скале с видом на океан. Вокруг дома шла деревянная веранда, увитая душистыми лозами франжипани. С крыши свешивались ниточки музыкальной подвески из ракушек, морского стекла и палочек. В саду цвела розовая гревиллея. По траве под серебристой мимозой расхаживали куры.

– Ух ты, – пробормотала Элис.

– Входи, – позвала Салли и помахала рукой, – давай нальем что-нибудь попить твоей маленькой собачке.

В доме Элис присела за кухонный стол, а Пип пристроилась у ее ног. Салли сделала чай и достала из шкафчика фруктовый кекс, который она нарезала и намазала сливочным маслом. Снаружи ревел океан. Салли выдвинула стул и села, пододвинув к Элис тарелку с дымящейся чашкой чая.

– Поешь что-нибудь, – настояла она.

Элис поразило ощущение комфорта, которое она испытывала рядом с Салли. Они встречались всего один раз двадцать лет назад, и тем не менее сейчас Салли принимала ее с такой радостью у себя дома, словно она была давно потерянным и найденным членом семьи.

Она надкусила кекс. Салли сделала то же самое и отпила из чашки, не отрывая глаз от Элис. Они сидели в уютной тишине. Шум океана был таким близким, словно он плескался прямо в доме. Воспоминания нахлынули на Элис, как стремнина. В глазах у нее зарябило. Она схватилась за стол, чтобы удержать равновесие, – голова у нее кружилась все сильнее и сильнее.

– Элис? – встревоженно позвала Салли.

Она попыталась говорить, но только хрипела. Салли обняла Элис и стала растирать ей спину.

– Ох, маленькая, успокойся. Давай, глубокий вдох.

Элис смотрела на океан, глубоко дыша, следуя за серебряной линией волн, которые, сине-зеленые, обрушивались на берег. Пустыня – это древний сон о море. Его голос пронзил ее. Нгаюку пинта-пинта. Она танцевала, босая, вокруг их зимнего костра, его взгляд скользил по ее телу, наблюдая, как она кружится в язычках пламени, вбирая ее в себя. Нгаюку пинта-пинта. Моя бабочка.

– Дыши глубже, Элис. Сосредоточься на моем голосе. Следуй за моим голосом. – Салли держала ее, и к ней возвращались воспоминания.

Следуй за моим голосом. Океан огня. Спящая красавица. Вспыхнувшие перья. Хлоп, хлоп, вжжжих. Вверх, вверх, прочь.

Элис вцепилась в Салли, сжимая в кулаках ее футболку. Ей неожиданно стало страшно, что если она не сможет за что-то зацепиться, то рассыплется на части, упадет со скалы, выпадет за границу мира.

* * *

Сумерки. Салли приготовила суп с луком-пореем и картофелем, пока Элис лежала на кушетке, наблюдая, как солнце заканчивает разрисовывать облака и передает свою кисть звездам.

Они ели молча, между ними повисла тишина, наполненная стуком столовых приборов о фарфор, звоном музыкальной подвески, гулом моря, кудахтаньем кур и зевками Пип.

– Тебе нужно будет место, где остановиться, – сказала Салли, вытирая руки о салфетку.

Элис оторвала кусочек хлеба и собрала им остатки супа. Она кивнула, жуя.

– У меня здесь места больше, чем мне нужно, – предложила Салли. – Пустующая комната полностью твоя. Утром она вся наполняется светом, и из нее видны сад и море. – Женщина повертела в пальцах ложку. – Кровать уже постелена.

– Я не могу…

Салли потянулась и накрыла руку Элис своей. Тепло поднялось по руке Элис.

– Спасибо, Салли.

Салли подняла свой стакан, кивнув.

– За тебя, – сказала она со слезами на глазах.

Элис последовала ее примеру.

– И за тебя, – ответила она.

* * *

Когда с ужином было покончено, Салли отвела Элис в ее комнату, дала ей пушистые полотенца и невероятно мягкие подушки. – У вас обеих есть все, что надо? – Салли потрепала уши Пип. Элис кивнула. – Тогда увидимся утром, – она обняла Элис.

– Увидимся утром.

Элис выключила свет и оставила занавески отдернутыми. Лунный свет лился в окна. Из комнаты открывался широкий вид на море. Она легла в кровать и притянула Пип поближе, прижав ее к себе и крепко обнимая, пока слезы то убывали, то лились потоком.

* * *

На следующее утро Элис пошарила на кухне, сделала себе кофе и вышла с ним на улицу еще до того, как Салли проснулась. Она наслаждалась одиночеством. На ясном голубом небе не было ни облачка. Внизу сверкало безмятежное море. Пип гонялась за своим хвостом. Пчелы вились над цветущими Лилли Пилли. Элис улыбнулась. Она зевнула и потерла глаза. Ночью она спала урывками; океан и ее воспоминания были слишком громкими. Элис брела по саду Салли, отхлебывая кофе, останавливаясь, чтобы рассмотреть гревиллею и поболтать с курами. Когда солнце стало достаточно жарким и Элис почувствовала напряжение в спине, она заметила свежую аллею с тропическими растениями в горшках, расставленными вдоль дома: монстера, райская птица, агава, плоскорог и папоротники.

Элис переполнял восторг; это был садик внутри сада, сделанный так скрупулезно и поддерживаемый в таком идеальном состоянии, на фоне дикой красоты вокруг него. Прихотливые сочетания зеленого. Разнообразие блестящей листвы. Но когда Элис глубже зашла в сад, ее восторг начал выветриваться. Она крепко сжала ручку чашки. В некоторых горшках из земли торчали поломанные и выцветшие детские игрушки: русалочка с поднятой рукой, морская раковина, улыбающийся дельфин, морская звезда. Шаги Элис замерли.

В центре сада она увидела деревянную статую в человеческий рост. Это была маленькая девочка, держащая цветок на вытянутых руках. Элис уже видела эту статую.

– Элис.

Элис обернулась, ее сердце бешено колотилось. В конце аллеи стояла Салли, ее лицо выглядело помятым со сна, на нем лежала печать грусти.

– Какого черта это делает здесь? – спросила Элис, ее голос был слишком высоким, рука дрожала, указывая на статую. – Почему у тебя здесь статуя, которую вырезал папа?

Салли сделала шаг назад.

– Пойдем внутрь. – Элис не ответила. – Пойдем, Элис. Я сделаю еще кофе. Мы сядем и поговорим.

* * *

Внутри Салли поставила на столик возле кушетки свежесваренный кофе и жестом предложила Элис присесть. Она повиновалась.

– Боже. – Салли неловко рассмеялась. – Я столько лет мечтала поговорить с тобой об этом, и вот теперь не могу выдавить из себя ни слова. – Она потерла руки. – Дело в том, что я не знаю, с чего начать. Может быть, ты будешь задавать вопросы, Элис, обо всем, что тебе хочется узнать, с этого и начнем.

Элис подалась вперед, стараясь говорить ровным голосом.

– Начни с того, почему у тебя в саду одна из папиных статуй, изображающих меня, – сказала она. – Или начни с того, почему мама завещала тебе стать опекуншей для меня и моего брата.

Вопросы, которые она носила в себе с того момента, как открыла конверт Твиг, выплеснулись в один момент.

Салли побледнела.

– Ух ты, – сказала она. – Ну хорошо.

Элис нервно задергала ногой, когда в ее сознании проплыла фраза из завещания матери: «Если Джун Харт не будет иметь возможности вырастить моих детей, я, Агнес Харт, этим документом передаю опекунство над ними Салли Морган».

– Ты знала ее? Мою маму? – настойчиво спросила Элис.

– Нет, – ответила она. – Нет, Элис. Не совсем. Мы разве что иногда случайно проходили друг мимо друга в городе.

Элис тряхнула головой.

– Это бессмыслица. Почему тогда она оставила нас тебе?

– Я не знала твою мать, но она знала меня, Элис, – сказала Салли. – Это она знала меня.

– Я не понимаю, что это значит.

Ее сердце щемило, словно ему не хватало места под ребрами.

– В молодости, – медленно начала Салли, – я влюбилась. Влюбилась в мужчину, который не мог принадлежать мне. – Она тряхнула головой. – Мне было восемнадцать. У меня никогда не было парня. Я время от времени сталкивалась с твоим отцом. Он был новым фермером на тростниковых плантациях. Тихий, трудолюбивый, задумчивый. Он был себе на уме. Что-то в нем было, пожалуй. – Она помедлила. – Я долгое время наблюдала за ним издалека. Все мало что о нем знали. Обручального кольца на пальце у него не было. Это была всего одна ночь. Всего одна. Я была в пабе с подружками, немного перебрала шенди и осмелела. Я подошла к нему и спросила, могу ли я угостить его пивом… Два месяца спустя я узнала, что беременна.

Элис пораженно уставилась на нее.

– Когда это случилось?

– Через год после твоего рождения, когда…

– Нет! – перебила Элис. – Этого не может быть.

Салли торжественно кивнула.

– Боюсь, что может.

– Нет, – повторила Элис.

В рассказах матери никогда не появлялась сестра. Мама не могла знать о Салли.

Салли ждала, ее лицо было открытым, взгляд отяжелел.

У Элис голова шла кругом.

– У тебя ребенок от моего отца?

– Был, – прошептала Салли, – был ребенок. – Она посмотрела на свои руки. – Джиллиан умерла, когда ей было пять. Лейкемия.

Элис не могла заставить себя заговорить.

– Я рассказала Клему о Джилли, когда она родилась, просто для того, чтобы он знал о ней, я ничего от него не ждала. Но все-таки любовь ребенка меняет тебя. Я не могла перестать надеяться, что он признает ее. В ночь, когда она умерла, как бы жутко это ни звучало, я послала ему прядь ее волос, перевязанную одной из ее любимых ленточек. Хотя Клем ничего не сделал для нее, пока она была жива, мне хотелось, чтобы у него осталось что-нибудь от нее. По правде говоря, я была не в состоянии ясно мыслить. Я была зла. Я хотела причинить ему боль, наказать его, напомнить ему ее смертью, что при жизни он игнорировал ее.

В ноздри Элис ударил запах керосина, когда она вспомнила, как открыла ящик отцовского верстака и нашла там фотографию Торнфилда и локон, перевязанный выцветшей лентой. Локон Джиллиан. Локон ее сестры.

– Статуя Джилли ждала меня у входной двери, когда я вернулась домой с похорон, – сказала Салли.

В памяти Элис вспыхнула керосиновая лампа, осветив деревянные статуи Джун и маленькой девочки, которую Элис ошибочно принимала за себя.

– Твоя мама приходила на похороны.

Элис резко взглянула на Салли.

– Я видела ее, – продолжила Салли, – в конце процессии. Я не смогла найти ее после службы. Она оставила растение в горшке на могиле и карточку, в которой это растение посвящалось Джилли, подписана она была твоим именем.

Элис всхлипнула, закрыв лицо руками, представляя, чего стоило маме добраться до города, пойти на похороны и вернуться домой так, чтобы папа не узнал. Как тяжело ей было узнать о предательстве и все же найти силы для сочувствия Салли. Элис представила себе боль, которую, должно быть, испытывала ее мать, зная, что Элис никогда не встретится со своей сводной сестрой. Веру матери в порядочность Салли; степень отчаяния, до которой надо было дойти, чтобы поручить опекунство над детьми Салли. Степень страха, до которой нужно было дойти, чтобы написать завещание.

– Что за растение?

– Прости?

– Что за растение мама оставила на могиле?

Салли открыла окно и высунулась в него, чтобы сорвать персикового оттенка цветок с пышно цветущего куста. Она протянула его Элис.

– Приморский гибискус.

Элис тихо заплакала, вспомнив корону из цветов, которую мать сплела для нее тогда. Вспомнив ее значение в Словаре Торнфилда: Любовь связывает нас в вечности.

– Год спустя ты появилась в библиотеке, – продолжила Салли, – и я сразу тебя узнала. Я поняла, что ты дочь Клема и Агнес. Старшая сестренка моей Джилли. После пожара я решила присматривать за тобой.

– Присматривать за мной?

– Я была там, в больнице, – голос Салли стал почти неслышным, – сидела с тобой, пока ты была в коме. Читала тебе сказки.

Следуй за моим голосом, Элис, я тут.

– Я прислала тебе коробку книжек… – Салли запнулась.

Ее детские книжки, о которых ей сказали, что это подарок от Джун.

– Я оставалась с тобой, пока не узнала, что за тобой приедет Джун. После того как ты уехала с ней, мне позвонила медсестра и сказала, что твой брат выжил, но Джун не забрала его. Потом со мной связался адвокат по поводу завещания Агнес… Я, тем не менее, попросила Джона выяснить, где ты находилась. Мне нужно было знать, что с тобой все в порядке. Узнав, что ты в Торнфилде, я заставила себя принять требования Джун и примириться с таким положением вещей.

Элис посмотрела на нее без всякого выражения.

– Какие требования? – спросила она.

Салли вгляделась в ее лицо.

– О, Элис, – сказала она, помедлив.

– Какие требования, Салли?

– Джун дала понять, что не хочет никаких контактов между тобой и мной или твоим братом.

– Дала понять?

Салли побледнела.

– Я отправляла письма, Элис. Годами. Письма и фотографии твоего брата, рассказывающие, как он растет. Мне всегда хотелось выйти на связь с тобой, но я ни разу не получила ответа. Джун была твоей законной опекуншей, я не могла давить на нее. У меня не было такой власти. Единственное, что я могла, – это убедиться, что не стала причиной дополнительных страданий. Особенно для тебя или твоего брата.

Элис издала стон. Ей вдруг стало нечем дышать, она подошла к окну и прижалась лбом к прохладному стеклу.

Через некоторое время Салли прочистила горло.

– Твой брат вырос, зная, что его усыновили. Я не стала бы поступать иначе, – сказала она тихо. – Он всегда знал о твоем существовании.

Элис обернулась.

– Ему скоро будет двадцать. У него такая нежная душа. Недавно он переехал и живет теперь со своей девушкой, работает ландшафтным дизайнером. Счастливее всего он, когда работает в саду.

Элис упала на кушетку.

– Как его зовут? – прошептала она.

– Я назвала его Чарли, – сказала Салли, улыбнувшись первый раз за утро.