Деревенский отдых с первых же дней благотворно подействовал на Быстрову. Рана на ноге закрылась, боли почти прекратились. Ходить стало легче, но из предосторожности Наташа все еще не расставалась с тростью.
Втягиваясь по своей охоте и желанию в домашние хлопоты, она с удовольствием убирала комнаты, ухаживала за птицей, доила козу, помогала Ксении Афанасьевне стряпать, занималась шитьем. Она сшила два платья Кето, брюки и куртку Петре, а Отару Ираклиевичу — парусиновую гимнастерку полувоенного образца. Хотелось ей поработать и на чайных плантациях, где шла формовка и девушки-колхозницы целыми днями стригли макушки чайных кустов большими ножницами с деревянными рукоятками.
К старикам Бокерия Наташа относилась с подчеркнутой теплотой и вниманием. И они всячески старались угождать гостье. Кето с первого дня стала для Наташи хорошим товарищем, умным и серьезным собеседником. Жизнь текла мирно, спокойно, легко.
Однажды, подметая двор, Наташа увидела спешившего на завтрак дядю Отара. Он радостно махал над головой конвертами.
Письма были от Смирнова и Надежды Семеновны. Пока с веником под мышкой она читала их, старик уселся под балконом на тахту, снял сапоги, густо облепленные красной глиной.
— Что хорошего пишут? — спросил он, надевая валявшиеся тут же чусты .
— Командир спрашивает, как здоровье, как отдыхаю… А еще от знакомой. Вместе в госпитале лежали…
Наскоро просмотрев письма, Наташа решила, что более внимательно прочитает их потом, взяла кувшин, быстренько принесла воды и налила в умывальник.
— Тебе командир приказывает отдыхать, — говорил, умываясь, Отар Ираклиевич, — а ты все время по хозяйству хлопочешь. Всего в доме не переделаешь.
— Не могу я лодырничать! Хочется поработать. А что вожусь понемногу, это мне на пользу.
— Смотри, как тебе лучше…
Отар Ираклиевич зашел в дом. Наташа посмотрела на грязные сапоги дяди Отара и, взяв их, направилась к проточной канавке, прокопанной вдоль забора. Подобрав с земли несколько старых кукурузных листьев, скрутила их в жгут. Осторожно присела над ручейком, отмыла налипшую на сапоги глину. Поднимаясь, поморщилась от боли и, слегка прихрамывая и опираясь на палку, возвратилась к дому.
Отар Ираклиевич уже сидел на тахте и, согнувшись, на ощупь искал сапоги.
— Я, кажется, задержала вас? Извините.
Старик покачал головой:
— Ты, я вижу, не белоручка. Спасибо, только зря.
Я-то опять иду цитрусы окапывать, снова замажу сапоги…
— А я опять помою. Дело несложное…
Наташа проводила старика до перелаза и долго стояла там, облокотившись на забор. Она смотрела на далекую цепь гор, окутанную серыми тучами. Темная зелень, подернутая легкой дымкой, недвижно стыла в прохладном сыром воздухе. Звонко пели птицы. Захотелось скорей вернуться в полк. «К чему выжидать срок, отпущенный врачами? Сколько раненых остается в строю и не едет в тыл, имея на то законное право? Сколько их возвращается на фронт досрочно… Почему же я не такая?! Чего медлю? — Такие мысли уже не раз одолевали Наташу. — Петре спрашивал, настоящая я летчица или так?.. Так, Петре, так», — мысленно отвечала она мальчику, стоя в одиночестве у забора гостеприимного бокериевского дома.