Длинная телеграмма сына всполошила весь дом.
Глава семьи Отар Ираклиевич Бокерия, худощавый, высокий, смуглый, с тонким и благородным лицом мужчина лет шестидесяти, бригадир-цитрусовод, идя ранним утром на работу, прихватил с собой телеграмму, чтобы поделиться новостями, послушать, что скажут односельчане. Возможно, кто-нибудь даст полезный совет, подскажет что-то нужное, дельное… Почему не выслушать мнение односельчан? Его сына, Шакро, все знают и относятся к нему с большим уважением.
Мать доктора — Ксения Афанасьевна, низенькая, полная, но быстрая и проворная в работе, сразу же занялась хлопотами, думая о том, сумеет ли она показать «знаменитой русской летчице», что значит грузинская мать и гостеприимная хозяйка.
По-своему воспринимала приезд летчицы сестра Шакро Отаровича — Кето. Молодую девушку всегда тянуло к дружбе и общению с людьми, и потому знакомство с Наташей казалось ей заманчивым и многообещающим.
Но больше всех не терпелось увидеть знаменитую летчицу маленькому Петре — внуку Отара Ираклиевича, сыну его старшей дочери, умершей накануне войны. То, о чем говорили взрослые и что сообщил в телеграмме дядя Шакро, в воображении мальчика разрослось в нечто фантастическое. Он представлял Наташу хозяйкой чуть ли не всего неба, сидящей в сказочном и неуязвимом самолете.
Вернувшись из школы, Петре застал бабку и тетю Кето в комнате второго этажа; они наводили порядок. Для гостей предназначалась самая большая и светлая комната в доме. Последнее время она пустовала и в нее редко заходили.
Мальчик внимательно следил за Ксенией Афанасьевной и Кето, прислушивался к их разговору и с любопытством осматривал комнату. Она нравилась ему и, по его мнению, вполне подходила для жилья знаменитой летчицы. Петре уже прикидывал про себя, куда Наташа поставит пулеметы. Что же касается сабель и кинжалов, то она обязательно повесит их на стене, на ковер. Автомат на ночь будет класть рядом с собой.
Размышления мальчика прервала бабка:
— Пойди набери букетик фиалок. Поставим здесь, на этажерке…
Петре убежал.
Тем временем Кето старательно, не спеша расстилала на кровати белоснежную простыню. Другую, с богатым кружевным отворотом, Ксения Афанасьевна подшивала на столе к атласному одеялу.
— Кето, хватит ли двух подушек? Положим три… Русские любят.
— Двух вполне достаточно! — усмехнулась Кето. — Не московская же купчиха Наташа!
Застелив кровать, женщины стали убирать комнату.
— Поставь на стол стеклянный графин с водой, — поучала Ксения Афанасьевна дочь. — Глиняный, может, не понравится. Пепельницу оставь: вдруг она курит… Остальное я сделаю сама и приду к тебе, на участок, помогу… Формовку-то не кончила?
— Сегодня закончу! — И Кето, взбив подушки, бегом отправилась на работу.
Преувеличенные рассказы Петре о телеграмме, полученной от дяди Шакро, всполошили деревенских мальчишек. Соседские ребята завидовали ему, а трое, почти не отрываясь, заглядывали через забор на бокериевский двор, с любопытством наблюдая за приготовлениями.
Один из них, толстощекий, курчавый Гоги, тихо окликнул маленького Бокерия, когда тот, набрав букет фиалок, входил в свой двор.
— Чего тебе надо? — с видом занятого человека спросил Петре.
— Говоришь, знаменитая летчица?
— Еще бы!
Из-за Наташи и Петре чувствовал себя героем дня.
— Цветы для нее? — не унимался любопытный Гоги.
— Для нее… Полагается так: всем знаменитым — цветы!
— Она прямо к вам прилетит?
Петре был готов обидеться:
— А к кому же еще?
И в самом деле: к кому, как не к ним, она должна прилететь?..
— Жаль, у меня нет знакомых летчиц, — грустно заметил самый маленький, — а то бы и ко мне прилетела…
— Как сказать! — ревниво буркнул Петре.
— Она очень знаменитая? — переспросил маленький.
— Шесть орденов!
— А медали тоже есть?
— Ей только ордена дают!..
Зачарованные ребятишки вздохнули. С балкона выглянула бабушка:
— Петре, давай же цветы… Я жду.
… В сумерки почтальон принес новую телеграмму. Шакро сообщал, что завтра утром Наташа приедет в Реви, и вновь просил родителей принять ее как родную дочь.