В начале третьей недели тихая жизнь Наташи неожиданно была нарушена.
Началось с того, что, по заведенному обычаю, ранним утром она пошла в закуток доить козу. Соседские ребята наблюдали за ней через забор: летчица по-прежнему не давала им покоя.
Петре заметил своих «врагов», когда нес к козьему закутку охапку свежей травы. Ребята окликнули его. Мальчик подошел к забору. Завязался давно опостылевший ему разговор.
Наташа не раз замечала любопытные глазенки следивших за ней ребят, но не придавала этому никакого значения. Детское любопытство казалось ей вполне естественным, обычным и безобидным — таким, что даже пристыдить ребят ей не приходило в голову. Но сегодня она жалела, что не слышит и не понимает их разговора.
— Чего вы тут стоите? — настороженно спросил мальчишек Петре и привычно ощетинился.
— Смотрим на твою «летчицу»! Как она ловко козу доит!.. — насмешливо сказал ему в ответ Гоги.
— Ну и что ж? Она в отпуске, пусть делает что хочет! — примирительно ответил Петре, хотя и сам тайно протестовал против такого Наташиного поведения, если она в действительности была-таки знаменитой летчицей. Он не допускал мысли, что боевой летчик может доить коз, опускаться до такого мелкого дела.
— Настоящий летчик доить коз не станет, — словно угадав мысли Петре, рассудил Гоги.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю! Она такая, какая есть. Она тут ни при чем. Это ты нас обманул.
— Летчица она, честное слово! — вскипел Петре, сдерживая подступающие слезы. Но ребята по-прежнему насмешливо ухмылялись.
Маленький Бокерия сверкнул глазами и, прижимая к груди свою ношу, повернул прочь от ребят, к закутку.
— Иди, иди, «летчица»! — с презрением бросили ему вслед.
Не помня себя от обиды, Петре вошел в закуток и резко бросил траву под ноги козе. Та, испугавшись, шарахнулась в сторону и обязательно опрокинула бы маленькое ведерко с молоком, не успей Наташа вовремя подхватить его.
— Осторожней! Разве так задают корм скоту?
— Не ваше дело как… Коза наша, а не ваша…
Удивленная дерзостью Петре, Наташа строго посмотрела на мальчика. Он не выдержал ее взгляда и, прислонившись к стене, опустил голову. Ему стало стыдно за свой поступок. Ведь Наташа ничего плохого ему не сделала… Но уже через мгновение он пристально и зло смотрел ей в лицо, насупив густые, темные брови.
— Что ты на меня так смотришь? — спросила Наташа, не понимая странного поведения ребенка.
— А как же я должен смотреть?
— Зачем так сердито? Я тебя ничем не обидела…
— Не обидела?! Я из-за вас столько терплю!
— Из-за меня? — удивилась Наташа.
Петре стоял, покусывая ногти, и часто-часто моргал, с трудом удерживая слезы.
— Что же ты молчишь, Петя? Говори, в чем дело?
Отставив ведерко с молоком, она взяла его за руку.
Мальчик не выдержал и затрясся в судорожном плаче.
— Петя, Петре! Ты должен сказать мне, в чем дело? Только не плачь. Будь настоящим парнем.
Сидя на скамеечке, Наташа гладила его по жесткой, курчавой головке:
— Объясни, в чем дело? Я ничего не могу понять…
Петре молчал и плакал. Наташа попыталась заглянуть ему в глаза. Он заплакал еще сильнее, еще горестнее. Прижав к себе ребенка, Быстрова нежно обняла его и тихо заговорила:
— Может быть, я действительно чем-нибудь тебя обидела или провинилась перед тобой? Расскажи мне… Сама я не могу догадаться… Я не понимаю, что происходит с тобой? Ну? Говори, в чем дело?
Всхлипывая, Петре уперся подбородком в Наташино плечо и, спрятав лицо в ее волосах, одной рукой обхватил Наташу за шею. Волосы щекотали ему лицо, но казались такими приятными и родными. От этого становилось еще стыднее. Хотелось покаяться во всем, но как, с чего начать?.. Он так сильно обидел ее, а она спрашивает, не она ли его обидела!
— Расскажи мне… По секрету… Мы никому ничего не скажем, — ласково и спокойно уговаривала Наташа.
— Прости меня, тетя Нато!..
Размазывая слезы по Наташиной щеке и шее, Петре принялся несвязно рассказывать, с каким нетерпением он ждал появления знаменитой летчицы, заранее гордился ею и хвастал перед ребятами. Все они завидовали ему… И вдруг приехала — приехала, а не прилетела! — она, простая тетя…
— На тебя обидно смотреть, — говорил Петре. — Ты такая, как все… Никто не верит, что ты умеешь летать и драться с фашистами. Ребята смеются надо мной, дразнят меня…
Наташа улыбнулась:
— Чего же ты ожидал, Петя? Ни один летчик не может дышать огнем, как драконы в сказках… И автомат с собой носить не может, да еще стрелять из него целый день! Летчики такие же люди, как все. Ты должен знать это — мальчик ты большой.
— А ребята не верят, что ты летчица. Говорят, я наврал им. Потому что летчики коз не доят… Я говорил им: ты ордена имеешь и фашистские самолеты сбивала, а они смеются надо мной. Они видят тебя в женском платье — и не верят.
— Ну не плачь! Я тебя выручу. — Наташа поднялась. — Сегодня же. Я приду к вам в школу в военной форме, при всех орденах. Хочешь?
Петре сначала недоверчиво взглянул на нее, потом, очевидно, уверовал в ее слова, повеселел и восторженно переспросил:
— Правда?
— Правда. Спокойно иди в школу. Я приду к концу занятий.