Я чувствую себя статистом в популярном полицейском сериале. Меня протащили через все сцены: отпечатки пальцев, фотографии, обыск, конфискация имущества — и после усадили ждать в коридоре. Сначала они забрали машину Рейчел, а затем коп привел меня в местное отделение полиции. И в конце процедуры меня как задержанного препроводили в камеру. По дороге я замечаю полураздетую женщину, которая, сидя на скамье, чистит зубочисткой ногти и кого-то монотонно материт.
В камере, кроме меня, сидит местный бездомный бродяга, за версту воняющий мочой. Он бормочет что-то невразумительное себе под нос. Полицейский, оформлявший мое задержание, совершенно невыразительной внешности, пристегивает меня наручниками к скамье напротив. Мне уже все равно. Офицер удаляется, а я остаюсь сидеть.
Ожидание длится около часа. А мне как назло срочно надо в туалет! Так всегда бывает: вдруг как припрет, кажется, мочевой пузырь вот-вот лопнет! Именно про эти ситуации говорят: моча ударила в голову. Желание помочиться пронизывает каждую клетку тела, но я терплю и, в отличие от остальных, не прошусь в туалет. Этот дискомфорт, почти боль, наполняет меня своеобразной энергией. Мало-помалу чувства оживают, и я возвращаюсь к кошмару реальности. Я знаю, что никогда больше не буду прежним. Что-то сломалось у меня внутри. Но это не значит, что я сдамся без боя.
По собственной глупости попался, и теперь меня могут запереть надолго. Что же делать? Во-первых, меня должны освободить под залог. Во-вторых, необходимо вернуть одну из машин. В-третьих, мне нужно найти Макса и поговорить с ним. В-четвертых, я пойду в дом Мартинов-Кляйнов. И еще, возможно, следует вернуться в школу или нанять частного детектива.
На мгновение в голове мелькает вопрос: на чем, собственно, строятся мои планы? Откуда я знаю, как надо действовать в подобных обстоятельствах? Из кино? Сериалов? Из дешевых детективов? Там обычно описываются драматические поступки героев, решения на грани жизни и смерти, судьбоносные открытия. Но на деле все происходит не так. Вам необходим шанс, счастливый случай. До этого момента вас швыряло от одной точки к другой наобум, порывами ветра судьбы. Но мне нужно вырваться из порочного круга. Это единственный способ найти сына.
Больше всего меня пугают любые новости, от них ничего хорошего ожидать не приходится. Отчасти я даже боюсь найти сына, потому что все предположения раскладывались на два простых сценария: либо Джейк мертв, либо он убийца. И, как только что-то станет известно, один из этих сценариев окажется правдой. На глубинном, инстинктивном уровне я не хочу допустить ни того, ни другого.
Я открываю глаза. Где я? Прикован наручником к скамье. Я в полиции, я арестован. Сквозь туман усталости и боли я вспоминаю предъявленное обвинение — противодействие правосудию. Мне оно кажется бессмысленным, но какая разница? Когда меня приведут на допрос, я не собираюсь унижаться. Я потребую, чтобы полицейские рассказали мне, что они сделали для того, чтобы найти моего сына. Я не позволю страху взять надо мной верх. Я обязан держаться ради Джейка.
Мне не приходится долго ждать. За мной снова приходит детектив. Моя соседка по камере, потрепанная жизнью пятидесятилетняя женщина в красном платье и клочковатом парике, при виде него раздвигает ноги и облизывает губы. Я отвожу взгляд.
— Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, — ровным тоном говорит коп.
— Мне нужно сделать один звонок.
Он отводит меня к вделанной в стену телефонной будке и отходит на десять шагов в сторону. Я набираю номер Рейчел.
— Ты где? — спрашивает она устало.
— Меня арестовали.
— Что???
Я стараюсь объяснить ей, что я делал, но даже мне самому мои действия кажутся сейчас нелепыми. Жена некоторое время молчит, потом спрашивает:
— Джонатан уже там?
— Нет.
— А он придет?
— Нет, — говорю я, не желая еще больше злить Рейчел.
— Значит так, я сейчас приеду. До моего прихода храни полное молчание.
Я не собираюсь молчать, но покорно выслушиваю все, что она велит мне сделать. А затем послушно следую за детективом. Я не боюсь вопросов полиции. Я хочу получить ответы на собственные вопросы.
Коп приводит меня в маленькую квадратную комнатку, где стоят стол и два стула. Я хмыкаю, увидев «зеркало» на стене. Как будто это может кого-то обмануть.
— Садитесь, — говорит детектив.
Его голос звучит чуть поживее, по сравнению с предыдущей монотонной интонацией.
Я сажусь на стул.
— Вы понимаете, почему вы здесь?
Я улыбаюсь:
— Потому что меня обвиняют в противодействии правосудию.
— А вам известно, почему вам предъявляют это обвинение? — Теперь его голос звучит почти нормально.
— Нет, неизвестно. Надеюсь, вы меня просветите.
Коп наклоняется и берет с пола коробку, которую я сначала не заметил.
Взяв коробку двумя руками, он поднимает ее над столом, и через прозрачный пластик я вижу куклу, которую нашел в лесу. Она таращится на меня своими дикими глазами. Все ее члены согнуты под неестественными углами.
— Вы нашли это, не правда ли? А что вы сделали, чтобы найти моего сына? — Я гляжу на нее, не отводя взгляд.
Детектив бросает куклу на стол:
— Ваш сын подозревается в массовом убийстве. В настоящее время нашей первейшей заботой является безопасность окружающих. Нам также стало известно о том, как агрессивно вы вели себя с журналистами сегодня утром.
Я предпочитаю проигнорировать это замечание.
— Вы не имеете ни малейшего понятия, где Джейк сейчас находится, не так ли? Вы уже говорили с кем-нибудь? Вы вообще делаете хоть что-нибудь или нет?
Меня бьет дрожь. Я готов броситься на него. Не склонный к насилию, я последний раз дрался, наверное, в классе пятом, но теперь мне нестерпимо тянет разбить этому мерзавцу нос.
— Поверьте мне, сэр, мы непременно найдем вашего сына, пока он не нанес вред кому-нибудь еще.
— А вот это вы зря сказали.
Детектив явно растерян. Забавно наблюдать такую реакцию у человека его положения и темперамента. Но он понимает, что я имею в виду. Разговор, скорее всего, записывается, и каждое выражение предвзятости рано или поздно всплывет на суде, будь то гражданский или уголовный процесс. Когда вы женаты на адвокате, то поневоле начинаете в этом разбираться.
— Как давно вам стало известно, что ваш сын собирается причинить вред окружающим? — спрашивает коп.
Прежде чем я успеваю ответить, дверь распахивается и в комнату входит Джонатан, непринужденный и вальяжный, как всегда.
— Рад видеть тебя, Саймон, — говорит он и поворачивается к детективу: — Можно мне тоже стул, будьте так добры.
Появившийся в дверях полицейский в форме жестикулирует, приглашая коллегу выйти. Адвокат немедленно садится на освободившийся стул. Невозмутимое лицо Джонатана в мгновение ока меняется, и он поворачивается ко мне.
— Как вы сюда попали? — удивляюсь я.
— Приехал на такси.
— Нет, серьезно. Как вы узнали, что я здесь?
— При помощи сканера для прослушки частот полиции.
— Неужели вы этим занимаетесь?
Джонатан улыбается:
— Не я сам, конечно, мои сотрудники. Что ты успел сказать копам?
— Ничего, — заверяю его я.
— Что-нибудь ты им наверняка да сказал. Постарайся повторить все в точности, теперь уже для меня.
Я попробовал воспроизвести беседу дословно. Особенный интерес у Джонатана вызывает кукла. Он улыбается, когда я пересказываю ему, что детектив сказал мне по поводу Джейка, и что я ему на это ответил.
— Поставил его на место, ха! — он от удовольствия трет руки. — А ты не промах, сынок.
Я стараюсь не обращать внимания на то, что меня, в мои сорок с хвостиком, называют «сынком».
— А вам известно что-нибудь о Джейке?
Я знаю, что Джонатан приехал в город только что, но ведь он специалист экстра-класса!
— Мои сотрудники пытаются что-нибудь нарыть. Полиция изъяла у вас дома множество косвенных улик. Рисунки, содержащие элементы насилия. История, которую Джейк предположительно записал по поводу драки после футбольного матча. Там что-то о мальчике, которому проломили череп. Они также обнаружили его мобильник и просматривают контакты.
— О нет, — шепчу я.
— Что «нет»?
Я не хочу ничего объяснять Джонатану. Меня снова обуревает гнев: незнакомые люди, сидя у себя в конторе, без зазрения совести отслеживают все звонки на мобильнике сына, и на дисплее, конечно же, снова и снова высвечивается мой номер. Я представляю себе, как они равнодушно прослушивают сообщения, которые я оставлял Джейку, отчаянные слова, которые вылетали из моих уст, и чувствую, что сейчас способен на убийство.
Но вспышка гнева быстро угасает, и ее место занимает тупое отчаяние. Значит, телефон с самого начала был в полиции… Значит, это не Джейк ответил мне, когда я позвонил ему в самый первый раз?.. Теперь-то мне понятно, что это был коп. Он дышал в трубку, не зная, что ответить… Господи, помоги! Я хватаю ртом воздух, эта новость совершенно опустошила меня.
Я легко могу представить, что Джейк сегодня утром в поисках носков оставил телефон на столе и вышел из комнаты, забыв его там.
— Он постоянно его забывал, — шепчу я и тру глаза, они мокрые от слез.
— Ты в порядке? — тревожно спрашивает Джонатан.
Да пошли они со своими вопросами! Конечно, я не в порядке. Я так устал испытывать безнадежность, и потому говорю:
— Послушайте, нужно, чтобы полицейские как можно скорее отправились на поиски Джейка. А, кстати, почему они так уверены, что он сделал это?
— Потому что один из детей рассказал, что Джейк ушел из школы, чтобы найти Дуга. И уборщик утверждает, что он видел двух ребят, проходивших через спортивный зал с ружьями в руках, причем это было прямо перед началом стрельбы. Там есть еще что-то, связанное с одной из жертв, Алексом Рэйнсом, но полиция не очень охотно делится подробностями.
Я рассказываю Джонатану все, что мне известно, понимая, что это вряд ли создает благоприятную картину. Он кивает и спешит сменить тему:
— Согласен. Мы должны заставить их найти Джейка. На этом этапе не может быть ничего важнее.
— Но как это сделать?
— Трудный вопрос. Мы не можем обратиться с просьбой на телевидение. В настоящий момент публика не просто думает, что Джейк это сделал. — Джонатан смотрит мне прямо в глаза. — Люди уверены, что он — убийца.
— Но они его совершенно не знают!
Адвокат качает головой:
— Они знают лишь то, что им показали по телевизору.
Тут в комнату, прервав нашу беседу, входит детектив. Под мышкой он тащит еще один стул. Джонатан встает и, взяв стул у него из рук, ставит рядом со мной. И вот мы снова сидим рядом, не глядя друг на друга.
— Какие обвинения предъявляют моему клиенту? — спрашивает Джонатан.
— Воспрепятствование осуществлению правосудия, — отвечает детектив.
— То есть вы уже установили, что Джейка Конолли совершил преступление?
— На данный момент нет, — растерянно моргает коп.
— А тогда, позвольте спросить, какому именно правосудию препятствовал его отец?
— В результате стрельбы, учиненной сегодня в школе, погибло тринадцать детей.
— А эта кукла, — Джонатан указывает на нее наманикюренным пальцем, — какое отношение она имеет к стрельбе в школе?
— Мы этого пока не знаем. И как раз стараемся выяснить.
— Где вы ее взяли? — интересуется адвокат.
— Мы нашли куклу в машине миссис Конолли, — поясняет полицейский. — А за рулем находился ваш клиент.
— Он дал вам основания для обыска? Он пытался сбежать? Как, собственно, это произошло?
Детектив поднимается с места и снова выходит. Минутой позже он возвращается.
— Вы можете идти, — говорит он, протягивая мне пакет с моими вещами.
— Но вы же выдвинули против этого человека обвинение! — возражает Джонатан, поднимая бровь. — Вы не можете просто так дать ему уйти.
— Мы еще не оформляли бумаг, — бормочет детектив.
И нас буквально выпроваживают из отделения: меня с пакетом под мышкой и Джонатана, улыбающегося, как чеширский кот (или другой кот, который сожрал канарейку).
* * *
— Вы что, пытались уговорить их оставить меня под арестом?
— Просто испытывал на прочность их позицию. А ты о чем думал, хотел бы я знать? Где ты взял куклу? Полицейские задержали тебя, дабы выяснить, откуда она взялась. Тебя в любом случае не стали бы обвинять. Им просто нужна информация.
— Я нашел ее…
— Ш-ш-ш! — шикает он. — Я не хочу этого знать. Потом расскажешь. Сейчас мы должны заняться делом.
— Найти Джейка?
Адвокат смотрит мне в глаза. До того печально, что даже удивительно.
— Конечно… И приготовься к худшему, Саймон.
Я взрываюсь:
— К худшему? Какому худшему? Вы серьезно? Куда уж хуже?
Джонатан сочувственно сжимает мое плечо.
— Мы поговорим об этом позже. Давай сначала уйдем отсюда.
Я на секунду-другую прикрываю глаза, стараясь утихомирить приступ тревоги, который судорогой свел мышцы. Я не могу ни дышать, ни глотать, вообще чувствую себя так, как будто меня разбил паралич.
Я открываю глаза и вижу ее.
Рейчел вбегает в отделение, измученная и запыхавшаяся, и налетает прямо на нас. Меня она замечает первым, и ее брови взлетают вверх. А затем она переводит взгляд на Джонатана и отступает на шаг назад.
— Какого черта… — цедит она.
Джонатан невозмутимо протягивает ей руку:
— Здравствуй, Рейчел.
Она не обращает внимания на протянутую руку и смотрит только на меня, уперев руки в бедра. Я очень хорошо знаю эту позу.
— Ты же сказал, что Джонатана здесь нет!
— А его и не было, — отвечаю я. — Он только что появился. Я не имел ни малейшего понятия, что он приедет и поможет мне выбраться отсюда.
Рейчел трясет головой.
— Ах, вот, значит, как? А я-то, как дурра, бросила нашу дочь, чтобы примчаться сюда. Спасибо, что не забыл предупредить, что теперь у тебя все под контролем.
— Дорогая, но я… я ведь только что вышел отсюда.
Она, конечно же, услышала мой ответ, но все равно поворачивается спиной и уходит.