Мне всегда доставляют удовольствие поездки в университетские города-кампусы типа Боулдера в штате Колорадо. В ресторанах и кафе, где собираются студенты, я часто наблюдаю некую «сочность» – смакование жизни и влюблённость в эту жизнь – у молодых женщин и мужчин; замечаю возбуждение, рождённое предвкушением возможности подискутировать, поделиться эмоциями и обменяться мнениями.

Но время от времени я замечаю какого-нибудь человека, который выглядит старше своих лет, склонившегося над тетрадью или книгой. Я всегда недоумевал, что такого могло с ним произойти. Как искра жизнерадостности могла угаснуть в столь раннем возрасте?

Ответ пришёл ко мне несколько лет назад, когда я летел из Нью-Йорка в Калифорнию и подслушал разговор между отцом и дочерью, которые сидели за мной. На вид дочери было двенадцать или тринадцать лет, и она проплакала почти весь полёт, потому что отец читал ей лекции на тему ответственности. Насколько я понял из услышанного, отец отчитывал её за безответственность, за то, что она уделяет недостаточно времени учёбе в школе и слишком много времени тратит на разговоры с друзьями по телефону; за то, что постоянно слушает музыку, и т. п. Он старался рассуждать здраво, но его тон был холодным и настойчивым. «Ты должна быть более дисциплинированной в жизни, – продолжал он вбивать ей в голову, – иначе как ты сможешь чего-либо достигнуть, как пробьёшься в этом мире? Мир – это спортивная арена, где все соревнуются друг с другом, и если ты не будешь усиленно трудиться, тебе в будущем придётся за это поплатиться».

Отец продолжал читать дочери нотации в течение шести часов, всю дорогу из Нью-Йорка в Калифорнию. Слушая его, я не мог отделаться от мысли, что несмотря на то, что мужчина пытался внушить ей чувство ответственности, в то же время – на каком-то другом уровне – он учил её страху. И даже если нас учат из самых благих намерений, страх – это то, что мы принимаем вместе с уроками о целях и достижениях. Он становится частью программы, отпечатывающейся на нашем тонком теле.

Конечно, трудно сопротивляться этим двойственным урокам, особенно когда мы молоды. Но даже будучи взрослыми, многие из нас с трудом находят баланс между запросами интеллекта и неуловимым действием эмоций. Как правило, наша социальная и культурная среда не только формирует программы, определяющие наш опыт, но и усиливает их действие.

День за днём, мгновение за мгновением мы получаем огромное количество информации. Наше внимание постоянно задействовано и востребовано. Наша жизнь во многом стала похожа на современные программы теленовостей, которые разбивают экран, показывая диктора в одном окне, интервью – в другом, информацию с биржевых торгов – в третьем, ещё одну новость – в четвёртом, а под всем этим – бегущая строка с самыми последними новостями.

Пока мы пытаемся вобрать в себя всю эту информацию, наш ум, тонкое и физическое тела выходят из состояния равновесия. Нам кажется, что если мы не воспримем все события разом, то что-то упустим, и поэтому заставляем себя прилагать ещё больше усилий. Мы постоянно работаем в режиме многозадачности. Мы спешим, спешим – торопимся завершить то, чем на данный момент занимаемся, чтобы перейти к следующей задаче дня, потом к следующей – и так до бесконечности. И вся эта спешка истощает умственную, эмоциональную и физическую энергию, что приводит к меньшей продуктивности, большей эмоциональной уязвимости и запутанности мыслей.

 

По дороге на работу

Поэтому важно найти баланс между мыслями, чувствами и физическими ощущениями, определить для себя то, что я называю «внутренним ограничением скорости», – комфортный предел активности, который позволит закончить задачи повседневного характера и избежать уплаты умственного, эмоционального и физического «штрафа за превышении скорости».

Использую пример из собственной жизни. Несколько лет назад Адеу Ринпоче попросил меня взяться за проект, целью которого было собрать воедино как можно больше учений линии другпа кагью. Тексты этих учений были разбросаны по разным регионам Тибета и разным странам: Непалу, Индии и Бутану. Многие из текстов были неполными или копировались и перекопировались по нескольку раз за много лет, с ошибками и неточностями, которые требовалось обнаружить и исправить в соответствии с контекстом. В целом у нас имелось 113 томов, каждый из которых состоял из 300 страниц, которые было необходимо проверить, откорректировать и правильно скомпоновать.

Каждый день я должен был ездить на машине в наш ветхий офис в Боднатхе. Поездка по извилистым, чаще всего немощёным дорогам, запруженным легковушками, грузовиками, повозками, рикшами, людьми и даже козами и коровами, занимала около 45 минут от моего дома на севере Катманду.

Занимаясь этим проектом, я стал испытывать сильный стресс. Моё «социальное „я“» взяло на себя главную роль. Я хотел закончить проект не только для того, чтобы сохранить учения, но и чтобы достойно выглядеть в глазах одного из своих учителей. Может, ещё было вовлечено и моё «драгоценное „я“», потому что успешное завершение проекта сулило чувство глубокого самоудовлетворения.

Со временем я заметил, что явно перегружен: задание мешало мне выполнять обязанности в монастыре, которым я заведовал, управлять и следить за восстановлением нескольких женских монастырей в Непале и Тибете, находящихся под моим покровительством, и проводить время с семьёй. Я допускал ошибки, и приходилось всё заново копировать, переписывать и перепечатывать.

Однажды, сидя за рулём по пути в Боднатх, я заметил, насколько был внутренне разогнан, насколько умственно, эмоционально и физически напряжён, торопясь в офис. К тому времени как я добрался до офиса, у меня не осталось сил. Тогда я начал разговаривать с собой: «Хорошо, ты просто ведёшь машину. Сколько бы времени это ни заняло – 45 минут, один час или два, – нет никакой необходимости так ускоряться внутри. Ты можешь просто ехать на нормальной скорости и не беспокоиться по поводу движения, коров и коз. Неважно, сколько у тебя уйдёт времени». Я решил просто вести машину, без спешки, не оказывая на себя давления, – и прибыл в офис в то же время, что и обычно, но без ощущения истощения и нехватки времени.

Тот опыт уговаривания самого себя стал большим будда-моментом. Я осознал, что не объём работы и поджимавшие сроки истощали мои жизненные силы; проблема была в привычке превышать внутреннее ограничение скорости. Это не значит, что я должен был медленнее водить машину, перестать принимать в учёт сроки или каким-то образом сменить окружающую обстановку. Нет, мне всего лишь следовало научиться управлять программами тонкого тела в зависимости от требований и задач окружающей жизни.

Думаю, мы все в определённый момент испытываем такое давление обстоятельств. Мужчина, работавший в бухгалтерской фирме, недавно рассказывал мне, как начальница офиса ежедневно требовала от него факты и цифры, которые он не мог ей предоставить моментально – в основном потому, что они проходили проверку в разных отделах и учитывали маркетинговые расходы, стоимость рекламы и непосредственные продажи. Он начал выражать ей своё недовольство (что делали и многие другие). Но потом у начальницы обнаружили рак, и, несмотря на несколько операций и курс лечения, она умерла.

«Знал ли я, что она больна? – отвечал он на вопрос. – Да. Предполагал ли, что её болезнь являлась результатом давления со стороны людей, которые оценивали её работу? Может быть. Возможно, повлияли и другие факторы, такие как предрасположенность к онкологическим заболеваниям и воздействие стресса.

Хотел ли я, чтобы начальница умерла? Нет. Я надеялся, что она выйдет на пенсию. Надеялся, что поймёт, в какой затруднительной ситуации находится, и, может, заставит вышестоящее руководство признать, насколько неразумны их требования. Обычно с ней было нелегко иметь дело. Но какая-то часть меня сознавала, что она изо всех сил старается выполнять свои обязательства перед руководством. Судя по всему, её старания были недостаточными. И это её погубило.

Признаюсь, что долгое время её ненавидел, но ни в коем случае не желал ей смерти. Она испытывала сильное давление и создавала столько проблем для тех, кто работал под её началом. Мы все работали на пределе своих возможностей, быстрее и быстрее, и допускали ошибки.

Она слишком серьёзно воспринимала эти ошибки. Думаю, это её и убило».

 

Ограничение скорости

Я заметил, что если я соблюдал внутренний лимит скорости, люди, работавшие вместе со мной, становились спокойнее и продуктивнее. Мои инструкции были яснее, я делал меньше ошибок, и люди, занимавшиеся проектом, начинали получать настоящее удовольствие от работы. Как только я переставал суетиться, люди вокруг тоже преставали торопиться. Казалось, что каждый из них нащупывал свой внутренний лимит скорости. Весь офис как бы вздохнул с облегчением теперь, когда «босс» стал не таким требовательным. Ещё я заметил, как физически расслаблены они были во время работы.

Безусловно, у каждого человека свои параметры внутреннего ограничения скорости. Чтобы их определить, сперва необходимо признать, что твои мысли, чувства и физические ощущения являются частью процесса проживания жизни, и научиться устанавливать между ними правильный баланс.

Вместо того чтобы сосредоточиваться на степени усилий, которые мы обычно прилагаем для выполнения определённых задач или на количестве завершённых заданий, намного проще вычислить собственный лимит скорости, рассмотрев сам подход к решению этих задач. Как мы смотрим на ожидающие нас возможности и трудности – с добротой и теплотой, или небрежно и хладнокровно разбираемся с ними? Садясь в машину и встречаясь лицом к лицу с другим водителем на перекрёстке, пропускаем ли мы его (или её) вперёд мягким взмахом руки или же предполагаем, что водитель пропустит нас первыми, подав сигнал рукой или подняв большой палец? Такие маленькие жесты доброты способны повлиять на то, как мы общаемся с самими собой и другими людьми, учат удерживать фокус на собственной напряжённой, многозадачной жизни, формировавшейся в течение многих лет, и принимать во внимание – пусть и в маленьком масштабе – потребности других людей, так же старающихся одновременно сделать все дела.

У нас есть возможность обнаружить собственные внутренние ритмы с помощью практик полноты внимания – тех, которые мы уже изложили, и тех, которые будут описаны ниже, – и медленно, мягко, по-доброму воссоединиться с искрой открытости, ясности, теплоты – распределённым центром человеческого существа. Мы поймём, что начали нащупывать здоровый баланс, когда почувствуем, что неусидчивость, напряжение и стремительность сходят на нет; когда начнём проще относиться к любому выполняемому проекту. Например, когда одному моему ученику, работающему в компании по связям с общественностью, поручали проект, который должен был быть закончен «без пяти минут вчера», он обычно покрывался сыпью. Постепенно он понял, что, уделив проекту чуть больше времени, он не только не покроется сыпью, но и сделает работу лучше, что благоприятно скажется на репутации фирмы, в которой он работал.

«Я уже не так злился, – сказал он, – не так боялся, что потеряю работу. Я сосредоточивался на проекте, а не на графике. И хотя я не сдавал ничего „без пяти минут вчера“, я предоставлял готовую работу, которая была понятнее, чище и с минимальными погрешностями. И ещё я чуть больше гордился собой, когда вручал начальству выполненный проект.

Кроме того, я заметил, что изменилось моё отношение к коллегам. Чаще всего я их игнорировал. Мне казалось, что на общение нет времени. Я не выносил их сплетен, мне казалось, что это только отвлекает от работы. Теперь я прислушиваюсь к их разговорам и даже участвую в обсуждениях. В итоге я научился нескольким новым приёмам использования интернета для исследований и паре новых слов для выражения определённых идей.

Но самое главное, пожалуй, то, что коллеги тоже изменили своё отношение ко мне. Они больше не избегают меня, когда я работаю над проектом. Спрашивают, чем могут помочь. Дают советы. А я прислушиваюсь к ним. И не забываю поблагодарить их за оказанную помощь.

Сейчас в офисе уже нет такого напряжения. Есть чувство сплочённости в работе над общей целью».

 

Петля

Существует вероятность, что привычка превышать внутреннее ограничение скорости может стать опасной петлёй саморазрушения, если вовремя от неё не избавиться. На очень тонком уровне она эмоционально и интеллектуально нас ограничивает. Большинство не замечает этих петель до тех пор, пока кто-либо на них не укажет.

И тогда мы оказываемся перед выбором: мы можем изменить свою программу, снизить лимит скорости или продолжать жить, как раньше.

Некоторые люди выбирают третье: продолжают в том же духе. Они наслаждаются злобой, напряжением и создаваемым ими беспорядком. Иные же осознают, что конфликт, который они порождают, не отвечает их личным или профессиональным интересам, и выбирают – вероятно, медля и с неохотой – изменить свой подход.

Этот выбор может изменить вашу жизнь. Молодая женщина, руководившая благотворительной организацией, поняла, что её амбиции встать во главе структуры противоречили целям самой организации.

«Я хотела быть значимой, – сказала она. – Я хотела прославиться. Помогло бы это организации? Я поняла, что нет. Я посмотрела на то, что хотела для себя, и на то, что требовалось людям, которым эта организация помогала, и осознала, что нуждающиеся люди были намного важнее меня. Я же начала гонку за пост главы организации. Я ежедневно изнуряла себя только ради того, чтобы встать во главе группы, игнорируя при этом её цели и задачи».

Истощение – один из показателей того, что мы превысили внутреннее ограничение скорости. Мы больше не способны отдыхать, не можем спать и даже спокойно помечтать о чём-то. Ещё один признак: мы обрываем все дружеские контакты с другими людьми. Нам кажется, что на разговоры за чаем или кофе нет времени. Мы выдумываем предлоги, чтобы не встречаться с друзьями за обедом или ужином.

Один мой ученик рассказывал: «Моя социальная жизнь остановилась. Я вежливо извинялся, отказываясь от приглашений на обед или ужин. Говорил, что очень занят проектом. Но на самом деле я просто подгонял себя.

Почему я так спешил? Потому что боялся. Боялся, что кто-нибудь из коллег обгонит меня, а в такого рода среде потерять работу – страшное дело. Если бы я потерял работу, то остался бы без дома. Моих детей забрали бы в семейный приют. Все эти опасения не давали мне спать по ночам, и, скорее всего, я принимал решения, которые не лучшим образом сказывались на делах компании, в которой я работал. Но я должен был думать о доме, детях, о том, как прокормить семью.

Я начал общаться с людьми. Я принимал приглашения на обед и ужин. Оказалось, что я не один такой. Многие люди были напуганы. Мы разговаривали, ели и пили в недорогих забегаловках. Но самое главное – мы держались друг за друга. Мы решили, что наша личная жизнь не менее значима, чем профессиональная; что „продвинуться вперёд“ значит не получить повышение – желаю удачи в такой рабочей обстановке, – а выстроить отношения с близкими нам людьми. Мы дали обещание притормозить, проводить больше времени друг с другом, со своими жёнами, мужьями и домочадцами».

Меня порадовало то, как этот парень и его друзьями смогли осознать и понять распространённую эмоциональную модель, помочь друг другу с ней справиться и найти в своей жизни новый источник энергии и открытости. Его история ещё раз напомнила мне о том, как легко наши мысли и чувства спутываются в плотный клубок и заставляют нас поступать во вред себе и окружающим.

В таких случаях немного ясности не помешает.

 

Надежда и гамбургер

Несколько лет назад я был в Сан-Франциско и направлялся в кафе неподалеку от Юнион-сквер. Мне очень нравится этот город, потому что это одно из немногих мест, где я могу не надевать облачения тибетского буддийского учителя и ходить в джинсах и футболке. Конечно, я надеваю традиционную одежду, когда даю учения. Но если я не учу, то хожу по округе как обычный человек, что даёт мне шанс поговорить с людьми в менее формальной обстановке; это помогает мне понять надежды, страхи, переживания простых людей, что в свою очередь обогащает мои учения, помогая «измерить температуру» той местности, в которой я в данный момент нахожусь. Если же я в юбке и верхней накидке ламы, даже частные встречи с отдельными людьми или маленькими группами учеников отдают некой формальностью. Люди не так легко открываются. Их вопросы чаще всего касаются философских или практических сторон буддизма. Когда же я хожу в обычной одежде, они более раскрепощены в разговоре. Это не только помогает мне разобраться с их самыми глубокими переживаниями, но и позволяет выучить пару-тройку слов на незнакомом языке. С годами я заметил, что люди, посещающие мои учения, ценят тот факт, что я могу поприветствовать их и сказать пару слов на их родном языке. Так открывается прямой путь к их умам и сердцам.

В то утро в Сан-Франциско я вышел из отеля и направился в ближайшее кафе. Подойдя ко входу, я услышал крики. Я оглянулся по сторонам и увидел, как ко мне приближается бездомный человек, крича и таща за собой мешок мусора. Мне не было страшно. Я просто стоял и смотрел на него. Он посмотрел на меня и сказал: «Похоже, ты славный малый».

Всего минуту назад он бушевал и свирепствовал. Но когда он посмотрел мне в глаза, я заметил, что его глаза были очень ясными. Он спросил: «Дадите мне денег?».

Я подумал, что давать деньги бесполезно, и поэтому спросил его: «Ты хочешь что-нибудь съесть или выпить?».

«Да», – ответил мужчина.

«Что ты хочешь?» – спросил я.

«Гамбургер», – сказал он.

К сожалению, гамбургеры продавались в другом кафе дальше по улице.

«В этом кафе нет гамбургеров. Хочешь, пойдём вместе и ты выберешь что-нибудь другое?»

«Ладно», – ответил он.

Как только мы вошли в кафе, он тут же перестал вести себя как сумасшедший. Если бы не его неряшливый вид, он вполне сошёл бы за обычного посети-теля.

Перед нами стояла длинная очередь, как это водится по субботним и воскресным утрам. Около пяти минут он просто стоял за мной, никуда не смотря, ничего не делая, просто смирно стоя в очереди.

Потом я спросил: «Что будешь?»

И он опять ответил: «Гамбургер».

«Нет, – терпеливо сказал я, – здесь не продаются гамбургеры. Съешь сэндвич?»

К тому времени мы уже стояли в самом начале очереди, и я видел, как кассир теряла терпение, слушая наши рассуждения и недоверчиво поглядывая на моего товарища. Поэтому я быстро схватил сэндвич из тех, что имелись в продаже, и передал ему. И он тотчас выбежал из кафе и снова начал кричать и колотить по стенам на улице. В это время я расплатился и сел за стол, чтобы выпить свой кофе.

Вдруг раздался стук в окно. Это был тот же бездомный парень. Он что-то говорил и подзывал меня кивком головы. Я вышел из кафе, чтобы узнать, что ему было нужно.

«Воды», – ответил он.

Я понял, что, столкнувшись с нетерпеливостью и подозрением кассира, совсем забыл купить ему что-нибудь попить. Но у прилавка снова образовалась длиннющая очередь, и мне было не собрать всё своё сострадание, чтобы выстоять ещё одну очередь. Поэтому я дал ему три доллара и спросил: «Сможешь купить сам?»

«Да», – ответил он и ушёл с деньгами.

Я вернулся к столику и стал думать о том, как этот человек мог так сильно и быстро измениться. Какое-то время он, казалось, прекрасно владел способностью думать, управлять речью и поведением. Но потом на каком-то уровне – эмоциональном, умственном и, возможно, физическом – он превышал внутреннее ограничение скорости и попадал в своего рода аварию, которая повторялась снова и снова, свиваясь в уничтожающую его петлю.

Многие из нас попадают в подобные петли, но это вовсе не значит, что в них нужно застревать на всю жизнь. Мы видели, как можно начать распутывать определённые программы, работая с тонким телом и эмоциями. Однако мы привнесём в жизнь намного больше ясности и открытости, если будем следить за своими мыслями.