Теплым весенним вечером Тамара и Кето долго сидели у Наташи. Говорили о фронтовых делах, о трудностях жизни, о работе в колхозе, о школе, о любви, о книгах и кинофильмах и о многом-многом другом, о чем бывает потом трудно вспомнить, а еще труднее пересказать.
Тамара, убедившись, что дружеские отношения Быстровой и Шакро не «угрожают» ее любви, относилась к Наташе тепло и доверчиво.
Тамара знала, что скоро Наташа возвратится в часть, обязательно встретится с доктором, и ей захотелось с глазу на глаз поговорить с ней о Шакро, поговорить по душам, откровенно о его жизни, настроении, о том, как он ведет себя с окружающими, как работает. И самой рассказать Наташе о своих думах, о своей любви.
Уходя, Тамара увлекла с собой и Наташу!
— Проводи меня немного…
Выйдя за перелаз, она остановилась.
— Завтра воскресенье. Я свободна. Пойдем погуляем вдвоем. Мне хочется поговорить с тобой о Шакро. Ведь ты его скоро увидишь. В письме всего не расскажешь: трудно…
— Пожалуйста, Тамара. С удовольствием. А ты спи спокойно. Знай, Шакро Отарович очень хороший человек, удивительно порядочный и добрый… Когда он рассказывал о тебе, я почувствовала, как горячо и преданно он любит тебя… Я тоже люблю одного моряка, очень люблю. И счастлива… — Наташа вспомнила Сазонова, задумалась. Очнувшись, взглянула на Тамару. — Ну, до завтра.
— До завтра…
Тамара крепко пожала Наташину руку, посмотрела ей в глаза своими лучистыми, счастливыми глазами. Затем быстро привлекла Наташу к себе, поцеловала, засмеялась и, тряхнув головой, побежала к дому.
Только сейчас, у перелаза, Наташа поняла, как дорог Тамаре Шакро Отарович, какая искренняя и верная любовь живет в сердце этой милой, красивой девушки.
Уже за полночь, отложив книгу, Наташа потушила свет. За окном шелестели ореховые деревья. Во дворе прокричал петух, и ему тотчас же ответили другие — соседские…
* * *
Увлеченные беседой девушки брели по обочине проселочной дороги, когда их нагнали школьники. Дети с пионервожатой шли собирать лекарственные растения. Они шумно приветствовали директора школы и свою летчицу.
Провожая взглядом веселую ватагу ребят, Тамара взяла Наташу под руку:
— Школьники очень тебя полюбили… Так же, как и директор, — с улыбкой добавила она. — И все они хотят, чтобы ты уехала от нас совершенно здоровой. Они даже трость твою невзлюбили, будто из-за нее все твои несчастья…
— Да она мне совсем не нужна! Беру так, на всякий случай. — Наташа озорно улыбнулась: — Оставим ее где-нибудь?
— А если тебе понадобится?
— Не понадобится! Давай проверим. Хочешь?.. Ну, бежим! — крикнула Наташа, слегка ударив Тамару по руке. — Догоняй!
И устремилась вниз по склону, между рядами чайных кустов. Тамара долго не могла поймать Наташу, которая легко перепрыгивала через ряды чая и казалась неуловимой. Близ цитрусовых насаждений в пылу «испытаний» они не заметили, как перед ними вырос Отар Ираклиевич. Старик молча с удивлением смотрел на них. Чуть не налетев на Отара Ираклиевича, девушки, усталые и запыхавшиеся, остановились и от неожиданности расхохотались.
— Разбегалась в последние дни!.. А ты хороша! — обратился старик к Тамаре. — Зачем позволяешь ей бегать, раненой-то?..
— Мы испытание проводили, дядя Отар! — заступилась Наташа.
— А сейчас поломаем тросточку! — добавила Тамара. — Она больше не нужна… Наташа здорова!
— Благодаря вам и вашей семье, дядя Отар!
— Никаких наших заслуг здесь нет, — ответил старик. — А трость ломать не надо. Если не нужна, подари мне на память. Я буду ходить с ней…
— С радостью, дядя Отар! Пожалуйста…
— Вот и спасибо. Хорошая палка!
Он примерился к ней, попробовал опереться, но трость сразу же утонула в рыхлой, недавно перекопанной земле, и старик оступился.
Девушки озорно улыбнулись.
— Но, но! — добродушно погрозил им Отар Ираклиевич. — Земля виновата, не палка. Палка хорошая. Тебя выходила… Этим мне и дорога… На мой стариковский век хватит. И о тебе напоминать будет…
— Ходите на здоровье, Отар Ираклиевич. — Наташу тронули слова старика. — И спасибо, что приняли с такими добрыми мыслями…
Девушки ушли, а старик Бокерия, задумавшись, еще долго стоял на плантации. Жизнь волновала и радовала его. Много нового, отрадного, приносила ему эта жизнь. Она пробуждала в нем гордость и силу. Только вот война… Кому она была нужна? Кто из нас хотел ее?