Когда мы выполняем различные практики полноты внимания и применяем их в совокупности, начинает происходить подлинная трансформация. «Реальное „я“» становится более податливым, и мы вновь ощущаем открытость и теплоту сущностной любви, которые были доступны на уровне «всего лишь „я“». В то же время, поскольку мы начинаем восстанавливать равновесие на уровне тонкого тела и испытывать – возможно, впервые за столь долгое время – чувство довольства, вдохновение, прилив сил и бодрости, начинает растворяться «драгоценное „я“», а вместе с ним и «социальное», посредством которого мы характеризуем и оцениваем себя в ответ на реакцию других людей.

К сожалению, многие из нас настолько поглощены своим благополучием, что забывают наиважнейший урок, который Будда – как и многие учителя иных духовных традиций – старался донести до нас как самое глубокое из всех учений: никто не сможет быть свободным, пока все не освободятся. Мы закрываемся в своих зонах комфорта, удовлетворение затмевает осознание боли и лишения, которые некоторые из окружающих нас людей могут в данный момент испытывать.

К слову, я недавно слышал историю о женщине, публично заявлявшей о себе как о бодхисаттве – человеке, который достиг великой любви и открытости, свойственных бодхичитте. Однажды ночью ей позвонила другая женщина, мучившаяся от нестерпимой боли, и попросила отвезти её в ближайшую больницу, которая находилась на порядочном расстоянии и от дома больной женщины, и от дома нашей «бодхисаттвы».

«Прошу прощения, – ответила та, – я очень занята. Но я за вас помолюсь».

Я так никогда и не узнал, помогли её молитвы или нет. Но её ответ был далёк от ответа истинного бодхисаттвы. В тибетской буддийской традиции бодхисаттва считается «героем» или «воином», который посвятил себя цели привести всех существ к такому же состоянию свободы, какое он (или она) достиг сам. Они герои сострадания, которые изо всех сил стараются помочь другим в периоды несчастий и отчаяния.

Я не могу винить эту самопровозглашённую бодхисаттву, потому что в моей жизни было время, когда я точно так же стремился удобно расположиться в собственной зоне комфорта – уютной удовлетворённости самим собой, пока в конечном счёте это чувство не стало вызывать у меня беспокойство.

 

Урок листа

Хотя практика, учёба и преподавание Дхармы помогли мне справиться с некоторыми проблематичными привязанностями к разным слоям «я», несколько лет назад я стал ощущать дискомфорт. После долгих раздумий я понял, что засел на этапе практики, который назвал «уютной Дхармой» или «комфортной реализацией». На этой стадии человек испытывает некоторую гордость за свои прозрения, внешне доволен собственными достижениями и приходит к мысли: «Да, Дхарма – это великолепная вещь. Я так счастлив». Но при этом за ширмой подобного самодовольства прячется назойливое чувство неудовлетворённости, ощущение, что Дхарма предлагает нечто большее и настоящее, чем просто комфорт.

Тогда я как раз давал учения в Бодхгае – месте, где Будда пришёл к абсолютному пониманию сути страданий и способа их облегчения. Это очень сильное место, энергия которого может заставить вас пересмотреть свой образ жизни.

Оглядываясь на свою жизнь, практику, на то, что я усвоил за годы ученичества, чему учил других людей, а также на отношения с семьёй и друзьями, я чувствовал, что чего-то не хватает. Да, мне удалось восстановить связь со своей природной искрой, и я учил методам этого воссоединения тысячи учеников, но моё «геройское сердце», подлинная суть бодхичитты, была пробуждена только наполовину. Я замечал – во время учений, например, – как устаю, ловил себя на мысли: «Уф, скорее бы закончить. Я бы хотел сходить туда-то и туда-то. Как бы мне хотелось заняться чем-то другим, пойти в кино или отдохнуть». Я ощущал подобную неусидчивость и неудовлетворённость, когда руководил организационной работой, строительством или восстановлением мужских и женских монастырей или ретритных центров. Даже сессии медитации стали для меня обузой. Я просто хотел сидеть, отдыхать, есть и смотреть телевизор со своей женой и дочерями.

Я устал, был растерян и пресыщен.

Но в Бодхгае, где не так много развлечений, я стал думать обо всех тех восхитительных учителях, которые в прошлом помогли мне и поддержали. Они никогда не производили впечатление уставших людей; их энтузиазм по отношению к любому проекту, казалось, ни на секунду не ослабевал. Может, они уставали физически, но внутренняя сила, которая ими двигала, никогда не иссякала.

Взглянув на собственную жизнь, я осознал, что теряю внутреннюю силу, потому что по-настоящему не предан цели абсолютной бодхичитты. Я просто зарылся в своём уютном гнёздышке, проведя границы между своей профессиональной, духовной и семейной жизнью. Я понял, что, хоть и преодолел разные слои «я», оставалось справиться с ещё одним слоем: слоем духовного комфорта, уютной Дхармы, уютного сострадания, комфортного существования.

И вот однажды вечером после учений я направился в ту часть Бодхгаи, где находится несколько древних храмов и мест поклонения, а также дерево, выросшее из черенка изначального дерева бодхи. Я никому не сказал, куда направляюсь. Я пошёл туда один с намерением взять обет беззаветно трудиться на благо всех живых существ, перешагнуть состояние самоудовлетворённости, в котором продолжал жить и работать, пока чувствовал себя в нём комфортно.

Время было перед самым заходом солнца; оно ассоциируется у меня с чувством особой мягкости. День клонится к концу, но все ещё светло – пронизывающий своим контрастом момент на грани ясности дня и заблуждений ночной тьмы, момент, в котором реальность как будто смещается, трансформируется.

Я сел под деревом бодхи и немного помолился, потом трижды обошёл вокруг него, читая обет бодхисаттвы, который в сжатом изложении будет звучать примерно так: «Начиная с этого момента и до тех пор, пока я не достигну полного освобождения от боли и страданий, я целиком и полностью, не стремясь к похвалам и вознаграждению, посвящаю себя труду на благо всех живых существ». Я решил, что от всего сердца желаю принять на себя обязательства бодхисаттвы.

И в тот момент, когда я закончил принятие обета, я почувствовал, как что-то соскальзывает с моей головы. Я открыл глаза и увидел у своих ног лист с дерева бодхи.

Дальше произошло нечто любопытное. Я помнил, что по обе стороны от меня находятся люди. Я почему-то думал, что они читали тексты или молились, но на самом деле люди ждали, когда с дерева упадёт лист. Срывать листья с самого дерева запрещено законом (тогда от него останутся одни голые ветви). Никто не имеет права собирать листья с дерева, можно только подбирать упавшие.

И вдруг отовсюду набежали люди, пытаясь схватить упавший лист. Признаться, я сам хотел его подобрать и взять себе; а поскольку он упал прямо передо мной, я его и взял. Всё это произошло за какие-то пару секунд. Я держал лист и думал: «Я первый! Дерево бодхи послало мне листок, и теперь он у меня. Значит, я очень хороший человек, отличный практикующий!».

Когда я уходил, меня охватило чувство вины. «Ты такой ленивый бодхисаттва, – сказал я самому себе. – Принял обет посвятить свою жизнь всем живым существам, а сам даже не можешь отдать этот лист кому-то другому. Ты всё ещё держишься, цепляешься, лелеешь идею о том, что получишь особый знак или благословение». Я был так раздосадован и зол, что чуть не разорвал этот лист в клочья и не выбросил его.

Потом я услышал другой голос, из ниоткуда: «Храни этот лист как напоминание о том, как легко нарушить обязательство трудиться на благо других. Ты можешь со всей искренностью произнести эти слова, но только действия имеют значение – они служат доказательством того, цепляешься ты за комфорт, самомнение, различение или нет».

Несколько дней спустя я попросил своего ученика поставить этот лист в рамку вместе с парой написанных мной строк о пережитом опыте. Я отвёз обрамлённый лист домой, в Непал, и повесил на стене у лестницы, ведущей в спальню, так чтобы каждый вечер, когда я отправлялся спать, и каждое утро, когда спускался вниз, он напоминал о моём обязательстве и о том, как легко его нарушить.

Через месяц я понял, что это не самое подходящее для него место (забываешь посмотреть на стену, поднимаясь и спускаясь по лестнице).

В конечном счёте моя жена – которая во многих отношениях куда мудрее меня – повесила лист с комментарием над нашей кроватью. Поэтому когда я дома, когда вечером ложусь спать и утром просыпаюсь, – он всё время над моей головой. Он часть моих снов и часть моих пробуждений.

Смотря на лист, я напоминаю себе о том, что взращивание искры означает выполнение двух взаимосвязанных задач. Первая, безусловно, подразумевает воссоединение с собственной естественной открытостью, интеллектом и теплотой. А вторая состоит в том, чтобы делиться с внешним миром раскрытым в себе потенциалом через поступки и отношение ко всем людям, которых встречаешь в повседневной жизни.

Множество цивилизаций исчезло потому, что люди выбирали жизнь в своих зонах комфорта, предпочитая подкреплять собственное чувство защищённости и не замечать тяжёлого положения окружающих людей. Некоторые тем не менее понимали, насколько важно поддерживать незнакомых им людей. Эти люди служили примером идеального поведения, превозносимого разными культурами разных эпох. В их число входят такие исторические религиозные деятели, как Моисей, Иисус и Мухаммед – все они подчёркивали важность проявления доброты и милосердия по отношению к другим людям. Мы можем вспомнить таких современных личностей, как Роза Паркс – которую называют «матерью современного движения за гражданские права», – чей отказ уступить место белому пассажиру в автобусе в Монтгомери, штат Алабама, послужил началом развёртывания американского движения за гражданские права и заложил фундамент для культурного диалога о необходимости относиться ко всем людям с уважением и почтением. Мы также можем вспомнить тунисца Мохаммеда Буазизи, совершившего самосожжение в знак протеста против безработицы, бедности и коррумпированности правительства, чья жертва обеспечила свободу миллионам жителей Ближнего Востока.

 

Бодхичитта как практика

Выше уже говорилось, что, как только мы восстановим связь с сущностной любовью, любые практики – например тонглен – помогут нам вырастить из этой связи безграничную любовь, распространяющуюся на всех живых существ. Но это только второй шаг в нашем пути. Следующий шаг – начать активно практиковать относительную бодхичитту. Иными словами, практиковать сострадание. А это значит делать то, что вам не особо хочется делать, только потому, что это поможет кому-то другому. Мало кто учит этому аспекту, предпочитая описывать сострадание как сопереживание – сочувственное отношение к страданиям других людей. Если исходить из определения, это недалеко от истины. Однако меня учили, что сострадание – это не просто чувство; это действие. Когда Роза Паркс отказалась покинуть своё место, она действовала из сострадания. Когда Махатма Ганди начал голодовку, протестуя против иностранной оккупации своей страны, он действовал из сострадания. Когда Мохаммед Буазизи поджёг себя, он действовал из сострадания ради всех тунисцев.

Описал бы кто-нибудь из них то, что им двигало, как «относительную бодхичитту»? Сомневаюсь, что они вообще когда-либо слышали об этом понятии. Их действия были мотивированы желанием претерпевать муки ради других людей. В этом и заключается смысл относительной бодхичитты: делай то, что необходимо сделать, даже если ты не хочешь, даже если это обрекает тебя на лишения и боль.

Разница между безграничной любовью и бодхичиттой состоит в том, что, даря безграничную любовь, мы, с одной стороны, делаем то, что может улучшить жизни других людей, а с другой – помогая человеку, испытываем тайное наслаждение, самодовольное чувство, что сделали что-то хорошее и поэтому сами стали лучше. Сколь бы малой крупицей радости мы ни поделились с человеком – может, одарили улыбкой банковского служащего или проходящего мимо охранника, – она тут же резонирует в нас мыслью: «О, сегодня я сделал хорошее дело! Какой я молодец!». Нам нравится радость, которую мы доставляем другим людям.

Бодхичитта, с другой стороны, – это попытка устранить любого рода страдания, не ожидая для себя такого же удовлетворяющего результата взамен.

Например, одна моя ученица описала свою ситуацию. «Я знаю, что мой пожилой дядя живёт один. Я боюсь ему звонить, потому что знаю, что он будет рассказывать всё то же, что говорил на прошлой неделе и на позапрошлой, как заезженная пластинка. Но я всё равно ему звоню, ведь я его единственный контакт с внешним миром. Бо́льшую часть разговора я просто мычу в трубку. И потом он целую вечность прощается, что приводит моего молодого человека в бешенство, потому что он ждёт, когда я наконец положу трубку. Но дядя, бедный, так одинок – я не могу просто взять и повесить трубку».

Другого моего знакомого попросили посидеть со своей больной матерью в больнице, потому что остальные члены семьи жили очень далеко и не могли приехать. Он ненавидел больницы – запахи антисептиков, пресная еда, – но остался. Кто-то из медсестёр похвалил его: «Вы замечательный сын. Такой милый мальчик». Он не выдержал и резко ответил: «Мне шестьдесят лет, никакой я не мальчик!».

Однажды в палату зашла другая медсестра, и поглядев на него, сказала: «Вы это делаете не потому, что хотите, а потому, что это нужно сделать».

«Что, чёрт побери, это значит?» – спросил он.

Медсестра подождала с ответом, но не поддалась на его грозный тон.

«Вы здесь сидите не потому, что хотите, а потому, что считаете это правильным, – сказала она. – Поверьте, я уже очень много лет работаю медсестрой и вижу разницу. Вы не просто сидите у кровати. Зовёте нас каждые пять минут, когда вам кажется, что матери больно. Вы присматриваете за ней, потому как больше это некому делать».

Она замолчала на минуту, а потом спросила: «Вы даже не представляете, каким для этого надо быть храбрым человеком, так ведь?».

И затем она вышла.

Он больше её не видел.

Что это было? Видение? Послание? Или просто временный работник?

Мы никогда не узнаем.

Но после случившегося мужчина был «потрясён».

«Кто-то где-то знал, что я выполнял свой долг, – сказал он. – Мне не нравилось это делать, совсем не хотелось, но именно это я и был обязан сделать».

В этом и состоит суть бодхичитты: исполнять свои обязанности перед другими людьми, даже если вам не хочется.

Моя младшая дочь плакала каждый раз, когда я уезжал куда-либо с учениями. Когда она была совсем маленькой, я усаживал её на колени и объяснял, что еду выполнять важную работу, которая сделает это место более мирным и счастливым. Теперь она относится к моим отъездам с бо́льшим пониманием. Я скучаю по ней, когда уезжаю из Непала; скучаю, не имея возможности наблюдать, как она растёт. Я страшно скучаю по жене. Но мне невероятно помогают их понимание и поддержка. Они по-настоящему поняли смысл сострадания, поняли, что оно предполагает много разъездов, пребывание в странных и порой не очень приятных местах.

Безусловно, это не значит, что практика бодхичитты лишена всякой радости. Действия, которые мы совершаем, могут поначалу казаться неприятными, но со временем в нас крепнут уверенность и сила – полностью раскрывается сущностная любовь, абсолютно чуждая личной заинтересованности; открытость и сопричастность людям, казавшиеся прежде невозможными.

Согласно буддийской традиции, активная практика относительной бодхичитты не обходится без применения того, что на санскрите называется парамитами, а на тибетском – пхарол-ту чинпа. Оба понятия чаще всего переводятся как «совершенства», в том смысле, что требуется развить совершенные качества открытости, доброты и интеллекта на пути к абсолютной бодхичитте. В буквальном переводе эти слова означают «выходить за пределы», «переходить на ту сторону», где под «другой стороной» имеется в виду опыт вне «реального „я“», вне различения «я – другие», за пределы обусловленной любви и её усложнений.

Давайте разберём каждую из парамит в отдельности, прежде чем рассмотреть их взаимодействие.

 

Щедрость

Первая парамита известна как дана на санскрите, или джинпа на тибетском, что чаще всего переводится как «щедрость». Традиционно щедрость делится на три вида.

Первый вид щедрости достаточно легко понять. Это значит оказывать материальную помощь, например деньгами или едой. Существует древнее буддийское предание о том, как в одном из своих предыдущих воплощений Будда отдал своё тело на съедение умиравшей от голода тигрице, которая не могла прокормить своих детёнышей. Он с готовностью скормил себя тигрице, чтобы она и её тигрята выжили. Я более чем уверен, что, если история произошла на самом деле, этот опыт был далеко не из приятных. Правда это или нет, предание служит впечатляющим примером добровольного желания претерпевать лишения ради блага других существ.

Рискну предположить, что в наши дни вряд ли найдётся человек, которого попросит пожертвовать своим телом голодная тигрица. Но по моему мнению, эта притча – наглядное пособие по обеспечению пищей голодающих людей. Массы людей по всему миру стоят в очередях, чтобы получить бесплатный завтрак или обед для себя и своих детей: это голодные тигры и тигрицы, стремящиеся прокормить своих детёнышей.

Проблемы глобальной бедности и голода так или иначе решаются благодаря щедрой помощи. Иногда её оказывают благотворительные организации. Иногда правительства. После того как торнадо разрушил город Джоплин в штате Миссури, правительство Объединённых Арабских Эмиратов – страны, находящейся в тысячах километрах от США, – выделило гуманитарную помощь в размере одного миллиона долларов детям, чьи дома и школы были разрушены. Иногда на помощь приходят отдельные индивидуумы, выделяя время на то, чтобы закупить продукты и организовать ужин для тех, кто не выходит из дома, что для своей пожилой соседки регулярно делает один из моих учеников.

«Может, я не такой щедрый в смысле бескорыстной самоотдачи, – признался он. – Этой женщине 99 лет! Она рассказывает изумительные истории о том, как этот мир на её глазах менялся. Представьте, каково это – жить во времена конных экипажей, первых машин, самолётов, первого телевизора и чего-то абсолютно для неё непостижимого вроде интернета. „Что такое фейсбук, я часто слышу это слово? – спрашивает она. – А твиттер? Мне всё это кажется совершенной чепухой. В мою бытность мы писали письма. Звонили по телефону. Тогда общались по душам. Похоже, люди нынче стали более бездушными“.

Хорошо, может, временами она жалуется на одно и то же и очень громко разговаривает, потому что стала практически глухой. Старается удержать меня в своей квартире как можно дольше. Думаю, хочет, чтобы я просто составил ей компанию. И это немного меня раздражает, потому что мне надо рано вставать на работу. Но я переживаю за неё. Мне не безразлично, как она себя чувствует. Мне важно знать, что у неё достаточно еды и есть с кем пообщаться. Если это значит лишить себя пары часов сна, то я готов на это пойти».

Меня учили, что первый тип щедрости может выражаться не только в виде материальной помощи, но и в эмоциональной поддержке. Иногда это значит произнести слова утешения и ободрения человеку, у которого выдался трудный день, неделя, месяц или – как у многих людей по всему миру – нелёгкий год, тяжёлое десятилетие, непростая жизнь. Только за последние пару лет мы стали свидетелями исключительного проявление щедрости, ставшей нашим ответом на события, опустошившие сообщества по всему миру. Например, тысячи людей со всего света пожертвовали своим временем, помогая жителям Гавайев после разрушительного землетрясения в 2010 году.

Многие щедрые люди не причисляют себя к буддистам. Они дают, потому что это для них естественно, это часть их природы. Если так на это посмотреть, тогда можно подумать, что Будда ввёл практику щедрости для того, чтобы пробудить потенциал, коренящийся в нашей собственной природе, – искру теплоты и открытости, которая позволяет нам соединиться со своим и другими сердцами.

Одна моя ученица рассказала, что её воспитали родители, которые выросли во времена Великой депрессии 1930-х и научили её «беречь каждую копейку».

«Но чем больше я об этом думаю, тем сильнее убеждаюсь, что Великая депрессия не была чисто экономическим явлением. Великая депрессия, как и сегодняшняя рецессия, – явление эмоционального характера, это выражение потери уверенности в самих себе».

«Поэтому я так хорошо себя чувствую, когда просто так даю пару долларов другу, – продолжала она. – Я чувствую сопричастность, будто все мы в этом – что бы это ни было – вместе».

Второй вид щедрости подразумевает предоставление защиты тем, чья жизнь так или иначе находится под угрозой. Многие занимаются подобной работой, оказывая помощь людям, которые рискуют лишиться дома, машины и даже своих детей. Они предоставляют алкоголикам и наркозависимым людям возможность поступить в реабилитационные центры для того, чтобы очистить свой организм, а в некоторых случаях приобрести новые навыки и найти работу. Приюты для женщин и детей, подвергшихся разного рода насилию, предоставляют заботливую атмосферу, которая помогает им преодолеть страхи и справиться с воспоминаниями о пережитой трагедии. Организация под названием «Врачи без границ» привлекает немыслимое количество ресурсов для того, чтобы обеспечить медицинскую и психологическую помощь нуждающимся людям во многих странах, предоставляя им безопасное прибежище.

Последний вид щедрости заключается в том, чтобы дарить понимание. Обычно это значит давать учения Дхармы – наподобие тех, что великие учителя буддийской традиции дают большим группам учеников. Но есть ещё один способ приведения к пониманию, который сам себе является проявлением невероятной щедрости, как показал мой опыт общения с Дилго Кхьенце Ринпоче. Это произошло несколько лет назад в Бодхгае, в то время, когда я по воле случая начал своё превращение в учителя.

Ринпоче давал целую серию учений для более чем тысячи участников на протяжении нескольких недель. В тот период мой приятель, ещё один тулку из Таши Джонга, подошёл ко мне с просьбой. У него возникла небольшая проблема. Через несколько месяцев он уходил в ретрит, и ему нужно было получить особое учение от Ринпоче. Я тоже хотел его получить. Но мы подумали: «Нет, Ринпоче так занят. Он целыми днями учит всех этих людей, вряд ли у него найдётся на нас время».

Я несколько раз имел возможность встречаться с Ринпоче в Таши Джонге и других местах и знал, насколько он добр. Поэтому я решил: «От меня не убудет, если просто спрошу об этом». Во время большого перерыва я прокрался в комнату, где он обедал. Я не сильно удивился – учитывая непринуждённый и расслабленный стиль Ринпоче, – когда увидел, что дверь была открыта, хотя приём пищи традиционно считается «личным временем», когда учитель может немного расслабиться. Ринпоче увидел меня в дверях и пригласил войти. Внезапно мне стало неудобно спрашивать его об одолжении; я знал, что в итоге он скажет либо «да», либо «нет».

Он ни на секунду не задумался после того, как я спросил. Я едва успел высказать нашу просьбу, как Ринпоче тут же ответил: «Приходите завтра в обед».

На следующий день я и мой приятель пришли в комнату Ринпоче, и он дал нам испрошенное учение в той же полноте и со всеми подробностями, с таким же вниманием и безусловной отдачей, с которыми давал публичные учения сотням людей. Он не ждал ни подношений, ни подарков. Ему был неважен наш статус тулку. Он никуда не торопился. Не сокращал учение до ключевых положений. Он полностью отдался пояснению учений, во всех деталях, удостоверяясь, что мы их понимали.

Это был поистине сильный урок для меня – в том смысле, что он помог мне выработать свой собственный стиль преподавания. Когда ученик просит меня дать особое учение наедине, я вспоминаю щедрость Дилго Кхьенце Ринпоче; стараюсь следовать его примеру, давая настолько полные учения, насколько это возможно, не думая ни о чём другом, кроме необходимости помочь любому, кто ко мне пришёл, лучше понять и практиковать Дхарму.

Щедростью в обучении можно делиться и в более неформальной ситуации. К примеру, моя ученица начала работать в крупной международной корпорации, и её беспокоила непредсказуемость реакций начальника.

«Не принимай близко к сердцу, – посоветовал ей коллега. – Он трясётся за свою должность и не может не передать этот страх тебе. Всё, что бы он ни сказал или ни сделал, не имеет к тебе никакого отношения.

«Пошли ему любовь, – сказал коллега. – Он дико напуган».

 

Дисциплина

Как полюбить того, кто сам напуган и пугает тебя?

Практикуя вторую парамиту, которая на санскрите называется шила, а не тибетском – цултрим.

Название второй парамиты обычно переводится как «этика» или «нравственность», хотя я слышал и такие переводы, как «нравственная дисциплина» или просто «дисциплина». В самом простом понимании такой род дисциплины означает воздержание от поведения и склонностей, наносящих вред себе и другим людям. Традиционно это поведение включает три категории: физические действия, а именно, убийство, воровство и сексуальное насилие; действия речи, как-то: ложь, клевета, грубость и пустословие, или так называемые праздные разговоры; и ментальные или эмоциональные склонности, в числе которых жадность и злой умысел.

Вредные тенденции ума также включают убеждение в «неверных представлениях» – как их часто называют. Эти «неверные представления», согласно буддийской традиции, охватывают множество разных идей. В простом понимании «придерживаться ложных представлений» значит верить во что-то как в истинное, тогда как оно таковым не является. На предыдущих страницах мы обратили внимание на то, сколько боли и неразберихи мы испытываем, когда упорно придерживаемся определённых представлений о себе. Мы поняли, насколько ограничиваем себя в выборе, когда воспринимаем программы как своё истинное «я». Поэтому практика дисциплины заключается в том, чтобы постоянно работать и находить просветы между нашими программами, замечать промежутки в своих надуманных образах. Эта практика состоит ещё и в том, чтобы обнаруживать промежутки в своих представлениях о других людях, освобождаться от образов, которые мы навязываем своему начальнику, коллеге, другу или второй половине.

Например, легко осуждать человека, который часто напряжён или злится, и занимать оборонительную позицию, сочиняя о нём или о ней всякого рода истории и делясь ими, сплетничая, с окружающими. Практика дисциплины в этом случае потребует от нас отстраниться и попробовать более объективно посмотреть на причины, делающие человека таким напряжённым и раздражённым. Может быть, его или её постоянно критикует начальство, и он или она боится потерять работу. Возможно, у человека серьёзно болеет кто-то из близких. А может, он или она переживает из-за проблем в личных отношениях. Так, думая о других, оценивая их поведение и реагируя на их поступки, мы стараемся увидеть их вне ситуаций настоящего времени и подарить им такой же комфорт и доброту, которые научились проявлять по отношению к себе.

Кроме того, дисциплина – это такое поведение и отношение, которые приносят пользу и другим людям, и нам самим. Под ними обычно имеются в виду поступки и мысли, противоположные пагубному поведению и склонностям, перечисленным выше. Вместо того чтобы отнимать чью-то жизнь, мы сохраняем её; вместо того чтобы воровать, мы отдаём (практикуем щедрость). Говорим правду. Отзываемся о людях самыми добрыми словами. Стараемся говорить мягко. Думаем о том, что могли бы сделать для других, радуемся их достижениям и успехам и стараемся воспринимать их поведение в свете преходящего характера причин и условий.

Вне зависимости от того, какой подход мы выберем – воздерживаться от вредных действий или совершать полезные, – суть дисциплины состоит в том, чтобы воспитать широкое сердце и всеобъемлющее понимание, которые позволят нам простить себя и других за допущенные под влиянием эго ошибки.

Приведу пример. Несколько лет назад пожилой монах проделал путь из Тибета в Индию, чтобы встретиться с одним великим учителем. Во время беседы пожилой монах упомянул, что после культурной революции несколько лет просидел в тюрьме.

«Я так боялся», – рассказывал монах.

«Умереть? – спросил учитель. – Что вас изобьют? Будут пытать?»

Пожилой монах помотал головой.

«Нет, нет, – прошептал он. – Я боялся, что утрачу любовь к тюремным охранникам. У них было оружие и дубинки – и они всё время нам угрожали. Но большинство из них просто подчинялись приказам. Им надо было заботиться о своих жёнах, детях и родителях. Поэтому они нас избивали и убивали – чтобы защитить свои семьи.

Я боялся, что забуду, что эти мужчины так плохо к нам относились только потому, что хотели защитить свои семьи. Они боялись за тех, кого любили.

А теперь мне страшно, потому что я больше не испытываю к ним никакого сочувствия. Иногда мне кажется, что я хочу причинить им столько же боли, сколько они причинили мне и тем, кого я любил».

Его страх, как сказал учитель, был мерилом его любви. Если бы он поддался тем мыслям и чувствам, то попал бы в ловушку программы «реального „я“», увидел угрозу в «реальных других» и увлёкся разного рода «драгоценными» историями о себе и своей ситуации.

Вот истинный смысл дисциплины: беречь любовь и сохранять надежду, что каждое живое существо пробудится даже в самых непростых и тяжёлых условиях.

Самый глубокий урок по дисциплине я получил от своего отца.

До того как отправиться в Америку с первыми учениями, я навестил отца в его маленькой комнатке в Наги Гомпе и попросил посоветовать, как давать учения новой для меня аудитории. Ответ был неожиданным.

Улыбнувшись своей таинственной, едва заметной улыбкой, он сказал: «Не дай похвалам завладеть твоим умом. Люди будут высказывать своё восхищение. Говорить, какой ты прекрасный учитель, какие удивительные даёшь учения. Принимай эти комплименты с благодарностью и отпускай их. Какими бы комплиментами ни одаривали тебя ученики, они не имеют к тебе никакого отношения. Они отражают истинность и мощь Дхармы. Не важно, как ты учишь. Важно, чему».

«О, да! – продолжал он. – Ты едешь в новый мир. Ты хочешь быть современным. Я не упрекаю тебя, сынок. Мир меняется, но Дхарма – нет. Она так же истинна, как и две тысячи лет назад. Пусть тебе не кажется, что твоя манера учить делает тебя каким-то особенным. То, чему учил Будда, продолжает жить и много веков спустя».

Потом он стал объяснять, что многие учителя рискуют столкнуться с «проблемой личности» – как её, наверное, правильнее будет назвать. Я сам за последние годы не раз наблюдал это явление. Учеников настолько притягивает стиль изложения определённого учителя, его или её харизма, что сам учитель, замечая свою популярность, начинает считать себя особенным или особенной.

«Каким бы популярным ты ни стал, не дай славе вскружить тебе голову. Люди будут говорить приятные вещи – какой ты потрясающий учитель. Не позволяй облакам контролировать тебя».

За окном его комнаты небо темнело.

«Это прельщает, я знаю, – сказал отец. – Люди называют меня великим. Но истинная цель моей жизни не в том, чтобы быть великим или знаменитым, а в том, чтобы учить Дхарме так, как я умею, – а я мало что умею. Помни, как мало ты знаешь. Помни, сколькому ещё надо научиться. Это сохранит твою скромность. А скромность – основа дисциплины. Пока не станешь буддой, тебе ещё столько всего предстоит усвоить. Помни, что ты обычный человек. Кем бы ты ни был, помни об искре, о своей истинной сущности.

Правда, тебе предстоит столько всего узнать. Открой сердце и слушай, о чём тебя спрашивают люди и что они говорят. Только через открытое сердце ты обретёшь открытый ум».

Да, важно продолжать практиковать, даже если мы не хотим. Да, важно относиться с другим людям с милосердием и почтением. Но самый важный аспект дисциплины – это скромность. Может, мы и правда многое усвоили за прожитые годы, но нельзя поддаваться искушению гордости и кичиться обретёнными знаниями. Мы ещё столько всего не знаем, но у нас так много возможностей больше узнать и о себе, и других, о связи между относительной и абсолютной реальностью и об отношениях между пустотностью и проявлениями – причинами и условиями, являющимися фундаментом нашего преходящего, относительного опыта.

 

Терпение

Название третьей парамиты – кшанти на санскрите или сопа на тибетском – обычно переводится как «терпение». Как практиковать терпение? Каков очевидный и глубинный смысл этого терпения?

Как и две предыдущие парамиты, терпение можно понимать по-разному, на разных уровнях. Самое очевидное – это воздерживаться от импульса отвечать проявляющему по отношению к нам злобу или насилие человеку тем же. Когда нас бьют, мы хотим ударить в ответ. Кто-то оскорбляет нас, мы отвечаем тем же. Какой-то человек распускает сплетни за нашей спиной, мы изнываем от желания пустить такие же отвратительные слухи за его спиной.

Это не значит, что мы должны пытаться подавить возникшее чувство злости или отделаться от него. Мы нередко испытываем приступы злости или страха, если человек не реагирует на нашу щедрость, говорит или делает что-то досадное, с чем нам трудно мириться. Терпение в этом случае будет заключаться в том, чтобы распознать свои ответные чувства злости или испуга и не поддаться им. Мы должны осознать, что человек причиняет нам боль потому, что сам её испытывает. Нельзя набрасываться на кого-то только из-за того, что мы слишком устали, плохо себя чувствуем или у нас стресс. Почему не допустить вероятность того, что окружающие могут находиться в схожих условиях?

Второй аспект терпения означает готовность терпеливо сносить боль и трудности, не упуская из внимания суть нашей мотивации. Мы помним, что наша цель – помочь другим ощутить свободу, доброту, открытость и теплоту, и поэтому мы готовы преодолевать любые препятствия, возникающие на пути к её достижению. Иногда практика такого рода терпения может выражаться в таком элементарном поступке, как, например, согласие отвезти человека в больницу, даже если у нас мало свободного времени, даже если потребуется поменять планы или поспать на пару часов меньше. Терпение значит, что мы садимся медитировать несмотря на то, что устали и так хочется сказать: «Пропущу в этот раз, а завтра посижу подольше». А может, она заключается в принятии на себя серьёзного обязательства, вроде регулярных посещений хронически больного или пожилого друга или члена семьи.

Я уверен, у каждого бывают в жизни ситуации, когда требуется выйти из собственной зоны комфорта. Смысл проявления терпения в по отношению к таким видам деятельности и ситуациям состоит в том, чтобы поддерживать связь с желанием быть полезным, быть светом для того, кто борется с темнотой, быть теплом для тех, кто утратил связь со своей искрой. Сохраняя мотивацию, мы нередко, к своему удивлению, обнаруживаем, что у нас намного больше энергии, чем мы думали; что трудности или преграды, с которыми столкнулись, не такие уж серьёзные, страшные или неприступные, какими казались поначалу. Мы ощущаем мягкую и вдохновляющую радость, ведь нам удалось ещё немного отдалиться от зоны комфорта.

Третий аспект терпения означает принятие вещей такими, какие они есть. В нашей жизни происходит много неприятных событий, и мы мало что можем поделать или как-то изменить ситуацию. За последние несколько лет я встретил немало людей, которые потеряли многих друзей или родственников во время атаки на Всемирный торговый центр 11 сентября 2001 года. Многие из них злятся, и их можно понять.

«Конечно, я опечалена, – сказала мне одна дама. – Точнее сказать, я в ужасе. Просто потрясена. Я скорблю о потере, но стараюсь не поддаваться чувству горечи и обиды. Думаю, многие люди разгневаны, и я уважаю их чувства. Но самый лучший способ отдать должное погибшему мужу – это идти дальше, жить такой жизнью, какой бы он желал для меня. Я могла бы провести последние десять лет думая о своей потере. Но я знаю, что ему бы это очень не понравилось. Вместо этого через несколько лет после трагедии я вернулась к жизни, стала ходить с друзьями ужинать, ну и встречаться с мужчинами. Я долго не решалась пойти на свидание. Сейчас я обручена. И через несколько месяцев мы планируем пожениться. Человек, которого я потеряла 11 сентября, был одним из самых добрых, чутких, умных и замечательных людей, которых я когда-либо знала. Не уверена, что смогу поместить его фото на место свидетеля на моей свадьбе, но я знаю, что он там будет и будет нам улыбаться».

 

Усердие

Название четвёртой парамиты обычно переводится как «упорство», «прилежание», «энергия», «усердие» или иногда «усилие». По сути, усердие означает, что мы с радостью и энтузиазмом отдаёмся практике и стремлению помогать другим людям. Усердие некоторым образом напоминает практику терпения – в том смысле, что мы так же развиваем в себе готовность преодолевать трудности. Но если терпение – это решимость не уклоняться от работы с проблемами, то усердие подразумевает энергичное обязательство разрешать трудные ситуации, возникающие, когда мы помогаем другим. Часто требуя от нас определённых жертв – времени, энергии или других ресурсов, – практика усердия может показаться довольно тяжёлой ношей. Но цондру – тибетское слово, обозначающее эту парамиту, и вирья – санскритский его эквивалент – указывают на воодушевляющее ощущение силы, безмятежности и сфокусированности на действиях, приносящих другим пользу.

Приведу в пример ситуацию одной знакомой женщины, которая взяла на себя обязательство провести несколько недель рядом с пожилым отцом, который находился при смерти. Совсем непросто смотреть за тем, как кто-то умирает, но она сидела у его постели, держа его за руку, разговаривая с ним, прислушиваясь к его словам, когда он мог говорить. В то же время она старалась успокоить мать, страдавшую от обсессивно-компульсивного расстройства и обезумевшей в последние недели жизни мужа.

«Но как бы тяжело это ни было эмоционально, – сказал она, – последние часы жизни отца были невероятно спокойными. Моя мама наконец села у его кровати и держала его за руку, пока он уходил. Я рада, что смогла быть вместе с ними».

Говорится, что усердие – своего рода доспехи, помогающие нам справляться с тяжёлыми ситуациями, и оно очень органично вписывается в образ бодхисаттвы как воина или героя. Но мы должны помнить, что этот воин или герой посвятил себя задаче пробудить других существ и разжечь в них искру. Доспехи, в которые он или она облачены, – это не некая маска, а неиссякаемый поток света, льющегося изнутри.

Усердие может проявляться в небольших поступках и должной оценке достигнутого результата. В моём случае, например, если я хочу убраться на кухне, то решаю привести в порядок какую-то небольшую её часть – плиту или обеденный стол. Я убираюсь и мою эту часть, а потом иду отдохнуть на пару минут (а может, и дольше). Возвращаюсь, смотрю на результат своего труда и говорю: «Да, так чисто! Я проделал отличную работу». Это придаёт мне сил и заряжает энтузиазмом для того, чтобы приняться за другую часть кухни. Пожалуй, этот подход сильно отличается от попытки вымыть всё целиком, начав в одном углу, перейдя в другое место, так никогда и не сосредоточившись на какой-то определённой зоне. А оценив итог работы в небольшой части, вы заряжаетесь энтузиазмом, необходимым для того, чтобы приступить к следующей части. Без этой радости нельзя развить усердие. Мы привыкли приступать к делу с некой горячностью, что только вызывает физическое и эмоциональное напряжение. Мы думаем: «Я должен это сделать. Прямо сейчас и всё сразу». Такой подход ведёт к физическому и эмоциональному стрессу.

Поэтому вот вам моё понимание правильного усердия: выполняйте большие задачи, разбив их на небольшие части, и делайте короткие перерывы. Но самое главное в этом процессе – уделить немного времени тому, чтобы по-настоящему порадоваться своим достижениям. Если мы это сделаем, то с уверенностью взглянем на любое большее дело, которое нам предстоит. У нас появится ощущение: «Да, мало-помалу я со всем этим справлюсь – что бы это ни было».

 

Концентрация

Пятая парамита называется на санскрите дхьяной, или иногда самадхи, а на тибетском – самтен, что переводится как «концентрация» или «сосредоточение». Чаще всего под концентрацией подразумевают вид медитации, хотя глубокий смысл концентрации состоит в том, чтобы дать своему уму пребывать в состоянии открытости, простоты и бдительности. Такая простая и лёгкая практика концентрации на самом деле способна помочь упростить принятие решений, кажущихся чрезвычайно сложными.

Например, несколько лет назад я побывал на продолжительных учениях Адеу Ринпоче в Тибете. Как это бывает в случае с длинными учениями, это был целый комплекс разных мероприятий, включавший длинные периоды чтения религиозных текстов и другие ритуальные элементы, выполнение которых требовало особой точности. Я смотрел на Адеу Ринпоче и видел, как ровно и спокойно он наблюдает за всем происходящим. Он просто сидел с открытыми глазами, делая то, что полагается выполнять ведущему церемоний. Он сидел абсолютно ровно и неподвижно, не обращая особого внимания на то, что делали участвовавшие в учениях монахи.

Во время перерыва я услышал, как Ринопче критикует одного из монахов, говоря ему: «Нет, ты пару раз ошибся».

Я был поражён. Казалось, он не обращал никакого внимания на конкретные события, но при этом осознавал всё, что происходит. Поэтому однажды во время обеда я поинтересовался у Ринпоче: «Как вы поняли, что происходит? Ваши глаза были неподвижны, внимание ни на что не переключалось».

«Я был в самадхи», – ответил он.

Он объяснил, что устойчивое пребывание в абсолютно открытом, пространном внимании – это не ступор; практикуя самадхи, человек может видеть всё, что происходит, не сосредоточиваясь при этом ни на каких определённых вещах.

«Это как видеть отображение в зеркале, – пояснил он, – однако зеркало такое широкое и устойчивое, что ты можешь видеть всё, что есть в комнате, без предубеждения и предвзятости. Можешь видеть всё, что в ней происходит, не фокусируясь на какой-либо конкретной вещи.

Ты должен доверять пространству, потому что оно всегда здесь. Если будешь сосредоточиваться на феноменах, на проявлениях, которые непостоянны и ежесекундно изменяются, всё время прыгают вокруг, – если доверишься им, тогда будешь всегда как бы вести с ними борьбу.

Поэтому полностью доверяй пространству, в котором появляются все феномены. Будешь доверять – и твои органы чувств будут распахнуты. Ясность и устойчивость сольются воедино».

Я увидел такую же безмятежную, неизменную открытость в своём отце примерно за год до его смерти. Было ясно, что его физическое здоровье ухудшалось, и я решил почаще его навещать и проводить с ним больше времени. В тот период, несмотря на то, что тело его слабело, он приступил к новому проекту по расширению и переустройству храма в Наги Гомпе, где люди выполняли ритуалы, молились и медитировали. (На самом деле мой отец всё время что-то строил и расширял. Он никогда специально не собирал на это деньги. Люди просто оставляли деньги в качестве традиционного подношения за учения или благословения, и в какой-то день он заявлял: «О! Здесь достаточно, чтобы это построить или починить».)

Один из проектов заключался в сооружении алтаря для огромной статуи Тары, женского воплощения сострадания. Такие статуи считаются очень ценными объектами поклонения и обычно помещаются в своеобразный стеклянный шкаф для защиты от пыли. Отец попросил меня помочь закончить эту работу, и в какой-то день я пошёл посмотреть, как продвигались дела. Поскольку статуя была очень большой, рабочие, устанавливавшие стеклянную витрину, вынуждены были использовать две горизонтальные стеклянные секции. Но эти секции соединялись как раз на уровне глаз Тары, так что глаз практически не было видно.

Я поднялся к отцу, чтобы рассказать о проблеме и спросить, как поступить. Он, конечно, был в своей маленькой комнате, где спал и где давал учения. Дверь была не заперта, но входной проём – зашторен. Я слегка отдёрнул штору и увидел, что он медитировал. Не желая его беспокоить, я опустил штору и подождал несколько минут. Потом подумал: «Может, он уже закончил», – и снова заглянул внутрь. Отец по-прежнему спокойно и расслабленно сидел и медитировал. Я подождал и опять заглянул – и так четыре или пять раз.

Спустя полчаса я начал мёрзнуть, стоя на проходе, и подумал, немного эгоистично: «Так, вообще-то это не моя забота. Это его монастырь, и я работаю для него. Почему бы мне просто не войти?». И в то же время мне было любопытно увидеть его реакцию: выйдет он из медитативного состояния, чтобы уделить внимание практическим вопросам, или же – что, как я слышал, свойственно великим мастерам, – его медитация была настолько открытой и свободной, что, не выходя из этого состояния, он предельно правильно и точно отреагирует на любую окружающую его ситуацию.

И я вошёл, обратившись к нему официально.

«Ринпоче».

Он спокойно посмотрел на меня, не изменив взгляда или выражения лица – никакого знака, что он оторвался от медитации и имеет дело с вторжением. Я рассказал ему о проблеме, попросил совета, и он дал мне кое-какие указания. И пока я пятился к выходу, он продолжал так же спокойно сидеть. Не было ни единого признака того, что он прервал состояние концентрации или уравновешенности или что ему нужно было возобновлять свою практику. Не было никаких «снаружи» или «внутри». Он ничуть не менялся, медитируя или давая мне совет относительно неурядиц на стройке. Он был настолько ясным и открытым, но при этом не было ни малейших признаков того, что он намеренно удерживает эту ясность и открытость; они были частью его существа, непринуждённые и непрерывные.

Это было для меня величайшим уроком. Обратившись тогда к отцу и слушая его инструкции, я осознал, что концентрация – это не попытка на чём-либо сфокусироваться, это пребывание в обширном «нецентрированном центре», из которого ты совершаешь все действия.

Кроме того, это фундамент для следующей парамиты.

 

Мудрость

В итоге мы подошли к шестой парамите. Как праджня с санскрита, так и шераб с тибетского обычно переводится как «мудрость».

Важно отметить, что существует два вида мудрости. Первая представляет собой способность различать, интересоваться, задавать вопросы, обобщать полученную информацию, анализировать её и принимать решения. Каждый человек, если только у него нет каких-либо физических или генетических изъянов и нарушений, обладает этой обычной мудростью, базовым интеллектом и способностью отличать феномены друг от друга.

Мы всё время что-нибудь анализируем: прикидываем расстояние между машинами или изучаем окружающих людей, пытаясь определить их настроение. Зачастую мы автоматически проводим этот анализ на подсознательном уровне.

Второй вид мудрости называется «трансцендентной», или «запредельной», что, пожалуй, проще понять как кульминацию прозрения, выражающуюся в способности видеть по существу взаимозависимую, преходящую и иллюзорную природу относительной истины и фундаментально открытую, ясную и неограниченную природу абсолютной реальности. Это умение различать между фантазиями и проекциями – нашими историями о «я» и «других» – и истинной природой вещей. Это проницательное восприятие, позволяющее увидеть пространство за облаками, безусловную любовь за слоями привычных программ идентификации и непонимания, основанного на страхах и надеждах.

И одновременно это интуитивное понимание того, что проявления способны возникать благодаря тому, что есть фон пустоты; что облака видятся как надвигающиеся и уносящиеся благодаря фону пространства; что именно благодаря когнитивным и эмоциональным навыкам, обретённым во время приключений с разными измерениями собственного «я», мы можем воссоединиться со своей истинной природой и раздуть из искры пылающий костёр.

Итак, для практики трансцендентной мудрости нам необходимо намеренно возродить в себе аналитический потенциал. Мы должны распознать тот пытливый аспект своего ума, то самое любопытство, которое побуждало нас расти, развиваться и познавать мир.

Как это сделать?

Обычная мудрость – то, что мы можем назвать интеллектом или разумом, – искажена предубеждениями, предвзятостью, надеждами, страхами, прошлым опытом, жёсткими идеями. Поэтому, начиная практиковать трансцендентную мудрость, мы сперва анализируем того, кто анализирует. Мы используем практики медитации для того, чтобы обострить свой природный интеллект, распознать предубеждения, предвзятость и прочее, придя к более чёткому пониманию привычных программ интерпретации опыта.

Как недавно выразилась одна моя ученица: «Это как учиться смотреть на мир без солнцезащитных очков. Ты всё время носишь очки, вроде хорошо видишь, но всё, что ты видишь, слегка окрашено в цвет стекла очков. Практикуя эту парамиту, мы словно снимаем очки. Может, глаза и не способны выдержать такой яркости в течение долгого времени, но зато какие цвета! Сперва от них кружится голова, но потом любопытство берёт верх. Ты хочешь видеть всё это буйство красок. Хочешь узнать, как выглядит мир, когда он не окрашен целиком в зелёный».

Аналогичным образом, мы должны развивать устойчивость в трансцендентной мудрости, проблеск за проблеском. Сначала нужно распознать её в собственном опыте, а потом усовершенствовать с помощью медитации и практики. Как только мы достигнем необходимого уровня устойчивости в этой мудрости, мы сможем смотреть на мир без очков.

Так как распознать эту мудрость?

Расслабьтесь. Пусть мысли и чувства приходят и уходят; пребывайте в ясности, возникающей, когда вы просто смотрите, не увлекаясь тем, что видите. Поэтому-то и рекомендуется сначала практиковать полноту внимания и самадхи. Когда вы достигнете состояния спокойствия и готовности, тогда вы созреете для знания и глубокого понимания танца пустоты и проявлений. Как только вы уловите проблеск этого танца, не удерживайте его. Отпусти́те. Как свой первый проблеск сущностной любви.

 

Работа в команде

Конечно, в любом формате учений – устных или письменных – парамиты объясняются каждая по отдельности. Но в самой практике они работают вместе, как одна команда. К примеру, чтобы практиковать терпение, требуется усердие; медитацию – дисциплина; нужна какая-то мудрость, чтобы проявлять щедрость, приносящую настоящую пользу другим существам. В большинстве случаев две-три парамиты, а то и больше, действуют сообща.

К слову, совсем недавно я задержался в Лондоне из-за облака вулканической пыли, извергавшейся из вулкана в Исландии. В сожалению, я не ясновидящий. Забронируй я билет на рейс всего четырьмя часами ранее, смог бы спокойно улететь на ретрит по медитации, который должен был проводить в Калифорнии.

Я жил в маленьком отеле и на протяжении нескольких дней – как и остальные застрявшие пассажиры, – смотрел по телевизору репортажи о ситуации с закрытым воздушным пространством и слушал объявления о том, что аэропорт Хитроу возобновит работу через два, четыре, шесть часов. С каждым таким сообщением я послушно брал свои чемоданы и спускался в холл, где нам объявляли, что аэропорт будет закрыт ещё несколько часов; тогда я снова поднимал свой багаж в номер и ждал очередного объявления.

Спустя несколько дней я устал сидеть и ждать и решил прогуляться. Проходя по холлу отеля, я услышал разговор между тремя женщинами. Две из них жаловались, как невыносимо было это ожидание, а третья сказала: «Что ж, в этой ситуации нам остаётся только ждать и смотреть, что будет дальше».

Как только я услышал её слова, мне полегчало, и в то же время я подумал: «Ничего себе, какой замечательный пример совместной работы парамит!». Принятие ситуации являлось неким проявлением мудрости, осознаванием того, что, несмотря на серьёзность, эти обстоятельства были временным явлением. Ожидание было выражением терпения. Наблюдение как продолжительное усилие являло собой пример усердия. Кроме того, женщина проявила своего рода щедрость, делясь этой здравой мыслью с другими дамами. Выйдя на улицы Лондона, я почувствовал, что она помогла и мне.

Почему?

Потому что заставила вспомнить о причинах, по которым я продолжаю учить. Не всегда комфортно проводить по девять-десять месяцев в разъездах по всему миру.

История гласит, что когда Будда обрёл просветление, он и представить не мог, как передать другим то, что он открыл. Тогда вокруг него собрались боги и богини и побудили его найти способ обратиться к стольким страждущим существам, научить их воссоединяться с искрой, открывать свои умы и сердца. Уверяю вас: ни боги, ни богини не посещали меня в Бодхгае и не просили дать учения. Это был друг, которого я встретил в Таши Джонге.

Сначала я вёл себя нерешительно, но по мере того как приходило всё больше людей, я стал видеть в них желание научиться залечивать эмоциональные раны, восстанавливать связь с внутренней искрой, которую они хоть и ощущали в себе, но никак не могли к ней прикоснуться. Сперва у меня не очень хорошо получалось, но, видя надежду и проблеск понимания на их лицах, едва заметное расслабление их тел, я стал понимать, что, каким бы несведущим учителем я ни был, я был в состоянии помочь этим людям осознать присущие им возможности, зажить полноценной жизнью и создать такие отношения друг с другом и окружающим миром, о которых они мечтали.

Если это значит, что я должен проводить много месяцев в разлуке с женой и детьми – так тому и быть. Когда на меня упал тот лист в Бодхгае, я наконец понял: моя жизнь – не моя собственность. Она принадлежит миллиардам существ, жаждущих пробудиться и по-настоящему ощутить теплящуюся в них искру света и любви.

Сейчас я делаю то, о чём лет двадцать назад не мог и подумать. Я путешествую по всему миру. И преподношу учения так, чтобы они лучше всего подходили сидящим передо мной людям.

Я строю мосты и делаю всё, что в моих силах, чтобы помочь людям поверить в их прочность.