По прошествии четырех веков что мы можем заключить о жизни Десятого Кармапы? Первое и самое главное – он был идеалом Бодхисаттвы. Словно золотой лебедь, грациозный и безмятежный даже в неспокойных водах. Все бурные течения политики и военной агрессии в Тибете XVII века не смогли увести его с пути Бодхисаттвы. Он не отклонился от поддержания активности Бодхисаттвы и выполнения своей первоочередной обязанности главы школы Карма Кагью, а именно передачи учений следующему поколению в неизменном виде.

Только выступая миротворцем, Кармапа вмешивался в смуту своего времени. Это соответствовало его природе Бодхисаттвы, стремящейся к ненасилию и защите жизней. Уже в возрасте семи лет, когда он просил монгольского военачальника перестать убивать, он показал свою преданность идее мира. Значительно позже, когда Кармапа был в изгнании в Лиджанге, царь хотел отправить свою армию в Тибет, чтобы напасть на правительство Гелуг и вернуть Карма Кагью множество храмов и монастырей, которые правительство Далай-ламы обратило в свою школу. Отказавшись от предложения царя, Кармапа отметил, что дальнейшая борьба приведет лишь к негативной карме.

Он сознательно избегал участия в государственных делах, но, тем не менее, проводил религиозные церемонии для политических лидеров, таких как Цанг Деси, по их просьбе. Он не всегда соглашался на это, особенно если считал, что политическая фигура не заслуживает блага от этих религиозных ритуалов. Так, например, он и Шестой Шамарпа изначально отказались проводить похоронные обряды для Цанг Деси Пунцога Намгьяла в 1621 году, поскольку тот проигнорировал просьбу Шамарпы не захватывать несколько более мелких царств.

Возможно, самый яркий пример невовлечения Кармапы в политику – когда он в 1660 году отказался от предложения императора Цин дать ему тот же титул, который император Мин, как известно, даровал Пятому Кармапе. Когда Шестой Ситу настаивал, чтобы он принял титул, Кармапа отчитал его, сказав: «Мне не нужны эти вещи. Вы, люди, гонитесь за китайскими шелками и парчой. Что до меня, в силу своей мудрости, я вижу, что озера Китая наполнены человеческой кровью». Для Кармапы титулы, подобные этому, и политическая власть были лишь отвлечением от его задачи Бодхисаттвы.

С мирской точки зрения, Кармапа не был сноровист в житейских делах и дипломатии. Он был честен и прямолинеен. На это указывает и разговор между ним и главой администрации Далай-ламы Сонамом Чопалом после того, как монголы вторглись в Тибет и сделали Далай-ламу политическим лидером страны в 1642 году. Сонам Чопал попросил Кармапу поклясться, что он не будет оказывать противодействие или предпринимать какие-либо шаги против школы Гелуг. Вместо того, чтобы согласиться, Кармапа ответил, что ему нет нужды клясться о будущем, но он мог поклясться, что никогда не сделал ничего плохого для школы Гелуг в прошлом.

В своем дневнике, большие отрывки которого приводятся в последней главе этой книги, Пятый Далай-лама описал Кармапу словами, которые действительно характеризуют его истинную природу. Согласно Далай-ламе, он носил простую одежду мирянина и длинные волосы. Иначе говоря, выглядел он не претенциозно. Это соответствует и словам Бе Лоцавы о том, что Кармапа часто предпочитал путешествовать как нищий, нежели так, как полагается в соответствии с его высоким статусом.

Далай-лама также рассказывает, что в отличие от других духовных лидеров его времени, Кармапа путешествовал в сопровождении монахов – и юношей, и девушек. За это над ним глумились, поскольку в целом в то время на женщин смотрели свысока. Далай-лама, тем не менее, истолковал необычное поведение Кармапы как акт сочувствия. Интерпретацию Далай-ламы поддерживает и множество примеров, которые приводит Бе Лоцава, относительно щедрости Кармапы к нищим, обычным людям и животным.

С раннего возраста Кармапа изучал деяния Бодхисаттв прошлого. Он хотел имитировать их свершения в помощи живым существам, вне зависимости от того, отвечают ли они на сочувственные поступки Бодхисаттв или нет. В течение своей жизни он казался очень осознанным относительно своих обязанностей Бодхисаттвы. Это демонстрирует один небольшой пример. В 1650 году, когда он искал воплощение Шамарпы, он потерял все, ограбленный бандитами. У него не было даже чашки, тогда бедняк поднес ему сломанную деревянную чашку, связанную нитью. Вместо того, чтобы использовать ее для питья, Кармапа наполнил ее землей, на поверхности которой нарисовал изображение Будды. Он поднес ее Будде с пожеланием достичь совершенства в практике Бодхисаттвы.

В некотором роде Кармапа идеализировал жизнь Бодхисаттвы как того, кто странствует по лесам и общается с природой, пребывает в единстве со вселенной и проявляет сочувствие ко всем существам, включая животных. Многие из поэм и художественных работ Кармапы отражают эти чувства. Двое из его учителей поощряли его склонность к ретритам в уединенной чистоте природного мира. Паво Ринпоче Гаве Янг, когда пригласил его посетить столицу Цанга в начале 1620-х годов, посоветовал ему не оставаться там долго, опасаясь, что это развратит его и отвлечет от активности Бодхисаттвы. Шестой Шамарпа также с подозрением относился к контактам с политиками и городами, которые считал «местами сансары».

Кармапа был искренне верен себе и Дхарме. Другими словами, он не был человеком своего времени. Он не придерживался обычаев. Его манера одеваться, привычка путешествовать в сопровождении женщин и его презрение к политике были эксцентричными по мирским стандартам – так же, как и его уникальные произведения искусства.

Кармапа был человеком вне времени. Его внимание было направлено на то, чтобы быть Бодхисаттвой и действовать только на благо всех существ. С самых ранних лет учебы с Шестым Шамарпой ничто не удовлетворяло его больше, чем практика пути Бодхисаттвы.

С его безграничным сочувствием и непревзойденными художественными талантами, Десятый Кармапа был, действительно, величественным золотым лебедем в бурных водах.