В офицере главное не содержание, а форма

Чем выше у генералов тулья, тем хуже положение дел в армии и на флоте

Такое впечатление, что все реформы в армии и на флоте сводятся к новой форме одежды. Хотя давно подмечено: чем выше у генералов тулья на фуражке, тем хреновее положение дел в Вооруженных силах. Упомянутая тулья стала расти как на дрожжах после того, как в Российской армии в 1994 году вместо маленьких кокард со звездой ввели двуглавых орлов с мечом и лавровым венком в когтях. На прежних фуражках орел просто не помещался. Вскоре выяснилось, что высота фуражки не равна уровню интеллекта.

Хотя, конечно же, форма одежды для человека с ружьем – дело не последнее.

К примеру, для флотского офицера что главное? Правильно – стройность и молодцеватость (то есть внешний вид). А также шестое чувство. То есть высокое чувство ответственности за порученное дело. Остальные пять чувств (осязание, обоняние, слух, зрение и уж тем более вкус) офицеру нужны, прямо скажем, чисто символически. А вот стройность и молодцеватость – крайне важны. Они вырабатываются посредством строевых смотров и утренних построений.

Флот – слава богу, не пехота, строем на флоте ходят реже. Но зато если уж строевой смотр – то это полный геморрой. За день до смотра приходит в штаб бригады телефонограмма. Мол, завтра в 11. 00 всем быть на плацу, ожидается флотская инспекция. Комбриг рассылает свою цидульку – прибыть на место смотра в 10. 30. Начальник штаба, кабы чего не случилось, корректирует – быть на плацу в 10. 00. Командир дивизиона вносит поправку – в 9. 00. Ну а командир корабля всех выгоняет на мороз (а смотры у нас, как правило, именно при минус 20 любят проводить) на полчаса раньше. Красота. Кстати, называется вся эта лепота – «ефрейторский зазор», хотя на флоте звания ефрейтор нет. На флоте, как известно, есть звание старший матрос, хотя одну лычку на погонах никто носить не желает. Как говорят моряки, «лучше иметь дочь проститутку, чем сына младшего матроса».

К смотру на морозе надо готовиться. Вот загадка, которую уже не один десяток лет разгадать не могу… В советское время младшим офицерам, которым, как известно, в молодые годы никакой мороз не страшен (да и неудобно как-то, прибыв в гости к даме, фигурировать в голубом исподнем), выдавались как холодные кальсоны, так и теплые – с начесом. А вот старшим офицерам, которым уже пора бы и поберечь свои яйцеклетки, – только холодные. Став капитаном 3 ранга, то есть старшим офицером, очень был возмущен этим фактом. Кстати, лучшая команда на свете, когда на морозе ждешь проверяющих: «Разрешается курить. С мест не сходить, бычки – в карман соседу».

После публикации этой заметки в «НГ» однокашник по калининградской бурсе прислал письмо: «Андрюха! По поводу подштанников. Это вопрос к бывшему к министру культуры СССР Екатерине Фурцевой. По легенде, у нее был плохо закончившийся роман с одним адмиралом. Поэтому на очередном заседании Совета министров, когда обсуждали бюджет Минобороны страны, товарищ Фурцева якобы сказала, что нехрен тратить деньги «на ихнее нижнее белье» – там, мол, и утеплять-то нечего…»

Крайне важно во время смотра, чтобы у тебя не был «зашит зад». Ну, в смысле того, чтобы разрез на шинели был распорот. Нерасшитый задник – это практически преступление. Ведь если задник зашит – офицер в шинелке строен и подтянут, а если расшит – он уже как в мешковине ходит. Но офицер в нераспоротой шинели почему-то страшно раздражает проверяющих. Впрочем, их вообще все раздражает.

Вот, к примеру, звездочки на погонах. Они в советские времена были скромные такие, почти плоские. Но некоторые разгильдяи заказывали себе в неких чуть ли не подпольных мастерских (за очень по тем временам большие деньги) звездочки из меди, высокие, с четкими гранями. Проверяющие за них нещадно карали. А вот дамам нравилось. Я лично, когда прибыл на первое свое место службы в Лиепаю, тут же был отправлен командиром корабля в парикмахерскую – ликвидировать неуставную стрижку (волосы отросли за первый лейтенантский отпуск). Так девушка в парикмахерской, положив мне на плечи скатерку, провела ласково пальчиками по погонам и заметила: «Ой, какие острые звездочки! О такие не жалко и чулочки порвать…» Ну так это ж Лиепая, чудный город, который, как мы тогда говорили, спит под одним одеялом.

Кстати, о тулье. Это у генералов она «на высоте». На флоте высокая тулья – дурной тон. Настоящие моряки летом носят грибан (потому что похоже на гриб), а зимой – черную, шитую по спецзаказу фураньку (15 рублей в советское время). Грибан – это вам не созданная отечественными мастерами кройки и шитья фуражка (давящая на последние мозги и уродливая, как утюг). Это фуражка, переделанная умелыми ручками флотских специалистов. Верхняя часть у грибана не натянута, тулья опущена, пружина удалена. На строевой смотр в грибане никто не ходит – некоторые заматеревшие проверяющие в высоких званиях любят сбивать грибан с головы офицера и яростно топтаться на нем.

Еще у офицера должны быть ордена на груди. Ну, не то чтобы ордена, но хотя бы медали, то есть тоже «высокие награды Родины». Носят их только на парадах, а так на тужурке должны быть орденские планки. «Ордена» нам, кстати, давали регулярно. Первую медаль, как правило, получали «За 10 лет безупречной службы». Потом 15 лет этой самой «непорочной» службы, потом 20 лет. В перерыве случалось что-то вроде «70-летия Советской Армии и Военно-морского флота». Наконец, флотским долгожителям вручали медаль за «25 лет безупречной службы», прозванную в народе «гробовой». Беда в том, что пришивать на мундир планки всем было лень, поэтому даже седовласые ветераны порой ходили с одной единственной, пришитой еще в капитан-лейтенантские годы, планкой. Что почему-то очень возмущало проверяющих. Мол, как же так, Родина вас наградила, а вы не цените. Ну, с Родиной все ясно: она сказала «вольно!», но не сказала «разойдись!».

Конечно, важнейшая часть флотского туалета – носки. Они должны быть черного или темно-синего цвета. По команде «ногу на носок ставь» выставляешь вперед на полшага свои копыта и поддергиваешь штанину. Проверяющий внимательно изучает цвет твоих «карасей» – так на флоте носки называют. Почему – до сих пор не пойму.

Кстати, возвращаясь к фуражкам. В стародавние времена даже у носильщиков на вокзале на фуражке были золотые шнуры. Офицер флота получал их, только став капитаном 3 ранга. Потом, правда, дело поправили – шнуры всем повесили, даже мичманам, которых с высоких трибун называли «золотым фондом Военно-морского флота», а мы – простые офицеры – «золотым песком в подшипниках коммунизма». Да, еще о «золоте». Младшим офицерам листья дуба на козырьке фуражки не положены (только при парадной форме). Отсюда и поговорка: «Прослужил я 20 лет, дубом стал, а листьев нет».

Одно радует – листья дубовые на фураньке у меня к концу службы все-таки появились…

 

Родине вечно не хватает героев

 

О некоторых нюансах воспитания патриотизма в армии и на флоте

У нас воспитание патриотизма всегда развивается по одной и той же схеме. Сначала вице-премьер Борис Немцов пересаживал чиновников с иномарок на отечественные «Волги». Помнится, тогдашний губернатор Новгородской области Михаил Прусак, разъезжавший по бедной своей губернии как раз на «Волге», говорил: «Была бы возможность, назло пересел бы на джип какой-нибудь». Теперь вот вице-премьер Дмитрий Рогозин заказал себе полицейский броневик российского производства «Тигр». Инициативу уже поддержал коллега Рогозина, министр по вопросам Открытого правительства (знать бы еще, что это такое и с чем его едят) Михаил Абызов, правда, с оговоркой: «Идея абсолютно правильная, патриотичная, главное, чтобы он не пересадил нас на танки».

Мне, видимо, идеальным патриотом никогда уже не стать. Мало того что не чиновник, так еще и не автомобилист. Ни отечественного «тазика» у меня, ни иномарки. Кстати, о «тазиках». Тут судостроители наши доблестные решили новую дизельную суперсубмарину создать. И назвали ее «Ладой». Не удивительно, что в итоге у них полная фигня получилась. Они бы подлодку еще «Ладой-Калиной» назвали!

Но это к слову. Вернемся к патриотизму. Его во мне воспитывали с детства. Но лишь когда в 17 лет на меня напялили тельняшку, то есть когда я поступил в калининградскую военно-морскую бурсу*, мне патриотизм стали вбивать, ежедневно стуча по темечку. Впрочем, через пять лет, став лейтенантом, «Родину любить» учил любимый личный состав уже я.

 

Лучше всего патриотизм воспитывает гауптвахта

Учили просто. Но со вкусом. Так как для моряка на корабле очередной наряд на службу наказанием не являлся (все равно через день на ремень, как говорится), лучшим средством воспитания патриотизма была гауптвахта. Но там очередь на два месяца вперед. Правда, если принесешь коменданту пару литров шила*, можешь без очереди арендовать камеру на месяц. Но с одним условием – как только моряк (а командир корабля 3 ранга мог объявить только пять суток ареста) выходит, аренда заканчивается. В общем, посадил на губу одного, а уже ждешь, кого следующим определить, чтобы камера не пустовала. Так что в день выхода с губы очередного раздолбая буквально бегаешь по кораблю в поисках следующего кандидата на посадку. Благо, что пристебаться можно и к телеграфному столбу, а уж к матросу…

Не знаю, как сейчас, а в мое время главными воспитателями патриотизма в армии и на флоте, конечно же, были политработники. На флот они приходили из Киевского высшего военно-морского политического училища. Грызли гранит науки в своей бурсе четыре года (в отличие от нас, пять лет трубивших в командных училищах), а старшего лейтенанта получали также через два года. Одно только это уже не прибавляло любви к политработникам. К тому же «руководящая и направляющая» (то есть партия наша вечная – КПСС) додумалась написать в Корабельном уставе, что не старпом, а именно замполит является первым заместителем командира корабля. В итоге, к примеру, замполит имел допуск в радиорубку, а старпому, который, как правило, и есть будущий командир, вход туда был запрещен. Хотя, конечно же, дело не в этом. Просто иной замполит был на корабле своим (но тогда его с утра до ночи перчили в политотделе), а другой – чужим (офицеры на борту его ненавидели, зато в политотделе ценили). Но особо не любили работников политотделов, этих «представителей партии на флоте». Зато они очень любили нас инспектировать.

 

Иван Грозный и пропагандист Волошин

Помнится, прибыл к нам на тралец с проверкой капитан 2 ранга Волошин, пропагандист политотдела Рижской бригады ОВРа (охраны водного района). Копал с утра и до забора. К обеду выдохся. Потом его скучающий взгляд упал на переборку в моей каюте. Там у меня в рамочке картина висела. «Иван Грозный убивает своего сына» (хотя, как известно, первоначальное название картины Репина было таким – «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года». Над койкой огромадная дыра была в пластике, так я ее репродукцией и закрыл.

– У вас зачем это здесь, товарищ старший лейтенант?

Немею. Что же сказать-то? Не объяснять же ему, что там в переборке дырка. Обвинит в подрыве боеготовности и слабой живучести корабля. Сочиняю на ходу:

– Да я… как бы… люблю живопись. На досуге и сам пишу немного… Маслом… А Репин – это мой кумир, идеал, так сказать…

Но чувствую, не верит, гад. И точно:

– Вы мне сказки не рассказывайте, товарищ старший лейтенант. Полагаю, вы вызываете к себе в каюту провинившегося матроса и говорите ему, что если он будет себя плохо вести, его постигнет такая же судьба, как царского сыночка…

И это без тени юмора. Потому что дурак – это не отсутствие ума. Это такой ум.

Тот же Волошин, кстати, обнаружил в кубрике боевой листок. Его мой молодой лейтенант-минер (жопа в масле, член в тавоте* – это есть минер на флоте) соорудил. Все идеологически выдержано, отдельные недостатки, имеющиеся на «железе»*, «борющемся за высокое звание отличного корабля», в листке отмечены. А финал такой: «В общем, товарищи, среди нас, товарищи, есть такие товарищи, которые нам, товарищи, не товарищи…» Так этим боевым листком Волошин тряс в кабинете начпо*, на парткомиссии и на партконференции. Пытался я возразить, мол, а что тут страшного, так начали трясти меня… Понятно, что после такого еще больше ощущаешь чувство любви к партии и Родине. Потому что, как известно, Родине нужны герои, а манда рожает мудаков!

 

Патриотизм со строгим выговором

Лучше всего у политработников получалось воспитывать патриотизм с помощью парткомиссии – этой красной гильотины партийного правосудия. Благо всегда есть за что. У нас же личного состава нет только у штабных и политотдельцев. А у остальных – любимый личный состав. А чем моряк отличается от ребенка? Правильно – размером детородного органа.

Поэтому, к примеру, когда механик сторожевого корабля «Туман» Дима Бенеманский после швартовки увидел, что бравый электрик матрос Бердыев полез в щит без перчаток резиновых и коврика (это во время дождя), чтобы перейти с корабельного питания на береговое (то есть на 380 вольт), Дима схватил его за шкирку и отшвырнул от щита. Спас, словом, от смерти. Правда, дав при этом мимоходом по скуластой азиатской физиономии.

На корабельном партсобрании Бенеманскому поставили на вид. За ненадлежащую работу с личным составом. Вышестоящей партячейке этого показалось мало и Диме объявили выговор. А парткомиссия до того соскучилась по настоящей работе, что переправила выговор на выговор с занесением в учетную карточку. Вы даже не представляете, как Дима, которому светил, но не высветил, перевод в Ленинград (командиром БЧ-5* крейсера «Аврора»!), полюбил после этого «организующую и направляющую».

Так и служили. По принципу «нас имеют, а мы крепчаем». Без патриотического экстаза, без особого пафоса, но добросовестно. Переживали за тот же самый личный состав (хотя, как известно, куда моряка не целуй – всюду жопа), за матчасть, за успехи в БП и ПП (боевой и политической подготовке) и т. д. и т. п. Про патриотизм и не заикались, а когда о нем говорили с высоких трибун, старались думать о своем.

Может, это и есть настоящий патриотизм?

 

Про шило, которое в торпеде не утаишь

Тема алкоголя на флоте бесконечна, как зубная паста в старом тюбике

23 февраля мужское население страны, как известно, бурно отмечает День защитника Отечества. Лучшая, но не самая молодая часть мужского пола (та, что служила до развала СССР), отмечает День Советской Армии и Военно-морского флота.

Потому что День защитника Отечества – это для тех, кто, может, и не служил, но защищать страну готов. А вот День СА и ВМФ – только для мужиков, которые тянули армейскую лямку, пили чай на клотике* и т. п. Кстати, остались бы советские времена, надо полагать, наштамповали бы соответствующих медалек типа «95 лет СА и ВМФ». Было бы сейчас что обмыть.

А так пьем по старинке: «За тех, кто в море, на вахте, гауптвахте, за границей и (не дай бог!) в трипперной больнице!» Чтобы последнее не стало явью, нужно дружить с корабельным врачом, то есть доком. У хорошего дока всегда есть чем вылечить моряка, намотавшего на винты. Несмотря на то что в годы, когда существовали СА и ВМФ, нужные лекарства были в большом дефиците. Но, как говорил наш док Савелий Штангаров: «Тяжело в лечении, легко в гробу». Это когда у него было хорошее настроение. А когда моряки доставали его своими болячками, док просто вспоминал первую строчку клятвы Гиппократа: «Как вы меня все задолбали!»

При этом не любить дока было нельзя. Это же медицина, то есть энные запасы медицинского спирта. В годы, когда партия и правительство долго и безуспешно боролись с пьянством и алкоголизмом в армии и на флоте (в основном с помощью постановлений ЦК КПСС и приказов министра обороны), спасали Вооруженные силы именно медики в погонах. Ну, еще командиры радиотехнической части (для протирки аппаратуры они спирт более или менее приличный использовали), штурмана (для гирокомпаса тоже спирт нужен) и механики. У последних – шило имелось обычно отвратительной очистки – называется «калоша», потому что пахнет резиной, и после принятия даже мизерной дозы от офицера два дня отвратительно несет. Впрочем, даже строгий плакат на переборке со словами «Механик, помни! Ни грамма в пасть, все на матчасть!» не мешал командиру БЧ-5 нашей славной «Линзы» (малого разведывательного корабля) Саше Дремову протирать контакты на рулевом устройстве исключительно «тонким слоем». В общем, принял спиртика на грудь, дыхнул на контакты и протер их ваткой.

Когда к борьбе с пьянством подключился Михаил Сергеевич Горбачев, стало сложнее. Нормы спирта урезали, ничего не доставалось не только механизмам «на протирку», но и живым людям. И говорить об алкоголе стало опасно. Когда мой друг Андрей Криворучко, будучи уже капитаном 2 ранга, прибыл с Севера в славный град Питер к новому месту службы и решил, как положено, проставиться (или, как мы говорили, сдать на допуск к столу), новый его командир на вопрос «А что брать спиртного?» ответил строго: «Ты что, с ума сошел? В стране идет борьба с пьянством! Есть строгое указание партии. Так что никакого алкоголя. Возьмешь пару ящиков водки, коньячку немного – бутылок 10–15… И запомни, никакого алкоголя!»

Тема алкоголя на флоте бесконечна, как зубная паста в старом тюбике. Не потому, конечно, что пьют на флоте с утра и до вечера. А потому, что шило – это и конвертируемая валюта, и средство от служебного стресса, и лекарство от всех болезней, и прочая, прочая, прочая. Если спирт низкого качества (см. выше про «калошу»), просто в горло не лезет, туда добавляют марганцовку (для отстоя сивушных масел), чеснок или острый перчик. На некоторых кораблях делают фирменный напиток. К примеру, на сторожевике «Задорный» Северного флота готовили «Задорновку», добавляя в спирт кофе и пряности. Получалось божественно.

Впрочем, главное, чтобы шило имелось в наличии. Тут возможны варианты. К примеру, подводная лодка выходит в море на торпедные стрельбы. Торпеду готовят в специальном цехе на берегу. После залпа учебная торпеда, условно поразив цель, должна всплыть. Потому что тонуть ей никак нельзя: в торпеде есть серебряно-цинковые аккумуляторы. В зависимости от типа торпеды в каждой из них до 180 элементов, в каждом из которых полтора килограмма чистого серебра. Если стрельба проводится зимой, то для того, чтобы клапана на торпеде не замерзли и она в итоге все-таки всплыла, в торпеду заливают 200 килограммов спиртоводочной смеси. Речь идет о 40-градусном продукте. Понятно, что подобная расточительность немыслима на флоте. В лучшем случае продукт тянет на градусов 15–17. Поэтому иногда торпеды после стрельбы не всплывают. И четверть тонны серебра высочайшей пробы идет на дно.

Понятно, что тут же из штаба флота прибывает комиссия. Идет долгий разбор полетов, в ходе которого члены комиссии успешно выпивают шило, которое так и не досталось торпеде, после чего составляют акт на ее списание. Надо ли добавлять, что торпедные стрельбы у нас любили проводить именно зимой, потому что летом торпеда всплывает и без допинга. А у командира части, готовящей торпеды к использованию, всегда в комнатке хранится бочка со спиртом.

Бывают, правда, случаи, когда шило буквально падает с неба. И в большом количестве. Помнится, когда Латвия была республикой в составе СССР, в учебном центре в Усть-Двинске, что под Ригой, изучали азы морского дела ливийские военные моряки. И здесь же они принимали корабли, построенные в Советском Союзе по заказу полковника Муаммара Каддафи. Мы тогда как раз продавали Ливийской Джамахирии очередной тральщик проекта 266МЭ.

Сдача подходила к концу, когда наши ливийские друзья заказали 200-килограммовую бочку уайт-спирита (за все, конечно, платили валютой). Кто не знает, уайт-спирит – растворитель. Используется для чистки орудийных стволов после стрельбы. А ливийские товарищи, хотя и учили в центре аж полтора года русский язык, естественно, всех тонкостей познать не успели. Вот кто-то из их боцманов и написал в ведомости вместо «уайт-спирит» более ласкающее слух русских моряков слово «спирт».

Бочку со спиртом завезли на борт тральщика «Марсовый» (до передачи заказчику корабль носит русское имя). Понятное дело, ливийские коллеги к шилу непривычны, офицеры у них предпочитали употреблять «Пшеничную» с соком манго. Так что командир ливийского экипажа Муфтах, забыв о доставленном грузе, просто оформил еще одну ведомость – теперь уже на бочку уайт-спирита (с правильным, увы, написанием). Вот тут-то нам карта и пошла! Правда, успели откачать лишь полбочки спирта. А потом набежала свора штабных и реквизировала остатки.

Мы и так штабных, естественно, недолюбливали. А уж после этого случая… Хотя, с другой стороны, как им еще обмывать медали и ордена, полученные за грамотное руководство нами, нижестоящими?

 

Нет аппетита – корми рыбок

Некоторые рассуждения о пользе правильного питания на флоте

Что главное на флотской службе? Правильно – быть подальше от начальства и поближе к камбузу. Потому что, как известно, любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Ну, конечно, кушать хочется, когда в море не качает. Потому что когда качает, приходится в основном рыбок кормить (то есть травить за борт). Хотя, честно говоря, и с этим возникают сложности: выход на верхнюю палубу во избежание ЧП запрещен, двери задраены, так что рыбок кормим, как правило, в гальюне.

В море у нас какие радости, кроме как супостата объегорить? Во-первых, поспать, если ты не на вахте. Во-вторых, покурить, если табачок в запасе имеется. В-третьих, покушать, если, ясное дело, паек не обычный, а походный, то есть когда корабль на боевую службу вышел и на море штиль. Благо, на кораблях радиотехнической разведки (этих «мохнатых ушах»* советского ВМФ) даже во времена, когда в средней полосе ливерная колбаса считалась деликатесом, кормили на убой.

Тушенка, яйца каждый день, сгущенка, шоколад, балык осетровых, консервированный плавленый сыр… И кофе растворимый («Рижский»)… Это только начало списка. А я на «разведчик» прибыл, между прочим, с морского тральщика, там кормежка обычная – щи да каша, как говорится, плюс компот да хлеб с маслом. До этого я думал, что в стране, не считая «Кильки в томате», консервы и тюбики делают исключительно для космонавтов. А тут все в железе – картошка (после жарки превращалась в безвкусную стеклянную массу), лук, курица вареная и т. д. «Завтрак туриста» и «Севрюгу в томате» даже корабельный кот Маркиз жрать стеснялся. Как говорил наш начальник РТС*

Шура Устинов, выходя на палубу после сытного обеда: «Если бы в море не качало, на флот шли бы строем, сотня за сотней!»

Так ведь, блин, штормит вечно! Тем более что наша «разведчица» «Линза» – плоскодонка, так как была переделана из сейнера (за борт плюнешь – уже шторм в три балла). В такие дни на камбузе тишина и покой – ни первое, ни второе не приготовишь. Едим селедку и консервы, закусываем солеными огурцами. Тоже из железных банок. В общем, ест только тот, у кого во время качки аппетит сохраняется. Чтобы не укачиваться, морякам выдают воблу (опять-таки в консервных банках) и сухари да сушки.

Хлеб – отдельная песня. Как говорил Леонид Ильич, портрет которого в маршальской форме смотрел на меня с укоризной в каюте (особенно когда мы злоупотребляли – о чем чуть позже), «хлеб – всему голова». Проблема в том, что суденышки проекта «Океан» (по сути, это обычный сейнер), к которым принадлежала наша «Линза», на большой экипаж рассчитаны не были. И пекарню на борту судостроители не предусмотрели. А ходили мы в море как минимум на три месяца. Так что хлеб у нас был спиртовой. Делался он просто. Буханка белого или черного хлеба накачивалась спиртом и запаковывалась в целлофан. В море хлеб замачивался в воде, после чего высушивался на камбузе в духовке. Вы даже не представляется, какой алкогольный аромат при этом распространялся по кораблю. Беда в том, что есть такой хлеб можно только до тех пор, пока он горячий. И к язве приближаешься семимильными шагами.

Естественно, так как вся пища – сплошные консервы, в море очень хочется чего-нибудь свеженького. Но раз есть море – есть и рыба. Особенно, если погода штилевая, а под килем – не более 18–20 метров. Тогда все свободные от вахты выходят на палубу и ловят треску – «на дурака». «Дурак» – это свинцовое грузило с тремя крючками, на которые цепляется яркая тряпочка. И никаких червяков (где их в море взять). Просто дергаешь за леску (если нет спиннинга) и цепляешь треску – за что попадется. За час рыбалки, если повезет, пять-шесть рыбаков способны обеспечить экипаж (а это сотня «штыков») пропитанием как минимум на сутки. И получается: на первое уха, на второе – жареная рыба, на ужин – котлеты из трески, на завтрак – печень трески и т. д. Начпрод, как говорили на корабле в такие дни, «уху ел от счастья». Потому что удавалось списывать под это дело и мясо, и консервы, и много чего еще вкусного и дефицитного…

При наличии такой закуски просто нельзя не выпить. Я не о консервированных компотах, которых было навалом. И не о соках сублимированной сушки, которые пить можно было только тогда, когда вертишь кружку (иначе все расслаивается на компоненты). Я о вине. Каждому члену экипажа полагалось 50 граммов вина в сутки. Но что такое для настоящего моряка подобная мензурка? И не заметишь. В итоге вино выдавали через день, зато по соточке. Тоже, разумеется, доза смешная. Так что моряки, сидящие за одним бачком*, пили через одного, чтобы было уже 200 граммов на человека. К тому же годки (то есть старослужащие), как правило, стоило ослабнуть контролю над процессом, бутылочки с «Токайским» или «Бычьей кровью» заныкивали, чтобы на славу отметить какой-нибудь дембельский праздник. Для борьбы с возможным безобразием господа офицеры, к примеру, за пару дней до даты «сто дней до приказа» проводили осмотр кубриков и всяческих шхер, откуда и изымали спрятанное. После чего конфискат ими же и выпивался. Хотя офицеры пили в основном спирт. Потому что вино бывало или слишком кислое, или слишком сладкое, а шило – всегда просто вкусное. Даже когда в море штормит.

К слову, это на берегу спирт – главная валюта. В море же главная валюта – сигареты и шоколад. Шоколадка «Спорт» – малюсенькая, всего-то 20 граммов. Штука в день. Зато через три месяца похода приносишь жене и детишкам (или очередной даме сердца) в подарок гору шоколада. Еще это хорошая ставка при игре в шеш-беш или в «козла». Если поход затянулся и появился напряг с табаком, то есть на рассчитали с запасом, – на несколько шоколадок можно обменять приличный чинарик. А если у тебя нашлась упаковка казенного развесного табака (коробочка пять на пять сантиметров) – ты вообще король. За такую коробочку можно выменять банку воблы (а там штук 17–20 рыб).

Но самый большой кайф – когда, возвратившись их похода, с друзьями заходишь в пивнуху, заказываешь каждому по паре кружек «Жигулевского» и на глазах у обалдевшей публики (которая к пенному напитку имеет только тухлую скумбрию или полугнилую селедку) вскрываешь консервным ножом банку с воблой. Причем достаешь оттуда рыбины одну за другой, этак лениво, придирчиво оглядывая каждую и выбирая пожирнее, да чтобы с икрой была. И спинным мозгом чувствуешь, как у окружающих штатских (или пехотных) слюнки текут. Нет, ради таких мгновений стоит и рыбок покормить…

 

Такая армия непобедима

Как служить – некому, а как бухать 23 февраля – все становятся защитниками Отечества

Годы службы на флоте привили мне стойкое отвращение ко всем праздникам, даже к 23 февраля. Потому что радость одна – праздничный завтрак, который отличается от обычного разве что двумя печенюшками и парочкой сваренных вкрутую яиц. А все остальное – сплошной геморрой.

За сутки до праздника – нудные проверки вышестоящих штабов, для которых готовится специальная красная папка (она так и называлась «праздничная»), где утверждается, что, мол, все опечатано, все под контролем и все расписались, что готовы не бздеть, а бдить, то есть не пить, не есть, не спать, а если враг нападет в святой для Родины день, то получит достойный отпор. Можно подумать, в будний день враг может нападать на нас без проблем.

С утра все побриты, помыты, выглажены, в парадной форме, на боку болтается кортик. Эта тупая гордость офицера, которой даже колбасу нарезать невозможно (разве что врага в ближнем бою заколоть). На борту за пять минут до торжественного подъема флага появляется командир. Как дежурный по кораблю докладываю:

– Товарищ командир! За время моего дежурства происшествий не случилось, за исключением…

Командир меня неожиданно прерывает:

– Стоп! Вот доложил – «не случилось». И все, молчишь. А потом провожаешь меня по шкафуту* и как бы невзначай говоришь – ну там пожар случился или погреб взорвался, корабль чуть не затонул… Но никаких исключений! А то меня «кондратий» хватит. А ты, лейтенант, беречь командира должен…

Далее – сплошные удовольствия. Для начала – строевая прогулка по улицам гарнизона. Февраль в нашей стране, как известно, не самое теплое время года, так что маршировать под звуки бригадного оркестра не слишком приятно. Потом – торжественное собрание в матросском клубе. Доклад об успехах в боевой и политической подготовке, а также вручение высоких наград Родины. Награды эти разнообразием не отличаются. Большинству героев службы – грамоты. Ну и, конечно же, медали. В основном, за выслугу лет или что-то юбилейное. После вручения наград – концерт художественной самодеятельности. Сбежать невозможно – гардероб закрыт на ключ до окончания мероприятия. В общем, здравствуй, Вася, я снеслася!

Ну офицер, ладно. Если ты не обеспечиваешь на «железе», к вечеру доберешься до дома и жена нальет стопарик. Хорошая жена – два. А что делать любимому личному составу в праздничный день? Конечно же, смотреть патриотическое кино (как правило, «В зоне особого внимания»), а потом все по обычному распорядку. То есть просмотр программы «Время», а затем отбой – всем по койкам.

Кстати, о программе «Время», просмотр которой был обязателен для защитников Родины, где бы они ни находились. Помощник коменданта гауптвахты в главной базе Балтийского флота, Балтийске, решал этот вопрос просто. Так как в камерах, естественно, телевизоров не было, он ровно в 21. 00 выводил (причем в любую погоду) арестованных морячков на прогулку во внутренний дворик и заставлял их полчаса смотреть на прожектор на караульной вышке. Мол, это вам просмотр программы «Время».

А прапорщик на губе на Новой Земле, к примеру, подобным «прожектором перестройки» вообще не заморачивался. Он просто выводил арестантов в коридор и выливал на пол ведро воды (палуба тут же покрывалась ледяной коркой). После чего давал им в руки, как он говорил, «карандаш», то есть ломик: долбите, заодно и согреетесь. Потому что это флот, а не хухры-мухры. И Родину надо быть готовым защищать в любую погоду. А страна у нас, как говорил Жванецкий, северная, так что морозы повсюду. Но мы к ним привычны.

От морозов у нас не страдают только моряки и крысы. Потому что на флоте бабочек, как известно, не ловят. На флоте ловят крыс. Полсотни дохлых шушарок – и 10 суток отпуска, как говорится, в кармане. Правда, это еще суметь надо – крысу уничтожить. Жору Сичкаря, трюмного морского тральщика «Дмитрий Лысов», в экипаже звали Сомнамбула. Он спал всегда – на вахте, во время дежурства, на приборке и т. д. Но не ночью. После отбоя он гулял по кораблю с длинным и острым железным прутом. Редкий корабельный пасюк мог убежать от него. Он протыкал их, как д'Артаньян гвардейцев кардинала. Так как больше двух раз за убиенных шушарок мы его отправить в отпуск не могли, в итоге охота на крыс стала для Жоры просто хобби. Но извести всех хвостатых ему все равно не удалось. И это правильно, потому что если на корабле нет крыс, значит, он потонул. Да и несправедливо это было бы – служили-то вместе. Кстати, что интересно: коты на корабле укачиваются, а крысы – нет. Настоящие мореманы.

С мореманами сегодня, кстати, на флоте проблемы. Контрактников не хватает, а что такое моряк срочной службы, который и служит-то всего год? Из салаг сразу же в годки?

Сейчас, когда я нахожусь в стадии перехода от капитана 2 ранга запаса в капитаны 2 ранга в отставке (то есть в мирное время к службе уже не годен, а в военное – опасен), конечно же, больше волнует не боеготовность флота, а другое – как отметить День защитника Отечества. И какой подарок жена приготовит. Носки или крем для бритья? Впрочем, понятно, что лучший подарок мужчине на 23 февраля – это выходной 24-го. Но такое не в каждом году, увы, получается.

Еще, кстати, крайне волнует тот факт, что никогда страна не бывает такой беззащитной, как вечером 23 февраля. Потому что, как известно, служить у нас некому, но как бухать 23 февраля – все защитники Отечества!

А как будет обеспечена безопасность Родины на следующий день? Все же служивые с похмелья… Помнится, как-то утром 24 февраля, как раз после праздника, командир нашего разведывательного корыта Виктор Михайлович вызвал в каюту командира БЧ-5. А механик на корабле, как известно, отвечает не только за говно и пар, но и за водоснабжение. Командир достал из сейфа трехлитровую банку с чистым спиртом и разлил по стаканам:

– Ну, мех, давай по пять капель!

– Товарищ командир, так рано же еще, только флаг подняли.

– Ты, механик, меня не дури. Я же знаю, с чего ты рабочий день начинаешь.

– Ну, товарищ командир, только из уважения к вам.

Командир БЧ-5 опрокинул в пасть содержимое стакана, схватил в руки графин с водой и налил себе запить. А в графине, увы, тоже чистый спирт! Механик бросился к умывальнику, открыл кран… А оттуда две-три капельки воды – кап-кап…

Посмотрел Михалыч с сочувствием на механика и молвил так ласково:

– А я, механик, так каждое утро…

Нет, ребята, такой народ непобедим. А уж армия и флот – тем более.

 

Когда на гафеле развевается «длинный рубль»

Как с помощью ручной гранаты обеспечить офицерам достойную зарплату

Советский офицер, как известно, служил не за деньги. Исключительно за идею. При этом деньги по тем временам были вовсе не смешные, а вполне приличные. Не зря же тогда говорили с гордостью: «Я выдал дочку замуж за офицера». Теперь говорят иначе: «На худой конец выйдет за офицера».

И все-таки. Когда я после окончания своей навечно любимой калининградской бурсы (высшего военно-морского училища командного состава) попал на первое свое «железо» – сторожевой корабль «Туман», у меня был самый маленький на флоте среди офицеров оклад. Всего 105 рублей. Плюс 30 % «морских» (это если корабль в кампании, а на гафеле* вымпел* развевается, в простонародье называемый «длинным рублем») и 90 рублей за лейтенантские звездочки. В итоге с учетом подоходного налога и налога за бездетность получалось 220 целковых. Неплохие, между прочим, по тем временам деньги. Особенно если учесть, что форма одежды – за счет государства, а питался я, естественно, в кают-компании. А если добавить к данному факту то, что лейтенанту в те годы добро на сход с корабля давали в лучшем случае раз в неделю, можно было и шикануть.

В Лиепае в ресторане «Юра» (море по-латышски) можно было шикарно погулять всего на червонец. Ну, три рубля швейцару Матвеичу за вход (это за всех входящих из твоей компании), бутылка водки (6 рублей), шницель «Юра» и кофе, а потом «сдачи не надо» (около рубля). Не жизнь, а сказка.

А чтобы после сказки не было грусти, при каждом походе в «Юру» командир назначал старшего по кабаку. Этот несчастный отвечал за порядок и контролировал «процесс». Выпить ему разрешалось только первую рюмку. После чего «старшой» должен был гасить возникающие конфликты и в итоге расплатиться за веселую компанию.

Не прошло и года службы, как после очередного съезда партии лейтенантам за звание стали платить уже не 90, а 120 рублей. Это вам не хухры-мухры, а три похода в «Юру» (на эти 30 рублей) как минимум! Спасибо партии: жить сразу стало лучше, жить стало веселей. А далее, как известно, по графику. Каждая маленькая звездочка – прибавка на червонец. А от капдва* до капитана 1 ранга – вообще шаг в двадцатку (но до капраза* не всякому удавалось дотянуть). Кстати, очередное повышение в должности – как минимум на столько же. Начинаю современной молодежи объяснять, какое это счастье – лишний «чирик»* к окладу, так ведь не осознают!

Но лучше всего в финансах понимали те мои однокашники, которые на пятом курсе записались в морчасти погранвойск. Во-первых, у них оклад был на 15 % больше, чем у нас, простых мореманов. Во-вторых, звание на ранг выше, даже если мы ходим в море на одинаковых корабликах. В-третьих, в море погранцы у нас как ходят – на недельку, не более. А что поделаешь – КГБ есть КГБ.

Да, возвращаясь к «длинному рублю». В конце 70-х назначили меня на морской тральщик «Марсовый». Только что спущенный на воду, он должен был базироваться в Риге и заниматься обучением экипажей из третьих стран, которым Советский Союз такие же тральщики продавал. Не очень дорого, но за валюту, естественно. Увы, судостроители сорвали сдачу очередного корабля для Ливийской Джамахирии, так что «Марсовый» решили продать Муаммару Каддафи. Продавали год, в течение которого мы ходили в море, проверяли технику и обучали ливийских «братьев по оружию». Но «длинный рубль» на мачте не развевался. Так что «морских» мы не получали. Оказалось, тральщик не входит в состав ВМФ, а принадлежит Главному инженерному управлению Госкомитета СССР по внешнеэкономическим связям. А у этой структуры, занимающейся экономическим и техническим содействием развивающимся странам, как выяснилось, денег на «морские» нет.

И вот контр-адмирал из столицы (а настоящие моряки, как известно, служат в Москве и ходят в калошах), прибыв утром на наш «корвет» и увидев на борту весьма похмельных минера, механика и штурмана, решил устроить разнос. Вызвал командира дивизиона и говорит:

– У вас, товарищ капитан 2 ранга, бардак на корабле.

Комдив (он накануне тесно общался с кэпом*), тихо дыша в сторону, командиру:

– Николай Николаевич, почему у вас на корабле бардак?

Командир, почти не дыша:

– Так, товарищ адмирал, люди ходят в море, стойко переносят тяготы и лишения, а им даже «морских» не платят. Как можно с них требовать лишнее?

Адмирал строго:

– Так, все понятно. Продолжим разговор в каюте командира.

И продолжили. А почему бы и не поговорить, если только «на сплочение сдаточной команды и командования корабля» руководство Средне-Невского судостроительного завода, который и строил наш тральщик, выделило 40 кг чистейшего спирта! И хранилась эта священная канистра, естественно, в каюте командира. Так что на следующее утро столичный адмирал выглядел нисколько не лучше механика, минера и штурмана, не говоря уже о комдиве и командире. Да и претензий к офицерскому составу «Марсового» у адмирала уже не было.

После того как «Марсовый» продали, а меня перевели в Балтийск, на малый разведывательный корабль «Линза», вообще началась финансовая лафа. Каждые три месяца – боевая служба на такой же срок. А каждый день в море – это 1 бон* и 5 копеек. А один бон легко можно было обменять у барыг возле «Альбатроса» (магазина иностранных товаров) рублей на 10, а при удаче – на все 15. Но главное – в «Альбатросе» можно было приодеться, купить забугорные сигареты и т. д. Помнится, тогда появились японские сигареты с угольным фильтром. Это вообще песня! Угостил девушку заморским чудом – и все, твоя!

Вся эта благодать закончилась, естественно, с развалом Союза, появлением талонов на алкоголь, стиральный порошок и прочие радости бытия. Это «время перемен» я встретил в Латвии, которую Михаил Сергеевич Горбачев оперативно отпустил в свободное плавание к берегам чуждого нам тогда Запада. Латвия быстро избавилась от советских банкнот (несколько вагонов с которыми, кстати, были отправлены в дудаевскую Чечню) и перешла на временную валюту. Это были «репшики» (Банк Латвии как раз возглавил местный националист Эйнарс Репше, физик по специальности). Один «репшик» приравнивался к двум сотням «деревянных». А так как зарплату нам в Рижский военно-морской гарнизон присылали в рублях, их нужно было обменивать. Благо структур, занимающихся этим, хватало. А начфину нашему Анатолию Кузнецову был позволен определенный люфт в этом плане. Вот он и искал конторы, где подешевле выходило. И нашел-таки одну.

Деньги менять нужно было немалые – все таки зарплата на пару тысяч «штыков», большинство из которых офицеры. Так что Толя выехал на рандеву в сопровождении начальника отдела артиллерийского и минного вооружения тыла бригады капитана 3 ранга Александра Пархомчука. Тут необходимо небольшое отступление. Саша Пархомчук – это 140 кг живого веса (более двух метров в длину), с кулаками размером в пудовую гирю. Уже после увольнения в запас Саша работал инструктором авиационного клуба в Боровичах. На мой вопрос: «Саня, а в чем твоя главная обязанность?» – он отвечал так: «Андрюха, я работаю с юными парашютистами. Мы взлетаем, открываем дверь, и они должны прыгнуть. Некоторые почему-то боятся. Тут выхожу я, и они уже через секунду оказываются в небе».

Поехали на встречу с коммерсантами на стареньком «Москвиче» (как Пархомчук туда помещался, до сих пор не понимаю), припарковались, Толя пошел первым, а Саша чуть задержался. В кабинете бизнесмена (красный пиджак, пальцы веером) стали меняться денежками. После обмена человек в красном неожиданно и несколько по-хамски говорит Толе Кузнецову: «Вы извините, но у вас недоплата». И называет какую-то убийственную сумму. Толя в шоке: что-что, а считать-то он умеет.

И тут появляются те самые 140 кг живого веса, в шинели, перепоясанной портупеей, из которой торчит рукоятка пистолета Макарова. Саша Пархомчук не спеша идет к столу, за которым и ведутся переговоры на высочайшем уровне. И тут из-под шинельки у него неожиданно вываливается Ф-1, то есть «ручная противопехотная оборонительная граната». Предназначенная, если верить инструкции, для поражения живой силы в оборонительном бою и метать которую, как известно, из-за значительного радиуса разлета осколков рекомендуется только из укрытия, бронетранспортера или танка.

Человек в красном становится человеком в белом. То есть бледнеет. Мгновенно ныряет под стол, неведомым образом достает оттуда пачку рублей и говорит с дрожью в голосе: «Извините, упали случайно. Все нормально, никаких вопросов».

На том и разошлись. Потому что для советского офицера не деньги главное. Главное, чтобы любимый город мог спать спокойно.

 

От смелых отскакивает

Почему два военно-морских курсанта и лопата заменяют экскаватор

На флоте, как известно, рабочий (то есть служебный) день не нормированный. И выходные никому не гарантированы. На эту тему есть старый флотский анекдот.

Собирает командир командный состав в кают-компании:

– Товарищи офицеры, с этого дня переходим на новый график службы. В субботу и воскресенье – выходной. В понедельник отдых от выходных. Во вторник – подготовка к рабочей неделе. Среда – рабочий день. Четверг – отдых после рабочего дня. Пятница – подготовка к выходным.

Возмущенный возглас лейтенанта с галерки:

– Так что, товарищ командир, и долго мы еще по средам вкалывать будем?

В общем, если хочешь поработать, ляг, поспи – и все пройдет. Благо на флоте есть адмиральский час. Но это, конечно, только в анекдоте.

Для человека в погонах праздники, они как мед – вроде бы есть и все-таки их нет. Потому что бдим, граница на замке, враг не пройдет и т. д.

Не знаю, как сейчас, а в советские времена с бдительностью было строго. Во всех планах.

Помнится, доставили нам из политотдела шикарные портреты генерального секретаря – в маршальской форме, при орденах во всю грудь, естественно. На плотной глянцевой бумаге, в цвете, в общем, красота неописуемая. Я ими, то есть портретами, тут же обклеил свою каюту и все кубрики. Через неделю телефонограмма из того же политотдела – снять немедленно! И тут же прибежал замполит дивизиона, портретики конфисковал, ничего не объяснив. Вскоре выяснилось: у Леонида нашего Ильича на мундире клапан кармана, как говорится, в карман залез. А уже через пару недель доставили на наше корыто новый портрет, где все по уставу.

Политотдельцы у нас всегда были главными по бдительности. Бдили, как говорится, до потери пульса.

Как-то пришел один такой бдительный капраз к нам на «Линзу» проверять политзанятия. И получил я тут же строгий выговор. А почему? А потому что на самодельном плакате, вывешенном в кубрике, было написано: «Согласно решениям съезда КПСС в 1980 году в стране будет выработано 1 триллион 294 миллиарда кВт/ч электроэнергии».

– Вы что это, товарищ старший лейтенант, – возмутился проверяющий, – искажаете решения партии? Кто вам дал на это право? В решениях съезда ясно написано (достает брошюрку), что «в стране будет выработано 1294 миллиарда кВт/ч электроэнергии». И никаких триллионов!

Такая вот партийная арифметика.

Кстати, о капразах. Именно тогда у них появилась «шапка с ручкой». То есть до этого капитанам 1 ранга (и, естественно, адмиралам) полагалась каракулевая привычная шапка-ушанка. И тут неожиданно к каракулевой шапке приделали козырек, как у фуражки.

Говорят, дело было так. Приехал в Москву с визитом Шарль де Голль. И подарил нашему министру обороны Андрею Антоновичу Гречко свою знаменитую деголлевку. А потом к маршалу зашел главком ВМФ СССР Сергей Георгиевич Горшков. И напялил маршал в порыве добрых эмоций адмиралу на лысую голову подарок из Франции. И сказал, как говорится, что это хорошо. Так у наших адмиралов и капразов появилась «шапка с ручкой». Но это к слову.

Потому что по шапке давали без всяких ручек. У нас же на флоте что главное? Правильно, наказать невиновных, наградить неучаствовавших. На том и стояли. Главное – меньше инициативы. Потому что инициатива на флоте наказуема. Я это еще в училище понял.

Помнится, Валере Бородину, когда мы учились еще на третьем курсе Калининградской военно-морской бурсы, отец-моряк из загранрейса набор фломастеров привез. Страшно дефицитная по тем временам штука. А в наборе целая дюжина цветов. И как-то на занятиях по самоподготовке Валера проснулся. И осенила его оригинальная идея.

– А давайте, мужики, – говорит Валера, – кому-нибудь жопу фломастерами разрисуем!

Угадайте с трех раз, кого тут же скрутили и кто покинул класс с задницей в цветах радуги?

Так что меньше инициативы, больше находчивости. Офицеру без находчивости – ну просто никак. И есть идеальные примеры такой находчивости.

В 1980 году наш славный экипаж принимал от нашей не менее славной судопромышленности ранее упомянутый морской тральщик «Марсовый», чтобы потом передать его в заботливые руки полковника Муаммара Каддафи. Корабль стоял в Питере у стенки на Средне-Невском заводе, а вход на территорию предприятия охраняли сотрудницы вневедомственной охраны. Суровые, скажем так, дамы. Мы их называли «стражами Балтики». Когда наш командир БЧ-5 Олег Николаевич Пляц после выходного пытался пройти через КПП, чтобы приступить к исполнению служебных обязанностей, строгие тетки (с Макаровым в кобуре) обнаружили на его торсе некую выпуклость. Это были пол-литра «Московской», которые мех пытался пронести на корабль.

После этого случился такой диалог:

– Товарищ капитан-лейтенант, пронос спиртного на территорию завода категорически запрещен.

– А я все равно пронесу!

– Нет, не пронесете!

– Пронесу, даже не сомневайтесь…

После чего механик достал ту самую «Московскую», сорвал с нее бескозырку (ветераны помнят, что именно так называли крышечку к водочной бутылке) и на одном дыхании влил в себя содержимое. Ткнул рукой турникет и снисходительно заявил изумленным вохровкам:

– Я же говорил, что пронесу!

Правда, в итоге мы все равно механику настучали по шапке. Водку-то он нам нес.

Но ведь тут что главное? Находчивость. И оптимизм. Помнится, на четвертом курсе проходили мы стажировку на Черноморском флоте. Стою на ГКП (главном командном пункте) большого противолодочного корабля «Красный Кавказ», исполняя обязанности дублера вахтенного офицера. А перед самым мостиком крутится антенна радиолокационной станции. Я к командиру осторожно так с вопросом:

– Товарищ капитан 3 ранга, а это не опасно (ну, с точки зрения мужской потенции, естественно), что РЛС так близко?

И получаю четкий ответ:

– Ты что дрейфишь, курсант? От смелых отскакивает!

С тех пор я уже на флоте ничего не боялся. И уж тем более командиров.

Был у нас командиром дивизиона капитан 2 ранга Николай Добродеев. По прозвищу Аздеев. Для бестолковых сухопутных читателей поясню. Поднятый флаг «Добро» на флоте означает «Да. Согласен. Разрешаю. Имею». А флаг «Аз» читается как «Не. Нет. Не согласен. Не разрешаю. Не имею». Когда подчиненные приходили к Добродееву с какой-либо просьбой (мол, товарищ командир, прошу добро на что-то…), он отвечал коротко: «Аз!» И все все понимали. И вылетали из кабинета, потому что в расшифровке флага «Добро» наш комдив признавал только слово «имею».

Как-то супруга Добродеева куда-то уехала, а ему приказала своего любимого пуделя в собачью парикмахерскую сводить. И выдала на эти цели аж 15 рублей. А тут в гости к комдиву зашел начальник штаба нашего доблестного дивизиона. И решили они, что способны сами пуделя (медалиста, победителя множества собачьих выставок, между прочим) постричь, сэкономив таким образом средства на маленький домашний банкет.

Ну, логика тут понятна. Флотский офицер с училищных времен учится не только определять место корабля в море и стрелять из пушки. Большую часть времени в училище будущий офицер флота занимается рытьем канав, чисткой картошки, уборкой снега, строительными работами и прочими далекими от боеготовности вещами. У нас в училище говорили так: «Два курсанта и лопата заменяют экскаватор». Так что комдив и начальник штаба не сомневались, что без проблем постригут пуделя и все будет, как и положено на флоте, по высшему разряду. Но для начала они приняли по 250. И начали, естественно, обсуждать флотские проблемы…

В итоге о пуделе вспомнили, когда уже приняли еще, мягко говоря, «по несколько капель». В общем, в собаченцию не столько стригли, сколько брили. А утром из командировки приехала жена комдива. И на службу он на следующий день не вышел – ждал, когда синяк под глазом исчезнет. Потому что жена офицера тоже во флажном семафоре разбирается. Что «имеем», то имеем…

 

Воля в узелке

Как на советском флоте сочетали высокую нравственность с высокой боеготовностью

Женская тема на флоте не просто актуальна, а весьма болезненна. Тут как-то накануне очередного празднования 8 Марта неназванный высокопоставленный представитель Главного штаба ВМФ заявил, что женщины в России в отличие от загнивающего Запада пока на боевых кораблях служить не будут. Мол, «корабль предназначен для морского боя, а на флоте с большой заботой и вниманием относятся к женщинам». Да и нужных бытовых условий нет.

Поэтому что для флотского офицера главное, когда он в море? Главное, волю в узелок завязать. Потому что три месяца, а у кого-то и поболее, без дам-с, без женской ласки и т. д. Это вам не на гражданском флоте. Там пришвартовался где-нибудь в Буэнос-Айресе или в каком-либо ином жарком порту, сошел на берег и, как поется в песне: «Ему всегда нальют вино. / Когда моряк на берегу, / Все девушки бегут к нему/ – Они сигают из штанов, / Меняя деньги на любовь». Не говоря уже о том, что на гражданском флоте и буфетчицы есть, как говорится, на худой конец.

На военном флоте все строго. Сход только (по крайней мере в советское время) в дружественных государствах, то есть в странах Варшавского договора (плюс Куба, Вьетнам и там еще парочка государств где-то в тьмутаракани), но туда еще дойти надо, а это не всем удается. А на Балтике, к примеру, заход только в Польшу. То есть в Свиноуйсьце. Но, как говорится, «курица не птица, Польша не заграница». Девушки красивые попадаются, конечно, но дальше-то что, когда даже в те времена, когда здесь была наша база ВМФ, в кафе местного Дома офицеров служившие здесь попить пивка заходили только вдвоем. Втроем – никак нельзя. Потому что если пьешь втроем, никогда не узнаешь, кто тебя особистам* заложил. А когда вдвоем пьешь – все понятно.

Ну, а тут еще проблема «облико аморале», как говорится. И, конечно же, бдительности. Как говорил наш флагманский особист Александр Иванович Шилов (знаковая фамилия на флоте) нашему командиру БЧ-5 Диме Бенеманскому: «Бенеманский, тебя вчера в кабаке видели с Машкой. Это не страшно. Но вот если бы я тебя увидел с Мэри…»

Естественно, для особиста главное не нравственность, а чтобы механик Дима какой-нибудь чужеродной Мэри не выдал секреты нашего сторожевого корабля «Туман», по своим тактико-технических данным не слишком далеко ушедшего от кораблей Первой мировой войны. А вот вышестоящие политработники безнравственность приравнивали к измене Родине. Помнится, замполит нашего отряда (не пионерского, а отдельного морского радиотехнического) Сергей Платонович Шпак на очередном разборе полетов заявил мне:

– Старший лейтенант Рискин! По моим данным, вы ведете аморальный образ жизни.

– Это как, товарищ капитана 2 ранга? Я же холостой, как я могу вести аморальный образ жизни? Расскажите, пожалуйста…

Тут даже Шпак не нашел, что ответить.

Кстати, неправильный образ жизни – это же не только аморальное поведение. На итоговой партийной конференции в отряде (он в Балтийске базировался на горке, чтобы до него добраться от нашего дивизиона, нужно через весь город топать) командир всех наших подразделений «мохнатых ушей» капитан 1 ранга Владимир Степанович Висовень речь толкал:

– Товарищи коммунисты! Это безобразие – каждый офицер, которого вызывают в отряд, считает своим долгом на полпути, возле кинотеатра, остановиться у вонючего пивного ларька и хлебать там вонючее пиво. Это не просто бардак, это архибардак!

После конференции возвращаемся на корабль тем же маршрутом, естественно, строем. И что мы видим? Стоит возле кинотеатра командирский «козлик», а командир отряда Висовень и замполит отряда Шпак стоят у этого самого «вонючего ларька» и с видимым удовольствием пьют это самое «вонючее пиво». Личным примером, так сказать…

Да, история борьбы за нравственность и примерное поведение на этом не закончилась. Вскоре у нас нового командира дивизиона назначили – капитана 3 ранга Вячеслава Викторовича Беляева. И он сразу же стал дисциплину приводить «в должный порядок». И приказ соответствующий издал. Мол, всем офицерам, не имеющим жилья, прибывать на корабль после схода не позднее 24.00. Но так как ни Корабельным уставом, ни каким другим документом подобные ограничения не предусмотрены (да и по иным причинам), я после очередного схода прибыл на борт только ранним утром, естественно, до подъема флага.

А после подъема флага, меня, что называется, вызвали на вздрючку в штабной вагончик, где собрался офицерский состав нашего дивизиона. Дальше случился дивный диалог:

– Старший лейтенант Рискин, вы почему нарушили мой приказ?

– Виноват, товарищ капитан 3 ранга. Больше не повторится. А завтра вы старший по дивизиону?

– Да, и что из этого?

– Тогда не могли бы вы мне дать ваш домашний адрес?

– Это зачем еще?

– Ну, вы понимаете, выхожу я из ресторана, а на корабль до полуночи не успеваю. Тогда я к вам домой ночевать приду. Чтобы вашего приказа не нарушать.

Через пару дней комдив приказ свой отменил…

Ну, а вообще-то главная бытовая заповедь на флоте проста. Если семья мешает службе, бросай семью. Если служба мешает семье – бросай службу. Гениальная, на мой взгляд, формула. Потому что все, как в старом флотском анекдоте. Сидит командир в своей каюте, вызывает вестового:

– Так, боец, сходи в кают-компанию, послушай, о чем господа офицеры говорят…

Через пять минут моряк докладывает:

– О бабах, товарищ командир.

– Хорошо.

Через полчаса командир опять посылает вестового в кают-компанию. Тот по возвращении докладывает:

– Все о бабах говорят, товарищи командир.

Еще через час кэп в очередной раз отправляет вестового в кают-компанию с тем же заданием. Моряк возвращается и сообщает:

– О службе говорят, товарищ командир.

Командир в недоумении стучит кулаком по столу:

– Блин, и когда успели нажраться? Я же весь вечер на корабле торчу!

А представляете, что было бы, если бы на борту дамы находились? Так что правильно в Главном штабе рассудили. Не время еще. И не в том дело, что, как говорится, женщина на корабле – к несчастью. Так что никакого сексизма. Кстати, в 1562 году король Дании Фредерик II якобы издал довольно свирепый закон, который гласил: «Для женщин и свиней доступ на корабли Его Величества запрещен. Если же они будут обнаружены на корабле, незамедлительно следует выбросить оных за борт». А сейчас в ВМС Дании женщины могут даже на подводных лодках служить. Правда, у них сегодня в боевом составе ни одной субмарины нет, так что все это не так уж и важно.

 

На флоте бабочек не ловят

Про белую кость, брагу в огнетушителе и военно-морские розыгрыши

Служба на флоте чем хороша? Ну не тем же, что качает. Значит, юмором и соответственно хорошим настроением. А как его создать? Очень легко – надо разыграть товарища по службе. Конечно, продувание макарон (чтобы были по настоящему по-флотски), питье чая на клотике и заточка напильником якоря (чтобы лучше в грунт входил) – это уже в прошлом, на это никого не купишь (спасибо писателям-маринистам). Приходится каждый раз придумывать что-то новое.

Меня разыграли уже на второй день службы на моем первом «железе» – сторожевом корабле 50-го проекта «Туман». В первый день старшие товарищи были заняты – разводили меня на ресторан. Это у них получилось. Кстати, во много благодаря тому, что я особо не сопротивлялся. Успешно сдав на «допуск к столу», что обошлось мне в последние 25 рублей, на следующий день я приступил к изучению матчасти, то есть устройства корабля и т. д., чтобы безболезненно сдать зачеты и получить почетное право дежурить по кораблю и нести службу вахтенным офицером.

Первым вызвался помочь командир БЧ-5 старший лейтенант Дима Бенеманский.

– Так, Андрюха, – сказал Дима. – Для начала ты должен заполнить книжку «Боевой номер» и принести ее командиру. А уже потом – все остальное. Типа где какие перегородки, шпангоуты и прочая хрень.

И вручил мне эту самую книжечку. Которую я добросовестно заполнял целый день. Записывая в нее все свои действия по тревоге, на объекте приборки (меня уже успели назначить старшим по офицерскому отсеку), в случае пожара и т. д.

Вечером постучался в каюту кэпа:

– Товарищ командир! Лейтенант Рискин книжку «Боевой номер» заполнил.

И с гордым видом вручил командиру плод целого дня работы. Командир книжку даже не раскрыл:

– Лейтенант, итти твою маковку! Тебя чему в училище учили? Книжка «Боевой номер» – это для личного состава срочной службы. Тебя что, в матросы разжаловать? Уйди с глаз моих и на берег ни ногой, пока не сдашь мне лично зачет по Корабельному уставу!

Но я легко отделался. Вскоре на «Туман» прибыл новый корабельный врач – лейтенант медицинской службы Саня Курочка. Тогда еще святой человек. Святее всех святых.

Во время первого же его выхода в море, когда старшим на борту был командир Лиепайской военно-морской базы контрадмирал Олег Шадрич, к Курочке подошел наш дивизионный связист – известный раздолбай и пьяница Костя Ковров:

– Дело, док, такое… Меня с должности снимают. Ну, сам понимаешь, за разврат, за пьянство, за дебош. Пока в дивизион не пришлют нового связиста, будешь исполнять мои обязанности. Документы к передаче тебе я приготовил. Осталось только акт приемки подписать.

После чего Костя скрылся на боевом посту ЗАС (засекреченной связи), куда Курочка, естественно, прорваться не смог. Зато прорвался на главный командный пост – в боевую рубку. Там как раз мирно беседовали наш командир Сергей Сергеевич Степанов и адмирал Шадрич.

– Товарищ командир! – с ходу возмутился док, даже забыв спросить разрешения войти и не обратив никакого внимания на командира базы. – Я не могу исполнять обязанности дивизионного связиста! У меня своих дел хватает! Я еще не проверил состояние амбулатории, да и медикаментов у меня некомплект…

В итоге адмирал вставил всем. По полной программе. И командиру, и связисту. Всем, разумеется, кроме дока. Ему по неопытности и молодости все простили…

Кстати, на флоте – это вам не в пехоте. На флоте нечто вроде демократии в этом плане. Тут даже морякам срочной службы дозволено порой разыгрывать офицеров. И, как правило, никто не в обиде. Потому что в море все равны: все на маленькой территории, у всех одинаковая пайка, все добросовестно несут вахту – четыре часа через четыре.

Старпома (на кораблях 3 ранга нет старпомов, есть только помощники командира, но традиционно их называют старпомами) малого разведывательного корабля «Линза» капитан-лейтенанта Валеру Носулю, насколько помню, только во время одной боевой службы моряки подкололи дважды. Сначала к нему в каюту с убитым видом пришел сигнальщик Сорокин и доложил, что уронил за борт бинокль.

Тут надо отметить два фактора. Во-первых, бинокль числился за старпомом. Во-вторых, просто так списать бинокль невозможно. За его пропажу (видимо, из-за дефицитности) взыскивали в 10-кратном размере. И этот размер был гораздо больше двухмесячного жалованья (у военных моряков не зарплата, а жалованье, то есть то, что государство им жалует от щедрот своих) Валеры.

Старпом ходил убитый целый день, пока над ним не сжалились и не сообщили, что это была лишь шутка. Сигнальщик Сорокин, естественно, наказан не был. Разве в море накажешь? Все и так при деле – то на вахте, то на приборке… Да и как можно обижаться на матроса?

Правда, следующее издевательство над старпомом было более изощренным. Кто-то из матросов пустил слух, что личный состав корабля добросовестно готовится отметить «100 дней до приказа» (об увольнении в запас отслуживших свое срочников). И якобы для этих целей годками, то есть старослужащими, заготовлена брага, которая зреет не первый день. И, более того, даже известно, где эта брага повышает градус – в корпусах огнетушителей. Бедный Валера Носуля целый день их вскрывал. Но, увы, ничего не нашел. После чего целые сутки на нашем корыте каждые час-полтора играли пожарную тревогу. Все бегали в противогазах, взмыленные и охреневшие, и тушили ранее упомянутыми огнетушителями неожиданно возникающие «очаги пожара». Процессом не без удовольствия руководил старпом.

Впрочем, на флоте и без розыгрышей скучать не приходится. Всем известна фраза: «На флоте бабочек не ловят». Но ведь никто не говорит, что «в авиации бабочек не ловят» или там «в пехоте бабочек не ловят». Все правильно, потому что флот – это белая кость. Про это даже анекдот есть.

Решила девушка познакомиться с молодым и культурным человеком. Где такого взять? Конечно, в военной бурсе. И пошла она в училище Сухопутных войск. Смотрит, два курсантика пехотных третьего, который в черной форме, тащат. За ноги. А тот мордой в грязи, кривой, как банан, лепечет что-то.

– Ребята, – говорит девица, – мне сказали, что у вас в училище курсанты такие культурные, приличные…

– Кто вам такую чушь сказал? – отвечают двое, которые еще на ногах стоят. – Нет у нас интеллигентов и не было никогда. Мы же пехота, сапоги, как говорится. Вечно в окопах. Вы бы, милая, лучше в военно-морское училище пошли. Вот там интеллигенты, там белая кость…

Тот, которого тащили по земле, заплетающимся языком:

– Да, мы – белая кость!

Однокашник Николай Чистяков, прочитав эту байку, отписал: «С праздником, Андрюня! А мы в Таллине, когда я служил на СКР* «Росомаха», помохе*, который за командира остался, приделали ментовскую кокарду. Он с ней к комдиву сходил. Угорали от смеха два дня. А заму я в борщ патрон от Калашникова подложил, а потом еще и в котлету. Тоже надо было посмотреть… И два перекрещенных языка на погоны приделали (за маленькую шила нам на заводе судоремонтном такую эмблему сделали). Мужик, правда, был хороший, не обижался. Бухал сильно, поэтому капитаном и ушел».

 

Балтийцы идут только вперед

 

О флотском оптимизме и самой главной тайне Страны Советов

В военно-морской службе что главное? Правильно, всегда сохранять оптимизм. Потому что пессимисты на флоте не живут. Они вымирают, как мамонты. Оптимизм прививается с училищной скамьи. Он вбивается в тебя нарядами на службу (максимум пять, в основном дневальным), нарядами на работу (те же пять «экземпляров», когда все уже спят, а ты драишь унитазы и писсуары в гальюне) и строевыми занятиями. Не случайно, видимо, в нашем Калининградском высшем военно-морском училище плац был больше Красной площади. Для чего начальник училища контр-адмирал Владимир Степанович Пилипенко даже приказал несколько строений снести. И топтали мы его, этот плац, с утра до вечера. Но, как известно, трудно бывает только первые два года службы. Потом пессимизм куда-то уходит, а оптимизм заполняет твою душу. И все – ты к службе готов. И к сопровождающим ее сюрпризам.

 

Бывает…

Капитан 3 ранга Никон Васильев, флагманский специалист РТС рижской бригады охраны водного района. Дежурит по бригаде. Высокий, как каланча. Проходя по штабному коридору, слегка наклоняет влево голову – чтобы не задеть плафоны на потолке. Спокойный, флегматичный. До пенсии – всего ничего. Все в этой жизни видел, ничему не удивляется. Следует в кабинет оперативного дежурного. По дороге встречает заполошного мичмана – помощника оперативного дежурного, панически кричащего на ходу:

– Товарищ капитан 3 ранга! У нас ЧП. Моряка током убило!

Васильев, не замедляя движения, спокойным тоном:

– Ну что ж, будем хоронить…

 

Инструктаж по-флотски

Капитан 1 ранга Юрий Николаевич Барышев – начальник тыла Рижского военно-морского гарнизона, проводит разбор полетов. Злой, как тысяча чертей. Потому что приехала комиссия из штаба флота, а у кого-то из тыловиков инструкция по чему-то там оказалась хреново написана. Барышев ходит перед строем офицеров-тыловиков. И учит их писать инструкции:

– Я, мать вашу, не понимаю, в чем тут проблема? Какие, на хрен, сложности? Это же элементарно. Даже инструкцию о том, как офицер должен ходить на толчок, можно за пять минут составить.

В строю нервный смех. Барышев:

– Всем через пять минут собраться в учебном кабинете, при себе иметь секретные тетради и ручки.

Через пять минут в кабинете:

– Я вас научу правильно срать! Итак, всем записывать. Пункт первый. При первом позыве офицер должен выяснить, в каком направлении находится гальюн, и следовать к нему кратчайшим курсом. Пункт второй. Зайдя в гальюн, офицер должен проверить наличие пипифакса, то есть газеты «Страж Балтики» в ящичке рядом с дучкой. Пункт третий. Перед тем как принять позу орла, офицер должен сделать все, если он при оружии, чтобы не утопить в говне пистолет. Пункт четвертый. Избавившись от говна, офицер берет правой рукой газету «Страж Балтики» и тщательно мнет ее… При этом он встает в позу сорвавшего со старта спринтера и…

В общем, диктовал нам инструкцию Барышев не менее получаса. Он ни разу не запнулся. Мы добросовестно записывали…

 

Балтийцы не сдаются

Саша Дремов, молодой лейтенант, после окончания училища прибыл служить командиром БЧ-5 в дивизион торпедных катеров. Тут надо заметить, что на катерах существует так называемая система реверса. То есть гребной вал крутится только в одну сторону, а чтобы дать задний ход, нужен редуктор, то есть такая штука, которая меняет направление вращения вала и, соответственно, винта в другую сторону. Ну, принял Саня свой первый «корвет» у предшественника, доверившись старому морскому волку (уже имеющему за кормой целый год службы), а вскоре выяснил, что реверс-то не работает. То есть вперед двигаться катер может, а вот назад…

Взволнованный (как же в море-то выходить?) Саня несется в штабной вагончик, где за столом мирно дремлет дивизионный механик – уставший и умудренный опытом каплей*.

– Товарищ капитан-лейтенант! – чуть ли не кричит Дремов. – У меня реверс не работает!

Дивизионный механик просыпается:

– Ты чего паникуешь? Какой, к чертям собачьим, задний реверс? Он тебе нужен? Запомни, салага, балтийцы идут только вперед!

 

Крысиный король Володя Конышев

Всем известно, что крысы на корабле непобедимы. Говорят, есть только один способ борьбы с ними – вырастить крысиного короля. Делается это просто: в железную бочку бросается с десяток пойманных крыс. Бочка надежно закрывается крышкой. В итоге, согласно теории Дарвина, побеждает сильнейший, сожравший с голодухи собратьев. Он приобретает определенный инстинкт. После чего крысиного короля выпускают на волю и он начинает жрать сородичей.

Не знаю, насколько эта история реальна, но мы на морском тральщике «Марсовый» решили вырастить «крысиного короля» среди личного состава. Выбрали для этого старшину второй статьи Володю Конышева. Исходили, во-первых, из того, что парень любвеобильный, во-вторых, он имел второй разряд по боксу в полутяжелом весе. В рамках эксперимента регулярно давали ему добро на сход, то есть в увольнение. Но как только на тральце кто-то из моряков залетал, к примеру, уходил в самоход или же попадал в комендатуру по пьяной лавочке, сход Конышеву тут же дробили. А на его закономерный вопрос: «А я тут при чем?», отвечали: «Извини, Володя, но в экипаже все друг от друга зависят». На следующий день на подъеме флага у нарушителя, как правило, обнаруживался приличный фингал, а уровень дисциплины на корабле рос неимоверно. И мы с чистой совестью давали Конышеву добро на очередной сход.

 

О запретной травке

Старшего лейтенанта Серегу Лукшича, в то время помощника командира сторожевого корабля Северного флота, отправили в командировку. В солнечный Баку за молодым пополнением.

Набрав пополнение и устроив его в казарме, Серега решил расслабиться. И заодно, раз уж он на юге, попробовать что-то запретное. А именно: покурить сигарету с травкой. Долго ходил по местному рынку, пока его не свели с нужным человеком, который в условиях строжайшей конспирации продал Сереге две сигареты (похожие на «Приму») с той самой травкой. За 10 рублей.

Пришел Лукшич в гостиницу, где обитал, и, предвкушая исключительный кайф, глубоко затянулся. И еще. И еще разок. Когда чинарик уже обжигал пальцы, Серега все еще ждал кайфа. Но никакого эффекта. И тогда Серега закурил вторую сигарету. И с тем же результатом. И лишь тогда он понял, что это и была «Прима».

– Вот же скоты! – жаловался потом Лукшич. – Я же на червонец мог купить две бутылки водки, да еще и на «Бычки в томате» хватило бы…

 

Куда ни глянешь…

Балтийское море. Вокруг тишь и благодать. На палубу выходит лейтенант Серега Бортулев. Широко разводит руки и поет с чувством:

– На корабле мы, как на острове, живем, куда ни глянешь, блядь, море плещется кругом…

Но это когда хорошая погода. А на море она редко бывает. Поэтому, когда я слышал слова из песни «моряку даны для счастья две любви – земля и море», мне очень хотелось поставить автора слов рядом со мной, на мостик. И сюда же доставить Алису Фрейндлих с ее «у природы нет плохой погоды, каждая погода – благодать». Пусть покормят рыбок с нами.

 

Главное – боевая подготовка

В годы развала СССР в нашей флотской газете «Страж Балтики», той самой, которую капитан 1 ранга Барышев советовал использовать как пипифакс, была большая проблема с цинком. Печать-то была высокая. То есть не как ныне – офсет, компьютеры и т. д. А на последней страничке по традиции должен был быть кроссворд. И был он, естественно, из-за дефицита цинка, одинаковой формы. Так что в обязанность дежурного редактора входило этот самый кроссворд составлять.

Кроссворд, естественно, получался примитивный… Для моряков первого года службы. Вопросы типа «самая высокая точка на корабле» (клотик) или «носовая часть корабля» (бак). А тут кто-то из дежурных ошибся. Клеточек было пять, а слово, которое нужно было вписать, оказалось из шести букв. И на следующее утро в кабинете заместителя главного редактора «Стражухи» капитана 2 ранга Володи Брица раздался звонок:

– Это начальник отдела боевой подготовки флота капитан 1 ранга…

Володя, естественно, представился. И стал слушать:

– Товарищ капитан 2 ранга! Что у вас за бардак в газете? Мы всем отделом все утро пытались разгадать ваш кроссворд, но ничего не получилось. У вас явно какая-то ошибка. Тут должно быть шесть клеточек, а у вас пять!

И тут Бриц не выдержал:

– Товарищ капитан 1 ранга, а у вас в отделе, что, нечем больше заняться, кроме как кроссворды для моряков первого года службы разгадывать? У нас с боевой подготовкой на флоте, получается, все отлично?

Брицу объявили строгий выговор от командующего флотом за оскорбление старшего по званию. И правильно – нечего бдительность терять в разговоре с начальниками.

Потому что бдительность – это наше оружие. У нас же на флоте в каждом кубрике плакаты висели: «Бдительность – наше оружие!» Враг долго не мог понять, что это за такое страшное оружие – бдительность. А когда супостат выявил эту самую главную тайну Страны Советов, тогда все и началось…

 

Праздников много, а печень – одна

Главное – составить календарь «Повод всегда есть»

Приятная новость для ветеранов военной службы. В Министерстве обороны России, как сообщил председатель совета Общероссийской общественной организации ветеранов армии и флота генерал армии Виктор Ермаков, завершена проработка документов, связанных с учреждением нового памятного дня – Дня ветеранов Вооруженных сил.

Новый памятный день планируется отмечать ежегодно 20 мая. Именно в этот день в 1976 году Верховный Совет СССР учредил медаль «Ветеран Вооруженных сил СССР». Я лично двумя руками «за». Потому что явно не хватает праздников в нашей суровой жизни, измученной санкциями и импортозамещением. Жаль, правда, что на май праздник наметили. В мае и без того есть что отмечать. Я, к примеру, как обнаружил в ежедневнике за 2015 год (издание «Единой России») раздел «Государственные и отраслевые праздники, значимые даты», так тут же составил свой календарь. И назвал его «Повод всегда есть». Потому что пить без повода – просто грех.

Начнем, конечно же, с января. Ну, тут все понятно. Страна гудит первые две недели, но потом-то начинаются проблемы. А тут бах – День штурмана ВМФ (25 января). А почти каждый флотский офицер если не на мостике вахту нес, то в училище штурманскому делу обучался, вел прокладку*, место определял, в компас смотрел. В общем, как говорил Жванецкий, «ставим птицу» (в смысле – галку).

С февралем проще. 10 февраля, как известно, День дипломатического работника. А каждый офицер – дипломат в душе (ну, где-то очень глубоко). Тут ведь что важно – с начальством вести себя дипломатично. У меня это не слишком получалось, к сожалению. Помнится, накануне очередного Дня ВМФ присвоили мне звание капитана 3 ранга. Командир части в неофициальной, но весьма теплой обстановке тут же вручил мне новенькие погоны. Обмыли мы, естественно, мою первую большую звездочку с большим энтузиазмом. А на следующий день замполит тыла (а служил я тогда на минно-торпедном складе), которого я с похмелья вроде как послал куда подальше, заставил меня новенькие погоны снять. Мол, не было у вашего командира таких полномочий – звание вам повышать. И я опять нацепил на себя погоны капитан-лейтенанта. Вернули мне погоны с большой звездочкой лишь через двое суток. Друзья были в шоке. Один день – каплей, второй – каптри, третий – опять каплей, четвертый – снова каптри…

Да просто не надо начальника посылать!

Далее следует Международный день родного языка (21 февраля). Родным языком, то есть русским, мы, офицеры, владеем, но, конечно же, несколько хуже флотского и матерного (что в принципе одно и то же). Зато кто из гражданских без запинки выговорит такие вот фразы: «Обмундирование чистить и починять, команде мыться в бане», «Медь драить, резину белить, барашки расходить и смазать», «На бурундуки и выстрел-брасы», «Выстрел-топенанты (гордени) травить (выбирать)»… А главное: «Пошел бурундуки!»

А тут и 23 февраля на подходе – ныне День защитника Отечества, для тех, кто служил в СССР, – День Советской Армии и Военно-морского флота. Это день вручения грамот и медалек.

Март, увы, месяц тяжелый. Тут обнаружился только один профессиональный праздник – День работника культуры (25 марта). А то, что флотский офицер – человек глубоко культурный, никто, надеюсь, не сомневается. В общем, как говорил замполит артиллерийского факультета Калининградского высшего военно-морского училища капитан 2 ранга Тиняков, «это вам не панариция от всех бед».

В апреле чуть получше. Ну, с международным Днем смеха все понятно. Потому что «не служил бы я на флоте, если б не было смешно». Ныне молодежь говорит так: «Ржу не могу» (без запятой). Мы ржали круглые сутки, потому что на службе рабочий день не нормированный, а повод посмеяться всегда есть. Стоишь в строю, а перед строем расхаживает целый капитан 1 ранга и строго так внушает: «Это безобразие, матросам не объЯснено, мичмана ходят пьяные, носы у них красные, как огурцы». Тут главное не рассмеяться прямо в строю, а то тебе еще полчаса будут объяснять, кто на флоте старший. Хотя тут все ясно: в уставе, если разобраться, только два параграфа. Первый: начальник всегда прав. Второй: если начальник не прав, смотри параграф первый.

Да, еще в апреле отмечается День работника следственных органов (6 апреля). А каждый офицер хоть раз в жизни был внештатным дознавателем, то есть разбирался с ЧП, в котором был замешан его подчиненный.

Май – это месяц-сказка. Кроме официальных праздничных дней в мае отмечаем День шифровальщика и День водолаза (все – 5 мая), День создания Вооруженных сил РФ (7 мая), День Черноморского флота (13 мая), День Балтийского флота (18 мая). Наконец, День филолога (25 мая) – смотри выше, где про родной язык.

«Андрей! Привет! Был в этом году в Кронштадте на дне Балтийского флота. Позорище невиданное: адмиралов больше, чем кораблей, да и то, что плавало (а плавает сам знаешь что) – кораблями не назовешь, катера, знакомый с курсантских времен «Ярославец» и два буксира. Ну, а когда объявили, что в воздухе авиация Балтийского флота, и я увидел в бреющем полете кукурузник, разбрасывающий листовки, выполненные на туалетной бумаге, с горечью вспомнил слова Петра Первого «Флоту быть!» К сожалению, с нашими теперешними адмиралами эти слова подразумевают несколько другое значение – «Флоту быть… в жопе». Кстати, народу очень пригодились листовки – в парке Петра Первого народу было много, но не было ни одного биотуалета, по маленькому ходили под каждое дерево и даже у памятников, а в кустах в углу парка, спустив наглаженные брюки и задрав белую парадную тужурку, мирно срал капитан 2 ранга, выставив свой голый зад на всеобщее обозрение.

И этой жопе уже было все равно – просто приперло, да и что ей стыдиться взглядов прохожих, за свою службу она, видимо, столько чопиков* перетерпела, что ей уже было не до стыда! Вот такие метаморфозы военно-морского праздника Дня «несуществующего» ныне БФ… Обидно!»

(Из письма однокашника по КВВМУ Сергея Усанкова 18.11.13)

Наконец, Всероссийский день библиотек (27 мая). На эту тему есть старый флотский анекдот. Собрались офицеры в кают-компании накануне дня рождения командира корабля. Обсуждают, что ему подарить. Замполит говорит:

– Да что там мучиться? Всем известно: лучший подарок – это книга.

Старпом:

– Не, книга не пойдет. У него уже есть одна…

День защиты детей в первый день июня мы, конечно же, отмечали чисто символически (дети-то у нас были), граммов по 150, не более, а вот к Дню медицинского работника (15 июня) у меня лично особое отношение. Потому что в море был ассистентом у доктора. Помнится, когда вырезали на боевой службе у одного из матросов аппендикс, все не могли кишки назад засунуть. Пока док не вспомнил, что надо бы подушку больному под спину подложить. И все получилось. А уж как обмывали успех операции! Все-таки медицинский спирт – это вам не технический. Вкус – незабываемый.

Да, чуть не забыл. 28 июня – День изобретателя и рационализатора. Тут даже я преуспел. Три премии по 20 рублей – это сильно. Особенно за «способ крепления стендов по партийно-политической работе на непроницаемые переборки на кораблях проекта «Океан» без нарушения целостности переборок». В общем, повесил стенд, но не позволил кораблю утонуть, – и все, получил два червонца!

Далее следует июль, когда отмечаем День рыбака (а кто треску в море не ловил?). А в последнее воскресенье месяца, конечно же, День ВМФ. Главный праздник настоящего моряка.

В августе просто глухо – разве что 1-го числа отмечаем День тыла Вооруженных сил. Но тыловиков на флоте, как известно, не любят, так что и выпить-то не за кого. Хотя я лично несколько лет прослужил в тылу – на складе минно-торпедного вооружения. И не жалуюсь…

Сентябрь пропускаем за неимением серьезного повода.

А вот октябрь – месяц насыщенный. Увы, начинаем с международного Дня пожилых людей (1 октября). Печально, конечно же, но годы летят. Но зато потом! День моряка-надводника (20 октября), День комсомола (29 октября, а кто из нас не прошел ленинскую школу?). Наконец, День рождения Российского флота и День инженера-механика (30 октября).

В ноябре пьем за День разведчика (5 ноября) – служил же я на малом разведывательном корабле. 19 ноября – День Ракетных войск и артиллерии (все-таки окончил артиллерийский факультет Калининградского высшего военно-морского училища).

На закуску – День морской пехоты (27 ноября). А каждый флотский офицер, будучи курсантом, проходил две недели практики в какой-нибудь бригаде морской пехоты. А главная фишка этой практики – обкатка танком. Впечатление на всю жизнь. Ты в окопе, который копал с друзьями всю ночь, на тебя несется танк ПТ-76 (плавающий танк, вес которого, кстати, 14,5 тонны), переваливается через этот самый окоп, а ты в «корму» этой самой многотонной железяке бросаешь деревянную гранату…

А ведь еще есть 8 Марта, дни рождения, всякие там государственные праздники. В общем-то, жить можно…

 

Поцелуй на баночке

 

Несколько слов о военно-морском жаргоне, то есть о пуанкалуврах, сундуках и карасях

Всем известно, что из рядов моряков вышло немало людей, Отечество наше прославивших на творческом поприще. Среди них, к примеру, Владимир Даль и Римский-Корсаков. Про тех, кто писал именно о флоте, я уж молчу: Валентин Пикуль, Виктор Конецкий, Новиков-Прибой… Бумаги не хватит, чтобы всех перечислить. А все потому, что только на флоте (как правило, военном) уникальный жаргон соседствует с уникальными ситуациями, что позволяет творческой натуре все это изложить пером, да так, что даже сухопутный читатель, не способный отличить шпиль* от брашпиля*, будет в восторге.

В общем, самое время поговорить о военно-морском жаргоне. Вот, к примеру, что такое сундук? Если верить словарю ранее упомянутого Даля, то «сундук – это вольный ящик, с крышкою на навесках, обычно с замком, нередко, окованный и со скобами». Думал ли Владимир Иванович, служивший мичманом (тогда – офицерское звание) на Черноморском флоте, что в советскую пору мичманов будут называть сундуками? А почему? Специалисты в области военно-морского жаргона утверждают: дело в том, что ранее на флоте мичману вместе с обмундированием выдавали сундучок для личных вещей. Но, по-моему, звали так мичманов не из-за этого. Просто до обеда сундук думает, что украсть, а после обеда – как вынести.

Или возьмем слово «карась». Для нормальных людей карась – рыба. Но на флоте все по-другому. Во-первых, карась – это молодой матрос, в общем, салага. Но, главное, карась – это грязный носок. Юра Нестеров, однокашник по Калининградскому высшему военно-морскому училищу, принюхиваясь перед отбоем к своим носкам (чтобы понять, есть ли смысл их стирать), всегда напевал: «Караси вы мои, караси,/ мне сегодня так радостно с вами…/ Так согрейте же сердце словами,/ Кара-си…» Очень душевно у него получалось.

Раз уж заговорили о животном мире… Общеизвестно и бесспорно, что крысы и тараканы – боевые соратники моряков. Крыс на кораблях зовут ласково – шушарками и ларисками. Тут понятно. «Буратино» все в детстве читали, да и про старуху Шапокляк мультик все смотрели (кстати, это о благотворном влиянии русской культуры на военно-морскую жизнь). Но почему на корабле тараканов ласково зовут стасиками? Может, потому, что они всегда, везде и уже как родные? Правда, наш старпом Валера Носуля фамильярности не терпел, даже говоря о насекомых. Выйдя во время приборки на палубу и не обнаружив никого, он орал: «Блин!!! Почему все разбежались, как беременные тараканы?!»

Военно-морской жаргон – это, не устаю повторять, песня.

Помнится, в детстве слышал, как отец маме рассказывал об одном из своих лейтенантов. Мол, он такого маленького роста, что для того, чтобы поцеловать жену, ему приходилось вставать на баночку. А я представлял себе трехлитровую банку из-под огурцов и все не мог понять, как лейтенант умудрялся на горлышке столь небольшого диаметра удерживаться и не падать? И лишь через много лет мне стало известно, что на флоте банка (баночка) – сиденье для гребцов на шлюпке, табуретка, стул и т. д. А еще, конечно, отмель и даже удар медной бляхой по ягодицам. Тазик на флоте – обрез, ботинки яловые форменные – гады, швабра – русалка, кокарда на бескозырке – капуста, на фуражке – краб.

Красивое слово «пуанкалувр»… К Парижу и уж тем более к балету оно никакого отношения не имеет. Это грибок на вентиляции, регулирующий поступление воздуха. У нас на флоте как – если лето, то в каюте духота (корабль прогревается от киля до клотика), а если зима (корабль замерзает от киля до клотика), то через вентиляцию такой горячий воздух идет, что как в бане себя чувствуешь. На палубу после этого вышел, вдохнул воздух военно-морской грудью (а военно-морская грудь – это то, что выше колен, но ниже подбородка) – все, простуда обеспечена. Железо кругом. Между прочим, это и есть флотская романтика… Нужно срочно лечиться. А для лечения на флоте есть витамин Ц – пивце, сальце, бабце и, конечно же, шильце. Но с витамином сальце нужно быть осторожнее – закуска, как известно, мутит рассудок. И градус крадет. А после шильца, даже если ты болен, следует, во-первых, закусить (на флоте это называется «бакланить»), во-вторых, закурить.

Тут тоже не без военно-морского жаргона. Потому что слово «бычок» означает не только окурок, но и командир боевой части. Боевая часть на флоте сокращенно обозначается БЧ. Отсюда и бычок.

Ясное дело, иногда и на флоте возникают непонятки. В таком случае настоящий моряк отвечает просто: «Не могу знать, товарищ майор, спросите у полковника». И от тебя тут же отстают. Ну не может же полковник, пусть даже самый умный (а где таких взять на флоте?), объяснить, что такое мовелот… А мовелот – всего лишь стоящий рядом по борту корабль.

Или трель радиста, когда он проверяет звуковую связь… Из той же серии про флотские песни: «Единица, двойка, тройка, щука, слово, вопрос, прием. Как проходит моя работа?» Тут у всего есть смысл – используются практически все буквы, которые есть в алфавите. А как звучит красиво! Или команды: «Исполнить цепочку в основную!» (то есть вернуться на базу), «Покой до места!» (то есть поворачиваю вправо), «Дробь, не наблюдать, орудия на ноль, чехлы надеть!» (это после стрельбы).

Сказка! Что еще раз доказывает: моряки в душе поэты. Я это на первом курсе родной калининградской бурсы понял. Когда Ваня Савин, это дитя сельской природы (звали мы его не иначе как Иван, крестьянский сын или Ваня – божий одуванчик), написал в боевом листке: «Кстати, пришла зима. Уместно по этому поводу вспомнить стихотворение нашего великого поэта Пушкина: «Роняет лес багряный свой убор…»

Жаль, что Александр Сергеевич не служил на флоте.

 

Сколько сидеть команде «Ух»

В Калининградском высшем военно-морском училище была еще вот такая терминология.

Сидеть до зеленой травки – это если тебе не дают увольнение с зимнего периода до 1 марта.

Сидеть до зеленой елочки – не видеть увольнения с осени и до Нового года.

Шестерка, шестак, стукач – любимец начальства, рассказывающий последнему о нелегальных (и легальных) делах курсантов. За двое суток отпуска продаст мать родную.

Шланговать, прикидываться бушлатиком или лопатой – состояние, в котором курсант бывает очень часто. Объяснить это состояние невозможно. Отсюда и понятие «шланг» (на иностранные языки не переводится).

Топор, фанера – оскорбление, близкое к понятиям кретин, идиот.

Сосредоточиться – уснуть на лекции.

Зэк – заместитель командира взвода.

Комод – командир отделения.

Политик – курсант, которому задержали отправку в отпуск за нарушение воинской дисциплины.

Олимпиец – курсант, которому задержали отправку в отпуск за двойку по физкультуре.

Академик – курсант, которому задержали отправку в отпуск за двойку на экзаменах.

Пролетарий – курсант, пролетающий мимо кассы, к примеру, выгнанный из строя увольняющихся за прическу, брюки-клеш и т. д.

КВН – клуб вечно неувольняющихся.

Команда «Ух» – группа курсантов, пытающаяся грубым физическим трудом смыть с себя пятно нарушителей воинской дисциплины.

 

На флоте менингитом не болеют

«Часто моряки валяются на палубе или в трюме – просто так, от невезения своей судьбы»

Как-то на просторах Сети обнаружил любопытное письмо. О моряках. Выставил его на «Одноклассниках», где, как правило, обитают однокашники по военно-морской бурсе и сослуживцы. Понятно же, что Facebook создан для продвинутых и политически озабоченных, «ВКонтакте» – для молодежи, а ОК – исключительно для военных и прочих пенсионеров. И тут же получил ответ от Сергея Величко, с которым служил в дивизионе малых разведывательных кораблей Балтийского флота.

«Андрюха, привет! Где добыл текст про моряков? Это же про нас, ходивших на «Океанах» по 70–90 человек на борту, предназначенном для экипажа в 22 «штыка». Это про нас, чистивших зубы пресной водой из консервных банок. Это про нас, стоявших в очереди в гальюн после обеда вместе с матросами. Это про нас, «протиравшихся» у врача в каюте с куском хлеба в руках. Короче, текст просто в «десятку».

Как уже было сказано выше, корабль проекта «Океан» – это обычный сейнер (строили их в ГДР), набитый радиоаппаратурой. Кстати, в случае начала войны такие корабли должны были уничтожаться противником в первую очередь, чтобы лишить врага «глаз и ушей» (чем мы, замечу, даже гордились). Правда, про глаза – это для красного словца. Уши – другое дело. А что касается протирки, тут все проще. Если на корабле в течение 10 дней не было бани, каждому моряку полагался спиртовый тампон, которым он обтирался – вместо помывки. Офицеры и мичманы «протирались» в каюте корабельного дока. Естественно, «протирая» внутренние части тела.

Кстати, к вопросу о шиле. Пришло мне тут еще одно письмо.

«23 февраля мы на Дальнем Востоке после построения в части в обед шли домой, – пишет однокашник Леонид Лялин. – Заходили в голый лесочек на склоне сопки, который был весь в снегу, ставили бутылки со спиртом (в гарнизоне водку не продавали) и начинали стоячий фуршет по колено в снегу. Замерзшую кильку в томате (в банке) рубили кортиком. Железная кружка примерзала к губам в белых лохмотьях (спирт был не разбавлен). Но, как ни странно, ни у кого не прихватывало горло и никто не заболевал простудой. Что не убивает – то закаляет».

Ну, что никто не заболел – это понятно. Как говорил мой первый командир корабля Сергей Сергеевич Степанов: «На флоте менингитом не болеют. А чему там болеть – там же одна кость!»

Да и шило, понятное дело, не убивает. Только закаляет и радует. Я тут создал рейтинг лучших моих дней рождений – а их у меня, понятное дело, было много. Победил 1981 год. Идет четвертый месяц похода, а курева взяли только на три (кто же знал, что боевую службу продлят). Перешли на елочную хвою, спитый чай, на мостике моряки дыру в нактоузе (это такая железная тумба, на которой установлен судовой компас) пропилили, чтобы бычки, которые туда командир когда-то бросал, достать… Дрейфуем в Северном море. Только что перестало штормить. Я по традиции после полуночи (то есть у меня уже праздник) обошел весь кораблик, поднялся на мостик, поболтал с кэпом… Иду в каюту и думаю: «Вот же, гады, ни один не вспомнил, что у меня день рождения!» Захожу, а у меня на столе стоит бутылка шила и… пачка «Ту-134». И открытка, подписанная всеми офицерами (я ее до сих пор храню). Вот это был подарок! А потом пришел начпрод (то есть балык, сервелат и т. д.). И все, кто отстоял вахту, заходили ко мне в каюту, чтобы поздравить и выпить за мое здоровье. А док Савелий Штангаров за меня даже вахтенным офицером в тот день отстоял… Вот это был день рождения!

Кстати, о днях рождения. Согласно указаниям Политуправления Балтийского флота, на кораблях, находящихся на боевой службе, разрешается три раза в неделю (в субботу, воскресенье и среду) просмотр художественных фильмов. Но в нашем дивизионе кораблей особого назначения была негласная традиция, согласно которой любой член экипажа, если у него день рождения, мог выбрать фильм по своему усмотрению, и это кино крутили даже в «нештатный» день.

Помнится, как-то утром командир нашего суденышка Виктор Михайлович Мавзолевский говорит:

– А что за день сегодня?

Отвечаю:

– Вторник.

Кэп:

– Надо бы кино закрутить. День рождения у кого-то есть?

– Увы, нет.

Тут командир замечает вальяжно разгуливающего по палубе своего любимца кота Маркиза:

– О, так у нас же Маркиз есть!

Через пару минут по трансляции прозвучала команда:

– Всем свободным от вахты собраться в кубрике на просмотр кинофильма «В зоне особого внимания» в связи с днем рождения члена экипажа кота Маркиза.

Кстати, Маркиз кино не смотрел. Зато мы ему валерьянки накапали… А потом это уже стало традицией (я не про валерьянку, а кино), потому что на борту у нас был целый зверинец: кроме Маркиза кошка Матильда плюс два попугая – Рома и Кеша да еще и собачка Бим.

Это все к вопросу о флотской находчивости. Главное же что – найти выход. И не только. Наверное, у всех корабелов (особенно проживающих на корабле холостяков), был такой интересный момент. Когда до получки оставалось несколько дней и деньги катастрофически отсутствовали, начинался «шмон» всех видов формы одежды, висевших в шкафчиках (шинели, кителя, тужурки), выворачивались все карманы. И, надо сказать, иногда это приносило результат и обнаруживался заветный червонец. Это было настоящее счастье корабельного холостяка!

Конечно же, одной находчивости для выживания на флоте мало. Нужна еще хорошая память. Не случайно все планы как боевой, так и политической подготовки у нас пишутся по принципу «Пять П». То есть «пол, палец, потолок и прошлогодняя подшивка». В ноябре 1982 года, когда умер Леонид Ильич Брежнев, меня тут же вызвали в политотдел: мол, готовь траурную речь на завтрашний митинг. Написал, естественно, утвердил текст в том же политотделе (тогда с этим было строго). Как сейчас помню, начиналась моя речь примерно так: «Скорбим, товарищи. Ушел из жизни верный продолжатель дела Ленина, настоящий коммунист, пламенный борец за мир во все мире Леонид Ильич Брежнев…» Ну, и далее в том же стиле.

Не прошло и полутора лет, как умер сменивший Ильича на посту генсека Юрий Владимирович Андропов. Ясен перец, вызов в политотдел, приказ читать речь на траурном митинге. Слава богу, прежний текст я сохранил, так что просто заменил фамилию, имя и отчество. И все бы ничего, но через год та же история – не стало Константина Устиновича Черненко. И, главное, опять приказывают прибыть в политотдел. И понятно, зачем. Тут я уже не выдержал, взмолился:

– Ну нельзя же так! Все же смеяться будут! А то я как оплаченный плакальщик на похоронах. Пусть кто-то другой выступает.

А мне начальник политодела строго так в ответ:

– Я им посмеюсь! Иди и читай речь. У тебя хорошо получается…

В общем, пришлось опять говорить об очередном «верном продолжателе дела Ленина» и т. д. Кстати, эту самую траурную «прошлогоднюю подшивку» я сохранил. К счастью, не пригодилась больше…

 

Праймериз по-флотски,

или Как заставить кошку есть горчицу ложками

Мое первое в жизни участие в серьезных выборах (конечно, всего лишь в качестве избирателя) я не забуду никогда. Весной 1979 года наш доблестный сторожевой корабль «Туман» был на боевой службе. Особенно боевой эту службу назвать трудно, потому что мы умудрились повредить винты в Балтийском море (там тогда была сложная ледовая обстановка), так что большую часть времени наш корвет стоял у стенки в польском порту Свиноустьце. Но 3 марта мы вернулись на базу, в Лиепаю.

Потому что 4 марта проходили всенародные выборы в Верховный Совет СССР. И все, как известно, должны были голосовать. Так что море на замок, а народ – на избирательные участки. Но выборы, естественно, в воскресенье, а мы вернулись на базу в субботу. Так что действовали по не один раз обкатанной схеме. Сначала ресторан «Юра» (там как раз начинала карьеру Лайма Вайкуле), а потом, естественно, кому как повезет. Но в Лиепае, которая, как мы тогда говорили, «спит под одним одеялом», везло всем. В общем, если без деталей, утром идти на корабль, а куда идти, да и вообще где я, понять не могу. Стою на дороге, состояние более чем тяжкое, пошатываюсь, а тут милицейский «воронок» едет. Ну, думаю, все – гауптвахта обеспечена.

Оказывается, нет! Сержант вежливо спросил, где я служу, после чего меня доставили на корабль. И только потом я узнал, что в день выборов даже на губе объявляется амнистия. Чтобы все могли дружно и единодушно проголосовать за нерушимый блок коммунистов и беспартийных. Я, правда, так и не проголосовал. Замполит «Тумана» Анатолий Данилович Тарасов (святой человек!) ранним утром зашел в нашу каюту, поглядел на мое бесчувственное тело и сказал: «Все понятно, давай свое удостоверение личности, я сам вместо тебя проголосую». Впрочем, отоспаться мне все равно не дали. Через пару часов меня поднял с койки старпом. Оказалось, что в связи с выборами проводятся соревнования по плаванию. И я должен возглавить корабельную команду пловцов. Как я не утонул во время заплыва – отдельная история. Но честь корабля – это святое.

Кстати, выборы на флоте – это что-то вроде социалистического соревнования. Чей экипаж первым проголосует, тот и герой в глазах начальства. В этот день у нас демократия: то есть подъема нет, физзарядки тоже, можно спать сколько угодно (ну, в смысле, до начала приборки – ее никто не отменял, конечно же), все встают вовремя – и бодрым шагом на избирательный участок. Между прочим, не строем (потому что демократия), а вольным шагом, можно сказать, толпой. Помнится такой диалог с командиром отделения акустиков старшиной 2-й статьи Володей Конышевым.

– Товарищ капитан-лейтенант, так сегодня же демократия, ничего, если я попозже проголосую?

– Да нет проблем, демократия на флоте – это святое. Ты имеешь право поспать подольше, а я имею право не отпускать тебя сегодня в увольнение. Потому что демократия!

Конышев взлетел с койки и понесся на выборы.

На флоте, как в Греции, есть все. Даже предварительное голосование. Естественно, в партийных структурах. А так как партийная структура в те годы была одна, то есть Коммунистическая партия Советского Союза, то и праймериз касались только ее. Речь идет об избрании секретарей партийных организаций. Ну, понятно, если речь идет об освобожденной должности, то тут об особой внутрипартийной дискуссии и конкуренции говорить смешно. А вот если разговор о кресле секретаря парторганизации корабля или какой-нибудь береговой базы – тут возникают проблемы. Нет, все как один пламенные коммунисты, у всех партбилеты, но возглавлять процесс никому не хочется.

Потому что кроме основных должностных обязанностей еще общественные появляются. Одни только протоколы заседаний партийных собраний (а есть еще и заседания партийного бюро) чего стоят. Это же вечный бумаговорот. Партсобрание как минимум раз в месяц, партбюро – два раза в месяц. А если еще кто-то из боевых товарищей залетел! Благо, что поводов хватало. Кого-то надо вызывать на партсобрание за пьянство, кого-то – за нарушение воинской дисциплины, не исключены супружеская измена, отказ техники или оружия, наконец, срыв сроков выполнения курсовых задач… Да, господи, это список был бесконечен. Потому что офицера, как писал Александр Покровский – можно! Можно и нужно гнобить за все. А главное – за подчиненных. Не воспитывает, не прививает личному составу любовь к Родине в суровых условиях флотской службы, не учит правильно ходить строем…

Меня, помнится, избрали секретарем парторганизации, когда я был в трехмесячной командировке. То-то было счастье, когда я получил в Киеве (учился там на курсах переподготовки) письмо от замполита нашего рижского дивизиона учебных кораблей капитана 1 ранга Закревского. «Ситуация в дивизионе, – отписал мне старший товарищ, – неплохая. Но нужно подтянуть партийную дисциплину. Поэтому коммунисты дивизиона единогласно (кто бы, блин, сомневался! – А.Р.) избрали вас секретарем нашей партийной организации». Больше всего меня порадовала подпись: «С коммунистическим приветом, Закревский».

А главное, все же демократично, как и положено. Как в старом анекдоте про то, как заставить кота есть горчицу. Собрались в кабаке консерватор, демократ и коммунист. Начали спорить, у кого лучше идеология. Ну, спорить можно долго, а толку…

Решили на практике выяснить, кто своей идеологией заставит кошку съесть горчицу. Консерватор хватает кошку, заталкивает ей в пасть ложку горчицы, а та не жрет, упирается. Демократ берет два кусочка колбасы, в середину горчицы добавил, бросает кошке. А та не лопает. Коммунист поймал кошку и намазал ей под хвостом горчицей. Та орет, но горчицу слизывает.

Коммунист:

– Вот видите, добровольно и с песнЯми!

Так и на флоте.