Дерек, охранник, ждал их вместе с другими детьми около лестницы.

- Доктор Джоунс! - Он с виноватым видом поспешил к археологу. - Я ужасно извиняюсь. Мне и в голову не приходило, что вы здесь внизу. Потом позвонил директор с сообщением от вас. Что-то случилось с охранной системой. - Он покачал головой. - Они тоже были внизу, замерзли. Но сейчас, кажется. все в порядке. - Его обеспокоенное лицо просветлело. - Я только что слышал лифт…

Двери были открыты. Монктон ушел.

- Все нормально, Дерек. - ответила она. - Мы были внизу, кое-что искали, а потом поняли, что не можем выйти.

- А доктор Монктон был с вами? - Дерек поравнялся с ней.

- Нет. - Она потуже затянула узел на куртке, в которой был спрятан череп. - Почему вы спрашиваете?

- Его машина все еще на стоянке.

Однако ее уже там не было, когда Дерек вывел их из здания музея. Место парковки Монктона было пусто. У Мэри Джоунс было такое чувство, что они больше никогда не увидят доктора Монктона. Она представляла. почти наяву увидела, как из его университета приходит письмо со срочным вызовом: внезапно найдены документы, требующие срочного исследования, и ему необходимо выехать за границу.

Доктор Джоунс оставила свою машину там. где она была: «гг музея до собора было рукой подать, быстрее было дойти пешком. Она отнесла реликвию в собор п оставила у настоятеля. Ей не надо было ждать результатов углеродного анализа, так как в глубине души она п так была уверена, что это кости святого Вулфрика, и не хотела терять время на ненужные консультации. В обязанности работников музея входила забота о человеческих останках, которые попадали в их руки. Не стоило ни спорить, ни дискутировать по этому поводу. Она не задавалась вопросом, почему это так, но была убеждена, что обязанность музея сохранить эту находку лучше всего будет выполнена, если передать ее в церковь.

Странные происшествия в музее можно было бы объяснить внезапным отключением электричества и ненормальным поведением заезжего академика, но доктор Джоунс знала, что за этим стояло нечто большее.

Она была очень внимательной, как и все археологи, это было ее профессиональным качеством. Пейзажи, здания, люди попадали под ее неизменно острый критический взгляд и были предметом одинаково пристального изучения. Взять хотя бы этих ребят. Они все были бледными и перепутанными, не только Дэви. Они избегали упоминать Монктона и нервничали до тех пор, пока кости не оказались в руках настоятеля собора. Потом будто гора свалилась у них с плеч.

Убедившись, что реликвия в безопасности, она отвезла детей домой. Дэви сидел рядом с ней, остальные сзади. По пути она задавала им кое-какие вопросы. Все молчали, предоставив говорить Дэви. Он старался отвечать правдиво, рассказал, что у него было нехорошее чувство по отношению к Монктону, он подозревал, что тот задумал что-то недоброе, это чувство росло и росло, потом он решил: надо что-то предпринять, и пошел к ней. Археолог слушала не перебивая, потом кивнула, сделав вид, что приняла их объяснения за чистую монету. Она больше не расспрашивала его ни о чем.

Всю оставшуюся дорогу они почти не разговаривали. Дэви смотрел, как Мэри ведет машину, и пытался прочитать на ее лице, повернутом к нему в профиль, о чем она думает. Точеные черты и напряженно стиснутые губы ничего не выражали, но он чувствовал, что она понимает, что такое ясновидение, предчувствие. Может быть, она сама обладала такими же способностями.