Поспешно отступая из района Курска, противник не успел уничтожить аэродромы. Немцы сумели только взорвать на одном взлетно-посадочную полосу и сжечь закопанные в землю цистерны с горючим.

Второй аэродром, предоставленный полку Смирнова, был построен в войну и считался резервным. Единственным «недостатком существования», как шутили летчики, было отсутствие «нормального человеческого жилья». От соседней деревни ничего не осталось — фашисты уничтожили ее до последнего сарая, целиком сожгли они и расположенный поблизости совхоз. Поэтому в километре от смирновского аэродрома на склоне широкого, поросшего кустарником оврага саперы отрыли добротные землянки с накатами из бревен, замаскированные сверху деревцами и кустарником. Здесь и устроился на жилье летный состав.

Полк, находившийся в резерве, отдыхал. Летчики «обживали» новое место, с шутками и прибаутками вспоминали комфорт, выпавший на их долю во время пребывания на юге…

О вылете Смирнова знали все, и встретить своего командира собралась на летном поле большая группа пилотов.

В положенный час в воздухе показались три истребителя, шедшие образцовым строем. Звено разошлось, чтобы приземлиться поодиночке на неосвоенном и еще не знакомом аэродроме, тем более что выложенный знак «Т» разрешал посадку машин только на бетоноасфальт.

Первым стал снижаться самолет ведущего.

Когда после пробежки машина развернулась и начала заруливать в указанном направлении, встречавшие летчики пошли к самолету, думая, что прибыл командир полка. Увидев Быстрову, они удивились. Кто-то не преминул пошутить, что за время пребывания в госпитале Наташа вопреки всему сумела повысить летный класс, если командир полка и его заместитель оказались ее ведомыми.

Быстрову подхватил с крыла Мегрелишвили. Он взял на себя миссию познакомить Наташу с новыми товарищами по полку. А их оказалось немало.

Вторым сел Смирнов. За ним — Станицын.

После рапорта дежурного по полку командир и офицеры поздравили друг друга с новосельем. Кто-то на лоскуте парашютного шелка подал полковнику кусок хлеба с горсточкой соли.

— Это хорошо! — улыбнулся Смирнов, отломив корку хлеба, потыкал ею в соль и принялся жевать. — Хорошо придумали, трогательно! По древнему обычаю — хлеб-соль! Стало быть, повезет на новом месте!

— Повезет обязательно! — весело подтвердил Станицын, пожимая руки обступившим его летчикам.

— О том и речь! — посмеивался Смирнов. — Мы, товарищи, уже счет открыли в честь новоселья…

— Кто? — поинтересовался Мегрелишвили.

— Быстрова. Не доходя километров сто до Батайска, с одного захода Ю-52 в расход пустила… Я, кажется, обещал наложить на вас дисциплинарное взыскание? — взглянул он на Наташу.

— Вы обещали вздуть меня… И неизвестно за что…

Летчики дружно рассмеялись.

— Командир полка так и сказал, — повернулась Быстрова к товарищам. — Ничего смешного нет…

На «эмке» прибыл Горюнов. Он передал Смирнову телефонограмму. Командир полка молча прочел ее и сразу уехал.

Наташа устроилась в землянке вместе с Настенькой. Поболтав немного, она вздремнула на раскладушке, потом отправилась на летное поле. Ей хотелось повидать Кузьмина и получить свои вещи.

Транспортный самолет, на котором прилетел Кузьмин, как большая стрекоза, одиноко стоял на краю поля, у самой опушки леса. Кузьмина около самолета не оказалось. Вещи же, по словам бортмеханика, были отправлены на грузовике в неизвестном направлении. Тогда Наташа отправилась на стоянку самолетов. Она решила, что застанет Кузьмина там. И не ошиблась. Еще издали она увидела своего механика. Он сидел на крыле машины и, закончив выводить двенадцатую красно-коричневую звездочку, старательно вытирал кисть и шаблончик.

«Экий неугомонный!» — подумала Быстрова и, незаметно подойдя к увлеченному своим делом Кузьмину, громко поздоровалась;

— Здорово, Тихон!

Кузьмин вздрогнул, повернулся и разом соскочил на землю. Лицо его приняло виноватое выражение. Он знал, что Быстрова недолюбливала его «живописные» занятия.

— Разрешите обратиться, товарищ гвардии капитан? — откуда-то сбоку раздался голос Дубенко.

— Слушаю вас, — Наташа протянула старшине руку. — Здоровеньки булы!

— Здравствуйте, товарищ гвардии капитан! На Кузьмина дывитесь? — хитро улыбнулся Дубенко.

Летчица ответила по-украински:

— Дывлюсь! Який вин дурний хлопец!

— Что-сь, двенадцатую намалювал?

— Ведь знает, что не люблю этого!

— Да полагается так, Наталья Герасимовна, — нерешительно произнес Кузьмин, переминаясь с ноги на ногу.

— Что значит — полагается? Вовсе не обязательно, и устав не требует, — строго ответила Наташа.

— Во-во! Що цэ такэ — полагается?! — обрадовался Дубенко.

Кузьмин мрачно посмотрел на приятеля:

— С вами, товарищ гвардии старшина, будем беседовать потом! Гвардии капитан вас в адвокаты не приглашала. Сами навязываетесь. Прикажите ему молчать, Наталья Герасимовна!

— Ты мне объясни, Тихон, что значит — полагается?

— По числу сбитых…

— Тебе что ни говори — все как об стену горох. Скромность — неплохое качество… Я ведь предупреждала тебя…

— Но все же полагается, товарищ гвардии капитан, — прошептал Кузьмин, боясь взглянуть ей в глаза.

— В рядовые бы тебя! А то в старшины производят! — веселился Дубенко.

— Довольно! Мы поговорим с тобой наедине, — окрысился Кузьмин и зло посмотрел на товарища.

— Побить меня хочешь? — с шутливым испугом отскочил старшина.

— Боюсь, разговор у нас получится больно короткий! — пригрозил Кузьмин. — Не дай бог такого друга, как ты, иметь! Или сам в гроб ляжешь, или его уложишь…