Когда Давид узнал, что у него есть возможность раздобыть детали, необходимые для восстановления «Фюрета», в его сердце снова затеплилась надежда. Теперь он чувствовал, что способен выдержать, по крайней мере какое-то время, то существование, которое ожидало его среди жителей Подземелья.

Да, конечно, повреждения, полученные кораблем, были значительны, и даже если предположить, что он сможет найти в старых хранилищах, о которых говорил Высокочтимый, детали, необходимые для ремонта, восстановление «Фюрета» потребует много недель и даже месяцев кропотливого и мучительного труда.

Не следовало забывать и о том — впрочем, Давид это прекрасно помнил, — что запас пищевых таблеток был весьма ограниченным, а это ставило естественный предел его возможностям, временной предел, за которым был конец всем его надеждам.

Воспоминания о Франсуазе придавали этим надеждам особенную остроту. Горя желанием немедленно действовать, он решил перво-наперво произвести осмотр корабля и составить перечень повреждений.

Давид легко получил разрешение выйти на поверхность и решил сделать это на рассвете следующего же дня. Он мотивировал свою просьбу необходимостью срочно пополнить запас питательных таблеток.

Его проводили до одного из выходов на поверхность и там, на границе Подземелья, предоставили самому себе. С величайшими предосторожностями он добрался до останков «Фюрета» и сразу приступил к первичному, самому общему осмотру. В целом отсек двигателей пострадал не очень сильно: наиболее существенные повреждения были в стальном корпусе на уровне центральных отсеков и в пультах радиостанций наведения.

Криотронные вычислительные машины, обеспечивающие автоматический вывод космического корабля на орбиту, радиолокационная станция наведения и радиорубка были разрушены полностью, но во время подготовки к полету Давида долго и тщательно тренировали, отрабатывая самые безвыходные ситуации, какие могут возникнуть при аварии в космосе.

Поскольку все члены экипажа погибли, приходилось рассчитывать только на себя. И это его не беспокоило — он мог и в одиночку управлять звездолетом. Но у него не было уверенности, что он в одиночку одолеет ремонт. Хуже всего дело обстояло с топливом.

При ударе о грунт «Фюрет» потерял две трети своих энергозапасов, многие резервуары взорвались, и с теми остатками горючего, которые сохранились в целости, нечего было и думать добраться до Земли. Путешествие в субпространстве требовало огромных запасов энергии. И, в довершение всего, Давид не знал главного: где, на каком расстоянии от Земли он находится. Расстояние могло исчисляться в десятки, сотни, даже тысячи световых лет.

Авария произошла в субпространстве, все расчеты и цифры были искажены, и покидать Опс с полупустыми топливными резервуарами было бы безумием.

Он почему-то опять стал думать про машунгу, и вдруг его озарило. Ведь жители Подземелья использовали вещество-энергию! Нельзя ли как-то преобразовать это вещество, складировать его в резервуарах «Фюрета» и использовать при полете в качестве топлива?

На губах Давида мелькнула мечтательная улыбка. Подробности и детали он обдумает потом. Использовать машунгу для питания двигателей «Фюрета» — это было воистину головокружительной идеей.

Однако начинать все равно надо было с поиска запасных частей. И надо было как-то обеспечить собственную безопасность во время ремонта. Поразмыслив, он пришел к выводу, что единственный способ обезопасить себя — это перетащить ракету во внутреннюю галерею, что можно сделать с помощью лебедок, если впрячь в них достаточное число жителей Подземелья, — надо надеяться, что Альб Высокочтимый не откажет ему в этом. Преисполненный радужными надеждами, Давид вернулся в Подземелье. Перед уходом он прихватил с собой ядерный излучатель и пристегнул его к поясу. Опс оказался планетой, далеко не безопасной для него.

* * *

По дороге в подземный городок он неожиданно встретил дочь Альба Высокочтимого. Как обычно, Забела была одета в костюм из легкой ткани, но теперь в ее белоснежные волосы было воткнуто несколько цветков, и расстегнутая блузка чуть приоткрывала грудь.

Встретив его, она улыбнулась, но в ее красных глазах угадывалась грусть. Она торопливо сказала:

— Отец только что сообщил мне о вашем решении. Вы рассчитываете скоро покинуть Опс? Это правда?

Давид кивнул головой.

— По крайней мере, я очень на это рассчитываю, но пока что трудно сказать, что из этого получится. Все зависит от того, удастся ли мне найти что-нибудь в ваших запасниках.

— Это не мешает вам выбрать себе женщину. Теперь вам предоставлено такое право.

— Женщину? Но… мне не нужна никакая женщина.

— Даже я?

Давид широко открыл глаза.

— Вы?

— Я спасла вам жизнь. Конечно, это не обязывает вас выбрать именно меня, но у нас мужчина всегда выбирает ту женщину, которая проявляет к нему знаки благоволения. Это наш обычай. Я ваша, если вы того пожелаете. Я лично не вижу в этом ничего противоестественного. Вы красивы и вы мне нравитесь.

Это было сказано с такой непосредственностью и простотой, что Давид не сумел сдержать улыбки. Он положил руку на плечо Забелы.

— Послушайте, Забела, вы очень милая девушка, и я знаю, что очень многим обязан вам. Но я принадлежу к народу, у которого совсем другие обычаи. К тому же, я женат.

— Женат? Что вы хотите этим сказать?

— Что у меня уже есть женщина, моя жена, вы понимаете?

— А чем это вам мешает?

— Я люблю свою жену. Я не могу любить другую. Мне нечего вам предложить, Забела.

Он понимал, что несет бессмыслицу, потому что у жителей Опса супружества не существовало. Его ответ расстроил Забелу. Он увидел, как она один за другим выдернула цветы, и ее рука непроизвольно застегнула блузку.

— Как зовут вашу женщину? — спросила она, силясь улыбнуться.

— Франсуаза.

— Она красива? Она красивее меня?

— Она совсем другая. Франсуаза — прекрасная женщина, но вы тоже очень красивая, Забела.

Наступило неловкое молчание, девушка сумела взять себя в руки.

— Пойдемте, — сказала она уже другим тоном, — мне кажется, сейчас как раз время. Если вы не возражаете, мы вас проводим…

Она жестом показала на четырех мужчин в походной экипировке, которые столпились возле небольшой вагонетки.

Для экспедиции в бывшие складские помещения все было готово. Давид посмотрел на Забелу.

— Вы тоже примете участие в экспедиции?

— Так распорядился отец. Он знает, что вы доверяете мне больше, чем кому-либо другому.

— Это доказывает, что ваш отец умеет находить мудрые решения… по крайней мере, в тех случаях, когда речь идет о его собственной дочери.

Но Забела, казалось, не заметила его иронии и велела трогаться в путь.

Вагонетка быстро бежала по рельсам, углубляясь в длинную, слабо освещенную галерею. По словам Забелы, складские помещения, куда они направлялись, были расположены в самом конце подземных коммуникаций, принадлежащих сектору, которым управлял ее отец.

Были, разумеется, и другие коридоры, другие туннели, дальше, в других зонах, но пути туда завалило и всякие связи с другими общинами прервались: каждая жила в полной изоляции.

В пути они говорили о чем-то незначащем, пока не доехали до какого-то железнодорожного узла. Из-за того, что рельсы здесь были в очень плохом состоянии, им пришлось выйти из своей вагонетки и пересесть в другую.

Им нужно было добраться до другой галереи, расположенной уровнем ниже. Когда они подъезжали к другой разрушенной станции, Давид заметил огромную статую, установленную в углу, возле стены, сложенной из камней. Статуя была, очевидно, очень старой, судя по изломам и трещинам, сплошь покрывавшим камень. Она изображала рослую женщину, стоящую на колеснице, в которую были впряжены львы; ее платье имело едва заметный зеленоватый оттенок. Лоб статуи украшали симметричные орнаменты, среди которых Давид разглядел, как ему показалось, дубовый венок, над головой женщины возвышалась квадратная башня — будто появлялась из черепа Зевса.

— Это Опс, — гордо сказала Забела, показывая на статую.

Действительно, на цоколе статуи были выгравированы эти три буквы.

Забела продолжала:

— Только у нас есть эта статуя, символизирующая нашу планету.

— Откуда она взялась? — спросил Давид.

— Этого никто не знает. Отец говорит, что она была найден в самом начале Новой Эры. Мы ее признали символом нашей планеты и поклоняемся ей.

— Вы хотите сказать, что ее именем вы нарекли свой мир? Но как вы звали его до этого… Я хочу сказать — до катастрофы?

Торопя Давида к другой вагонетке, Забела пожала плечами.

— Не знаю, да и зачем это? Отец утверждает, что слова не имеют никакой ценности. Это всего лишь звуковые условности. То что сегодня мы называем стулом, завтра может обозначаться совсем другим словом.

Улыбнувшись, она добавила:

— Но это вовсе не мешает нам сесть в вагонетку.