Прежде чем Давид успел до конца продумать план предстоящих действий, сильная рука Бартеля толкнула его вперед, и он побежал вниз по склону. Теперь было необходимо действовать быстро. Они достигли самого опасного места, того самого места, где могло случиться что угодно.

Нервозность, с которой говорил Бартель Отважный, лишь подхлестывала чувство грозящей опасности. Теперь было уже не до расспросов, группа Бартеля Отважного была готова приступить к сбору энергии.

Бартель быстро дал Давиду последние напутствия. Он показал на машунгу.

— Тебе придется действовать в одиночку, — сказал он. — Ты должен собирать отходы. Ты легко их найдешь вокруг машунги. Это напоминает розовую вязкую пасту… она встречается даже на грунте в виде небольших куч. Как только заполнишь свои коробки, возвращайся сюда, на пригорок. Здесь пункт нашего сбора. Ты понял?

В смятении Давид хотел что-то ему ответить, но в этот момент раздался громкий возглас:

— Осторожно!

Он обернулся одновременно с Бартелем. Выхватывая из ножен свой тесак, тот закричал в полный голос:

— Йури!

Все, что произошло вслед за этим, привело Давида в крайнее изумление. Он увидел, как его спутники, сбросив металлические коробки, закрепленные у них за спиной, заняли круговую оборону, став кольцом вокруг него. Они рубили воздух тесаками и кололи рогатинами пустое пространство перед собой. До слуха Давида со всех сторон долетали возбужденные возгласы, его спутники делали неожиданные выпады, словно нанося кому-то удары, возвращались в исходное положение и вновь наносили удары. Наносили удары кому? Жители Подземелья вели схватку с пустотой!

Что означал этот нелепый бессмысленный «бой», который они вели с такой яростью против невидимого врага? Они сражались с несуществующим противником! Резкие, внезапные прыжки, свист клинков, яростные крики вперемежку с хриплым дыханием, — во всем этом было что-то клоунское и вместе с тем захватывающее. Что происходило?

Один из защищающихся поскользнулся, выронил рогатину и упал. Бартель быстро заслонил его собой, выбросил перед собой рогатину, сделал шаг вперед, рубанул воздух тесаком и отступил. Товарищ его тем временем успел поднять упавшее оружие и встать на ноги.

Давид заметил, что его рука кровоточит, а одежда разорвана так, словно ее располосовали мощные когти. На обнажившейся коже были видны прямолинейные кровавые следы, оставленные, очевидно, теми же когтями.

Давид стоял неподвижно, словно прирос к месту Он молча наблюдал за происходящим, не в силах сделать ни одного движения. Он не понимал… Он ничего не видел… ничего… Ничего!.. Потому что, как ему казалось, ничего и не было. Ничего не было…

Стоя с обнаженным тесаком в руке, беспомощный наблюдатель сцены жаркого боя, разыгрываемой сумасшедшими, он чувствовал себя жалким и смешным.

Последовало еще несколько коротких «схваток», затем руки сражающихся устало опустились, но глаза все еще продолжали напряженно вглядываться в направлении леса, словно там еще что-то происходило.

«Бой» был окончен. Вслед за Бартелем все разом повернулись к Давиду. Они тоже ничего не понимали и какое-то мгновение молча рассматривали его с выражением обеспокоенности и удивления. Затем Бартель подошел к Давиду и жестко бросил ему:

— Спасибо за помощь. Ты, случаем, не трус?

Давид вспыхнул, но Бартель, ядовито улыбнувшись, тотчас же добавил:

— Желаю тебе вернуться живым. Но чтобы стать равноправным членом нашей общины, тебе предстоит еще много сделать. Давай иди, ты должен исполнить свой долг.

Он повернулся к Давиду спиной. Его спутники вновь закрепили на ремнях свои коробки и бегом бросились в направлении машунги. Таким огромным показалось ему расстояние… Некая концентрация пространства, залитого холодным, нереальным светом, исходящим из трепещущей массы, которая казалась бесконечной.

Он остановился на миг перевести дух и увидел своих спутников, которые по одиночке уже приближались к краю Этой Штуки! Он видел, как поблескивали в призрачном свете коробки у них за спиной… коробки, которые они уже ставили на землю и наполняли бледно-розовым веществом — энергией.

* * *

Давид снова побежал вперед и вниз по склону. Геометрические фигуры и тела, ни на что не похожие, громоздились все хаотичнее, они непрерывно меняли форму и цвет и непрерывно двигались. Сквозь прозрачные плоскости Давид видел стрелы энергии, вонзающиеся в пространство со зловещим шипением. У него пересохло в горле, но он упрямо продолжал бежать вперед. В какой-то момент он заметил на почве первые розовые пятна. Они возникали при взрывах гигантских языков света, выбрасываемых массой. Осколки падали на грунт и постепенно утрачивали блеск и твердость. Некоторые кучки меняли цвет на коричневый, другие остывали на иссушенной потрескавшейся земле, образуя аккуратные плотные кучки пепла, похожие на черные пирамидки.

Давид надел защитные перчатки и поставил коробки на грунт, горлу неожиданно подступила тошнота, и желудок стало выворачивать наизнанку. Наконец он решился, сгреб руками остатки вещества-энергии и бросил в коробку.

Стекая с перчаток, эта штука временами будто вздрагивала. Как только коробка была наполнена до краев, он надел крышку и плотно вдавил ее, загерметизировав емкость.

К его удивлению, коробка не стала при этом тяжелее. Вещество, которым она была заполнена, не имело веса.

* * *

Вокруг творилось что-то совсем непонятное, слишком загадочное, чтоб можно было сразу разобраться. Он стал наполнять вторую коробку. Вдруг он почувствовал, что ему грозит опасность, и резко обернулся. Энергетическая стрела на машунге вытягивалась в его сторону. Она тянулась к нему как-то вяло, словно исподтишка, подобно тому, как рептилия медленно подползает к своей добыче перед тем, как броситься на нее. Давид рывком выпрямился и в тот момент, когда она метнулась к нему, отпрыгнул в сторону. Стрела ударилась точно в то место, где он стоял секундой раньше. Вспышка обуглила грунт, и в воздухе повис острый запах озона.

Когда последние искры, потрескивая, растворились в воздухе, Давид, чувствуя, как у него напряжены нервы, медленно вернулся на прежнее место. Оставалось наполнить еще две коробки. Он открыл одну и словно обезумевший старый скряга, неожиданно нашедший сокровище, стал черпать розовую субстанцию полными пригоршнями. Полными пригоршнями.

Оставалась последняя коробка… Он подполз на корточках к сплошной липкой массе и быстро огляделся вокруг. Отважные вдали от него уже заканчивали сбор вещества-энергии. Сигнал возвращаться прозвучит, видимо, с минуты на минуту, и тогда нужно будет бежать на пригорок.

Вещество-энергия по-прежнему было настороже, и Давиду еще дважды пришлось отпрыгивать, спасаясь в последний момент от молниеносных ударов. Огромный световой гарпун едва не пронзил его во время последнего прыжка, и смертоносная вспышка полыхнула у него над головой искрящейся пылью, которую быстро развеял легкий ночной ветерок.

Давид перевел дыхание. Он дошел до предела… до предела сил и нервного напряжения… и лишь огромным усилием воли заставил себя бросить последние пригоршни энергии в последнюю емкость.

Он наспех собрал коробки, поднял рогатину, брошенную неподалеку и осмотрелся вокруг.

* * *

Безотчетный ужас вдруг охватил его. Он побежал куда-то в пустое пространство, подхлестываемый все усиливающимся страхом, и когда из темноты перед ним вдруг появились какие-то колыхающиеся тени и преградили путь, он едва не потерял сознание.

Это были не люди. Это были толстые приземистые существа, ползавшие по грунту в ночной тишине.

Не раздумывая, Давид принял влево, тщетно пытаясь отыскать взглядом Бартеля и его спутников. Их нигде не было, и Давид в отчаянии сжал кулаки. Он хотел их окрикнуть, но горло перехватил спазм — он не мог выдавить из себя ни звука.

Он мчался опрометью, силясь оторваться от теней, движущихся за ним вслед. Страх вытеснил у него из головы все мысли, страх безраздельно завладел всем его существом, страх, паника, полное смятение.

Им управлял лишь инстинкт самосохранения. На все творившееся вокруг реагировало не сознание, а все его существо, вся плоть, — миллиарды биологических клеток, из которых состояло его тело, слились в одно целое, как у примитивного организма в доисторические времена, миллионы лет до новой эры, — слились и жили одним инстинктом самосохранения, одним рефлексом — спастись и выжить.

Не сознание, а что-то другое подсказало Давиду, что он добрался до пригорка, что пригорок пуст, что Отважных нет на условленном месте сбора… что он стоит, прижавшись спиной к большому плоскому камню, что он весь вспотел от страха, что его бьет дрожь, что тени рассеялись и теперь окружают его кольцом. К нему вернулась способность слышать и видеть, но мозг по-прежнему не успевал осмыслить звуки и зрительные образы: шорох ползущего тела, еле заметное его движение по сухой земле, прерывистое дыхание, сливающееся с жалобным стоном ветра, и это видение… ужасное уродливое существо, какое не могло бы привидеться в самом немыслимом кошмаре. Существо стояло перед Давидом — у него был агрессивный вид. Это было что-то похожее на краба с человеческим лицом и множеством лап, непрерывно сгибающихся и дергающихся. На его морде, едва выступающей над кромкой панциря, застыло выражение зверской злобы. Выпученные глаза, свирепо смотревшие на Давида, слабо поблескивали в отсветах машунги.

Рядом появилось другое существо. Оно напоминало орла с длинными крыльями, опущенными вдоль тела, сплошь покрытого перьями. У него тоже было человеческое лицо, несмотря на широкий крючковатый клюв, торчавший на месте рта и, должно быть, служивший ему оружием.

А за ними — другие… все разные… пауки, осьминоги, огромные слизняки и все — с человеческими лицами!

— Йури, пролепетал Давид.