Нам повезло, утром дождь прекратился. Я простилась с Зурией, которая обещала присмотреть за Швинном. Брать тигра с собой было нельзя. Многое можно было позволить творить здесь, где никто тебя не видит, но не там.

Вылетали мы еще до рассвета. Холодно было жуть, не спасали даже меховые чулки. В них был продет шнурок, который и стягивал их чуть выше колена. Поверх надевались все те же кожаные сандалии. Вообще это была зимняя одежда, но мне сделали послабление.

В холод я по-настоящему поняла, что мне не хватает той легкой, облегающей и теплой одежды, типа термобелья и флисок. Спортивная одежда впитывала пот и не сковывала движения.

Чулки с меня спадали, шнурки эти постоянно развязывались или же я сильно перетягивала ногу, так что она начинала неметь. Тяжелый меховой плащ, спору нет, дарил тепло, но по весу был точно Швинн.

Штаны надеть мне не позволили. Я могла их носить здесь, но не в Сердце Мира на глазах у всех остальных Сыновей Бога. Только платья, подбитые мехом. Те самые платья, по которым я скучала столько времени, пока носила бесформенные мешки. Теперь я готова была променять эти сексуальные вырезы на теплые мешки, которые укрывали меня с ног до головы.

Я представила, как холодно, должно быть, там наверху, и натянула поверх чулок и кожаной куртки, еще одно платье, какое осталось неразрезанным. Надо же, когда-то я стремилась пощеголять ножками, ха! Сверху все этого был плащ на меху.

Анкхарат тоже был в плаще, но одежды на нем было всяко меньше. Перед полетом мне выдали даже варежки и шапку. Но варежки были какие-то неправильные — они представляли собой кусок мехового отреза, нашитым на кожаную полосу, которая завязывалась на кисти. С изнаночной стороны варежек была пришита кожаная петля, которая надевалась на указательный палец. И все. Если держишься за всадника или даже за поводья в таких недоварежках, то мех покрывает кулак хотя бы сверху, хотя все равно холодно. А привычные варежки, похоже, еще не изобрели, не говоря уже о перчатках.

Когда Анкхарат в последний раз решил проверить все подпруги, я подбежала к Зурии и крепко обняла ее.

— Я буду ждать, — сказала жрица.

Я поцеловала Швинна в его колючие усы и вернулась к орлу. Анкхарат подсадил меня, обошел, сел сам. Махнул рукой собравшимся.

Когда я обвила его руками, подтянула ноги, как он учил меня в самый первый раз, он прошептал мне:

— Готова?

Я кивнула. И все равно вскрикнула, когда орел, расправив крылья, устремился к краю срезанной макушки пирамиды и, перемахнув через лужу, рухнул вниз.

Как давно я не летала! И как же страшно, мать вашу! Анкхарат-то был опытным наездником, а я?… Я Швинна даже рысью не пускала, только прогулочным шагом. Да и ногами можно было в любой момент коснуться земли. На спине тигра не то, что в седле велосипеда.

После того, как орел стал набирать высоту, я пересилила себя и глянула назад на пирамиду, ставшую мне настоящим домом.

Полосато-оранжевая точка наворачивала круги вокруг человека в красной одежде — это Швинн выпрашивал у Зурии еду.

* * *

Дорога выдалась тяжелой. В разы тяжелее моего первого путешествия над землями Нуатла. В тот раз страх не позволял мне любоваться окрестностями, сейчас — леденящий ветер. Всю дорогу я утыкалась лицом в спину Анкхарата. Оголенные части тела ветер резал точно ножом.

Хотя Анкхарат и не летел высоко, над самыми макушками деревьев. А выше нас бежали полные дождя облака и дул порывистый ветер.

Как во всех городах и во все времена в Сердце Мира было значительно теплее. Дома-пирамиды защищали от ветра, а освещающие улицы многочисленные факелы и костры нагревали воздух. Люди не ходили по улицам, закутанные по самый нос в меха, как я предполагала. Женщины носили все те же платья с глубоким вырезом на груди и двумя вырезами на длинной юбке, чтобы при ходьбе оголялись колени. Разве что в их гардеробе появились меховые боа и муфточки, в которых они прятали озябшие руки.

Мне пришлось часа два отмокать в горячем источнике, чтобы прийти, наконец, в себя и перестать дрожать.

Приземлившись, Анкхарат высадил меня, передал на попечение рабу-управляющему домом-пирамидой и, поцеловав на прощание, улетел восвояси.

Когда мы прилетели, было еще светло, но когда я, покинув горячий источник, оборудованный на нижнем уровне пирамиды, рухнула на ту широкую постель, которая была единственной мебелью в отведенной мне спальне, за окном уже сгустилась ночь.

Молчаливый раб принес еду и замер у входа, сцепив перед собой руки. Я проглотила мясное жаркое с развалившимися кореньями, безвкусными, как мороженая репа, даже вытерла глиняную чашу куском лепешки, до того я была голодна. Подумала об Анкхарате и о том, удалось ли ему съесть хоть что-то к этому часу. Пусть он и был в разы выносливее меня, но всему есть предел, верно?

Когда я доела, раб подхватил посуду и принес мне еще одну глиняную тарелку. На ней лежали медовые соты.

Могу поспорить, что это те самые, с Солнечного острова. Я облизнулась, как кошка. Мед сверкал расправленным янтарем на тарелке.

Примерно раз в неделю к твердым безвкусным лепешкам подавали ложку меда, не больше. О шоколаде не приходилось и мечтать.

В это мире мне действительно страшно не хватало сладкого. Я почти забыла вкус шоколада, мороженого или кофе, только помнила, что когда-то эти продукты приносили неземное удовольствие. Я не шутила, когда просила Анкхарата привезти что-то сладкое.

Он запомнил.

Я коснулась пальцами липкой соты. Нагнулась и откусила кусок. Кто бы мне сказал, что я душу Дьяволу продам за мед, фиг бы я поверила.

Я ела и, наверное, урчала, как Швинн, когда ему доставалась печень убитого оленя. Потом я облизала каждый палец. Потом даже тарелку. Каждая капля такого ценного продукта не должна была пропадать даром.

Бесшумный, как призрак, раб сам забрал тарелку, когда я отставила ее в сторону, унес и расстелил постель, хотя я и сама могла это сделать.

Так близко с рабами я еще не сталкивалась. В поместье их было несколько, они помогали Зурии по хозяйству и готовили еду, но никто из них не прислуживали мне.

Давным-давно, когда я только столкнулась с рабами в пирамидах Анкхарата и уставилась на них, Зурия с удивлением объяснила мне, что рабов нельзя замечать. Пока они хорошо исполняют свою работу и предугадывают желания хозяев, к ним нет нужды обращаться, звать, прогонять. Они исчезают ровно тогда, когда нужно и появляются, когда в них нуждаются. Лучшие рабы живут и умирают безымянными.

Только когда раб провинился или достоин наказания, ты смотришь ему в глаза и называешь по имени. Всех мужчин-рабов звали одинаково, как и женщин-рабынь.

Мне сложно было с этим смириться. Понятное дело. Но, стиснув зубы, пришлось смириться, что мне не по силам организовать им профсоюз, выбить из правящей верхушки, то есть из Анкхарата, пособия и отпускные и тому подобное…

Этот мир был другим, снова и снова повторяла я самой себе, я должна это наконец-то понять. Либо я принимаю его таким, какой он есть, либо становлюсь для рабов Спартаком и жгу дома из-за жестокого обращения с женами… Жечь дома мне не понравилось. Тем более что вряд ли пожар чему-то научил Асгейрра.

На самом деле, я с самого начала очень опасалась и опасаюсь до сих пор изменить или нарушить что-либо во времени. Повлиять так, как уже повлияла, скажем, на Анкхарата.

Он изменился. Отношения со мной невозможны без этого.

И, кажется, я уже скучаю по Зурии и Швинну.

Усталость взяла верх, а сытость дополнила начатое. Скинула одежду, я нырнула под одеяло. Услышала, как раб вынес лишние факелы, и комната погрузилась в полумрак, освещаемая только неровным светом огня в камине.

Мысленно я снова вернулась к прошлой ночи. Обнимая меня, в полумраке, в тепле горячего источника, Анкхарат сказал, что гонки, в которых он займет последнюю десятую дорожку, назначены на третий день. Это уже завтра.

Церемония начнется тем же вечером, после пира в честь победителя гонок. На этом же пиру Сыновья Бога попрощаются с беременными избранницами. Пришло их время удалиться на Остров, чтобы выносить и родить там сыновей. Детям не место в Сердце Мира, пока им не исполнится хотя бы три года.

Он не сказал, что ждет меня дальше, ведь я, единственная из них, не беременна. А я не стала спрашивать, раз не беременна, то остаюсь с ним, разве нет?

После пира и проводов избранниц Анкхарат вместе с братьями войдет в Храм и спустится на самые нижние его уровни, где и должен будет провести целых шесть дней без еды и сна. Они будут поститься, чтобы очистить разум и помыслами разгадать волю Богов. Покинуть Храм самостоятельно и раньше срока они не могут. На место входа жрецы задвигают особую зачарованную стелу — дверь, по сути. Уникальная и особенная дверь, призванная оградить Сыновей от суеты внешнего мира и не дать божествам проникнуть в мир обычных смертных. Вот почему во всем Нуатле больше нигде не было дверей. Они были священны и имелись только в единственной зале главного Храма.

Двери в доме могут привести к гневу Богов, подумать только, а?

Если Львы и ударят, как опасался Анкхарат, то лучшего времени, чем эти шесть дней, пока все Сыновья заперты в Храме, им не найти.

Армиям нужно подготовиться и выйти и кто-то, в конце концов, должен отдать им этот приказ. Время будет упущено. А если среди Сыновей завелся предатель, то будет ли вообще отдан этот приказ?…

Сыновья никогда не приводили собственные армии в Сердце Мира. Солдаты должны были оставаться в родовых землях, когда хозяин покидал их. Так было принято. Столицу защищала только элитная гвардия, скажем так, из менее удачливых младших братьев и подросших детей самих джанкойан одоран. Там служили и два сына Асгейрра, несмотря на свой юный возраст. Все рожденные в Сердце Мира первенцы от женщин в Домах Наслаждений, тоже становились солдатами. Такова была плата за проживание в столице.

Многолюдно здесь становилось на праздники, все важнейшие ритуалы всегда с размахом отмечались именно в столице. А еще гонки привлекали зрителей. Круглогодично в Сердце Мира проживали только женщины из Домов Наслаждений, работники ипподрома: наездники, тренера, возницы; солдаты гвардии и командующие; жрецы и жрицы и многочисленные рабы-прислужники в Храме и на ипподроме.

Вообще, та единственная война Нуатла с захватчика, имевшая место еще до рождения Анкхарата, велась достаточно странно, даже по моему несведущему мнению. Тогда Сыновья, связанные по ногам и рукам традициями, боролись с темнокожими захватчиками лишь на своих родовых землях своими же вооруженными силами. Ни шагу дальше за их пределы никто не предпринял. Никто не приходил на помощь соседней области, где правил другой брат, скажем. Жители Закатных гор, например, вообще отсиделись в удаленных пещерах, до которых Львы, как неопытные скалолазы, даже не добрались.

Если бы не магия, не знаю, чем бы закончилась для Нуатла такая война индивидуалистов.

Львы с запозданием сообразили, что больше пользы будет от живых жрецов, чем от мертвых, и стали активно брать последних в плен. Но жрецы, фактически, единственная объединения для всех земель Нуатла структура, к тому времени уже нанесли по армиям захватчика непоправимый урон.

Львы бежали. Анкхарат не исключал, что в качестве рабов они увезли многих жрецов. Точных данных о погибших и пропавших без вести жрецах не собирали. А зря, как я считаю.

Сомневаюсь, что Львы оказались настолько глупы, что вырезали всех рабов-жрецов. Прошло достаточно лет, возможно, их теперь уже не удивишь стихийной магией. Всегда должна оставаться вероятность, что некоторые жрецы даже стали добровольно служить им.

А это значило, что скрытые под водой сухопутные тропы Нуатла могут обнажиться и перед армиями захватчика. Анкхарат считал, что это уже произошло.

Анкхарат надеялся, что выбьет правду из Асгейрра во время Церемонии. Как именно он собирался ее выбивать, он не сказал.

Целых шесть дней я буду ждать его. Анкхарат говорил, что я буду в безопасности, и что должна поверить ему. Что мне оставалось? Подмывало, конечно, сказать что-то вроде: «Не иди» или «Давай сбежим ото всех, да хоть в те же Закатные горы!»

Но Анкхарат готовился к Церемонии задолго до моего появления. Пусть он сам изменился, но кое-что остается неподвластно любви. Например, чужеземное вторжение.

Анкхарат считал, что именно той ночью, ставшей первой для меня на берегах Нуатла, Асгейрр и договорился с захватчиками и выбрал дату Церемонии.

Все джанкойан одоран в ночь перед ритуалом Матери прибыли в Сердце Мира, и Асгейрр в том числе. Но самым последним.

Если бы орла Асгейрра заметили в небе в другую ночь, это вызвало бы вопросы. Его самого может и не разглядели бы с земли, но именно той ночью летающие орлы привлекали чуть меньше внимания, чем обычно.

Все знали, что Сыновья Бога собираются в Сердце Мира для ритуала.

План Асгейрра был прост, но у Анкхарата ушел не один день на то, чтобы разгадать его. Асгейрр планировал слетать в земли за морем и вернуться затемно обратно. Как бы он не связывался с Львами раньше этого, в решающий момент понадобился его личное присутствие.

Асгейрр все продумал и ничем не выдал бы себя… Он затемно вернулся бы в Нуатл, если бы не заметил пожар на песчаной тропе.

Позже, на пиру, Асгейрр красочно описывал ночное небо и то, что зарево пожарища было видно из самого Сердца Мира. Он должен был хоть как-то объяснить свое неожиданное появление рядом с Эйдером Оларом. И вот вместо того, чтобы приземлиться в Сердце Мира, Асгейрр направился на помощь людям.

Никто из благодарных слушателей Асгейрра никогда не набирался смелости уточнить, где именно произошло побоище, а Асгейрр никогда сам не упоминал о песчаной тропе. Дураком он не был.

Как и Анкхарат. Когда я рассказала ему, как только научилась говорить, что мы встретили Асгейрра на Рассветной тропе, он понял, что история героя была ложью.

На самом деле, он просто пролетал мимо и он никогда бы просто так не остановился, чтобы помочь. Совесть его бы не мучила. На кону стояла жизнь всего Нуатла, что ему было до тех краста, солдат и жреца?

Но в свете пожаров, как считал Анкхарат, Асгейрр узнал жреца из Речных земель. Это и предрешило участь Эйдера Олара.

Желание лишний раз досадить брату взяло верх над разумной осторожностью, и Асгейрр приземлился на тропе. Он осведомился у Эйдера Олара не нужна ли ему помощь, указал на меня и спросил, кто эта девушка и почему она здесь, разозлился, когда жрец назвал меня претенденткой в избранницы, словом, ничего полезного. Асгейрр понимал, что Эйдер донесет на него Анкхарату, и это предопределило его дальнейшие шаги.

К чести Асгейрра, надо сказать, что он все-таки оказал нам помощь. Того вола, которого прислали за нами на тропу следующим утром, нам прислали именно по просьбе Асгейрра. С этой просьбой он приземлился у первого же поселения. В своих рассказах он так же не уточнял, какого именно.

Я знала, что это были пещеры, где жили пропахшие рыбой люди. Об этом я тоже рассказала Анкхарату.

Анкхарат считал, что тогда же, заметив меня, такую безродную, Асгейрру пришла мысль, что «лучшей» избранницы для ненавистного старшего брата ему не сыскать. Но ему следовало обезопасить себя от возможности, что Анкхарат узнает правду от меня. Для этого он придумал спор о наследниках и гоночных дорожках, разумно рассудив, что Анкхарат ни в жизни не станет участвовать в подобном.

Асгейрр не ошибся.

Не знаю, что бы предпринял Асгейрр, если бы Анкхарат выбрал другую. Не знаю, как он вообще собирался повлиять на решение Анкхарата, но в тот день, со слов Анкхарата, на ипподроме и на предшествующем ритуалу пиру, он вдоволь наслушался от Асгейрра туманных рассуждений про «высоких худощавых блондинках с маленькой грудью». Я думаю, Асгейрр все равно выкрутился бы. В этом ему нет равных.

Но именно я, сама того не зная, несказанно облегчила Асгейрру задачу. Наверное, он не смог сдержать улыбки, когда в огонь оказался в моей власти. Анкхарат признался, что сам он даже не следил за событиями на арене, пока я не шарахнула по зрителям огненным метеором.

Самому Асгейрру оставалось, придерживаясь версии о своем геройстве, во всеуслышание заявить, что именно Эйдер Олар привел меня на арену. Что он незамедлительно и сделал.

Поскольку с провинившимся жрецом, сосланным в тот же вечер на Остров, Анкхарат и словом не перекинулся, Асгейрр был уверен — Анкхарат выберет именно меня. А значит, в силу вступал и план со спором…

Жертвенного кота Асгейрр, конечно, отправил вовсе не для того, чтобы к Анкхарату вернулась его мужская сила, растраченная в Доме Наслаждений. Сам Анкхарат сказал, что ходил туда вовсе не за этим, у него были дела поважнее, но лучшего места для встречи с этим человеком было не сыскать.

Послав к Анкхарату Аспина, тот самого Аспина, который спал одновременно с двумя избранницами, Асгейрр, конечно, ходил по краю. Анкхарат мог принять согласиться и принять участие в споре. Но Асгейрр явно представлял иначе, как Анкхарат будет добиться от меня правды. Его методом было насилие и жестокость.

Позже Анкхарат вернулся в родные Речные земли, в которых он тщательно следил и избавлялся от любого, кого мог служить Асгейрру или любому другому брату, так или иначе. От шпионов, короче, но такого слова, конечно, у них не существовало. Все братья это знали и никто лишний раз на землях Анкхарата не появлялся. Асгейрру потребовался действительно весомый повод, чтобы «напроситься в гости». На самом деле, ему нужно было увидеть своими глазами, как сложились наши отношения.

Увиденное, его точно не обрадовало. Он разозлился и попытался воззвать к ярости Анкхарата, заронить в его душе сомнения о моей честности, но все закончилось совсем не так, как он рассчитывал. Даже наоборот.

Два всадника Анкхарата той ночью проследили за тем, чтобы Асгейрр не отклонялся в полете. На удачу, Анкхарат вызвал их раньше прибытия Асгейрра. Он ведь собирался искать меня. Но по прибытию Асгейрра хватило одного взгляда, чтобы всадники поняли, что к чему.

Никогда раньше Анкхарат не говорил так долго, как вчера ночью, когда рассказывал мне о том, что действительно стояло за действиями Асгейрра. Только позже до меня дошло, что для мужчины Нуатла это было совершенно нехарактерно говорить со своей избранницей на равных.

Осторожно, не вызывая подозрений, Анкхарат еще в Речных землях связывался с теми братьями, кому, как он считал, он мог доверять. Но некоторые из них все еще колеблются, сказал Анкхарат. У него есть только сегодняшняя ночь, чтобы убедить их.

Завтра во время Церемонии будет уже поздно.

Если завтра Нуатл ждет государственный переворот и, если подозрения Анкхарата небеспочвенны и Асгейрр действительно переметнулся на сторону захватчиков, то Анкхарату нужны союзники. Очень нужны.

Лежа в постели, через узкое прямоугольное окно, похожее на бойницу, я глядела на языки пламени, танцующие в зажженной на вершине горы жаровне. Анкхарат просил меня не обращаться к огню, пока я в Сердце Мира. Здесь была куча жриц и жрецов, которые сразу разберутся, кто читает пламя. Огонь меня и выдаст. Ему неведома ложь.

В одиночестве, даже под двумя меховыми одеялами, прохладно. Мне не стоит ждать Анкхарата, но я все равно не могу заставить себя заснуть. Мои мысли снова и снова возвращаются к завтрашней Церемонии, к тому, что может последовать за ней. О том, что закрываясь в одной зале с предателями, нельзя считать себя в безопасности. А значит, за все эти шесть дней в закрытой зале Храма может произойти, что угодно.

Из-за этих мыслей, я вздрогнула, когда услышала торопливые шаги в коридоре. Поднялась и села, натянув до подбородка одеяло. Как я буду здесь без него, эти шесть дней? Он обещал мне безопасность, но как он сможет обеспечить ее, если сам будет в глубинах горы?

— Ты еще не спишь? — удивился Анкхарат.

Он выглядел уставшим. Еще бы.

— Я думала о тебе, — честно ответила я.

Он с улыбкой скинул с плеч прямо на пол черный плащ. Такой же, какой был на Асгейрре в ту ночь. Оказалось, что Анкхарат был в полной боевой готовности — в крепкой плетеной кожаной броне, с кинжалом в ножнах на бедре, коротким ножом на голени.

Слава Богам, все оружие было в ножнах. Значит, ему не пришлось им воспользоваться, правда?

— Ты завтра тоже будешь вооружен? — спросила я.

— Нет.

— Нет? Почему?

— В Храм нельзя идти вооруженным.

— Анкхарат, — простонала я.

— Что? Таковы традиции и я не буду нарушать их.

К нему метнулся раб и стал помогать со снаряжением, и под пристальным взглядом Анкхарата я закусила губу. Черт, ну да, нельзя же обсуждать такие вещи, даже при рабах.

Когда раб унес броню и оружие, Анкхарат опустился на кровать.

Я обняла его со спины и прошептала:

— Прости.

— Я не войду в Храм с оружием, — повторил он и добавил тихо: — Но это не значит, что я не возьму то, которое найду внутри.

Шесть дней. На протяжении чертовых шести дней я ничего не буду знать о нем.

— Подожди, сейчас он вернется и поможет мне снять остальное.

— Я помогу.

Он замер.

— Поможешь? — повторил он. — Это работа рабов помогать с одеждой.

— В моем мире нет.

Я скользнула на пол и развязала по очереди кожаные ленты его сандалий. Все эти женские подвязки и завязки крепятся куда как сложнее, и даже в них я уже поднаторела. Развязала и расстегнула крепления пояса на талии.

Анкхарат, кажется, сидел не дыша.

Я чувствовала присутствие раба, он стоял в тени дверного проема, готовый броситься хозяину на выручку.

А я принялась за поддёвку под броней, развязала тесемки, жестом велела Анкхарату поднять руки и стянула ее через голову.

И вот тут только сообразила, что меня не смутило и не остановило присутствие постороннего, а на мне одежды не было вообще.

Ой.

Кажется, кто-то уже свыкся с местными обычаями не считать рабов за людей.

Я скользнула Анкхарату на колени и обвила руками его шею. Его борода пропахла дымом, как и одежда, как и он сам.

Раб тут же ретировался. Ну, собственно, да, в дальнейшем его помощь точно не понадобится.

— В твоих землях женщина всегда помогает мужчине раздеться? — спросил Анкхарат, когда к нему вернулось самообладание.

— Не всегда, но ты ведь справляешься с моей одеждой без помощи рабов, — улыбнулся я, целуя его в уголки губ. — Это не так сложно.

А еще, когда мужчина выбирает женщину, он может прожить с ней одной всю свою жизнь, подумала я. И он не отправляет ее беременную на другой конец света, хотя иногда ему этого очень хочется, наверное.

Но вместо этого я произнесла:

— Тебе надо выспаться, кажется, прошлой ночью ты почти не спал.

— Подожди немного.

Я согласна была ждать, сколько угодно. Мне передавалось тепло его обнаженного тела, в его объятиях я согревалась лучше, чем под одеялами. Он молча и крепко прижимал меня к себе, и в этих жестах не было подтекста скрытого желания. Он слишком сильно устал для этого. Прошлой ночью, после пожара, и рассказав мне обо всем в горячей купели, он принес меня обратно в спальню, дождался, пока я засну, потом ушел. Я проснулся от его шагов, но тут же провалилась обратно в сон. На рассвете он покидал свои земли, ему нужно было отдать много приказов.

— Ложись, — повторила я, тебе надо выспаться.

Завтра гонки. А потом шесть дней без сна и еды. Я первая отстранилась, и он послушно вытянулся на этой огромной кровати, прямо-таки созданной для любовных утех. Но как раз таки на ней ничего и не было, ни в первый, ни в этот раз.

Анкхарат протянул ко мне руки, позволяя устроиться у него на плече. Я прижалась к нему всем телом.

— Анкхарат, — позвала я его, но ответа не было.

Я приподнялась на локте. Глаза были закрыты. Он уже спал.

— Спасибо за мед, — прошептала я и легко поцеловала его в губы.