— Зачем ты это сделал? — спросила она, и в её голосе послышались те металлические нотки, от которых у меня всегда появляется холодок в позвоночнике.

Я в очередной раз понял, что ошибся. Женщины — они странные. Особенно влюблённые женщины. Любое твоё слово может быть истолковано как положительно, так и отрицательно с равными вероятностями. Я вспомнил уроки школы Пирамиды. Тогда я учился на втором курсе и только-только начинал понимать, что к чему по жизни. К нам на очередное занятие пришла некая Дара. Не знаю, та ли это была Дара, которая в своё время учила Маргариту, но по её описанию очень похожа.

Должно быть, учителя нас посчитали достаточно взрослыми, и Дара решила провести несколько уроков по отношениям между мужчинами и женщинами. Мы, конечно, поначалу ёрничали и хихикали, но потом поняли, что речь идёт вовсе не о том, что первым делом приходит в голову при упоминании мужчин и женщин как таковых.

— Большинство мужчин, — говорила Дара, — считают женщин глупыми и думают, что женщинам недоступна логика. К сожалению, такие женщины действительно есть, и именно им мы обязаны этим мифом. А также тем недалёким мужчинам, которые упорно кричат об этом при любом удобном случае.

При этих словах девушки в классе закивали, а парни, включая меня, приняли гордый независимый вид и стали отвлечённо разглядывать портреты классиков на стенах аудитории, где проходил урок. Тем не менее, все слушали. В школе Пирамиды не было принято перебивать наставника, это чувствовалось буквально кожей.

— Но мы, — продолжала Дара, — должны быть выше этого и понимать, что жизнь гораздо сложнее любого нашего представления о ней. И самое сложное в жизни — отношения между людьми. Это такая тонкая материя, не поддающаяся никаким формулировкам, что пока никто не сумел построить хоть сколько-нибудь адекватную математическую модель отношений. Скорее всего, такая модель и не может быть найдена.

И всё-таки научиться понимать друг друга, хотя бы в первом приближении, можно. Тут самое главное правило — встань на место другого. Если ты хорошо знаешь своего визави, ты можешь попытаться ощутить себя в его шкуре и мысленно сказать себе то, что собрался сказать ему. Это — непростой процесс. И нужно отлично знать человека, чтобы почувствовать себя в его шкуре. Но в любви это самый верный способ не наделать много глупостей. Если же вы чувствуете, что не можете вжиться в роль собеседника, примерить, так сказать, на себя его одежду, и не уверены в том, что сказанное слово или сделанное дело будут ему полезны, лучше не говорить и не делать ничего. Это будет меньшее из всех зол.

Конечно, как сказал один поэт, проще предсказать дуновение ветра, чем характер женщины. Но имейте в виду, что характер проявляется как реакция на внешние раздражители, то есть на ваши слова или поступки, если мы говорим о взаимоотношениях в паре. А значит, прежде чем что-либо говорить или делать, юноши, стоит прикинуть, нужно ли вызывать непредсказуемое — с вашей точки зрения — движение женской души.

Дара продолжала говорить:

— Те из вас, которые занимаются математикой или физикой, знают, что такое неустойчивое положение равновесия, ведь так?

Я кивнул.

— А остальным я поясню на простом примере…

Она взяла своими точёными пальчиками ручку со стола и, удерживая её за один кончик, подняла вверх…

Я вспомнил сейчас этот урок именно потому, что вопрос Риты заставил меня ощутить себя в положении этой самой ручки. В положении столь хрупкого равновесия, которое, как только осознаешь его, нарушается, и ты, подобно ручке, падаешь вниз.

— Так зачем ты это сделал? — переспросила Маргарита.

Я инстинктивно включил «тупого».

— Что именно? — спросил я, пряча глаза.

— Зачем ты просил за меня у Князя?

Передо мной сидела не мягкая, пушистая и ласковая кошка. Передо мной была амазонка! И слова её хлестали как плеть.

— Ты пойми, раз и навсегда, Иван, что я сама, слышишь? Сама решаю, что и у кого просить! К тому же я старше тебя и выше по рангу.

— Но…

— Что «но»? И мне не нужны ваши подачки. Ни от Князя, ни, тем более, от тебя.

Я покраснел и замолчал. Признаюсь (теперь уже можно), что не без заднего умысла я просил Князя попытаться дать Рите какое-нибудь задание, отослать её на помощь мне, чтобы хоть немного вернуть в Пирамиду и тем самым дать шанс обрести вечную жизнь. Но вышло всё совсем иначе и куда хуже, чем я предполагал.

Операция «Ковчег» стремительно близилась к завершению. Весь запланированный груз был доставлен на Русский север и надёжно спрятан под защитой древних, никем не обнаруженных, пирамид. Но за нашими передвижениями тщательно следили все, кому не лень. Начиная от Моссада и ЦРУ и заканчивая сатанистами и третьесортными политиканами. Конечно, большинству из них никогда не сложить вместе кусочки мозаики, во-первых, потому что кусочков слишком много, а во-вторых, потому что они могли заполучить лишь малую долю их.

Однако и в ЦРУ есть высокопоставленные непосвящённые, обладающие значительной властью, силой и информацией, чтобы попытаться серьёзно нарушить наши планы. Я уже не говорю о том, что помимо возможностей данной разведывательной структуры они могут пользоваться хорошо отлаженным механизмом масонского ордена, в коем многие из них состоят.

Поэтому сейчас, на завершающем этапе операции тысячелетия, если не всей постегипетской эпохи, нужно было принять все возможные меры по защите нового вместилища света знаний наших великих предков.

И хотя я, изрядно искушённый играми в правду и ложь, которые так умело вёл Князь, на данный момент почти не верил в то, что операция «Ковчег» — именно то, за что его выдаёт моё руководство, тем не менее, я был убеждён в том, что игру нужно довести по всем правилам до самого конца. Если все играют по правилам, то результат игры, пусть даже неизвестный игрокам, будет достигнут в полном соответствии с расчётами Князя или Того, кто стоит над ним. А мне очень хотелось, чтобы я не стал причиной провала своих учителей. Да и перед предками было бы стыдно.

Поэтому, то ли желая разделить ответственность, то ли просто в поисках понимания и поддержки, я искал способа вернуть Риту в наши ряды. Её сила, как кратора, и любовь, как женщины, могли бы внушить мне уверенность в успешном завершении операции. Кроме того, чувствуя скорое расставание с ней, я пытался максимально её к себе привязать. А иначе говоря — себя ей навязать. И это было ошибкой. Я знал, что истинная Дара всегда очень тщательно блюдёт свою независимость, а истинная женщина не любит навязчивых кавалеров.

Но знание не всегда способно противостоять желаниям.

Отправив Семёна в Рим, я убивал двух зайцев: пускал непосвящённых агентов ЦРУ по ложному следу и избавлялся от слишком навязчивого учёного-гробокопателя. Но был и третий заяц. Без Семёна я чувствовал себя более одиноким и слабым, даже несмотря на то, что в моём подчинении был штат сотрудников из сотни посвящённых и бог знает какого числа наёмников. Даже несмотря на то, что со мной по-прежнему был мой Петрович, который один стоил тысячи наёмников и сотни посвящённых. И даже имея постоянную поддержку Князя в Москве и Графа в Питере.

Быть может, я просто начал ощущать, что это расставание со старым другом, как территориальное, так и духовное, было лишь первой весточкой в череде прощаний? Я начинал понимать, что ухожу из привычного мира, возможно, навсегда, и я внутренне восставал против такого поворота судьбы, я требовал отдать мне хотя бы её, Риту. Хотя и понимал, что это невозможно. Понимала это и она, истинная Дара.

Я попросил встречи с Юрием Даниловичем, и он, как позже выяснилось, немедленно вылетел из Штатов, чтобы встретиться со мной. Я сказал ему тогда:

— Князь, ей богу, устал я, отпусти меня.

Он хлопнул ладонью по столу, так что с телефонного аппарата слетела трубка.

— И ты туда же!

Надо полагать, он имел в виду Маргариту.

— Ты пойми, Иван, вы двое были для меня всем! Ради вас я двадцать лет перекраивал весь московский сектор, менял судьбы людей. Да что двадцать лет! Весь двадцатый век строился с единственной целью — получить такого, как ты или она. А ты мне нож в спину, да?

— Я устал, — отвечал я, глядя в пол. — Я чувствую, что со мной что-то происходит. Я теряю друзей, родных, любимую. Я теряю интерес к жизни. К этой жизни. Словно меня ждёт какая-то новая…

В эту секунду я поднял глаза и заметил, что Князь смотрит на меня совсем иначе. Он не был разгневан, скорее, был удивлён и напуган.

— Как? Уже? — пробормотал он.

И тут я смалодушничал.

— Юрий Данилович, — попросил я, — может быть, Вы сумеете вернуть Риту к работе? Она бы мне очень помогла.

— Да-да, — отвечал он, торопливо что-то записывая в своём вечном блокнотике, — я непременно попытаюсь её вернуть.

Сколь неожиданной была перемена в поведении Князя, столь же странным было его дальнейшее решение в отношении меня.

— Иван, — сказал он. — Ты прав, тебе нужен отдых.

Он протянул мне вырванный из блокнотика листок, исписанный мелким шрифтом. Всем известный блокнот нашего бессменного руководителя обладал весьма замечательными свойствами. Во-первых, он никогда не заканчивался. А во-вторых, прочесть текст с его страниц могли только посвящённые, причём только те, кому Князь лично их дал в руки. В противном случае эти листочки исчезали точно так же, как древние папирусы, известные мне ещё с того памятного дня, когда я впервые встретил его.

— Прочти, — сказал Князь, — здесь инструкции для твоего заместителя Олега. Он ведь в курсе всех дел?

Я кивнул.

— Отлично. Пусть заканчивает с «Ковчегом» в соответствии с этим распоряжением, а ты у нас недельку поваляешься на пляже во Флориде. Там сейчас бархатный сезон!

Он улыбнулся мне улыбкой солнечного божества Ра и похлопал по плечу.

— Не расстраивайся, Ваня, у всех бывают в жизни сложные моменты. Но всё ведь проходит, как говорил старина Соломон, не так ли?

И я снова кивнул, плохо соображая, чего я добился и что потерял.

Как Рита узнала о моей просьбе — ума не приложу. Впрочем, она ведь кратор и, судя по всему, более сильный, чем сам Князь. Она могла просто почувствовать это, когда увидела меня перед моей поездкой в солнечную Флориду. И я, устыдившись, не стал передавать ей содержание разговора с шефом, а просто улетел, не сказав больше ни слова.

Отпуск во Флориде, как и в любом другом месте на планете, ничем не примечателен, если ты — высший посвящённый. Солнце, море и песок не способны вызвать столь же трепетные чувства, какие вызывают древние рукописи, золотые ключи дворца Ирода Великого или глиняные дощечки Вавилона.

Я провалялся на пляже три дня и вернулся в серую дождливую Москву, потеряв всякий интерес к реальности. После того жёсткого разговора с Марго мне казалось, что я должен погрузиться в себя и попытаться, наконец, оценить — кто я, зачем я, почему именно я?

Такие периоды самобичевания полностью меня деморализовали, и я инстинктивно пытался избегать любого общения с людьми ради их же блага. Переоценка ценностей — это как переход в новую реальность. Ты начинаешь видеть не так и не то, что предполагал. Хорошо знакомые вещи вдруг предстают в совершенно новом неприглядном свете, и ты не знаешь, как к ним относиться. Нужно время на обдумывание, и это время лучше всего провести в одиночестве. У монахов есть кельи, у философов древности были пещеры, или, на худой конец, бочки, у простых людей есть церкви и мечети. У меня же были только мои книги, воспоминания и способность изолироваться.

Я не уверен, что могу точно вычислить, что именно произошло за время моего отшельничества. Ведь я не выходил на связь даже через Интернет — сидел дома и смотрел старые фильмы, читал книги и старался не думать о Пирамиде и о друзьях.

Тем не менее, уже к декабрю ситуация разрядилась и изменилась настолько, что я смог это уловить своим сверхчеловеческим шестым чувством в своей творческой келье.

А произошло вот что. Во-первых, Рита встретилась с Князем и приняла решение не прятаться от меня и старых друзей, хотя категорически отказалась работать с нами. Что такого он ей сказал (подозреваю, что очень точно выбранную часть правды) и почему вдруг она нарушила свой строгий обет, на это, боюсь, ответить сможет только сам Альтер.

Во-вторых, она простила меня. Нужно ли ещё что-то пояснять? Думаю, нет…

В-третьих, Олег при помощи Графа завершил за меня операцию «Ковчег», и мне оставалось лишь удостовериться в том, что всё прошло по плану. Выйдя из чувственной комы, я взял себя в руки, а точнее, меня в мои же руки вложила сама Маргарита, и лично проверил, что созданный вновь великий кладезь знаний, привезённых некогда на Землю народом Пурвы из Рода Вестников и оберегаемый поначалу Хранителями, а позже Посвящёнными, надёжно укрыт в северных пирамидах до лучших времён.

Таким образом, моя главная миссия, если верить Князю, была завершена. И я в последний раз мог наслаждаться безответственной свободой, словно на короткое время опять стал мальчиком из кировской средней школы.