Снаружи начинался день, и Давид, наверное, в сотый уже раз прильнул к окуляру перископа. Вокруг по-прежнему было пусто… ни одного живого существа. Только развалины, одни развалины.

Так или иначе, надо было принимать какое-то решение, хотя бы из-за Роба, которому с каждым часом становилось все хуже. Он лежал в углу зала, раненый, непрерывно стонал и просил пить.

— Достать бы воды, — потерянно прошептала Забела. — Но что поделаешь… как…

Воды в окрестностях хватало, невдалеке от их убежища, в какой-нибудь сотне метров, текла Сена. Но как было добраться до нее?

В этот момент в убежище вошел Берн. Он был у входа на поверхность.

— Все в порядке! — торжествующе крикнул он. — Йури исчезли. Должно быть, утомились.

— Вы уверены в этом? — переспросил Давид.

— Мне не удалось заметить даже тени хотя бы одного йури. Может быть, они еще бродят где-нибудь поблизости, но шанс выбраться отсюда у нас все-таки есть.

— Хорошо, пусть все подготовятся к выходу.

Давид повернулся к раненому — тот совершенно обессилел и непрестанно просил пить. Давиду было жаль его.

— Надо сперва заняться Робом, — решил он. — Иначе он не вынесет перехода. Перенесите его на поверхность, а я пока попробую раздобыть воды. Вы, Берн, постарайтесь добраться до другого входа в туннели, откройте крышку и позаботьтесь об остальных. Там я и присоединюсь к вам.

Давид отошел и стал осматривать закутки в надежде найти какой-нибудь сосуд. Он нашел защитную каску, какими пользовались когда-то строители, и решил, что она вполне сгодится как емкость. Не теряя времени, он кинулся к выходу, приподнял крышку, осмотрелся вокруг и, убедившись, что путь свободен, направился к реке. Он успел хорошо изучить местность. Слева тянулась гряда развалин, которая может служить укрытием, если ползти ползком, — это позволяло добраться почти до самого берега, в то место, которое он наметил, когда обозревал округу в перископ.

* * *

Он полз, чувствуя, как напряжены все нервы. За его спиной спрыгнул на землю Берн и со всех ног пустился бежать к другому входу в подземелье.

Давид добрался до того места, где кончались развалины, встал во весь рост и, пригибаясь, побежал к берегу. Все было спокойно. Он только услышал, как Берн со звоном откинул крышку входного люка. Добравшись до берега, Давид упал на живот, окунул голову в воду, сделал несколько жадных глотков и уже собирался зачерпнуть каской чистой прозрачной воды, когда почувствовал вдруг, что ему грозит опасность. В ту же секунду послышался нарастающий свист. Давид резко метнулся в сторону. Все мысли враз вылетели из головы, он действовал рефлекторно, по-заученному — результат долгих упорных тренировок: бессознательные инстинктивные действия дают максимальные шансы на успех.

Он расстегнул кобуру и привстал. Перед ним стоял человек-спрут, его щупальца бешено били воздух. Эта мразь, должно быть, пряталась где-то у берега и напала врасплох.

Давид нажал на спусковой крючок, но залпа не последовало. Оружие заклинило. Он еле успел откатиться в сторону, уворачиваясь от удара мощного щупальца, метнувшегося к нему. Вторым щупальцем его слегка задело по голове, а третье сильно ударило по ногам. Он рухнул в пыль, изрыгая ругательства, и инстинктивно закинул на голову каску. Чудовище изготовилось к броску. Он успел заметить, как щупальце выпрямилось и замерло перед новым ударом.

Но удара не последовало. Давид во все глаза в изумлении смотрел на то место, где только стояло чудовище. Оно исчезло. Оно словно испарилось. Его унес добрый волшебник.

— Господи милостивый, — прошептал Давид.

В полном недоумении он рывком поднялся и осмотрелся вокруг.

Забела и ее отряд пытались пробиться ко входу, который открыл Берн. Все они отчаянно бились с невидимым врагом.

Невидимым для Давида! Точь-в-точь как это было, когда йури напали на Отважных во время Ритуала. Перед ними ничего не было. Ничего кроме пустоты, но тесаки и рогатины рубили и кололи, рубили и кололи, рубили и кололи…

Какое-то время Давид наблюдал за этим ошарашивающим немыслимым сражением, охваченный суеверным страхом, потом снял каску. Чудовища вмиг воскресли перед его взором. Их было несколько дюжин, они сбегали вниз с развалин и нападали всей стаей.

Берн подоспел на подмогу товарищам, встал рядом с Забелой и тяжелой рогатиной бил по черепам чудищ, неосторожно вылезавших вперед.

Давид углядел и то чудовище, которое только что атаковало его. Оно, казалось, потеряло его из виду и беспорядочно металось вокруг, не понимая, куда вдруг исчезла жертва. Давид стал невидимым для него.

Давид вновь надел каску на голову, и чудовище вновь исчезло. Тогда он бросился к своим спутникам.

— Хватит! — крикнул он. — Скорее назад! Поторопитесь!

Они даже не поняли его сперва, и только после того, как Давид повторил приказ, вернулись в убежище.

Роб совершенно обессилел. Когда Давид, перешагнув через него, стал спускаться в люк, он был уже мертв. Утирая кровь со щеки, Забела крикнула Давиду.

— Может быть, воспользоваться вашим оружием?

— Есть кое-что получше, — возразил он, уходя в глубь туннеля. Вскоре он вернулся, неся в руках четыре каски. Он раздал их своим спутникам.

— Наденьте это, — объяснил он, — тогда вы будете в полной безопасности.

Берн недоверчиво поморщился.

— Ну, и что нам теперь делать с этими касками?

— Наденьте их себе на голову, Господи Боже мой! Это для нас единственная возможность добраться живыми до второго входа.

Они послушались, не понимая, зачем это нужно, но повинуясь его решительному тону. Когда все надели каски, Давид первым выбрался на поверхность и позвал других.

Йури исчезли. Во всяком случае, их нигде не было видно. Вокруг не было ничего, кроме развалин и мертвой тишины.

Давид пошел впереди. Когда они приближались ко второму входу, Забела, дрожа, коснулась его руки.

— Но как это происходит, в конце концов?

— Я и сам ничего не понимаю.

— Давид, ведь йури по-прежнему здесь, ведь это так?

— Да, они здесь.

— Почему мы не видим их? Почему они на нас не нападают?

— Не спрашивайте меня ни о чем. Я знаю об этом не больше, чем вы.

Прежде чем спуститься в люк, он осмотрелся еще раз.

— Я действительно ничего не знаю, — повторил он, обращаясь как бы к самому себе. — Но это наводит меня на одну мысль.