Дхарма и искусство

Подлинное искусство говорит правду.

Люди часто начинают с искусства и благодаря ему открывают Дхарму. Но наш подход иной: мы начнём с Дхармы, а затем постараемся посмотреть, есть ли в ней какое-либо искусство. Мы начнём с самого начала, прямо с главного вопроса, то есть вопроса о том, кто мы такие, что мы такое и что мы пытаемся сделать в контексте искусства. Поэтому, когда мы говорим о дхармическом искусстве, необходимо некоторое знакомство с Дхармой и понимание того, почему она является искусством, что само по себе вопрос интересный.

Некоторые говорят, что искусство – это способ самовыражения, который трогает других людей. Иные скажут, что искусство – это открытие, которое они совершили на пустом месте, и отсюда они нашли свой способ взаимодействия с другими людьми. Кто-то скажет, что искусство – это чистая спонтанность: если они спонтанны, то это и есть искусство. Но со всеми этими концепциями искусства есть свои проблемы. Прежде всего мы должны посмотреть на намерение или мотивацию такого творчества. Мотивацией может быть утрата чувства идентичности. Ты утратил связь с остальным миром и не можешь ни с кем подружиться. Ты можешь быть больным, сумасшедшим или вконец запутавшимся человеком, но ты нашёл одну связующую нить, свой талант, своё творчество – и потому стараешься за это держаться. В этом случае ты пытаешься установить связь с остальным миром, демонстрируя свой талант, рассматривая его как спасительную благодать, как брошенную утопающему верёвку. Это твой последний шанс.

Иногда люди становятся знаменитыми художниками из-за качества их работ. Люди покупают их произведения; они не покупают самого художника. Они вбегают в студию художника, покупают его произведения и поскорее убираются, не заглядывая в личность автора. В иных случаях люди используют свои произведения искусства как визитную карточку, своего рода аперитив. Их искусство отражает их личность, поэтому они начинают нравиться людям, и те принимают художника благодаря его искусству. Их искусство становится способом притягивать людей к себе. Некоторые художники – отшельники, которым просто нравится работать над своими произведениями, они не думают о продаже своих работ. Зачастую такие художники вообще отказываются продавать или выставлять свои произведения. Их единственным занятием или удовольствием является создание самого произведения искусства. Эти художники следуют одиночному стилю носорога.

Существуют сотни миллионов типов художников и творческих подходов. Некоторые художники очень невротичны; другие – в гораздо меньшей степени. Зачастую они очень индивидуалистичны, и у многих из них пропаганда собственного эго просто вопиет, восхваляя их собственные цвета, формы и звуки. Я, кстати, не пытаюсь уничижать художников. Но мы должны видеть, сколько невроза проступает из их произведений. Вполне уверенно можно сказать, что сейчас шестьдесят процентов всех произведений искусства невротичны. Остальное можно признать достойным продуктом.

Проблема коренится в том, что мы наклеиваем на себя ярлык художника. Когда мы начинаем так себя обозначать – «я поэт, музыкант, художник, скульптор, гончар», что угодно – это мешает нам выйти за пределы таких рамок. Это чревато всяческими невротическими возможностями: цепляние за глину ради создания горшка, цепляние за холст, чтобы написать картину, цепляние за музыкальный инструмент, чтобы извлечь звук. В теистическом мире мы никогда не видим средств за пределами текущей ситуации, и это проблема. Например, только родившись, ты сразу тянешься к материнской груди; ты стараешься сделать это как можно скорее, так что времени подумать о своём рождении у тебя не остаётся. Затем кто-то должен найти подгузник, которой удержит с другого конца твои выделения сливочного или горчичного цвета. Мы действуем так уже очень давно, как в физическом процессе взросления, так и когда занимаемся искусством. Мы цепляемся за имеющиеся средства как за подтверждение себя, поэтому у нас нет никакого пространства для расширения за пределы уже имеющегося. Это проблема. С другой стороны, это может стать и источником возможностей.

Слово «художник» – не торговая марка. Проблема двадцатого века в том, что все вдруг стали товаром, наёмниками, каждому нужен ярлык: ты или зубной врач, или художник, или сантехник, или посудомойка, или ещё кто-то. А из них всех самая большая проблема – ярлык «художника». Даже если ты считаешь себя художником, то при заполнении графы «занятость», прошу, не пиши «художник». Ты можешь быть самым великим художником, но это не означает, что надо писать «художник» как свой род занятий. Это абсурд! Напиши вместо этого «домохозяйка» или «бизнес-леди» – это гораздо лучше, чем называть себя художником. Объявлять себя художником чревато, потому что это означает, что ты ограничиваешь себя исключительно искусством в буквальном смысле как чем-то необычайным и замечательным. Но с моей точки зрения, а также исходя из того, что мне говорит моё обучение, когда ты довёл своё искусство до совершенства и развил свою чувствительность, ты не можешь себя называть вообще никем!

«Дхарма» означает «норма» или «истина». Её также определяют как умиротворённость и прохладу, потому что она уменьшает жар невроза, жар агрессии, страсти и неведения. Поэтому Дхарма очень простая, очень обыкновенная. Это этап, предшествующий прикосновению к своей кисти, глине, холсту, – очень простой, мирный и прохладный, свободный от невроза.

Невроз – это то, что создаёт препятствия для правильного и полного восприятия мира явлений, которое должно быть у истинного художника. Основным препятствием для ясного восприятия является вездесущее беспокойство, которое не даёт нам взаимодействовать с самим собой или с внешним миром. Присутствует постоянная тревожность, и из этой тревожности возникает ощущение жара. Мы словно вошли в нагретую комнату – чувствуем клаустрофобию и отсутствие свежего воздуха. Эта клаустрофобия заставляет нас сокращать свои чувственные восприятия. При стопроцентной клаустрофобии – полном жаре невроза – мы не можем видеть, не чувствуем ни запаха, ни вкуса, не слышим, ничего не ощущаем. Наши чувственные восприятия анестезированы, а это огромное препятствие для художественной работы.

Сегодня мы говорим об искусстве как о базовом понимании Дхармы. Временами у нас могут быть трудности с этим фундаментальным пониманием, так как нам хочется найти какой-нибудь приёмчик. Например, ты можешь пойти в горы, поймать детёныша обезьяны и принести его домой в надежде, что крохотная мартышка будет играть у тебя на плече, носиться по двору и развлекаться на кухне. Ты надеешься, что она облегчит твою клаустрофобию, жар твоего невроза. Когда малыш сначала решает пойти с тобой, он может вести себя вполне пристойно. Но со временем он становится продолжением твоего невроза, потому что сила твоего невроза огромна и очень действенна. Так что мартышка становится продолжением твоего невроза, точно так же, как и твои художественные работы.

Некоторые люди говорят, что без невроза они не стали бы хорошими художниками. Такой взгляд на искусство противоположен чувству умиротворённости и прохлады. Он разрушает саму возможность наличия в нас внутренне присущей красоты. В основе своей искусство есть выражение безусловной красоты, которая превосходит обычную красоту хорошего и плохого. Из этой безусловной красоты, мирной и прохладной, возникает возможность расслабиться и в результате безошибочно воспринимать мир явлений и собственные ощущения. Это не вопрос таланта. У каждого есть стремление к внутренне присущим красоте и добру, и талант автоматически этому сопутствует. Когда твой зрительный и слуховой мир идеально сонастроены и у тебя есть чувство юмора, ты способен воспринимать мир явлений полностью и истинно. Это и есть талант. Талант проистекает из понимания изначальной красоты и изначального добра, возникающих из глубинной умиротворённости и невозмутимости Дхармы.

Когда мы начинаем воспринимать мир явлений с этим чувством изначального добра, мира и красоты, конфликт начинает угасать, а мы начинаем воспринимать свой мир ясно и полностью. Нет вопросов и нет препятствий. По мере угасания беспокойства чувственные восприятия становятся всё более и более удобной основой для работы, потому что ни один невроз их теперь не искажает. С таким пониманием практика медитации становится очень сильной. Через практику медитации мы можем взаимодействовать со своими мыслями, умом и дыханием и начинаем открывать ясность своих чувственных восприятий и процесса мышления. Основа истинного художника включает умиротворённость и прохладу, а также безусловную красоту. Она свободна от невроза. Эта основа даёт нам возможность стать дхармическими людьми.

Из этой основы, которая зиждется на практике медитации, мы можем разрастись и ощутить, кем и чем мы на самом деле являемся. Сидячая практика – это способ открыть самого себя. Данный подход – вовсе не моё изобретение. Он совместим с христианством и иными мистическими традициями. Квакеры и шейкеры взрастили традиции внезапного пробуждения в определённый момент для соединения с Богом. Когда они пробуждены, они совершенно теряют точку отсчёта, они мгновенно становятся нетеистичными. По этой причине они считаются хорошими христианами! То же самое касается иудаизма и исламской традиции. В таких мистических традициях, где есть высший момент включения, твой ум оказывается мгновенно открыт. Ничего не происходит, поэтому происходит всё. Потом, в запоздалых мыслях мы пытаемся возобновить себя прежнего, быть тем-то и тем-то, что выглядит весьма постыдно, неприглядно и проблематично – мы похожи на кота, который, погадив на землю, пригребает результат землёй.

Когда мы начинаем осознавать, что принцип дхармического искусства уже существует внутри нас, жар невроза охлаждается и возникает чистое прозрение. Так как покой существует вне невроза, нам всё начинает нравиться. Можно с уверенностью сказать, что принцип искусства связан с такой идеей доверия и расслабленности. Такое доверие к себе появляется из осознания, что мы не обязаны приносить себя в жертву неврозу. А расслабление возможно потому, что такое доверие стало частью нашего бытия. Поэтому мы чувствуем, что можем себе позволить полностью открыть глаза и все врата чувственного восприятия.

Когда в нас созревает расслабленность, мы психологически ощущаем себя лучше, так как мы отпустили невроз и пережили чувство окружающего нас пространства и прохладного свежего воздуха. Мы чувствуем, что наше бытие имеет ценность. И мы чувствуем, что наше общение с другими тоже может иметь ценность, быть чистым и хорошим. В целом мы начинаем чувствовать, что мы никого не обманываем; мы ничего с ходу не изобретаем. Мы начинаем чувствовать, что мы совершенно искренние. С такой точки зрения одним из основных принципов художественного произведения есть отсутствие лжи. Подлинное искусство говорит правду.

С учётом этого такое явление, как поэтическая вольность, вызывает сомнения. Растягивание своей логики до крайности и поддержка себя или других через потакание в любом своём проявлении, или потому, что ты хороший, популярный и технически прав, совершенно неприменимы к дхармическому искусству. Всё должно совершаться с искренностью, так, как оно действительно есть, во имя изначальной красоты и изначального добра. Всякий раз, когда изначальная красота или изначальное добро не выражаются, то, что ты делаешь, невротично и пагубно. Недопустимо разрушать людей своим искусством, посредством поэтических вольностей.

Некоторые художники чувствуют, что у них есть право создавать невроз в своих работах во имя искусства. Многие именно это и делали – и преуспели, потому что когда ты привязываешь себя к неврозам других, ты обречён на успех. Взращивать здравомыслие других людей, конечно же, труднее. Тем не менее нельзя слёту хвататься за лёгкое решение ради того, чтобы заработать кучу денег или сделать себе громкое имя. В тебе должна быть глубинная целостность поддержки человеческого общества в состоянии здравомыслия. Только таким может быть единственно верный формат творческой деятельности. Назначение художественной работы – это действие бодхисаттвы. Это значит, что все твои действия изготовления, проявления, демонстрации и исполнения должны быть нацелены на пробуждение людей от их невроза.

Быть художником – это не род профессиональной деятельности, это твоя жизнь, всё твоё бытие. С того момента, как ты проснулся утром, когда зазвенел будильник, и до того момента, как ты лёг в постель, каждое переживаемое тобой восприятие есть выражение видения – льющийся в окно свет, закипающий чайник, шипение ветчины на сковороде, то, как, зевая и потягиваясь, встают твои дети и как жена в халате спускается на кухню. Если ты ограничишь это словами «Я художник», это будет ужасно. Это проявление неуважения к своей дисциплине. С уверенностью можно сказать, что такой вещи, как художник, или художничество, не существует вообще. Есть просто искусство, дхармическое искусство, хотелось бы надеяться.

Мой первый важный проект здесь – это дать каждому понять, что дхармическое искусство означает отказ от привнесения ещё большего количества загрязнений в общество; дхармическое искусство означает создание большего видения и большего здравомыслия. Это очень важный момент. Я хотел бы повторить это снова, снова и снова, чтобы мы понимали, куда движемся. Я здесь не для того, чтобы представить вам буддийские штучки, чтобы вы могли придать своим художественным работам лишнего пафоса, рассказывая, что вы учились у буддийского мастера и причастны к буддийскому миру. Наоборот, мы как раз стремимся быть очень искренними, благожелательными и простыми, чтобы не порождать страсть, агрессию и неведение в самих себе и в аудитории. Это очень важный момент, и ужасу моему не было бы предела, если бы мы добились противоположного результата. Я бы немедленно совершил сэппуку.

 

Создание

Быть художником – это не род занятий, не профессия; это твоя жизнь, всё твоё бытие.

Можно сказать, что для творческой деятельности принципы неба, земли и человека являются основными. Хотя этот принцип и звучит так, будто он касается визуального искусства, его также можно применить к искусству, воспринимаемому на слух – например поэзии или музыке, – а также к физическому или трёхмерному искусству. Принцип неба, земли и человека распространяется на каллиграфию, живопись, оформление интерьера, строительство городов, создание неба и земли, разработку самолёта или океанского лайнера, организацию мытья посуды и выбор того, какие тарелки мыть первыми, или уборку помещения пылесосом. Принцип неба, земли и человека полностью объемлет все эти произведения искусства.

Принцип неба, земли и человека восходит к китайской традиции, а дальнейшее своё развитие он получил в Японии. Сейчас выражение «небо, земля и человек» сильно связаны с традицией икебаны, японским искусством цветочной композиции, но мы не должны ограничивать его только этим. Если исследовать архитектурное видение такого места, как университет Наланда в Индии, или если посетить Бодхгаю с её ступой и рассмотреть структуру этого сооружения, или структуры буддийских и индуистских храмов в Индонезии, то будет видно, что они все основаны на принципе неба, земли и человека. Этот принцип прослеживается также и в оформлении интерьеров храмов, построенных в средние века и занятых группами практикующих: монахами, учениками-мирянами и их учителем. Принцип неба, земли и человека также отражается в устройстве дворов императоров Китая, Японии и Кореи и в их официальной иерархии, куда входят император, императрица, министры, подданные и так далее. В верховой езде лошадь, наездник и его действия связаны с принципом неба, земли и человека, и это также распространяется на стрельбу из лука и фехтование. Какой бы традиционной практикой мы ни занимались, будь то западной или восточной, она всегда содержит в себе основной принцип неба, земли и человека. Сейчас мы говорим об этом принципе с точки зрения художника, а не аудитории.

В концепции неба, земли и человека первый аспект – это небо. Принцип неба связан с не-мыслью, или видением. Идея неба – это как если бы тебе дали большой холст, все масляные краски и хорошую кисть. Перед тобой стоит мольберт, ты в рабочей одежде и готов писать. В этот момент ты пугаешься, ты струхнул и не знаешь, что делать. Приходит мысль: «Может, ну его, лучше попить кофейку?» Или, скажем, перед тобой на столе чистые листы бумаги и ручка, и ты собираешься написать стихотворение. Ты берёшь ручку с глубоким вздохом – тебе нечего сказать. Или ты берёшь свой инструмент и не знаешь, какую ноту извлечь. Это первое пространство и есть небо, и это лучше всего. Это, кстати, не возвращение на более раннюю стадию; это просто изначальное пространство, где ты понятия не имеешь, что оно собирается сделать или что ты собираешься с ним сделать или в него поместить. Этот первичный страх несоответствия можно считать небом, изначальным пространством, совершенным пространством. Такой страх знания – не столько страх, сколько промежуток в пространстве, который даёт тебе возможность отступить. Это твоё первое прозрение, что-то вроде положительного замешательства.

Затем, когда ты смотришь на свой холст или блокнот, у тебя появляется какая-то первая мысль, которую ты робко проверяешь. Начинаешь смешивать кистью краски или неуверенно царапать в блокноте. Изречение «Первая мысль – лучшая мысль!» есть выражение этого второго принципа, то есть земли.

Третий принцип называется человек. Принцип человека подтверждает соединение первичной паники принципа неба и «первой мысли – лучшей мысли» принципа земли. Ты начинаешь понимать, что у тебя есть вполне конкретная вещь, которую можно показать. В этот момент возникает чувство радости и лёгкая улыбка в уголках рта, лёгкое чувство юмора. Тебе действительно есть что сказать о том, что ты создаёшь. Это третий принцип, человек.

Итак, у нас есть небо, земля и человек. Чтобы иметь все три принципа, сначала необходимо иметь небо; затем у тебя должна быть земля, которая его дополняет; а когда уже есть и то, и другое, надо, чтобы был кто-то, кто мог бы занять это пространство, то есть человек. Это как творение, или возникновение. Этот принцип неба, земли и человека связан с идеальной формой художественной работы, хотя он и включает в себя гораздо больше. И в качестве напоминания: всё, о чём мы говорили, основывается на здоровье, идее совершенной невозмутимости и общем чувстве здравомыслия.

 

Восприятие

Существует такая вещь, как безусловное выражение, которое не возникает ни из тебя, ни из чего-либо ещё. Оно проявляется неизвестно откуда, как грибы в лесу, как град, как грозовой ливень.

Обсудив принцип неба, земли и человека в связи с процессом восприятия в создании художественной работы, мы можем обсудить, что происходит в человеке, который свидетельствует творческий процесс и произведение искусства. Сначала мы обсудили восприятие, а сейчас мы поговорим о воспринимающем, в такой последовательности. Под воспринимающим мы понимаем кого-то, кто свидетельствует искусство – или, в сущности, свидетельствует что угодно. Как мы вчера говорили, процесс восприятия связан с твоим состоянием ума, с общим художественным окружением и со сформированной концепцией искусства.

В обычном недхармическом мире люди судят о художественной работе по известности художника и объявленной цене. Положим, Пикассо сделал маленькую чёрточку в углу бумажки и подписался под ней – эта бумажка будет продана за большие деньги. Как художники, вы будете думать, что это верный подход, но остаётся совершенно непонятным, почему, когда ту же чёрточку может сделать любой другой человек, ты всё равно считаешь её великим произведением искусства, так как оно продаётся за миллионы долларов. Такого рода легковерность широко распространена, особенно здесь, в Америке.

Мы также связаны научным подходом, изобилующим фактами и цифрами. Если ты преподаёшь искусство в колледже, за стройную систему фактов и цифр тебя могут ценить больше, чем за художественный дар, превосходящий невротический уровень. Это всё равно, что требовать от теологов знания того, сколько именно часов провёл в молитвах Иисус Христос за всю свою жизнь. Если они дадут такую статистику, мы считаем их великими учителями теологии. Та же самая проблема есть и в иных художественных дисциплинах. Икебана, или японское искусство цветочной композиции, сейчас научно измеряется с целью определить, под каким углом лучше располагать ветви. Тот, кто помещает ветки в специальную фиксирующую щётку, или кэндзан, под правильным углом, считается наилучшим в деле цветочной композиции. Всё компьютеризовано. В стрельбе из лука для максимальной точности попадания ты используешь специальный прицел на своём луке, как если бы у тебя в руках была винтовка, а не лук со стрелой.

Мы упускаем невероятное количество спонтанности, излишне полагаясь на расчёты и научное мастерство, компьютеризованное знание. Конечно, всему этому тоже есть место: силу и точность художественной работы можно научно измерить. Но с точки зрения практикующего этот подход может всё настолько разбавить, что человек в итоге окажется просто ненужным. Величайшие произведения искусства могут создавать роботы, так как их легче запрограммировать, чем людей, которые обладают собственной индивидуальностью и не всегда поддаются влиянию извне. Произведение искусства должно быть и спонтанным, и точным. Благодаря своей спонтанности ты можешь быть точным. Излишне научный подход, сначала требующий точности, а затем уже некой запрограммированной спонтанности, сомнителен. Он может привести к уничтожению искусства.

Чтобы понять воспринимающего, или свидетеля искусства, важно обсудить восприятие вообще, наше восприятие, основанное на принципах видения и смотрения. С нетеистической точки зрения Буддадхармы мы вполне уверенно можем сказать, что сначала мы смотрим, а затем видим. Создаём мы произведение искусства или свидетельствуем его – сначала мы смотрим, а затем видим.

С теистической точки зрения можно сказать, что сначала мы видим, а затем смотрим, что само по себе интересная перестановка – или запоздалая

реакция. Проблема с этим подходом в том, что когда мы видим, мы также стараемся и смотреть, и мы понятия не имеем, на что же это мы пытаемся смотреть. Если мы будем смотреть всюду, мы, может, и найдём хороший ответ – но гораздо вероятнее, что мы не получим вообще никакого ответа. Мы запутались, потому что сначала мы что-то увидели, а затем попытались посмотреть на это, что похоже на попытки поймать рыбу голыми руками. Это очень скользкая ситуация – попытки ухватить мир явлений таким образом. Мир явлений вовсе не такой податливый. Каждый раз, когда мы пытаемся его ухватить, мы его упускаем, а иногда и вовсе промахиваемся. Мы можем браться за него совершенно не с той стороны. Это очень смешно, но в то же время довольно грустно.

Идея смотреть на всё как есть – это очень важная концепция. Это нельзя даже назвать концепцией, это переживание. Смотри! Почему мы вообще смотрим? Или мы можем сказать: слушай! Но почему мы вообще слушаем? Почему мы чувствуем? Почему ощущаем вкус? Один – и единственный – ответ в том, что в нас заложена такая вещь, как любознательность. Любознательность – это семенной слог художника. Художник интересуется видом, звуком, ощущениями и осязаемыми объектами. Нам интересно и мы любознательны, очень любознательны, и готовы исследовать реальность всеми возможными способами. Мы замечаем пурпурный, синий, красный, белый, жёлтый, фиолетовый. Когда мы их видим, нам очень интересно. Неизвестно почему, но пурпурный хорошо выглядит и хорошо звучит, и красный звучит и выглядит хорошо. И мы так же открываем различные оттенки каждого цвета. Мы замечаем цвета, когда их слышим, когда ощущаем. Такое безмерное любопытство – ключевой момент в том, как мы смотрим на вещи, потому что любознательность обеспечивает связь с ними.

У нас, людей, есть тело конкретного типа. У нас есть определённые органы чувств, такие как глаза, нос, уши, рот и язык, которые позволяют нам переживать различные типы чувственных восприятий. А наши умы, в сущности, могут устанавливать полную и совершенную связь с миром посредством любого из этих органов чувств. Но есть проблема сонастройки тела и ума в пределах какой-то конкретной области, связанной с творческой деятельностью человека. Например, человек может быть великолепным художником, но плохим писателем, или хорошим музыкантом, но скверным скульптором. Не стоит думать, что мы наказаны или что у нас нет возможности исправить или улучшить эту ситуацию. Вместо этого, тренируясь в медитации и упражняясь в понимании искусства как фундаментальной и основной дисциплины, мы можем научиться полностью сонастраивать наши тело и ум. Затем, в идеале, мы можем овладеть любой творческой дисциплиной. У нашего тела и ума есть сотни тысяч изъянов, но не надо считать их наказанием или первородным грехом. Вместо этого их можно исправить, а наше тело и ум – правильным образом сонастроить. Для этого сначала надо научиться, как смотреть, как слушать, как чувствовать. Научившись смотреть, мы научимся слышать; научившись чувствовать, мы научимся переживать.

Для начала нам необходимо понять общую проекцию первого восприятия, когда ты смотришь на что-то впервые. Ты вынужден смотреть по причине собственной любознательности, и из-за своей любознательности ты начинаешь видеть вещи. Смотреть – это праджня, интеллект; видение – это мудрость [джняна]. После этого ты находишь свой принцип неба. Небо – это однозначное открытие продукта того, на что ты смотришь, что ты видишь. Этот анализ очень техничен; он описан в учениях абхидхармы в буддийской философии. Когда объекты чувств, чувственные восприятия и органы чувств встречаются и начинают сонастраиваться, ты позволяешь себе пойти чуть дальше; ты открываешься. Это как отверстие объектива фотоаппарата: твоя линза в этот момент открыта. Затем ты видишь вещи, и они отражаются в твоём состоянии ума. После этого ты решаешь, что увиденное тобой либо желанное, либо нежелательное, – и затем принимаешь дальнейшие решения. Это, похоже, основная идея того, как воспринимающий смотрит на произведение искусства.

К этому процессу восприятия можно применить принцип неба, земли и человека. Посмотрев, ты сначала видишь большую вещь. Это не значит, что ты видишь цельный, монолитный объект или слышишь цельный звук: ты можешь увидеть крохотную блоху или гигантскую гору – с такой перспективы это одно и то же. Это просто восприятие того, закладывающее основу. Это принцип неба. В обсуждении создания произведения искусства первая мысль была вторым принципом, землёй. Но с точки зрения того, кто воспринимает искусство, первая мысль – это небо. Эта большая вещь, это начальное восприятие прорывается через твою подсознательную болтовню. Иногда оно отвратительно, иногда приятно, но, как бы то ни было, присутствует большая вещь – то, которая и является небом. В традиции икебаны небо – это первая ветвь, которую ты помещаешь в кэндзан, главная ветвь. Это может быть прорыв, ну или не совсем.

После этого следует земля, то есть подтверждение этой большой вещи. Земля как бы узаконивает принцип неба, в том смысле, что именно первоначальное восприятие позволяет тебе совершить эту вторую вещь. Так как это второе действие соответствует твоему первому восприятию, следовательно, твоё начальное восприятие становится законным и дополняющим его.

Организовав союз неба и земли, ты чувствуешь себя свободно и спокойно. Поэтому ты как третью ситуацию добавляешь принцип человека, что вызывает в тебе чувство «Фух! Ух ты, я это сделал!». Ты можешь посылать вовне небольшие сигналы или маленькие частички весёлой информации, что делает всю ситуацию простой и прямой – и к тому же оживляет её, украшает. Все эти крохотные прикосновения суть выражения любознательности, а также выражения того, что поскольку ты смотрел и слушал, ты увидел и услышал.

Мы стараемся работать с этим общим принципом неба, земли и человека. Необходимо много времени, чтобы научиться не пороть горячку. Обычно мы очень нетерпеливы. У нас сильнейшая тенденция искать быстрого откровения или доказательства того, что мы сделали хорошее дело, что мы что-то открыли, мы это сделали, оно сработало, это можно хорошо продать и так далее. Но ни один из этих нетерпеливых подходов не свидетельствует о каком-либо понимании смотрения и видения.

Общий подход неба, земли и человека состоит в том, что всё надо делать масштабно – нравится тебе это или нет, с тщательнейшей подготовкой. В идеале необходимо переживать изначальную основу, в которой ситуации чистые, рабочие, податливые, в которой уже есть все инструменты. Не надо пытаться прикрывать это непредвиденными случаями: не беги в ближайший магазин за лейкопластырем, скотчем или аспирином.

Для общей творческой работы или дисциплины искусства, как в случае восприятия его учениками, так и в случае поведения самих художников, необходимо достойное окружение. Подготовка окружающей обстановки очень важна. Чтобы ездить верхом, необходимо хорошее седло и хороший конь, если ты можешь себе позволить его купить. Чтобы писать на холсте, тебе нужна хорошая кисть, хорошие краски и хорошая студия. Попытки игнорировать это неудобство, работать в своей мышиной норе или в подвале, может, и срабатывали для людей в средние века, но в двадцатом веке это уже не работает. Если ты будешь придерживаться такого подхода, тебя могут считать ветераном, старой гвардией, потому что ты готов пережить грязь ради создания выдающегося произведения искусства, но, к сожалению, мало кто из художников в таких условиях показывает хорошие результаты. Вместо этого многие из них развивают огромный пессимизм и неприязнь по отношению к обществу. Их неприязнь начинается с арендодателей, ведь им приходится работать над своими великолепными произведениями искусства в холодных сырых подвалах по много часов. Затем они жалуются на своих друзей, которые никогда не переживали того, через что им довелось пройти. Затем они начинают выражать недовольство своим миром вообще и своим учителем. Так они накапливают в уме всевозможный мусор и неприязнь.

В творчестве абсолютно необходимо некоторое пространство для самоуважения. Более того, инструменты, которые мы используем в создании произведения искусства, надо рассматривать как священные. Если бы нас тотально притесняли, если бы нас преследовали до такой степени, что нельзя было бы даже показать кому-либо свою работу мы могли бы работать в подземелье – но мы пока ещё с этим не сталкиваемся. Мы можем позволить себе стоять во весь рост и получать удовольствие от того, что делаем. Мы можем уважать свою работу и ценить священность всего этого процесса.

Обсуждая принцип неба, земли и человека, мы рассматриваем, как структура восприятия соотносится с полями ощущений. Мы говорим в терминах изначального состояния ума, в котором мы уже развили понятия себя и нашего общения с другими. Когда другие работают с нами, а мы работаем с ними, есть общее чувство взаимной игры, а также некое чувство глубинного существования. Откуда появляются такие ситуации? Они появляются благодаря нашей практике медитации. Мы больше не считаем своё творчество хитрым фокусом или подтверждением чего-либо, это просто выражение – даже не самовыражение, а просто выражение. Мы с уверенностью можем сказать, что существует такая вещь, как безусловное выражение, которое не возникает ни из тебя, ни из чего-либо ещё. Оно проявляется неизвестно откуда, как грибы в лесу, как град, как грозовой ливень.

Глубинное чувство радости и спонтанности в человеке, полностью открывшемся самому себе и жизни, может дарить чудесные радуги, ливни и порывы ветра. Вовсе не обязательно быть привязанным к засаленному миру добропорядочных художников, исполненных благих намерений, имеющих серьёзный вид и перегруженный информацией мозг. Основная идея дхармического искусства – это чувство умиротворённости и освежающей прохлады отсутствия невроза. Без освежающей прохлады ты даже не сможешь взять кисть, чтобы нарисовать что-то на холсте. Тебе покажется, что она весит десять тысяч тонн. Ты будешь придавлен унынием, ленью и неврозом. С другой стороны, нельзя позволять себе так называемые «поэтические вольности», делая всё наобум, как заблагорассудится. Это сродни надеждам на то, что брошенный ночью камень попадёт в голову врагу.

 

Мандала четырёх карм

Вся иконография тибетского буддизма основывается именно на этом принципе мандалы. Он работает, работал и будет работать.

Принцип неба, земли и человека можно проиллюстрировать с помощью серии диаграмм.

Система неба, земли и человека может существовать на основе двух ситуаций. Первая – то, что внутренне присущая природа неба, земли и человека существует в нас как изначальный дар. Эта внутренняя природа, с которой мы будем работать, связана с определённой фигурой, с кругом. Изначальная, присущая всем нам природа нашего бытия и восприятия – это круг.

Схема 1

Затем есть чувство первой точки, которая расширяется в виде линии, исходящей из этой точки. Первая точка – это лучшая точка! Основная идея в том, что пустое пространство здесь – это небо, а первая точка – земля. С другой стороны, мы можем также говорить обо всей ситуации – о первой точке, заключённой в круг – как о принципе неба.

Умиротворение 1

Как видите, в этой концепции первой точки у нас есть базовый круг. Круг – это идея изначально присущей природы принципа неба, земли и человека. Внешний круг означает ум, а внутренний – энергию. Поэтому периметр – это мысль, а внутренний круг – определённый тип энергии.

Согласно традиции ваджраяны, существует четыре базовых типа энергии, которые называются четырьмя кармами, или действиями. Круглая форма внутреннего круга символизирует мягкость и врождённое добро. Это первая карма, то есть принцип мира, или умиротворения. Врождённое добро обладает мягкостью и лишено невроза. Эти вещи можно пережить на опыте.

Умиротворение 2

Умиротворение 3

Представим, что на данную основу мы поместили принцип неба, земли и человека. Размещение неба, земли и человека дополняет эти круги, в частности внутренний круг. Есть чувство отсутствия невроза и чувство мягкости. Но если в нас происходит что-то ещё, то это уже сбивает с толку. Мягкости нет, потому что происходит слишком много событий.

Обогащение 1

Обогащение 2

Мы снова видим круг по периметру, который представляет собой проявленный ум, психическое состояние бытия, но в данном случае у нас внутри есть квадрат, и это – поле энергии второй кармы, принцип обогащения.

Если мы повернём его, это окажет совершенно иной эффект. Мы начинаем понимать, что здесь слишком много острых углов. Но если оставить его в изначальном виде, он даёт чувство бытия, гармонии, хорошо согласованную ситуацию. Обогащение – это энергия, которая присуща нашему состоянию ума. Это идея достоинства, или, по-тибетски, зиджи. 

Обогащение 3

С такой ситуацией обогащения у нас могут бок-о-бок присутствовать идеальные небо и земля, которые дополняют «квадратность» обогащения, его «землистость». И мы можем даже добавить сюда небольшого человека; чувство достоинства всё равно есть.

Обогащение 4

Обогащение 5

Если мы хотим усилить акцент, мы можем изменить его вот так [как в Обогащении 4]. Или можем увеличить принцип человека [как в Обогащении 5]. Отлично! В этом присутствует достоинство.

Теперь у нас есть более-менее полукруглая фигура, и это идея третьей кармы, привлечения. В нашей внутренней природе привлечение – это изначальное богатство. Это также идея отпускания, смелости отпустить [см. Привлечение 1].

Привлечение 1

Привлечение 2

Привлечение 3

С этим согласуется принцип неба, земли и человека. Это идея того, что когда есть чувство богатства и отсутствия нищеты, мы можем отпускать, отдавать, быть щедрыми. Это источник принципа привлечения [см. Привлечение 2].

С другой стороны, если мы соберём всё и прыгнем в пропасть, то это будет жадность, цепкая хватка за завязочки кошелька и нежелание ничего отдать. Мы готовы спрыгнуть со скалы, лишь бы не отдать никому ни гроша [см. Привлечение 3].

Уничтожение 1

Уничтожение 2

Четвёртая карма тяжёлая – уничтожение. Её изначальная, внутренне присущая природа бесстрашна. Этому сопутствует понятие баланса, потому что если бесстрашия слишком мало, ты будешь трусом, а если бесстрашия слишком много,

то всё становится чересчур интеллектуальным. Поэтому здесь у нас основная точка баланса [см. Уничтожение 1]. Мы можем поместить небо, землю и человека прямо в центр. Если сделать так, то в этом будет много юмора и бесстрашия [см. Уничтожение 2].

Это было краткое представление четырёх карм; сейчас мы можем обсудить их проявление. Это касается того, как мы на деле работаем с этими четырьмя принципами. Идея полного проявления карм представлена размещением характерной формы каждой из них на квадратном фоне.

Квадрат символизирует проявление. В традиционной схеме мандалы, в архитектуре мандалы квадрат символизирует внутренний двор. Это также принцип земли. Ранее мы обсуждали круг в качестве неба, или принципа «первой мысли». Сейчас мы добавим к нему принцип земли. Внутренние рисунки связаны с принципом человека. Так что у нас есть небо, земля и человек.

Умиротворение

Круг в квадрате связан с первой кармой, умиротворением. Он символизирует охлаждение невроза. По традиции, для взаимодействия с принципом охлаждения нам необходимо зайти с востока, который в данном случае у нас внизу [см. линию внизу круга. В тибетских мандалах восток внизу, запад наверху, север справа, а юг – слева]. Заходя с востока, мы развиваем чувство мира и прохлады. Посередине, чуть-чуть в стороне от центра, у нас ситуация прохлады, которая остужает скуку и жару невроза [видьядхара рисует символ синим]. Она чистая, синяя, прохладная. Итак, изначальное проявление умиротворения – это мягкость и свобода от невроза. Оно чистое и прохладное.

Обогащение

В той же самой квадратной форме, на такой же стене, символизирующей проявление, мы можем разместить и принцип обогащения, что, по сути, есть отсутствие высокомерия и агрессии. Обычно в эту мандалу мы заходим с юга [см. линию слева].

Заходя с юга, мы начинаем устанавливать связь с богатством. Мы считаем квадрат уже не стеной, а нашим завоеванием всех территорий, где возможно высокомерие. Надменность преодолена, она прозрачная. Чтобы было яснее, я поставлю в рисунок маленькую красную точку; чисто жёлтый будет смотреться бледновато, хотя жёлтый цвет и уместен для обозначения отсутствия надменности.

Привлечение

Основной принцип привлечения – это преодоление нищеты. Мы подходим к нему с запада [см. линию наверху схемы]. Возможно, это слишком таинственно, но вот здесь у нас небо, земля и человек [видьядхара на схеме рисует символы красным]. Это свобода от нищеты. Очень трудно сказать, почему всё это работает, но если правильно посмотреть, если у вас есть некое чувство визуальной перспективы, то оно обретает смысл.

Итак, дамы и господа, всё зависит от вас, и это очень традиционно.

[Видьядхара рисует символы зелёным.] В проявлении четвёртой кармы, уничтожения, мы заходим в данное поле энергии с севера [см. линию справа]. Задний план у нас немного не такой, как надо, потому что линия должна бы зайти дальше, но это даст вам некоторое представление о принципе этой кармы, то есть об уничтожении лени.

Если мы сложим весь второй набор схем вместе, всё это начнёт немного проясняться. Восток символизирует пробуждённость; юг означает расширение; запад представляет страсть или привлечение; север означает действие. Таков основной принцип мандалы.

Уничтожение

Мандала 1

[Видьядхара помещает первую точку с кругом поверх предыдущих четырёх слайдов.] В довершение всего мы можем добавить две линии, которые представляют психологическое состояние бытия; это то, насколько глубоко мы можем погрузиться внутрь. Мы движемся к центру и затем, став практикующим, проходим через это всё. [Видьядхара чертит линию через всю схему.] Это простая визуальная схема всего пути, начиная с хинаяны через махаяну и в ваджраяну.

Прежде всего ученики входят с востока, потому что хотят облегчить свои страдания, хотят умиротворения. Они входят с юга, так как им, вступив на путь, хотелось бы иметь и некое чувство богатства. Они входят с запада, потому что им хотелось бы установить отношения с членами их общины, сангхой. Они входят с севера, так как они хотят также побудить или активировать свою работу с сангхой. Поэтому в принципе мандалы, кроме художественной композиции, есть ещё и социальная структура. Мы можем по-настоящему опираться на этот принцип мандалы – в цветочной композиции, верховой езде, мытье посуды и всём остальном.

На заключительной схеме всё это сложено вместе. Выглядит довольно запутанно посередине, но смысл в этом есть, потому что у нас есть принципы и [показывает начальную точку и круг] есть психологическое состояние бытия – почему мы вообще хотим стать здравомыслящими. Может, выглядит оно запутанным, но смысл в этом есть. Вся иконография тибетского буддизма основывается именно на этом принципе мандалы. Он работает, работал и будет работать. То, что с ним можно работать, вполне очевидно.

Мандала 2

Всегда будет свободное место, чтобы найти в нём свою точку [принцип неба]. А затем от этой точки можно разворачиваться дальше, и это будет принципом земли и человека. Не паникуйте. Можно сделать это таким образом.

Этот разговор не такой уж абстрактный, как может показаться; он в большей степени визуальный. При изучении основных принципов стоит обращаться к этим схемам и цветам. Они могут показаться непонятными, но если смотреть на них, разрабатывать собственные схемы и играть с ними, то вы можете обнаружить точку отсчёта, и тогда всё это обретает смысл.

 

Дисциплина

Концепция сонастройки тела и ума всеохватна, она распространяется на любое произведение искусства и любой стиль жизни.

Как вы уже знаете, понятие пространства и его соотношение с точкой зрения художника очень важны. Температура этого пространства, его прохладность и отсутствие невроза также очень важны в качестве фона для нашей дискуссии. С такой основой у нас появляется возможность перестать жить на вольных хлебах и начать обучаться посредством дисциплины – одного из важнейших факторов процесса взросления. Всё становится ситуацией дальнейшего обучения: работа со своим миром, жизнью и бытом, а также искусством. Искусство мы рассматриваем как образ жизни в целом, а не только как профессию или бизнес.

Мы уже говорили о необходимости иметь правильное понимание творческой деятельности и не загрязнять весь мир своими творениями. Мы пытаемся работать для того, чтобы создать достойное общество, где творческий труд уважают и считают священным, где он не станет ещё одной формой подёнщины. С другой стороны, некоторые художники хотели расширить своё видение и затронуть как можно большее количество людей. Вполне возможно, у них действительно была подлинная точка отсчёта, и сотни тысяч людей признают их художественные произведения. Вопрос, сколько необходимо сдержанности и насколько надо расширить своё видение и энергию, чтобы дотянуться до других, очень непростой.

Мы вернёмся и ещё раз поговорим о концепции неба, земли и человека в связи с тем, что мы уже обсудили. Принцип неба, земли и человека, который мы собираемся обсудить, будет сопровождаться некоторыми спонтанными каллиграфиями, основанными на принципах четырёх карм: умиротворения, обогащения, привлечения и уничтожения.

В триаде неба, земли и человека первый принцип, как вы уже знаете, это небо. Вам наверняка будет интересно понять психологические и физические смыслы этого принципа в том, что касается создания художественного произведения.

Для начала художник должен чувствовать связь с кистью или музыкальным инструментом. Каким бы инструментом вы ни пользовались, точкой отсчёта служит тело. Это связано с идеей сонастройки тела и ума. Концепция сона-стройки тела и ума всеохватна, она распространяется на любую творческую деятельность и любой стиль жизни. То, как ты одеваешься, как причёсываешь волосы, как чистишь зубы, принимаешь душ или ванну, сидишь на унитазе, – вся эта обыденная, базовая деятельность сама по себе есть произведение искусства. Искусство – это жизнь, а не какой-то хитрый фокус. Вот о чём мы говорим – а не о том, как можно рекламировать и создавать спрос на буддийские концепции. Я хочу напоминать вам об этом снова и снова, если вы забыли, что в этом смысле искусство включает в себя весь ваш опыт. И здесь тело и ум работают вместе.

Предложение практиковать сидячую медитацию перед тем, как заняться творчеством, очевидно, весьма полезное, но это не означает, что надо становиться буддистом. Суть просто в том, чтобы создать для себя пространство, паузу, в которой можно одновременно и разогреться, и остыть. Это идеальная ситуация. Если так сделать, это принесёт с собой расширение ума через работу со своими чувственными восприятиями. Для того чтобы расширить свой ум через чувственные восприятия, необходимо пользоваться нашими чувственными восприятиями; иными словами, мы используем свои тела как средства передвижения. Можно использовать аналогию с фотоаппаратом. У нас есть определённый вид плёнки, которая в данном случае представляет ум, и мы помещаем эту плёнку в фотоаппарат, у которого есть разные параметры диафрагмы и выдержки, и всё это символизирует тело. Когда плёнка и фотоаппарат – ум и тело – совмещаются, тогда есть, по крайней мере, хорошая экспозиция: плёнка будет реагировать на свет и у нас будет хорошая, ясная фотография. Но кроме этого есть ещё и иные факторы – как мы кадрируем то, что видим, какой объектив используем и какую композицию держим в уме. То, как мы кадрируем картинку, связано с четырьмя кармами. Это возникает тогда, когда у нас уже и плёнка, и все настройки в порядке.

Сонастройка тела и ума – всегда ключевой момент. Если мы художники, нам надо жить так, как подобает художникам. Вся жизнь должна быть нашей творческой дисциплиной. Иначе мы будем художниками-дилетантами или, вполне возможно, художниками-шизофрениками. В прошлом это было проблемой, но, будем надеяться, мы сможем исправить такое положение дел, и художники смогут жить как величайшие практикующие, которые видят, что не существует границ между временем, когда они занимаются искусством, и когда им не занимаются. Переживания во время творческого процесса и после него становятся одним и тем же, в точности как в ситуации с медитацией и постмедитацией, сливающимися воедино. В этот момент у медитирующего или художника есть более широкий спектр для полного и совершенного взаимодействия со своей жизнью. Он завоевал вселенную – как бы преодолел её. Ощущается огромная радость и отсутствуют сожаления, никаких острых углов, с которыми необходимо бороться. Поэтому всё становится хорошим, успокаивающим и очень податливым – с широкой улыбкой.

Ещё один способ смотреть на принцип неба – это смотреть на него как на тотальную дисциплину, свободную от надежды и страха. Общее переживание – это отсутствие надежды и страха, и приходит оно именно в этом порядке: сначала отсутствие надежды, потом отсутствие страха. Сначала мы можем даже не представлять себе, что именно будет нашим произведением искусства. Обычно, занимаясь творческой деятельностью, мы хотим что-то создать, но, оставшись наедине со своими инструментами и оборудованием, понятия не имеем, как мы будем работать или за какой инструмент нам браться в первую очередь. Поэтому сначала возникает отпускание надежды. Это происходит потому, что мы не стремимся к чему-то большему, чем простейший быт. После этого возникает отсутствие страха, потому что нет идеальной модели, к которой мы стремимся. Следовательно, нет и страха. Выражая это предельно простыми словами, можно сказать, что «нам нечего терять».

Когда у нас подобные подход и мотивация, победа на нашей стороне, так как мы не боимся провалиться в подземелья и не лелеем надежды вознестись на какую-то высоту. Есть общее чувство уравновешенности, которое можно ещё назвать искренностью или благопристойностью. Благопристойность – очень важное слово для художников, потому что когда мы говорим «Я художник», всегда присутствует нотка сомнения. Может, мы не говорим правду, а что-то придумываем. Так что весь принцип благопристойности – это жить согласно этой истине. Мы можем надеяться и можем бояться. Например, в современном обществе многие люди боятся правды. Именно поэтому существует так много юридических фирм, готовых защитить ложь. Мы можем нанять юристов, которые будут поддерживать нашу ложь и искажённые версии правды. Многие юристы зарабатывают этим неплохие деньги. Так что и художники, и юристы могут оказаться сомнительными персонажами.

Жизнь без надежды и страха – а это принцип неба – даёт много свободы, много пространства. Это не та свобода, которая нарочито отрицает всевозможные способы проявления внутренней несвободы. Некоторым людям именно это кажется выражением свободы. Если они ясно могут выразить свою несвободу, им начинает казаться, что они совершили какой-то прорыв. Это может продолжаться бесконечно. В Америке люди уже много пробовали этот подход в пятидесятых, в шестидесятых годах. Но в семидесятых они вернулись к исходной позиции. Не углубляясь в политику, скажем, что здесь понятие свободы есть процесс отпускания. Места для того, чтобы выразить себя, достаточно. Таково определение свободы. Тебе хватает места для демонстрации своего свободного стиля – не стиля несвободы, а возможности полной свободы от несвободы как таковой.

Затем идёт принцип земли. Земля считается очень твёрдой и упрямой, чем-то таким, к чему, как нам кажется, нельзя относиться дружелюбно. Рыть землю – весьма утомительный процесс, отнимающий много сил и энергии. Но в этом кроется логический парадокс: принцип земли – без помех; нет препятствий. Но мы не должны понимать это превратно, думая, что земля податлива, что нам не на чем стоять или что земля изменится. Всё зависит от нашей индивидуальной галлюцинации – или совокупности наших индивидуальных галлюцинаций. Земля плотная, но в то же время в неё можно очень легко, без преград, проникнуть. Это очень важный момент. Так как он связан с принципом неба, принципом отсутствия надежды и страха, он словно орошает землю каплями дождя, и та становится проницаемой, с ней можно работать. По этой причине у нас есть возможность обрабатывать землю и выращивать на ней растения, использовать её как ресурс, как пастбища для скота. Возможности бесконечны.

Но в логике отношений неба и земли чего-то не хватает. Принцип неба, принцип отсутствия надежды и страха может стать чересчур сухим и логическим. Надо, чтобы от неба исходило и какое-то тепло. Если совместить отсутствие надежды и отсутствие страха, это почти что математически сложится в бесконечное тепло и любовь. Именно поэтому, когда у нас есть небо, с него могут падать капли дождя, то есть устанавливается сочувственная связь с землёй. Когда есть такая связь, всё становится не таким пустынным и иссушённым. Чем больше такого отношения нисходит с небес на землю, тем более плодородной становится земля. Поэтому земля делается мягкой, нежной и податливой и может давать жизнь зелени.

Далее, у нас есть люди, которые связаны с обоими этими принципами: жить без надежды и страха и быть беспрепятственным. Люди могут выжить благодаря милости неба и земли и иметь с ними обоими хорошие отношения. Когда небо и земля имеют хорошие отношения, то и у людей с ними отношения хорошие – это почти традиционная, научная истина. Когда небо и земля в ссоре, возникает засуха и голод. Конфликт между небом и землёй порождает всевозможные проблемы. Всякий раз, когда есть такой конфликт, у мужчин и женщин появляются сомнения в их правителе, который должен быть способным объединить небо и землю, но оказывается не в силах этого сделать, как в иудео-христианской истории о царе Давиде.

Всякий раз, когда есть обилие дождя и обилие зелени, люди чувствуют, что у них достойный правитель.

Принцип человека известен как простота: свобода от концепций, свобода от ловушек. Люди могут по-настоящему наслаждаться небесной свободой от надежды и страха и податливостью земли. Поэтому они могут жить вместе и взаимодействовать друг с другом. Идея того, что небо падёт им на головы, уже не кажется пугающей. Они знают, что небо будет всегда и земля будет всегда. Нет страха, что небо и земля сойдутся, прожуют их, проглотят. Страх природных бедствий во многом исходит от недоверия людей к гармоничной работе неба, земли и четырёх времён года. Когда страх отсутствует, мы начинаем приобщаться к этому миру, жить в нём так, как мы того заслуживаем. Над головой у нас небо, под ногами – земля, и мы начинаем по достоинству ценить деревья, зелень, бананы, апельсины и тому подобное.

С принципом неба, земли и человека связана ещё одна, четвёртая, категория карм. Когда мы начинаем постигать умиротворение, обогащение, привлечение и уничтожение как естественное выражение нашего желания работать со всей вселенной, мы освобождаемся от принятия и отрицания. Мы свободны от слишком жадного принятия и яростного неприятия; свободны от этого «тяни-толкая». Такая свобода в буддизме известна как принцип мандалы, в которой всё управляется этими четырьмя действиями. Можно выразить небо и землю как умиротворение, обогащение, привлечение или уничтожение: все четыре кармы связаны с объединением неба и земли. Так как мы свободны от принятия и неприятия, возникает глубинное понимание того, как нам обращаться со всем миром. Поэтому идея четырёх карм вовсе не в том, как нам управлять собой, а в том, как следует взаимодействовать с излучением, исходящим из принципа неба, земли и человека. Например, если ты сидишь на подушке для медитации, ты видишь, какой радиус ты покрываешь вокруг себя и своих соседей, а также все связанные с этим отношения.

Сейчас мы можем выполнить несколько каллиграфий, связанных с принципом неба, земли и человека и с четырьмя кармами. Кисть, которой я сегодня буду пользоваться, ещё не расписана – она долгое время лежала в ожидании в этом горячем климате, и её ещё не касалась влага. Но мы посмотрим, что получится. [Видьядхара начинает выполнять каллиграфию.]

Сначала мы проходим через процесс умиротворения в связи с принципом неба, земли и человека.

Обогащение мы начинаем с юга. Для того, чтобы выполнить каллиграфию в форме прыжка кролика, требуется время.

Привлечение – очень мягкое и достаточно трудное, очень трудное действие. Не знаю, стоит ли делать его вообще. Оно начинается с запада. В его ритме кроется некое обольщение; но в то же время это искреннее обольщение.

Теперь уничтожение. Это очень просто. Мы начинаем движение кисти с севера, направления семейства кармы. Очень ровный разрез, как если с размаху наскочить на Wilkinson Sword – или даже на Kiku Masamune [2]Wilkinson Sword – английская компания по производству лезвий для бритья и различных садовых инструментов. Kiku Masamune – известная марка саке. – Прим. пер.
. Он режет во всех направлениях. Очень просто.

Можно сделать каллиграфию объединения неба и земли. Это может быть небольшая каллиграфия, крохотная, очень скромная. Мы начинаем с запада и движемся к востоку.

 

Искусство и общество

В дхармическом искусстве мы прежде всего стремимся укротить наше общество, включая самих себя.

На более высоком уровне дхармическое искусство связано с идеей того, как очистить видение заходящего солнца (мелкий мир агрессии, страсти и неведения) и преобразовать его в то, что известно как видение Солнца Великого Востока. Такова наша главная цель. В этом контексте идея Солнца Великого Востока не имеет ничего общего с шовинизмом или агрессией. По иронии судьбы слова, которыми мы описываем Солнце Великого Востока – смирение и искренность, – противоположны шовинизму и агрессии. Другие качества, связанные с Солнцем Великого Востока, – это точность, тепло, доброта и мягкость. Такие смирение, мягкость, доброта и тепло очень важны для нас как для художников и просто как для достойных представителей рода человеческого.

Ещё одно понятие, связанное с дхармическим искусством, – это «положительное высокомерие». Со словарной точки зрения словосочетание «положительное высокомерие» звучит противоречиво, но с точки зрения опыта для положительного высокомерия имеется предостаточно места. В сущности, весь принцип неба, земли и человека являет собой положительное высокомерие. В начале мы можем понятия не иметь, что собираемся писать на своих листах, холстах или в своих блокнотах. Мы можем чувствовать растерянность. Но внезапно что-то нас взбадривает, подстёгивает, и это – положительное высокомерие. Такое высокомерие никак не связано с шовинизмом. Шовинизм односторонен: ты поддерживаешь либо ту сторону, либо эту, то или это, меня или их. При положительном высокомерии шовинизм в общей картине вообще не появляется.

Основное видение таково, что мы хотели бы организовать и создать порядочное общество. Уже самими словами «просветлённое общество» мы можем проявлять лёгкое положительное высокомерие. Можем ли мы позволить себе такое высокомерие? Произнесём это или нет? Мы не особенно боимся сказать «просветлённое общество»; в то же время мы не хотим никого из вас обидеть. Можно подумать, что просветлённое общество означает что-то очень надменное, непомерное и агрессивное. Ясное дело, создавая просветлённое общество, мы должны двигаться постепенно. Мы не можем подходить к этому так же, как мы ставим шатёр, прямо здесь и немедля. Для каждого из нас, в том числе и для меня, создание такого общества – это странствие. И странствие, прежде всего, крайне неспешное. Первая часть дороги будет очень, очень медленной, и видеть прогресс будет нелегко. Можно вообще усомниться, существует ли хоть какой-то прогресс. Но по мере этого медленного странствия мы начинаем осознавать, что прогресс – это уже не вопрос. Мы начинаем видеть: «Ага, что-то всё-таки происходит!» В нашем видении возникают проблески добра. По мере своей практики, по мере того как становимся подлинными художниками, мы начинаем развивать чудесное чувство головы и плеч. Мы начинаем этим гордиться. Эту гордость можно связать с просветлением.

Мы можем совершить это путешествие. Мы не обманываем себя концепциями и идеями. Этому уже были доказательства в прошлом, и мы всегда можем обратиться к двум с половиной тысячам лет истории буддийского успеха, буддийского видения. Буддийское видение всегда строилось на этом вроде бы медленном странствии, которое в конце концов начинает обретать смысл и неожиданно порождает ослепительно яркие искры и впечатляющие взрывы. Иногда может показаться, будто некоторые углы и области не стоят того, чтобы их исследовали, и ты просто их отпускаешь. Но внезапно, к своему удивлению, ты начинаешь видеть, что тот самый уголок, которым ты пренебрёг, таит в себе искры – то тут, то там, постоянно. Эта искра называется просветлённым обществом.

Я хотел бы, чтобы вы как художники развивали в себе и в своей аудитории, какой бы она ни была, изначальную мягкость и доброту. Для начала не пропагандируйте, пожалуйста, свои галлюцинации и, прошу вас, относитесь к себе с мягкостью. Каждая виденная вами каллиграфия и все услышанные объяснения представляют это видение мягкости, у которого есть несколько оттенков: серая мягкость, возможно, серебристая; алая мягкость, ярко-алая, как открытая рана; серо-зелёная мягкость, дополняющая алость плоти и основную серебристую, – и тогда сияние красноты, в свою очередь, начинает пробиваться наружу. Предположим, у тебя есть сочетание цветов, которое в основе своей серебристо-серое, и ты добавляешь туда серо-зелёного. Звучит ужасно, правда? Но если это действительно сделать в цветовой композиции, окажется, что это создаёт ситуацию динамичности.

Четыре кармы – очень интересные ориентиры. Как вы знаете, графические формы четырёх карм связаны с синим, жёлтым, красным и зелёным цветом. Если мы упростим этот цветовой набор, объединив четыре цвета в два – то идеальным, традиционным результатом будут лимонно-жёлтый и пурпурный. Эти два цвета были императорскими цветами при дворах Китая, Японии, Кореи и Индии, а также в империи Ашоки. Лимонножёлтый [PMS 116 в таблице цветов Pantone, используемой дизайнерами] – это традиционно жёлтый цвет высокого класса, связан с силой и принципом отца, или короля. А определённый оттенок пурпурного [PMS 266 в таблице цветов Pantone] считается высококлассным пурпурным. Это абсолютная идея женского принципа, принципа королевы. Когда мужской и женский принципы соединяются вместе, получается совершенное выполнение четырёх карм – умиротворения, обогащения, привлечения и уничтожения. Всё свершается именно таким образом. Вам может быть интересно, почему и каким образом всё свершается именно так. Не думаю, что смогу дать вам какой-нибудь ответ. Конечно же, я мог бы изобрести какие-нибудь научные обоснования, но думаю, что не в этом дело. Идея в том, что вам надо реально увидеть эти цвета и объединить их вместе.

Весь смысл в том, чтобы усмирить агрессию, страсть и неведение. Все хотят многому научиться и многого достичь, выложиться по максимуму. Такой энтузиазм и усердие – это, может, и нормально, но, с другой стороны, они могут стать убийственными. Если ты чересчур интенсивно взаимодействуешь с ситуациями, ты начинаешь терять мягкость и искренность, а это сущность искусства. В дхармическом искусстве мы прежде всего стремимся укротить наше общество, включая самих себя, если можно так выразиться. Мы можем быть более порядочными и меньше экспериментировать в том смысле, что мы не прибегаем к разнообразным агрессивным способам в стремлении доказать свои теории. Вместо этого мы учимся расслабляться и укореняться в своей дисциплине, чем бы мы ни занимались – снимаем мы кино или ездим верхом, занимаемся ли фотографией, живописью, музыкой, дизайном ландшафтов или интерьеров. В таком понимании языковед или учёный – тоже художник. Научное исследование можно считать произведением искусства, так как научная дисциплина тоже требует огромной мягкости. Иначе она превращается в такой способ экспериментального исследования вселенной, в котором ты вскрываешь всех направо и налево, препарируя их сердца и лёгкие на чистом ковре своей студии.

У нас есть невероятная цельность, честность и, если хотите, план – сделать свой мир и своё понимание основой для работы. Единственное, чего мы хотим, это пригласить всех людей принять участие в чём-то одновременно очень настоящем, мягком и прекрасном. С традиционной деловой или научной ментальностью часто возникает проблема: хотя они и могут предложить способ преуспеть, но им недостаёт знаний о том, как дружить или как проявлять тепло. Это становится огромным препятствием. Когда мы начинаем постигать, как проявлять тепло, как подружиться со своим миром – когда происходит этот прорыв, – тогда уже не возникает никаких проблем с тем, как ввести Буддадхарму в наше искусство.

Сущность Буддадхармы – это сострадание и доброта, наиболее фундаментальные компоненты просветлённого ума. Просветлённый ум состоит из праджни, или «различающего осознавания», и каруны, или дружбы и доброты. Когда есть и доброта, и различающее осознавание, тогда, можно сказать, мы полностью экипированы. У нас есть очки, изготовленные по верному рецепту, которые к тому же идеально чисты. Теперь ты можешь смотреть через них на свой мир.

Нам необходимо быть очень мягкими и искренними. Иначе со вселенной работать не получится никак. На тебя возложена огромная ответственность: во-первых, перед самим собой – стать мягким и искренним; во-вторых, таким же образом работать на благо других. Очень важно осознать, насколько мы все сильны. То, что мы делаем, может казаться незначительным, но эта идея дхармического искусства подобна атомной бомбе, которую ты носишь в своём уме. Ты можешь сыграть невероятную роль в установлении мира во всём мире.