Плаванье шло своим чередом. День за днем очередная дата обводилась на календаре в капитанской каюте, на большой навигационной карте появлялись новые отметки, а судовой журнал обогащался новыми, в основном сухими записями отчетного характера. Небо то светлело, то в считанный час затягивалось тучами, заставляя моряков немного обеспокоиться и пошевеливаться быстрее. Море волновалось постоянно, но это волнение можно было считать умеренным и безобидным, в общем-целом, как и настроение сколопендровцев.

Под аккомпанемент чаячьих криков и пронзительного свиста боцманской дудки матросы тщательно терли то и дело захлестываемые волной палубные доски щетками и «буханками» — прямоугольными мелкопористыми камнями. Судовой врач поднялся на верхнюю палубу и неспешно прошелся мимо этих борцов за чистоту, послеживая за их работой.

— Доброе утро, джентльмены! — поздоровался он с теми, кто в его понимании меньше всего подходили под определение «джентльмен». Но что поделать, традиция. Шивилла приучила со своими полупиратскими порядками…

— Доброе утро, сэр доктор!.. — ответом ему был неслаженный хор голосов.

Сложно было определить, что было в головах этих парней, — кто-то испытывал к Лауритцу искреннюю симпатию и уважение, кто-то опасался его, так как собирательный образ «этих ваших судовых врачей», с которым можно было ознакомиться со слухов и сплетен, внушал много подозрений, а кто-то ему по-черному завидовал. Кто знает, вполне может быть, что некоторые товарищи, ежедневно любезничая с доктором и прикладывая руку к полям головных уборов, про себя обзывали его «белоручкой» и (о, ужас) «капитанской подстилкой», бросая в спину взгляды исподлобья. Но Ларри давно смирился с таким положением, ему даже было все равно. Как говорится, акулы скалятся, а корабль идет.

Ларри и сам был не безгрешен. Несмотря на то, что он считал злорадство низким, подлым и недостойным благовоспитанного человека чувством, у него внутри что-то радовалось и ликовало каждый раз, когда он видел Варфоломео Ламберта, скребущего палубу или тягающего канаты наравне с простой матросней… Все-таки неплохо это Гайде придумала, невозможно изобрести для бывшего капитана занятия более унизительного. Вот и сейчас рыжий доктор не смог отказать себе в низком удовольствии подольше постоять возле трудящегося в поте лица блондина.

— А, Ларри… — почувствовав на себе его взгляд, Барт заговорил с врачом. Что ж, он первый начал… — Ну, как твое ничего?

— Спасибо, весьма, — Траинен сдержанно улыбнулся. — На жизнь не жалуюсь.

— Хорошо сегодня выспался, постелька была достаточно мягкой?

— Да, спасибо за заботу.

— Не за что… Куда уж нам, простым парням из кубрика… А ты уже позавтракал? Вкусно было? Не устал ли, сэр доктор, второй помощник, а то ты ж с самого утра в трудах и заботах, все ходишь и смотришь, и ходишь… Глаза не болят?

— Нет, представь себе. А у тебя? — он указал открытой рукой на подбитый глаз Ламберта, который еще не прошел и напоминал тому о маленьком происшествии в переулке на Трилистнике. — Хотя, согласен, моя должность не такая уж и простая, и требует большой ответственности и сосредоточенности…

Вдруг на светловолосую голову пирата что-то приземлилось, заставив того вздрогнуть от неожиданности и судорожно отряхнуться, заподозрив уж было коварные происки чаек. Но это оказался лишь прилетевший откуда-то сверху яблочный огрызок. Сдержанно хихикнув, Лауритц вновь превратился в саму серьезность и задрал голову, стремясь определить причину безобразия. Наверху, беззаботно болтая в воздухе ногами, сидел Армин. Неизвестно, уронил ли он свои объедки, или это был прицельный бросок, но за меткость его можно было похвалить…

— Это еще что значит? — выкрикнул судовой врач. — Армин, первое и последнее предупреждение, чтоб я такого больше не видел! И скажи спасибо, что я не капитан… — прореагировав на последнюю реплику, Варфоломео очень громко скептически хмыкнул. — А тебе, Барт, я советую тщательней наводить порядок на палубе. Видишь, мусора прибавилось — реагируй.

Новенький же парнишка, прибывший на борт с «Трехмачтового», с первых дней проявлял себя весьма талантливым. В первую очередь он обнаружил удивительную способность легко перемещаться по кораблю, не касаясь ногами палубы, в этом искусстве он попрал даже мастера парусов. Бывшему сколопендровскому юнге (интересно, каково ему сейчас на пиратском судне…) было не сравниться с воспитанником Хельмута Пратта, этот был настоящим, что называется, «сыном пушки», почти как мадам Гайде в свое время…только она была умнее и красивей…и она была девочкой. Ловко перебирая босыми ступнями, Армин мог без труда пробежаться по рее, он лазил по вантам, перескакивая с одного каната на другой, и при этом умудрялся выделывать в воздухе такие пируэты даже в ветреную погоду, что все только диву давались. А боцман, да и просто народ постарше постоянно ругал его почем зря и пророчил перспективу убиться к чертям собачьим…

— Снял бы ты его оттуда, — проговорил Ларри, подходя к Красотке Эльзе и кивая в сторону реи. — Все, что наверху, — это твоя территория. А мальчишка бездельничает там… Ладно, дурака валяет, а если упадет или свалит кому что на голову? Потом проблем не оберешься.

— Да он какой-то чокнутый, как и его папаша. За него я отвечать не могу, — заметил Элоиз. Он затаил некоторую обиду на виртуозного акробата с тех самых пор, как тот умудрился обозвать его «старым», хотя мастер всего лет на десять старше мальчишки…пусть и не такой ловкий. После этого они решили выяснить отношения в небольшом тренировочном поединке, в ходе которого выяснилось, что фехтует Армин тоже лучше… После этого Эльзе оставалось делать то, что и положено всякой уважающей себя красотке после того, как она случайно встретила на балу девицу в более шикарном платье, — дуться. — Знаешь, какими были его первые слова, адресованные мне? Он подошел ко мне такой, глаза вытаращил, уставился, как рыба на сковородку, с минуту помолчал, а потом выдал: «Скажи, а ты мужчина или женщина?». Причем, по-моему, сказано это было на полном серьезе…или чувство юмора у него такое странное. Но у них там на корабле все точно головой стукнутые.

— О, друг мой, не тебе судить о том, кто в нашей команде насколько поврежден умом… Это моя парафия. И, скажу тебе по секрету, я тут каждому могу написать диагнозов как минимум на страницу, а в совокупности они составят одну толстенную книгу.

— Даже на меня?

— Тебе там будет посвящена целая глава.

— О, спасибо, дружище! Я никогда не сомневался в том, меня ты любишь больше других!..

Из таких вот милых, почти что по-семейному уютных сцен можно было сделать вывод, что путешествие было вполне успешным, а каждого члена экспедиции так и переполняли дружеские чувства, сплачивающие их славный коллектив. Намечался очередной обычный, ничем не примечательный день…если бы капризной погоде не стало угодно испортиться окончательно. Серое, дождливое небо уже два дня не радовало своим видом, с него то и дело срывались одиночные капли, но сегодня шторм все-таки назрел. Одним из основных тревожных знаков стал попугай, который залетел в капитанскую каюту (а он был далеко не дурак, абы где прятаться не станет) и наотрез отказывался даже клюв за дверь показывать… Ну, как сказать, шторм… На самом деле непогода оказалась не слишком лютой, такой могла испугаться только трусливая мокрая птица, но даже слабым штормом нельзя было пренебрегать.

Капитан Гайде лично стояла у штурвала, отдавая команды, а ветер норовил сорвать с нее шляпу и трепал тяжелые от моросящего дождя кудри. Барт Ламберт в это же время в одиночку нарочно или ненароком стремился создать на верхней палубе хаос, на каждый капитанский приказ утверждая, что он на ее месте поступил бы совсем не так.

— Ветер не такой уж и крепкий, а ты используешь его не на полную силу! — окликнул он Шивиллу, перекрикивая шум волн. — Я бы на твоем месте принял на три-четыре румба левее…

— Заткнись, Ламберт! Не учи меня управлять кораблем! — огрызнулась девушка.

— Попрошу вас, мадам… Я, по-моему, все еще Капитан Ламберт.

— «Капитан»? — с насмешкой в голосе переспросила рыжая и демонстративно посмотрела сначала направо, потом налево, а затем в упор на Барта. — А где же твой корабль, кэп, а то что-то я его не вижу? — и добавила уже серьезно: — На моем судне никто, кроме меня, не смеет называться капитаном. И впредь не позволяй себе такой наглости.

— Ну что ты, Шейла… Капитан Гайде? Разве ж это звучит?.. — поймав на себе негодующий взгляд зеленых глаз, он поспешно продолжил: — То ли дело «адмирал»! Блистательная адмирал Гайде и твоя собственная флотилия из двух прекрасных кораблей, — он махнул рукой в сторону двигавшегося в кильватере «Трехмачтового», — «Сколопендра» — великолепный флагман, а мне позволь быть скромным капитаном под твоим командованием, мадам адмирал…

Варфоломео мог еще долго упражняться в красноречии, прильнув к трапу капитанского мостика, не обращая внимания на возмущение Шивиллы, но от любезной беседы их отвлекло чрезвычайное происшествие. Одну из пушек, расположенных на верхней палубе, сорвало с привязных тросов. Несколько сот килограммов чугуна, еще и поставленного на подвижный лафет, не подчиняющиеся ни ругани боцмана, ни крикам капитанши, никакой другой силе, кроме как инерции, — довольно опасная штука, способная произвести определенные разрушения… Вот и сейчас этот сюрприз на колесах в такт движению «Сколопендры» покатился по накренившейся палубе, заставляя работавших матросов броситься врассыпную, и тяжело ударился о противоположный фальшборт. И все было бы ничего, если бы орудие не зацепило по пути одного наименее расторопного трудягу, сбив того с ног и, похоже, ощутимо примяв. Невезучий матрос сперва впал от происшедшего в такой ступор, что молчал целую минуту, и все уж было испугались, не случилось ли чего совсем ужасного. Но когда над палубой, наконец, разнесся вполне оправданный и ожидаемый душевный мат, можно было вздохнуть с облегчением — значит, мужик жив и хорошо соображает, раз способен на ходу создавать такие замысловатые лексические конструкции.

Судовой врач с помощью еще одного добровольца, который собирался убить одновременно двух зайцев — и другу помочь, и от работы ненадолго увильнуть, незамедлительно доставили пострадавшего в лазарет. Там в ходе осмотра Траинен диагностировал у последнего сильный ушиб правой голени, возможно, трещину в кости, но, к счастью, не перелом. Это он сделал как доктор, а как второй помощник капитана он выдворил неожиданно заботливого и участливого товарища обратно на верхнюю палубу, так как там сейчас очень нужны были рабочие руки для ликвидации, так сказать, последствий. И второй матрос как раз успел к началу разгоравшегося представления, которое Ларри вынужден был пропустить по долгу службы…

— …итить твою налево через фор-брам-рей! Кто занимался штормовым креплением пушек?! Я спрашиваю, кто??? Да я вам эту пушку засуну… — орала капитан Гайде, обещая сотворить со злополучной пушкой и проштрафившимся матросом истинные чудеса эротически-фантастического характера.

— Капитан, — заговорил взбежавший на мостик боцман, — сегодня за крепление пушек отвечал Армин… — мужчина слегка замялся, но вряд ли он хотел выгородить паренька, скорее просто сам чувствовал долю своей вины в том, что приставил непроверенного новичка к такой работе.

— Да, пушки крепил я, — подтвердил юноша, уже стоявший внизу с виновато опущенной головой, — прости, Шивилла.

— Ар-рмин! — рявкнула рыжекудрая. — Что за раздолбайство, мать твою в гробу! Во-первых, это на суше, дома, в портовых кабаках я тебе «Шивилла», а на моем корабле — «капитан Гайде» и «мадам»! И это сейчас не только тебя касается… — она покосилась на некоторых личностей, убедившись, что они также внимают ее словам. — Мне начхать на то, что капитан Пратт позволяет тебе на «Трехмачтовом», хоть на брудершафт с ним пить, но на «Сколопендре» соблюдаются мои правила. Я тебе не мать, не сестра и не подружка, и панибратства не потерплю, — упершись ладонями в планширь, она со строгим лицом нависла над своими подчиненными на верхней палубе и стала на мгновение похожа на носовую фигуру, которыми украшали и продолжают украшать корабли для защиты от буйства стихий и злых духов. Девушка окинула суровым взглядом присутствующих членов экипажа и заговорила громко, но спокойно, свое она уже откричала. — Джентльмены! Вы все прекрасно знаете, что впереди у нас непростое плаванье, и теперешний его этап можно пока что считать воскресной прогулкой. Вскоре нам предстоит обогнуть Рогатый мыс, одну из самых опасных точек по нашему курсу. Он загубил немало неопытных моряков… Но еще больше людей угробила их собственная лень, глупость, трусость и отсутствие дисциплины! Сегодняшнее происшествие будет примером того, как делать нельзя. Халатности и разгильдяйства на корабле я не потерплю ни в каком виде, так как они опасны для жизни всей команды!

— А что мальчишка? — недовольно выкрикнул кто-то «из зала».

— А мальчишка, пожалуй, станет единственным, кто будет желать, чтоб шторм подольше не заканчивался. Потому что как только волнение утихнет, он будет наказан со всей строгостью. Дюжину ударов «кошкой» штрафнику!

Если отодвинуть на задний план технические аспекты судоходства, первой проблемой на море была дисциплина, а второй — методы ее поддержания. Общеизвестно, что не каждый судовой старшина и даже не каждый капитан оканчивали шкиперскую школу или какое-либо другое учебное заведение, а о простых матросах и говорить не приходилось. Даже на прославленном своими достижениями Королевском Флоте под командованием вымуштрованных офицеров часто собиралась всяческая шушера, рекрутированная из бедняков и бродяг, на торговых судах ситуация была чуть похуже, а про пиратов так вообще страшно подумать было. Добровольно в море обычно уходили или неопытные желторотые юнцы, или законченные романтики (наподобие одного представителя редко встречающегося вида наивных врачей), или те, у которых земля горела под ногами, а в душе теплилась надежда на борту скрыться от своих грехов. Других на флот гнала нужда и жажда наживы, а наименьший процент составляли какие-то благородные мотивы, будь то любовные, династические, чувство долга или жажда мести… Понятно, что для того, чтобы удержать разномастный сброд в повиновении, недостаточно было просто стать харизматичным лидером, нужно было еще и применять дисциплинарные меры, которые часто оказывались более чем суровыми.

На военном флоте бытовало мнение, что только суровыми наказаниями можно выдрессировать матроса и сохранить в неприкосновенности строгую морскую дисциплину. Некоторые считали, что без палочной дисциплины судно и на милю от порта не отойдет без приключений. О жестокости офицеров ходили целые легенды, в правдивость некоторых из них было трудно поверить… Цивильные капитаны, находящиеся «ближе к народу» и заинтересованные в том, чтобы опытные кадры от всяких изуверов дезертировали именно к ним, обычно отличались более демократичными взглядами. Например, капитан Гайде, ни старший, ни младшая, не руководствовались принципом «бей своих, чтоб чужие боялись», а умело применяли в отношении команды и кнут, и пряник… Но иногда, черт возьми, ничто не могло взбодрить ротозея лучше, чем плетка!

— Хэй, кто решится поиграть с моей «кошечкой»? — вызывающе ухмылялась капитанша, в назначенный час казни взвешивая в руках нелюбимого зверя матросов: «девятихвостую кошку», плетку. Девушка покрепче сжала гладкую рукоять и резко взмахнула рукой, от чего плеть описала дугу и с громким хлопком опустилась на планширь, а ее завязанные на концах в узелки хвосты зашли внахлест. — Никто? Что ж, тогда, мастер Кайрил, попрошу вас привести наказание в исполнение, — она передала орудие экзекуции боцману и обратилась к осужденному: — Без обид, Армин, чтоб ты не думал, что я испытываю к тебе личную неприязнь. Я помню тебя еще сопливым мальчишкой, и Хельмут просил присмотреть за тобой как следует, со всей строгостью… И поблажек я никаких делать не стану, чтобы ты взял в толк каждый жизненный урок. Проштрафился — получай.

— Прости, парень, — негромко проворчал боцман, выводя не противящегося юнца на бак, на всеобщее обозрение. — У меня у самого двое почти взрослых сыновей, уж я-то знаю, каково оно, воспитывать… Не всегда приятно. А теперь держись.

Армин полностью признал свою вину и принимал наказание достойно, смирившись со своей участью (в любом случае выбора у него не оставалось). Плетка не дрогнула в твердой боцманской руке, и первый удар пришелся юноше между лопаток, отчего тот вздрогнул и выгнулся дугой, но не проронил ни звука. Возможно, Кайрил даже все-таки пожалел мальчугана и не стал пороть его в полную силу, в конце концов, для самого мужчины в этом занятии тоже было мало приятного… «Девятихвостая кошка» под дружный счет со свистом рассекала воздух и с неприятным слуху хлопком опускалась на худую загорелую спину, под смуглой кожей которой напрягались мышцы, вздымались ребра и нервно сводились и разводились лопатки. Первые удары оставляли на шкуре юного пирата багровеющие полосы и вздувающиеся рубцы, а за ними не замедлили последовать и первые капли крови, засочившиеся из настоящих ран.

— Отлично держится парняга, — одобрительно кивнула Шивилла, стоя на капитанском мостике рядом с первым и вторым помощником. — Никаких тебе криков, истерик и пререканий… Вот тебе и капитанский сынок. Это вам не так называемые «золотые детки», вот в чем отличие между Настоящим Флотом и тем, где все покупается за деньги.

— Так он все-таки сын Пратта?.. — полюбопытствовал доктор Траинен.

— Нет. Не родной сын. Хельмут его подобрал… — многозначительно ответила капитанша, и на мостике ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая мерным счетом и свистом плетки.

— Да, неплохо держится, достойно… — пробормотал Ларри, прищурив глаза и чуть нахмурив брови, сосредоточенно наблюдая за экзекуцией. Но врач при этом так крепко скрестил руки на груди, что казалось, он отгородился этим от происходящего и на самом деле находился сейчас где-то не здесь.

— И это все, что ты скажешь? — неожиданно удивилась Шейла.

— Да… А чего ты еще хотела?

— Я думала, ты начнешь возмущаться…

— Ах, ты ждала возмущений?.. Извини, что-то у меня сегодня не революционное и не миссионерское настроение… А если серьезно, я надеюсь, это ведь не было показательным выступлением для меня, чтобы в очередной раз столкнуть меня с суровыми реалиями жестокого мира и посмотреть на реакцию? Просто обычно ты не проявляла таких естествоиспытательских наклонностей…

— Нет-нет, ничего подобного, — Шивилла быстро тряхнула рыжей головой в жесте отрицания. — Ну ты что, я не сошла с ума, как дядя Хельмут, чтоб вот так развлекаться. Просто я думала…что ты такое не одобряешь.

— Я и не одобряю, — вздохнул Лауритц, — но принимаю. Жестких мер порой бывает не избежать, и, как бы мне этого ни хотелось, менять здесь нужно саму систему. А она устанавливалась веками, и для того, чтобы что-то исправить, нужно очень много времени и координированных усилий, а не только желание разрозненной группки людей. Из-под палки человек не станет лучше и добрее, даже животное, если его натаскивать силой, будет бросаться на людей и рано или поздно обозлится на своего же хозяина. Но иногда «палочная дисциплина» бывает необходима, как самый простой и короткий, пусть и не обязательно правильный путь… В школе детей лупят почем зря — за сутулую спину, за кривой почерк, за невыученный стих и нерешенное уравнение… Потому что если незрелый человек еще не понимает, чего он хочет и что ему нужно, страх перед наказанием становится для него основным стимулом. Чем умнее и сознательней человек, тем больше можно найти способов влияния и управления им… Но даже в элитных гимназиях для дворянских сыновей…насчет девичьих пансионов не могу сказать…в классе на почетном месте всегда стоит элитное ведро элитных розог…

— Надо же… — видимо, докторские слова запали капитанше в душу и заставили ее крепко призадуматься. — Мне отец тоже, бывало, мог дать такой подзатыльник, что башка потом еще полчаса гудела, как с похмелья… Но не на людях, на людях нужно было «сохранять авторитет»… Как ты думаешь, Ларри, он специально?

— Кто, отец твой? Откуда же мне знать…

— Да нет же. Армин. Специально ли он пушку отвязал?.. Может быть, это была какая-то диверсия?

— По-моему, ты что-то совсем перемудрила… Мне так не кажется. Никакая это не диверсия, ничто не указывает на какой-либо продуманный план, парень просто случайно сплоховал, с кем не бывает… Ты становишься уж слишком мнительной, не нужно искать подвох там, где его нет.

— Ты точно в этом уверен? — Гайде подозрительно прищурила изумрудные глаза.

— К сожалению, абсолютно точно я уверенным быть не могу ни в чем. Но мне кажется, сейчас я прав… — Ларри перевел озабоченный взгляд на бак, где казнь подходила к концу, а чернявый мальчишка без сил опустился на палубу на колени. — Пойду, заберу его в лазарет. Мальчик ведь нужен нам всем живым и здоровым, он же не одноразовый матрос?..

— Да, конечно… Точно! — тут Шивиллу словно осенило, она ухватила за рукав лекаря, уже начавшего спускаться по трапу. — Ты там с ним поласковей обходись, — мурлыкнула она, — как ты это умеешь… Пускай он тебе побольше доверяет, авось и выболтает что-нибудь, вдруг расскажет, что у них за планы…

— Шивилла, ты меня беспокоишь. Твоя оправданная осторожность переходит в ловлю блох…

— Ну, тебе что, трудно, что ли? Давай вроде как поиграем в «злого и доброго пирата». Мы все будем строгими и суровыми, а ты один — добренький. Все как всегда, тебе даже притворяться не придется.

— Приехали… — уныло протянул Траинен. — Дожился до «доброго пирата»… И нет чтобы просто так…а только на вашем фоне… Нет, мне, конечно, нравится быть добрым, но не по приказу. Неприятно как-то обманывать людей, ведь если бы ситуации не играли на контрастах, в итоге оказалось бы, что все мы почти одинаковые… — прошагав через расступившийся строй матросов, судовой врач и по совместительству второй помощник с самым серьезным видом склонился над чернявым парнишкой и легонько похлопал его ладонью по щеке. — Ты как? Живой? — Армин молча кивнул, самостоятельно поднимаясь на ноги, несмотря на дрожь в коленях. — Эх ты, герой дня… Пойдем со мной.

Любезно позволив юноше опереться на свое доброе дружеское плечо, Лауритц эскортировал того в лазарет и приземлил на свободную койку. Каюта на тот момент не пустовала, Ларри бы даже сказал, что там было чересчур людно, — на своем временном месте заслуженно отдыхал матрос с перебинтованной ногой, покоящейся на импровизированной подушке из свернутого тряпья, и вприкуску с печеньем потягивал внеочередную порцию горячего грога из жестяной кружки, а возле стола и запертых шкафчиков хлопотала Марука, корабельный кок (которую, между прочим, сюда никто не приглашал). Женщина с деловым видом орудовала влажной тряпкой, протирая все встречающиеся на ее пути поверхности (о чем ее, конечно, никто не просил).

— Ага, приперся, сачок хренов! — проворчал травмированный моряк, покосившись на Армина и недовольно скривившись. — Если руки из задницы выросли, сынок, тут уж никакой доктор не поможет, даже наш Ларри не перешьет.

— Да, черт подери, я же нечаянно!.. — просопел мальчишка, забиваясь в угол койки, как затравленный зверек. — Одна растреклятая пушка, я и не думал, что что-то там неправильно сделал… Я же уже извинился. И меня уже за это достаточно побили.

— От того, что «кошка» прогулялась по твоей спине, моя нога меньше болеть не станет…

— Успокойтесь, пожалуйста, оба! — перебил начинавшуюся перепалку судовой врач, вскинув руки в примирительном жесте. — Произошел обыкновенный несчастный случай, каких на море десятки в день случаются… И последствия оказались далеко не самые трагические. Все живы остались, и на том спасибо, ну и мне слегка работы прибавилось…

— Ах, бедный парень, за что же с ним так строго — он же совсем юный еще… — включилась в разговор Марука, сочувственно вздыхая над постелью наказанного. После того, как родной сын покинул ее, по настоятельной рекомендации руководства отправившись на другой корабль, женщина ощущала избыток нерастраченной опеки. — Поглядите же, он весь в крови! Разве можно так жестоко обходиться с матросами? Не горюй, Армин, я верю, что ты ни в чем не виноват и это — простая случайность, — она вытащила из кармана передника и протянула пареньку печенье.

— Эй, это все мое печенье! — возмутился матрос, но из-за своей ноги (и частично из-за лени) не сдвинулся с места.

— Да за такое на сухари и воду сажают, а не печеньями кормят… — крайне строго заметил Траинен, невольно подмочив свою репутацию «доброго второго помощника». — Это вам не шутки, тут речь идет о безопасности и жизнях людей. У капитана спросите, если не верите. Кстати, сударыня, позвольте полюбопытствовать… А вы что вообще здесь делаете?

— Уборку! — с вызовом ответила повариха.

— Какую такую уборку?.. — удивление на лице доктора смешалось с легким недовольством. — У меня здесь вообще-то и так чисто.

— И это вы называете чистотой?.. Тоже мне, а еще доктор…

— А не кажется ли вам, что учить дипломированного медика, как ему организовывать свое рабочее место, — это как минимум неэтично? И что по своему усмотрению чистоту вы можете наводить только на вверенной вам территории — на камбузе?

— Что? Ты что, прямо так прямым текстом заявляешь, что мое место на кухне?

— Нет. И не я это сказал… Вернее, я этого не говорил.

— Ладно уж, сэр доктор… А могли бы просто мне спасибо сказать за то, что у вас здесь теперь чисто и красиво. А то разводите здесь мох и плесень…

— Плесень?.. — Ларри нервно передернуло.

— Ну да. Я у вас нашла десяток кусков плесневелого хлеба, всего в зеленых пятнах — мерзость какая…

— Вы трогали мой плесневелый хлеб??? — ужаснулся Лауритц, который специально сохранял его в специальных условиях вторую неделю, лелея и любовно сортируя сине-зеленые пушистые пятна на пшеничном мякише. — Это же была Специальная Плесень… И что вы с ним сделали?..

— Да выкинула, ясное дело, испорченный продукт же. И что ж вы так убиваетесь, не пойму… Хотите, я испеку вам свежего хлеба, пока муки еще достаточно?

— Выйдите, пожалуйста, мне нужно поработать в спокойной обстановке, — попросил приунывший лекарь, но напоследок добавил: — Да, испеките небольшую буханочку, пожалуйста, она пойдет в медицинские расходы. А если вы еще сделаете парочку пирожков для нас с капитаном, так я вам буду бесконечно благодарен…

Когда кокша удалилась, а напряженная обстановка в лазарете немного разрядилась, Траинен приступил к своим непосредственным обязанностям. Попросив Армина полежать на животе, он начал обработку его ран… Этот молодой, «отпочковавшийся» каким-то загадочным образом от Хельмута Пратта пиратик никогда не ходил в школу, но свидетельство о его образовании было подробно расписано на всем его теле. Видно было, что битье ему не впервой…тем лучше, что ж, хоть психологическую травму подрастающему организму это не нанесло. Парняга принципиально носил минимум одежды, даже если погода была довольно прохладной, отчего его кожа давно стала обветренной и коричневой от солнца. Также доктор заметил на его коленях, локтях и кистях рук старые ороговевшие мозоли, происхождение которых сам затруднялся установить…

— Полежи смирно, — попросил врач, — сейчас я еще нанесу на раны мазь, а потом нужно будет часик отдохнуть…

— А может, не надо? Может, и так сойдет? — заерзал непоседливый мальчишка.

— Что, боишься? — усмехнулся Ларри.

— Ничего я не боюсь, — почти обиженно ответил Армин. — Да еще и целый час потом валяться, бездельничать — кто ж от такого откажется… — о, вот он уже и рассуждает как обычный подросток его возраста, а Лауритц уж было начал подозревать, что с ним что-то не так.

— Медицина — это не шутки. Вот я расскажу тебе сейчас одну историю… Однажды один мальчик… — Ларри замялся, задумавшись о том, есть ли смысл шестнадцатилетнему парню, почти мужчине, рассказывать поучительные истории про «одного мальчика»… Но потом решил, что им все возрасты покорны. — Так вот, один юный матрос наступил ногой на ржавый гвоздь, который вонзился ему в пятку до самой кости. Сперва он не придал этому никакого значения и продолжал бегать босиком по всякой грязи…потому что другие матросы были такими же разгильдяями, как он, и швабрили палубу недостаточно тщательно. Вскоре ранка загноилась, а парень начал ощутимо прихрамывать, но так и не обратился к судовому врачу, потому как по-прежнему считал это пустячным делом. С каждым днем он подволакивал больную ногу все больше и больше до тех пор, пока окончательно не слег, его била лихорадка, а ступня почернела…

— И отвалилась?.. — наивно поинтересовался Армин.

— О, нет, мой юный друг, — покачал головой доктор, — это только в сказках ноги отваливаются сами собой, а в жизни ему пришлось ее ампутировать. Попросту говоря, отрезать, — пояснил он, видя непонимание в глазах собеседника.

— Что, серьезно??? Хрясь — и все, вместе с костью?

— Совершенно верно, — рыжий кивнул.

— А как? — парнем теперь овладело любопытство, достойное пятилетнего ребенка.

— Ну… — немного помедлив, Траинен выдвинул сундучок с инструментами и извлек оттуда агрегат, подозрительно напоминавший напильник. — Примерно вот такой штукой.

— Ух ты… А ты и сам когда-нибудь отпиливал ноги?

— У живых людей?.. Ну…нет, — заметив, что беседа ушла в совсем уж безрадостное русло, Ларри слегка смутился, а еще больше смутился он тогда, когда между делом бросил взгляд на матроса, лежащего на соседней койке и ставшего невольным свидетелем этого разговора. Несчастный сейчас с лицом белым, как полотно, и испариной на лбу переводил красноречиво-испуганный взгляд со своей покоившейся не подушке перебинтованной ноги на докторскую пилку и обратно. Вот так нетрудно было понять причины, почему даже те, кому Лауритц был симпатичен как человек, крепко недолюбливали его род деятельности и старались обходить лазарет десятой дорогой… — Нет-нет, это не то, что ты подумал! — поспешил заверить врач матроса, взмахнув руками и позабыв о том, что все еще сжимает в одной из них «орудие пыток». — Это была всего лишь гипотетическая история. Как бы «например», твоего случая она никак не касается… Не дрейфь, матрос, через недельку поставим тебя на ноги, будешь как новенький. А я всего лишь хотел сказать, — добавил он, снова обернувшись к Армину, — и не устану этого повторять, что даже пустяковая рана может привести к смертельному исходу. Точно так же, как и незначительные на первый взгляд поступки могут сыграть решающую роль в судьбе…