Возвращаться в академию решила не на служебном каре отца, а в наемной карете. В дороге любовалась видами заснеженного города Бристаль — столицы нашего мира Тайниуир. Город напоминал большой, многоярусный, сказочный торт, посыпанный сахарной пудрой. Добротные одинаковые домики на каждой улице различались цветовой гаммой и разнообразными украшениями. Кто-то расписывал свое жилище необычными узорами, кто-то отделывал фасад своего коттеджа лепниной, а некоторые жители декорировали стены своего дома настоящими драгоценными камнями. Последние, как вы понимаете, достаточно обеспеченные бристальцы или осевшие в городе гномы. Именно их магия надежно защищала вмурованные в стены драгоценные камни от воровства.

Солнечный свет красиво преломлялся на их гранях, отбрасывая яркие разноцветные пятнышки на только что выпавшем снеге, будто глянцевые конфетки разбросали в творческом беспорядке на сахарной пудре. В каждом палисаднике и на небольших площадях, соединяющих несколько улиц, росли многочисленные вечнозеленые деревья, из-за которых я и решилась покинуть Священный лес.

Но чаще всего я смотрела невидящим взглядом на красочный город, мыслями возвращаясь в недавнее прошлое.

Отец до самого конца не верил, что я настроена серьезно. Решил, что я в самый последний момент передумаю. Только когда вокруг наших сцепленных рук обернулась нить магической печати, он осознал всю степень моей решительности. И пришел в бешенство.

Что было не удивительно, ведь я за выигрыш в споре попросила многое. Да что там, я поставила на кон все — свою жизнь, свое будущее, а взамен потребовала самое ценное для каждой дриады — свое дерево. По законам лесного народа, связанное со мной дерево после замужества оставалось в Священном лесу, как символ благодарности своему роду и залог того, что умирать я приду домой. Ведь погибая, лесная нимфа сливалась со своим деревом в единое целое, обеспечивая ценным материалом свой род.

По усмотрению главы рода такое — уже безжизненное — дерево можно было продать, если оно являлось дорогостоящим, например: эбен, бакаут или макассар. Но такие деревья появлялись чрезвычайно редко, так как связанные с ними дриады рождались очень одаренными и могущественными. Происходило это лишь тогда, когда лесная нимфа, рожавшая на свет дочь, добровольно отдавала свой дар, свои силы и свою жизненную энергию новорожденной. Из-за договорных браков, в которых выгода и обязанности трансформировались в любовь крайне редко, такое происходило нечасто. Можно сказать, практически никогда. Это и понятно. Кто же из дриад захочет отдать свою жизнь за ребенка от нелюбимого мужа? У чистокровных лесных нимф материнские чувства, кажется, вообще отсутствовали, если брак был не по договору, а вот безграничная, на грани безумия, любовь к роду меня всегда удивляла. Это только у полукровок она была ослаблена, что не мешало нам сосуществовать рядом со своими светлыми сородичами.

Вот и получается, что если со мной что-то случится, и я умру и сольюсь со своим деревом, то отец сможет без зазрения совести продавать смоляной сок моего дерева в неограниченных количествах, пока само оно не погибнет. Но, исходя из того, как медленно оно росло и долго зацветало, можно предположить, что это произойдет через достаточно продолжительное время, за которое отец значительно разбогатеет.

Но по условиям нашего спора, если я выиграю, отец поможет перенести мое дерево из Священного леса, куда я скажу, по первому требованию. Если выиграет родитель — я без возражений бросаю учебу в академии, выхожу замуж и даю свободный доступ к своему дереву два раза в неделю.

Я с интересом наблюдала, как ошарашенное лицо всегда продумывающего на десять шагов отца закаменело, как потемнели до хвойно-зеленого цвета его глаза, как заходили желваки на щеках. Но он непостижимым для меня усилием воли совладал со своей яростью и принял условия достойно. Ровно до того момента, когда окликнул выходящую меня у двери кабинета и ласково попросил разрешения набрать немного смолы с "Крови дракона". На что я ответила, что хотела бы повременить со сбором, так как каждая такая процедура ослабляет меня. А мне бы хотелось искать своего будущего супруга пребывая в полной силе.

Вот после этих слов Фангорн Дри не выдержал. Сдерживаемое внутри бешенство вырвалось наружу. Лицо и все тело древеня покрылось корой, мгновенно состаривая его и обнажая истинный вид могущественного существа. Дальнейшие метаморфозы, происходящие с отцом, я наблюдать не стала, разумно опасаясь попасть под горячую руку.

Но сам факт того, что я не только обыграла мудрого опытного отца, но и под благовидным предлогом отказала ему в просьбе, вызывал в моей душе безграничное удовлетворение.

Дорога до академии прошла незаметно. Когда съемный экипаж остановился перед огромными резными чугунными воротами учреждения, я все еще пребывала в приятных воспоминаниях о своей победе.

Выйдя на свежий морозный воздух, я выше приподняла ворот подбитого мехом плаща и направилась в академию.

Пока мы разговаривали с отцом, экзамен по идеальному подсчету при энергетическом обмене уже закончился. Но расстраиваться я не стала, так как еще до отъезда в департамент договорилась с деканом о пересдаче в связи с семейными обстоятельствами. Этот легкий — для меня — экзамен я сдам с темными адептами через три дня.

Шагая по заснеженной дорожке к зданию академии, вновь поразилась его монументальности.

Академия напоминала огромный замок, который всегда казался мне загадочным и опасным в своем архитектурном величии. Но как только я достигала главного входа, ощущение опасности сменялось благоговением к мощи каменных стен.

Прямо напротив ворот располагался главный вход в учебное заведение, над которым возвышалась самая высокая из пяти башен. Ее цвет постоянно менялся от светло-серого до темного, угольного оттенка. Именно в ней, на самом верху, находился кабинет директора Академии Межрасовых отношений — Алэрико де Варгаса.

По обе стороны от центральной башни тянулись два крыла, которые различались по цвету. Стены левого крыла были выкрашены в угольный цвет, а правого — в светло-серый. И, следуя цветовой гамме, в разных частях замка обучались темные и светлые адепты, отдельно друг от друга. Лишь существа, обладающие двойным даром и полукровки, как я, имели доступ на территорию как темных, так и светлых.

В каждом крыле находились по две башни, расположенные на равном расстоянии друг от друга. В них разместились лаборатории и специальные классы, где адепты практиковали магию, не опасаясь никому навредить.

На первом этаже, помимо учебных классов, находилась огромная столовая, вмещающая в себя всех адептов и преподавателей. А на втором — комнаты адептов и библиотека.

Сразу за зданием по обе стороны от главной дорожки распределились погодный купол с вечнозеленым лесом для светлых и крытый защищенный зверинец для темных адептов. Так как фамильяры и домашние питомцы светлых адептов были безопасны, для них отдельного здания не требовалось. И они жили либо в комнатах своих подопечных, либо в лесу под защитой от непогоды.

На территории академии за зверинцем и погодным куполом, чуть в отдалении разместились домики, где проживали многочисленные преподаватели и руководство учебного заведения. Там же были установлены несколько теплиц, в которых проходили занятия у всех без исключения учеников первые четыре года.

Адепты, чьи родители были обеспеченны и родовиты, предпочитали селиться в городе, поблизости к академии. Но некоторые, находясь под ее юрисдикцией, такие же как я, проживали в ней же.

В подвалах здания со стороны светлых находились помещения, в которых адепты изучали травологию и зельеварение, а со стороны темных — защищенные комнаты, оборудованные для призыва мертвых и демонов.

Стоило мне подойти к главному входу, как сзади раздался до боли знакомый и ехидный голос:

— Ты пропустила экзамен, выскочка.

— Чего тебе надо, Дамас? — не оборачиваясь, устало спросила я, прикрыв глаза.

— Хочу знать, где ты была, — судя по скрипу снега, парень неторопливо приближался ко мне.

— Где была, там меня уже нет, — съязвила я. И, остановившись у дверей академии, едко спросила: — С каких пор тебя интересует моя личная жизнь?

На мое плечо легла тяжелая рука, останавливая. А от жаркого дыхания, опалившего мое ухо, я непроизвольно вздрогнула:

— Ты и твоя личная жизнь меня всегда волновали.

Я резко развернулась, отчего моя роскошная коса до коленей ощутимо ударила зарвавшегося адепта, не успевшего уклониться, по щеке.

С мрачным удовлетворением пронаблюдала, как адепт — Дамас дер Килен, недовольно потирает красное пятно от удара.

Этот темный с первого дня своего появления в академии невзлюбил меня, причину этой неприязни я так и не выяснила. Все девушки, включая преподавателей, были без ума от таинственного нового адепта, возникшего на пороге столовой в обеденный перерыв в середине первой недели учебного года. Он каким-то непостижимым образом оказался зачислен на старший — последний — курс Факультета межрасового бизнеса и государственного управления.

Несколько месяцев назад он торжественно появился в дверях столовой и, в оглушительной тишине, эффектно замер на пороге, позволяя всем рассмотреть нового ученика академии.

Тогда он лениво рассматривал заполненное помещение, начиная со стороны темных. Обвел их сторону равнодушным взглядом ярко-синих глаз, обрамленных длинными, пушистыми черными ресницами. Затем одарил надменным взором немногочисленных преподавателей. Подарил преподавательницам, которых в учебном заведении было ничтожно мало, кривую обворожительную полуулыбку. Тряхнул длинными, до лопаток, черными глянцевыми волосами и посмотрел на столы светлых адептов.

В этот момент вся расслабленность ушла из его позы, а взгляд из ленивого трансформировался в острый и пронзительный. Так бывает, когда сытый обласканный всеми кот, вальяжно развалившийся на хозяйской кровати, заметив пугливую юркую мышь, в один миг становится готовым к атаке азартным хищником.

Судя по тому, как он постоянно презрительно морщил свой прямой тонкий нос, светлые ему не особо нравились. Но когда его взгляд синющих глаз буквально споткнулся об меня, на красивых четко очерченных губах появилась ехидная торжествующая улыбка. Такая же, какая блуждала и сейчас.

Его синие глазищи, как всегда при наших встречах, облили мою фигуру неприязнью, презрением и… недоумением. Если первые два чувства вызывали лишь замешательство (непонятно, когда и чем я успела насолить ему), то последнее — откровенно напрягало.

Сначала думала, это потому, что я светлая полукровка. Предполагала, какая-то похожая на меня девица сделала ему гадость, а он вымещает злость на мне. Но вскоре закрепившаяся за Дамасом репутация первого бабника, заставила лишь раздраженно недоумевать. Так как среди его постоянно сменяемых пассий были и светлые, и красноволосые, и дриады.

И как ни пытались девушки и парни выяснить причины столь негативного ко мне отношения, так и не смогли.

У меня было еще одно предположение: я — единственная — не восхищалась его мужественной красотой, не мечтала о его поцелуях и объятиях и вообще старалась не замечать. Вероятно, тем самым я вызывала злость в темном, выплескивающуюся на меня при каждом нашем столкновении язвительными насмешками и издевательскими комментариями. Но ведь неприязнь возникла с первого взгляда.

Возможно, моя жизнь была бы намного спокойнее и приятнее, если бы мы не встречались каждый день. Но общие занятия — он тоже оказался полукровкой — к этому не располагали.

Дело в том, что у тех адептов-полукровок, родители которых были разных рас (один темный, один светлый), проходили обязательные общие занятия в главной башне. И не важно, что один дар практически у каждого такого ученика находился в спячке и мог никогда и не проснуться — изучать теоретически заклинания темных и светлых, обязаны были все, без исключения. Адептов, которые пользовались сразу и темными, и светлыми заклинаниями, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Но им завидовали все полукровки.

— Дамас, что тебе надо? — сложив руки на груди, повторила свой вопрос я. — У тебя есть десять секунд, чтобы изложить свои нелепые претензии, потом я ухожу. Я ужасно устала и у меня много дел.

Ага, надо еще найти себе будущего супруга. Да такого, чтобы через два годика можно было с ним тихо развестись. При этом разместив свое дерево в собственном особняке, который успею выбрать и купить за это время и стать независимой от отца и рода Дри. Конечно, последние мысли я не высказала вслух.

— Я уже сказал. Но если у тебя память подъедена термитами, то повторю: где ты была? — сложив руки на широкой груди, криво улыбнулся темный адепт.

— А я еще раз повторю…

— Мне наплевать на твою личную жизнь, — перебил меня несносный парень, — хочу просто удостовериться, что ты не готовила мне какую-нибудь пакость за вчерашний случай в столовой.

— Ты слишком высокого мнения о себе, — язвительно улыбнулась, — раз решил, что я пропустила экзамен, чтобы сделать тебе ответную гадость. Хочу открыть тебе страшную тайну, Дам, — парень ненавидел, если сокращали его имя, чем я пользовалась, когда он откровенно бесил меня, — ты не пуп мира. И можешь пока вздохнуть спокойно. Мне сейчас некогда играть в наши "милые игры" и придумывать тебе достойное отмщение.

И не дожидаясь ответа, скрылась за тяжелыми дверями академии.

* * *

— Фангорн, ты уверен, что твоя дочь не переиграет нас? — взволнованно спросил темноволосый маг, услышав о только что заключенном магическом пари. — Все-таки за столько лет самостоятельной жизни она вполне могла обзавестись не одним романом с темным юнцом, благо у нее был достаточно большой выбор.

— Неужели, Эрнест, ты думаешь, что я все эти годы не следил за своей самой ценной дочерью? — насмешливо прищурившись, Консул светлых спокойно откинулся на высокую спинку удобного кресла. — За все эти годы ее сердце не познало даже простой симпатии, не то что влюбленности или более глубокого чувства. А о страсти и говорить нечего.

— И все же, я волнуюсь, — поделился сомнениями собеседник Фангорна Дри. — Девочка очень непредсказуема из-за крови своей матери. Что если и характер у нее будет ужасным. Я беспокоюсь, так как принимаю ее не на работу, а в свою семью.

— Не переживай, друг, — попытался успокоить мага древень, — после замужества она станет покладистей. Все лесные нимфы безумно привязаны к своему первому мужчине, поэтому она до сих пор невинна. Аделаида неосознанно не подпускает к себе ни одного мужчину, это в ее крови.

— Но ведь она полукровка, — недовольно сверкнул темными глазами маг.

— Тем более тебе нечего опасаться, — мягко улыбнулся глава рода Дри, — как тебе известно, ее мать — суккуба. И если бы ее кровь начала доминировать, то девочка не хранила бы свое целомудрие.

— Ну хорошо, — неохотно согласился с доводами посетитель, — но надеюсь, ты все же сможешь проследить, чтобы ни один темный не согласился стать ее мужем до сбора Совета.

— Конечно, — обиженно поджал губы Фангорн. — Встретимся через две недели.

Темноволосый маг ничего не ответил. Молча встал из кресла, в котором не так давно сидела обсуждаемая девушка, и с едва заметной торжествующей улыбкой направился на выход, даже не попрощавшись.

* * *

За вечер я решила, как действовать дальше. Так как в условиях нашего спора не было указано, что мой муж должен быть чистокровным темным, я решила воспользоваться этой лазейкой. В какой-то степени отец был прав, рядом с чистокровным темным я жить не смогла бы, даже в разных комнатах.

Мне просто было необходимо лучше присмотреться к своим однокурсникам и выбрать наиболее вменяемого полукровку. Заключить с ним магический договор, по условиям которого он освободит меня через пару лет от брака. И вольная жизнь и независимость от рода и отца у меня в руках.

Придумав план действий, я спокойно заснула. А с утра меня разбудила не голосистая трель магического мини-керуна (примечание автора: существо, похожее на зубастого петуха, только размером с голубя и вместо перьев тонкие гибкие иголки), а визгливая соседка по комнате.

Фелис Нарко — одна из тех немногих счастливчиков, у которых оба дара были активными. Сначала у Фелис проявился светлый дар. И, как и в моем случае, от нее отказался темный родитель. На этой почве мы сразу и сдружились с ней. Только у меня это была мать, а у соседки — отец. Правда, как только у Фелис проявились темные способности, ее папаня сразу нарисовался на горизонте.

Конечно, каждому захочется при себе иметь оракула с возможностями баньши. Только из-за того, что темный дар проявился совсем недавно, предсказывать смерть она пока не умела. А вот неприятности, заканчивающиеся травмами, не обязательно тяжелыми, ей уже удавалось предугадывать с довольно большой точностью. Как оракул Фелис многого уже добилась. Она вполне могла предсказать жизнь обращающегося к ней клиента на десять лет вперед. Чем постоянно пользовалась, не только оттачивая свои способности, но и неплохо зарабатывая себе на жизнь. Ее маму выгнали из рода после того, как она закрутила роман с отцом Фелис. Но он же оказался темным. И когда его страсть выгорела, он бросил беременную на произвол судьбы. Гортензия Нарко оказалась, на редкость для светлых, со стальным стержнем. От ребенка не избавилась и не вернулась в семью побитой дворнягой. Магиня бралась за любую работу, чтобы оплачивать небольшую каморку в доме, продуваемыми всеми ветрами. Там снимали еще оставшиеся клетушки-комнаты две женщины легкого поведения.

Когда Гортензия, недоедая, накопила небольшую сумму, то арендовала маленький домик на другой окраине города. В этом скромном помещении она с помощью новоприобретенных друзей устроила лавку, где продавала зелья собственного производства. Ей приходилось спать там же, так как все деньги уходили на покупку ингредиентов и всяких инструментов, необходимых не только для приготовления зелий, но и для разлива их в тару.

Через пару недель лавка окупила затраченные средства, а через пару месяцев Гортензия Нарко уже с улыбкой подсчитывала прибыль.

Мне нравилась эта неунывающая, энергичная женщина, когда мы с Фелис ездили к ней на выходные. Я ей приносила немного смолянистого сока моего дерева, а она мне доставала необходимые вещи для учебы. Например, вычислительный кристалл для работы с потоками энергетического обмена. Они были редки и безумно дороги, но с ними жизнь адептов становилась в разы легче. А еще она пекла необыкновенные, чудесные пирожки с лесными грибами и лисьими ягодами.

— Что случится, Фэл? — протирая глаза, сонным голосом спросила я, обрывая визг неинициированной баньши.

— Мама ногу подвернет сегодня после обеда, — с ужасом уставилась на меня соседка.

— А что будет потом? — я не спешила разделять панику подруги.

Темноволосая девушка растерянно уставилась на меня зелеными кошачьими глазами, в которых страх постепенно сменялся осознанием. Она закатила глаза и через несколько жутких мгновений, во время которых она превращалась в застывший бледный труп, соседка сказала с улыбкой:

— Ее поймает красивый обеспеченный шатен и на две недели мама потеряет связь с реальностью. За это время она пополнит свой гардероб и обогатится редкими ингредиентами для нового экспериментального зелья.

Затем подруга посмотрела на меня уже своими нормальными глазами и, глянув на мини-керуна, сказала, зевая:

— Еще целый час до подъема. Я спать.

И действительно. Стоило ее голове коснуться подушки, как по комнате разошлось мирное сопение. Я же, в отличие от Фелис, не могла так быстро засыпать. Промаявшись некоторое время на кровати, я с раздражением откинула одеяло и направилась в душ.

Мне нравилась эта академия тем, что в каждой комнате была своя отдельная душевая, совмещенная с туалетом. Фелис всегда проводила дольше времени в ванне, поэтому по утрам я успевала только умыться. Решив воспользоваться ранней незапланированной побудкой, я с наслаждением погрузилась в горячую ароматную воду.

Закинула одну ногу на бортик ванны и, пристроив голову на мягком валике полотенца, задремала.

— А у тебя неплохие ножки, — выдернул из приятной дремы ненавистный голос Дамаса.

Резко открыв глаза, с испугом посмотрела на зеркало, что висело над раковиной около ванны. По ту сторону отражалась точно не наша душевая. Так как у нас была светло-голубая плитка на стенах, а в отражении, прямо за спиной ехидно улыбающегося адепта, виднелся кусочек темно-серого мрамора.

Я растерянно перевела взгляд на полуголого парня, с ленивым интересом разглядывающего мою ногу и оголенные плечи. Все остальное, слава Лесному Богу, оставалось скрыто пышным одеялом ароматной пены.

— Надо признать, — облизнувшись, проговорил темный, — что ноги у тебя красивые. Я, наблюдая за твоими неуклюжими падениями на ровном месте, думал, что они у тебя кривые.

Я с громким всплеском спрятала ногу в воде и с ненавистью посмотрела на наглого адепта. Во всех случаях был виноват он со своей неизвестно отчего возникшей агрессивной неприязнью ко мне.

— Как ты смог пройти через защитный контур на комнате? — спросила холодно я, незаметно погрузившись в воду еще больше.

— Видишь ли, моя лягушка, — уставившись невидящим взглядом ровно перед собой, криво усмехнулся он, — я не ломал защитный контур. Я просто его обошел, замкнув на себе.

— Невероятно, — прошипела я. Не удержавшись, посмотрела на дверь, куда был направлен взгляд синих глаз. Но там никого не было.

— Да, я вообще потрясающий, — приглаживая волоски на правой брови, мурлыкнул парень. И я поняла, что сейчас он смотрит на свое отражение в зеркале.

Дамас же тем временем перевел самодовольный взгляд на меня, игриво подмигнул и спросил:

— Ты расскажешь мне, что задумала?

— Ничего, — зло выдохнула я. — Шел бы ты к себе.

— Какие мы недовольные с утра, — улыбнулся шире темный. И, с удовольствием потянув руки вверх, добавил: — Если бы ты не ломалась и пришла ко мне вечером, то с утра летала бы от счастья.

— Я не ведьма, — огрызнулась, невольно рассматривая широкую грудь с рельефными мышцами, плоский живот и темную кучерявую дорожку, спускающуюся от пупка вниз, теряясь за кромкой атласных домашних штанов. — И мой ответ ты знаешь. Но, судя по вчерашнему диалогу, твоя память оставляет желать лучшего, поэтому повторю: лучше умру, чем лягу с тобой в постель.

— Сколько страсти, — восхитился собеседник, хотя по злым искрам в глазах было понятно, что мои слова его задели. — И все пропадает зря.

Мы молча и зло уставились друг на друга. Через несколько минут в дверь громко постучали и я вздрогнула. Проснулась соседка и потребовала, чтобы я немедленно освободила ванную. Наглый темный лишь победно улыбнулся и, скрестив руки на груди, приготовился наслаждаться зрелищем.

Показав ему неприличный жест, я выкрикнула:

— Еще несколько минут, Фэл.

— Ладно, — пробурчала подруга.

— Уйди, — уже тише сказала я. — Иначе позову сюда соседку. А потом мы с ней вместе напишем на тебя докладную. И тебе придется отрабатывать на общественных работах.

Для аристократа, да еще и темного, не было ничего унизительнее.

Улыбка мгновенно сошла с его лица. Конечно, ведь это была реальная угроза. Мои докладные на имя Дамаса дер Килена директор уже не рассматривал. Прекрасно был осведомлен о наших сложных отношениях и уже не принимал их, так как считал их предвзятыми или просто выдумками. Но если кто-то, а таких было не много (ведь никто не готов был бросить вызов негласному лидеру АМО), подписывали мою докладную, то глава академии должен был рассмотреть ее и принять меры. А нарушение личного пространства комнаты — серьезный проступок.

— Ты еще пожалеешь, — как обычно попрощался парень, и гладкая поверхность зеркала пошла рябью, снова отражая нашу душевую.

Я с облегчением выдохнула и, быстро ополоснувшись, вышла из ванны.

Полотенце висело по левую сторону от зеркала. Я прошла мимо и, взяв его, с опаской посмотрела на свое бледное отражение. Но никого не было видно. Несмело улыбнувшись, принялась вытираться. Прошло несколько минут, и я расслабилась. И в этот момент раздался чуть хриплый, словно простуженный голос:

— А грудь у тебя оказывается есть. И ничего такая.

— Дамас, — не хуже баньши взвизгнула я, стремительно прикрываясь полотенцем.

На мой крик прибежала взволнованная соседка.

Завернувшись в полотенце, я выбежала из душевой, минуя растерянную подругу. Застыла посреди комнаты и внимательно начала разглядывать ее, словно оказалась здесь впервые. Две разобранные кровати с круглыми набалдашниками, стоящие друг против друга. Одна располагалась у окна, другая — у стены, недалеко от входной двери. Два больших вместительных шкафа теплого коричневого оттенка, один большой письменный стол и два мягких стула. И оно — зеркало во весь рост, в дорогой золоченой раме, стоящее в углу. Я стянула со своей кровати одеяло и поспешно накрыла его. Только после этого открыла шкаф, достала нижнее белье и форменное платье с эмблемой академии, в виде вставшей на дыбы химеры. Торопливо оделась и, тяжело вздохнув, села на свою кровать.

— Что случилось? — спросила Фелис, которая все это время молча сидела на своей кровати и обеспокоенно наблюдала за моими действиями.