Домой в Хэкни я добрался часам к четырем и принял первое за день конструктивное решение: переезжаю.

Я делил дом № 9 на Стюарт-стрит с другими жильцами до отвращения долго. Мне предстояло стать самым старым постояльцем, и никаких скидок за мою нерадивость не предвиделось. Дожили, что называется, — мне даже письма стали приходить. В том, что ко мне обращались совершенно незнакомые люди, было мало радости. Они обычно пользовались коричневыми конвертами из вторичной бумаги с маленькими окошками и непонятными инициалами. Хуже всего было то, что почтовая макулатура присылалась на мое имя. За один день я выиграл «форд-фиесту» (если бы купил две тонны бетона под видом «загородного дома» в Испании), был приглашен в агенты по распространению каталогов по почте (за что причитался приз — устройство для чистки моркови девятью миллионами способов) и получил три конверта для отправки в фотосалон курортных снимков. В прошлом году салон потерял мои пленки; может быть, на этот раз повезет больше. Если вас настигает поток рекламной макулатуры, пора вострить лыжи и делать ноги.

А почему бы и нет? Все переезжали, словно сговорились. За исключением загадочного мистера Гудсона с первого этажа. О нем толком никто ничего не знал. Он приходил и уходил, работал кем-то в местном совете. Чем он занимался за своей постоянно закрытой дверью, нам было неведомо, однако он никому не досаждал, и мы его тоже не трогали. Я иногда воображал, что он ведет двойную жизнь шпиона или подрабатывает в роли мисс Плетки, оказывая личные услуги членам кабинета министров. А может быть, он сам — член кабинета министров.

В квартире наверху собирался переезжать Кельтский Полумрак, хотя казалось, что жильцы поселились там всего две минуты назад. Я придумал им название Кельтский Полумрак на случай, если они решили бы создать семейную фолк-группу. По сравнению с ними Леонард Коэн смотрелся бы просто весельчаком.

Впервые столкнувшись с Дуги Инвернесом и его уэльской женой Мирандой, я тут же подумал, что они слишком долго принимали таблетки против смеха. Нет, улыбались они не реже любой, другой среднестатистической пары, но для комедианта вроде меня такие — сущий кошмар, а не аудитория. И все-таки свои плюсы у них тоже были. Дуги всегда мог пригодиться как союзник во время драки. Он долго карабкался по кухонной карьерной лестнице, став наконец поваром по выпечке, и уличные драки служили ему любимым развлечением после работы. Миранда трудилась журналисткой в заштатной еженедельной газетенке на севере Лондона, что не придавало ей привлекательности в моих глазах. Но надо отдать ей должное — однажды она бесплатно вставила пару небольших объявлений, которые помогли мне избавиться от выводка котят. За одного даже заплатили, хотя я не просил денег. Надо будет как-нибудь отдать Миранде ее долю.

Котята достались мне как рождественский сюрприз или, скорее, по долгу отцовства. Один человек на моей улице начал разводить сиамских кошек, и дело у него спорилось. Но однажды к нему с дружеским визитом заглянул кот Спрингстин, с которым я делю квартиру номер три.

Едва котята перестали сосать мамку, их скинули мне, и я потом мучительно пытался всучить живность наивным жителям Северного Лондона. Моя тетка Доротея забрала трех — самых крупных и злобных. Мне удалось убедить ее, что после запрета на ротвейлеров в моде бойцовские кошки.

То же самое я травил простофилям, неосторожно откликнувшимся на объявление, состряпанное для меня Мирандой. Кто-то подсчитал, что кошки в одной только Великобритании уничтожают около семидесяти миллионов мелких зверьков и птиц в год. Если вы — мышь лесная, полевка или воробей домовый, у вас мало шансов дожить до пенсии. С другой стороны, вы когда-нибудь видели полевку в списках тотализатора? (Одна из дам-авантюристок с абсолютной серьезностью сказала: «Я даже не знала, что на полевок уже можно делать ставки». Я быстро всучил ей пару котят — так ей и надо.)

Однако хлопоты с котятами бледнели по сравнению с перспективой съезда Лизбет и Фенеллы, жиличек из квартиры номер два, что прямо подо мной.

Их трудно описать словами. Представьте себе трансвестита, который и кокса любит втянуть, и фильмам Лаурела и Харди радуется как дитя. Этой парочке было невдомек, что, если Дуги, решивший вернуться в родные пенаты, умотает работать в сельский отель для крутых в Шотландии и две из наших четырех квартир опустеют, владелец дома Нассим Нассим вполне может избавиться от лишней недвижимости. В результате — дорогой и уважаемый, извольте убраться вон, и все лишь потому, что эгоисткам Лизбет и Фенелле, видите ли, понадобилась более яркая, более позитивная аура, чем в Хэкни.

Все началось с того, что Лизбет прочитала книжонку под названием «Повитухи света» или что-то типа того и решила, что жить можно только в Гластонбери. Фенелла, изо всех сил старавшаяся разделять ее энтузиазм по поводу всей этой духовной лабуды, всерьез занялась гомеопатией. Она даже пыталась самостоятельно освоить иглоукалывание, и я уже думал, что ее затея вот-вот обернется трагедией, но Лизбет все-таки сумела остановить кровотечение, а когда Фенелла пришла в себя, то задобрила подругу нашейным мешочком для колдовских снадобий из красной замши и плиткой молочного шоколада гигантских размеров. Вернувшись как-то раз поздно, когда закрылся последний паб, я застал их за изучением старой дорожной карты. Мне удалось тогда отговорить их от переезда, сказав, что концентрические пунктирные линии вокруг Лондона и особенно Хэкни — это полевые линии, которые делают Лондон столицей всех аур мира.

Несколько дней Лизбет с Фенеллой твердили, что еще поживут здесь — хотя бы до конца эпохи Водолея, но потом какая-то скотина шепнула им, что я водил пальцем по очертаниям кольцевой автострады М25, и они не разговаривали со мной целую неделю.

Перед «Гроздьями» на Риммер-роуд мне вдруг подумалось, что название паба должно происходить от «Гроздей гнева». Конечно, это было не так, но я мог поспорить, что по вечерам в пятницу паб оправдывал свое название.

Я приехал рано и мог выбрать место на парковке, вернее, на заброшенной стройплощадке по соседству. «Армстронга» я оставил поближе к выходу, носом к улице, чтобы можно было быстро смыться (жизненное правило № 227).

Это был придорожный кабак эпохи тридцатых годов, с тремя барами, странным образом избежавший немецких бомбежек, хотя всякие эстеты светили на него фонариками и кричали: «Да вот же он, вот!» Один из баров переделали в общую зону и игровой зал, на матовое с разводами стекло были наклеены ярлычки с рекламой пула в восемь шаров. Механическое болботание игровых и бильярдных автоматов было слышно даже на улице.

Два бара первого класса объединили в одну питейную зону — в глазах некоторых завсегдатаев настоящая ересь. До семнадцатого века в пабах было всего одно помещение, пока почтовые дилижансы (а за ними и железная дорога) не принесли с собой деление на пассажиров первого и второго класса. Господа из первого класса на перевалочных пунктах — в пабах — не могли обойтись без хорошего бара, и для них появились салоны — гостиная в доме трактирщика, а те, кто висел всю дорогу, держась за багажные поручни на крыше, довольствовались общим залом. Отсюда и пошли «салуны» и деление пабов на два бара, хотя этот факт известен немногим. Если подумать, большинству людей на все это начхать.

Если внутренняя планировка паба поменялась, то обстановка сохранила первозданный характер. Крашеные стены, умеренно липкие на ощупь, были покрыты изящной никотиновой патиной, немногочисленные пепельницы опорожнялись раз в смену, а длинные порезы на обивке были прикрыты элегантными полосками черной изоленты. Тем не менее местный народ поднял бы восстание, если бы кто-то попытался что-либо менять или убрать из-за стойки коллекцию ядреных высказываний. В момент появления на свет этих фраз они, как всякий кич, еще не вызывали смеха. Среди прочих там были и традиционные — вроде НЕ УНОСИТЕ НАШИ СТАКАНЫ — СХОДИТЕ К ОКУЛИСТУ, НЕ ПРОСИТЕ ОБСЛУЖИТЬ В ДОЛГ — ОТКАЗ ВАС ОБИДИТ или МЫ НЕ ПРИНИМАЕМ ЧЕКИ, ДАЖЕ ХОРОШИЕ.

Мое внимание привлекло объявление, набранное неброским шрифтом: ЕСЛИ ВАМ КАЖЕТСЯ, ЧТО ВАМ НЕДОЛИЛИ, ПОЗОВИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, УПРАВЛЯЮЩЕГО — ОН ОХОТНО ОБЪЯСНИТ ВАМ, КАК ПРОЙТИ НА ХЕР.

Но больше всего мне понравилось самобытное объявление, пришпиленное к балке над стойкой: ВЕЧЕРА ДЛЯ ГЕЕВ, ЛАЗЕРНЫЕ ШОУ И КАРАОКЕ ПО ВТОРНИКАМ И ЧЕТВЕРГАМ.

Я улыбнулся и заказал бутылку светлого пива. Пока бармен возился с крышкой, я прислонился к стойке и осмотрелся вокруг. Насчитал еще три объявления о вечерах караоке для геев.

Здесь к делу подходили серьезно.

Я вычислил человека, раздающего конверты с получкой, как его назвал Тигра, минут за пятнадцать до того, как сам Тигра соизволил явиться.

Вспомнив, что сегодня среда, я успокоился и даже попытался пробить на разговор бармена — ирландского парня, которого совсем недавно оторвали от родного бездорожья и который еще тревожился, если случалось пропустить исповедь.

— Ну и как, пользуются эти вечера с караоке успехом? — закинул я удочку.

— О да, еще бы. У нас есть все необходимое оборудование.

— Если бы не оборудование, то получилась бы просто пьянка и бардак, — сказал я, и он размышлял над сказанным до появления нового посетителя.

Пока бармен топтался у другого конца стойки, я заглянул в его «Ивнинг стандард», однако газета была открыта на странице «Вакансии», и я отправился за пустующий столик.

Паб медленно наполнялся, толпу идущих домой с работы сменила орава искателей развлечений, которые по дороге в западные районы смазывали горло в ожидании мини-кеба.

Один мужик выпадал из общей картины. Лет пятьдесят с гаком, низенький, с черными, зачесанными назад волосами и черными усами. На носу квадратные очки в черной оправе и с толстыми линзами, из-за чего ему приходилось моргать каждые три секунды. Я засекал. Все равно ведь делать было нечего.

Тигра появился, когда я уже решил не тратиться на еще одно пиво и плюнуть на все это дело; он пронесся мимо меня и подсел к мужику в очках.

— Умберто! — пискнул Тигра, хватая мужика за руку.

Тому явно не понравилась такая фамильярность, он отдернул руку, встал и что-то буркнул, кивнув на стойку бара.

— Мне «Саузерн комфорт» с колой, — объявил Тигра и тут заметил меня. — И пивка моему шоферу!

Мужик, пока глядел на меня, успел моргнуть два раза, потом отправился за напитками. Тигра призывно замахал мне руками.

Он сменил свое кожаное байкерское одеяние на голубой спортивный костюм и кроссовки. На стуле Тигра сидел как на насесте — в позе полулотоса. Он подтащил к себе другой стул, чтобы я мог сесть рядом.

— Умберто здесь давно?

— Понятия не имею, — соврал я.

— А мне казалось, ты все замечаешь, Ангел, — хохотнул Тигра и потянулся похлопать меня по колену.

— А сколько тебе лет, Тигра? — спросил я, лишь бы расстроить его маневр, и на миллисекунду мне это удалось.

— Девятнадцать, а что? Молоденько выгляжу?

— Нет. Просто удивительно, что ты и до этих лет дожил.

Передо мной на стол водрузили бутылку мексиканского пива. На горлышке опасно балансировала здоровенная долька лимона.

— Бармен сказал, что в часы со скидкой все берут именно это, — объяснил Умберто, — и просил передать извинения, что нет лайма. Стакана тоже не дал.

— Так справлюсь. — Я щелчком сбросил лимон в пепельницу.

— Умберто Басотти, это — Ангел. Но мне чудится, не любит он, когда его так называют.

— Можно просто Рой.

Я кивнул Басотти, тот отсалютовал мне стаканом. В стакане был скотч.

— Зови меня Берт, а не Умберто, и только, блин, не спрашивай, из какой я части Италии.

— Не иначе как из Сицилии, — тут же отозвался Тигра.

— Из Тосканы, — поддержал его я.

В наше время столько народу из Хэмпстеда напокупало домов в Тоскане, что ее стали называть Кьянтишир, и ни один настоящий итальянец в Англии не признался бы, что он оттуда родом.

— Помпеи? Пиноккио? Клуб «Милан»? — резвился Тигра.

— Я же просил не спрашивать, но если уж хотите знать, то я из Бедфорда. В Италии я никогда не был, от красного вина у меня болит голова, от макарон выворачивает наизнанку, а имя папы я не вспомню даже за деньги. Если с этим мы разобрались, надеюсь, можно перейти к делу?

Тигра обиженно надулся. Я ухмыльнулся и за горлышко потянул к себе бутылку.

— Значит, будешь нашим водителем? — спросил Берт.

— Работа мне нужна, — сказал я, хотя признаваться в этом было тяжело.

— Что раньше возил?

— Рок-группы, сухие грузы, жидкие грузы, как-то раз даже водил автоцистерну. Да, кстати! Не поверишь: однажды возил виноград со Спитлфилда в Бедфорд. — И все это было сущей правдой.

Берт вскинул брови и отпил виски.

— В Бедфорд? — переспросил Тигра.

— Тамошние итальянцы скупали на лондонских фруктовых рынках остатки итальянского винограда и гнали вино. Чтобы продержаться до следующего года.

— Типа домашнего винца, что ли?

— Это точно, — согласился Берт. — Приглашают тебя в гости, а в ванной — груды винограда. Снимешь обувь и носки и начинаешь давить. Чертовы крестьяне. Гнали эту дрянь декалитрами. Спрашивается, почему бы не взять лицензию на продажу спиртного?

— А это было легально? — прощебетал Тигра.

Мы с Бертом обменялись соболезнующими взглядами.

— Ну, на этот раз, Рой, возить придется не фрукты, — продолжал Берт, игнорируя Тигру, который снова начал подергиваться.

— А что именно, куда и когда?

Берт посмотрел на меня, потом на Тигру, который чуть заметно кивнул ему.

— Если согласен, то груз есть уже сегодня ночью. Тут рядом, а ехать только до Баркинга.

Это было рукой подать. Груз, должно быть, совсем левый, иначе на такое малое расстояние невозможно нанять водителя с фургоном.

Тигра потер пальцами, намекая на хорошую оплату.

— Наликом?

— Прямо в руки. По сотне каждому.

— А если поймают, то мы никогда в жизни не встречались?

— А я что? Я — дома, смотрю футбол по телевизору. Кстати, терпеть не могу футбол. Макаронники от него без ума.

— Так что за груз? — спросил я снова, зная наперед, что еще пожалею.

— Всякая дрянь.

Машина оказалась неприметным грязно-белым фургончиком, на которых в Лондоне перевозят почти все ворованное добро. Модель «форд-Т» криминального сословия, хотя настоящий «форд-Т», наверное, поместился бы у него в кузове, да только их больше не осталось.

Фургон стоял носом к выходу в запертом гараже в конце улицы, по одну сторону которой обветшавшие викторианские дома с террасами сползали к Стратфордской железнодорожной ветке, а с другой стороны за кое-как понатыканными в шестидесятые годы жилыми домами открывалась панорама на канал Гранд-Юнион. Место было настолько подозрительное, что просилось в полицейские учебные фильмы.

Берт Басотти довершил картину, воровато оглядевшись, прежде чем отпереть первый из трех висячих замков на дверях гаража. Он вел себя так, словно репетировал роль для заочных курсов актеров-комиков в Илинге, — образ № 31, скользкий лондонский мошенник-аферист.

Из паба Берт приехал с Тигрой на своем видавшем виды «форде-сьерре», я следовал за ними и припарковал машину в нескольких метрах позади. Не вплотную к гаражу, но достаточно близко, если потребуется делать ноги.

Басотти открыл двери и пропал внутри. Секунду спустя зажглась тусклая лампочка. Мы с Тигрой нырнули в гараж, и Тигра прикрыл за мной дверь.

— Такую можешь водить?

— Колеса есть, значит, могу.

— Ключи в кабине. Ехать надо в сторону Крикмаута до Баркинга. Как добраться, сообразишь?

— Отсюда на Боу-роуд, за госпиталем и полицейским участком (при упоминании о полиции Басотти вздрогнул) держаться правее, чтобы попасть в Блэкуолский туннель, затем, не доезжая до Восточно-Индийских доков, свернуть на Баркинг.

— Потом делай, что скажет Тигра. Он знает, куда ехать. Дело несрочное, но после полуночи будет лучше. Тигра в курсе. Когда он скинет груз, пригони фургон назад в гараж и просто защелкни верхний замок. Подвези Тигру, куда ему нужно.

Закончив речь, он боком двинулся к двери.

— Минуточку, — сказал я, улыбаясь. — У меня хоть и такси, однако я таксистом не нанимался.

— Твои деньги будут у Тигры.

— Тогда вопросов нет. Куда вам, сэр?

Тигра запахнул спортивный костюм на груди и скорчил мину сиротки в ненастную ночь.

— Куда угодно, где найдется картонный ящик, готовый меня приютить, и коробка из-под пива, на которую я смогу преклонить мою бедную голову.

Басотти медленно покачал головой и едва слышно проворчал: «Извращенец хренов».

— Да, забыл, Берт, спросить. Что именно возим?

Басотти кивнул, и Тигра открыл заднюю дверь фургона, за которой оказалась сплошная стена черных пластиковых мешков для мусора.

— Я же говорил — мусор. Ну ладно. Скажем, это такой мусор, избавляться от которого требуется с особыми предосторожностями. Я знаю — в наше время все обязаны проявлять заботу об экологии, но иногда приходится срезать углы. Еще проблемы есть?

— Не дрейфь, Ангел, — просиял Тигра, — он не радиоактивный.

На бытовой мусор или кухонные отходы тоже мало похоже — мешки не воняли. Нет, не совсем так. Из фургона доносился едва уловимый запах антисептика.

Тигра как будто прочитал мои мысли:

— Краска, ацетон, мягкие фунгициды, всякая дрянь, которой пользуются декораторы. Чувствуешь запах? Не волнуйся, одежду не запачкаешь, все тяжести таскать буду я.

— Да, — подтвердил Берт. — Тигра сам все сделает.

Именно это меня и беспокоит, подумал я, а вслух сказал:

— Хорошо. Я подписываюсь, только отгоню свою тачку.

Басотти посмотрел на меня так, будто я сделал непристойное предложение в адрес его близких родственников.

— Ты же не хочешь, чтобы черный кеб несколько часов торчал здесь без присмотра?

Он подумал.

— Хорошо соображаешь, Рой. Поставь его за угол, там будет нормально.

В этот момент мне следовало бросить все и бежать куда подальше без оглядки, оставив Берта и Тигру в гараже гадать, что это на меня нашло. Однако деньги казались легкими, а я в них нуждался. Нелегальная свалка мусора — не так уж страшно… Ясное дело, от участия в митингах Гринписа придется пока воздержаться, но за самовывоз мусора, кажется, пока еще никого не приговорили к высшей мере.

Я завел «Армстронга» за угол и оставил под уличным фонарем. Я, конечно, не надеялся, что это убережет его от угона, просто любой добропорядочный гражданин поступил бы именно так. На «Армстронга» вряд ли кто-то позарится. Молодняк, которому охота прокатиться с ветерком, выберет что-нибудь более скоростное, профессиональный угонщик обломается его продавать — кроме настоящих таксистов, он никому не нужен, а какой же настоящий таксер сядет на угнанную машину?

В бардачке я нашел початую пачку сигарет «Свит Афтон», две пиратские пленки со студийными записями «Ганз энд Роузес», черный нейлоновый чулок (ума не приложу, откуда он там взялся) и то, что, собственно, и искал.

Если покупать дизтопливо в гаражах, то у них рядом с колонкой всегда имеется раздаточный автомат, выдающий дешевые прозрачные целлофановые перчатки. Я всегда беру их с запасом — никогда не знаешь, где пригодятся.

Я натянул сразу несколько пар. Они все одного размера и не делятся на левые и правые. Перчатки легко рвались, но свою службу они сослужат. Чтобы я оставил свои отпечатки пальцев в фургоне Басотти? Да ни хрена! Тем более фургон, скорее всего, не его.

В свете дальнейших событий это оказалось моим единственным разумным решением.