День шёл за днём, а Лене не становилось лучше. То она металась на постели, кричала, звала Колю, отца, дедушку, жаловалась, что не может больше идти, то она успокаивалась, замолкала и лежала такая слабая и беспомощная, что даже Александра Петровна, видевшая на своём веку много тяжёлых больных, и та испуганно прислушивалась к её дыханию.
Василий Георгиевич часами просиживал у её постели. Он снова и снова щупал её пульс, пробовал рукой горячий лоб, хмурился, шевелил усами и чуть слышно, про себя, чертыхался.
Колю и Владика не пускали к Лене. Коля подолгу ходил вокруг дома, дежурил под дверью, стараясь расслышать каждый вздох Лены и каждое слово фельдшера. Когда его прогоняли, он пытался заглянуть в окно или, мрачный как туча, сидел на крылечке. Владику ни разу не удалось уговорить его сходить на озеро выкупаться или просто погулять по лесу.
— Не хочется, — отвечал Коля и отворачивался; даже на Владика ему не хотелось смотреть.
Владик привлекал на помощь фокстерьера и ворона. Ворон кричал: «Воронок, Воронуша!» — больше он ничего не умел говорить, фокстерьер служил, весело вскидывал кверху ухо и по команде тявкал. Коля сидел мрачный или улыбался такой невесёлой улыбкой, что даже фокстерьер смущался и отходил в сторону, понимая, что выступление его не имело успеха.
Иногда в самом разгаре упражнений фокстерьера и ворона Коля вдруг спрашивал:
— А твой отец лечил воспаление лёгких?
— Тысячу раз, — уверял Владик, — даже больше.
— А бывает, что… ну, что не удаётся вылечить?
— У отца не бывает. То есть бывает, конечно, но очень редко.
Коля отворачивался, но даже по спине видно было, какое у него скверное настроение.
— Да ты не волнуйся, — успокаивал его Владик. — Хочешь, спроси у ворона! Раньше воронов предсказателями считали.
Коля смотрел на ворона с сомнением, но всё-таки спрашивал:
— Ворон, ворон, скажи мне, выздоровеет Лена?
Ворон хитро косил глазами и говорил своё постоянное: «Воронок, Воронуша!»
— Это значит — выздоровеет! — говорил радостно Владик.
Но Коля с досадой отворачивался:
— Ничего это не значит. Дурак твой ворон. Болтает одно и то же.
Однажды ночью Александра Петровна постучала к фельдшеру в окно. Коля, который теперь не мог крепко спать, а только дремал, сразу вскочил. Фельдшер, натягивая сапоги, сердито посмотрел на него и сказал:
— Сейчас же спать!
Коля знал, что спорить с фельдшером бесполезно. Он тяжело вздохнул, лёг и только смотрел умоляющим, жалобным взглядом. Василий Георгиевич быстро оделся и вышел. Как только за ним закрылась дверь, Коля вскочил и стал одеваться.
— Куда ты? — сонно спросил Владик.
Владик любил поспать и спал всегда очень крепко.
— Спи, — ответил Коля. — Ничего, я сейчас.
Войти в дом к Александре Петровне Коля не решился — он знал, что фельдшер всё равно его выгонит. Из-за двери не доносилось ни одного звука, окна были занавешены. Коля уселся на крылечке, изнывая от тоски и страха. Он вспоминал выражение лица Василия Георгиевича, сопоставлял десятки мелких наблюдений, фразы, сказанные Александрой Петровной, и приходил к твёрдому выводу, что положение отчаянное и что Лена умирает, если уже не умерла.
Луна сияла над деревней, длинные тени тянулись от домов, от деревьев, от колодезных журавлей. Мир в лунном свете был спокоен и величав, а на крылечке сидела, скорчившись, маленькая фигурка, дрожала, всхлипывала и трепетала от ужаса.
Владик тихо подошёл и молча сел рядом с Колей. Как он ни любил спать, но сегодня и он проснулся. Мальчики долго сидели молча. Потом Коля повернулся к Владику.
— Владик, это очень тяжёлый случай?
— Ерунда! У папы бывают случаи в сто раз тяжелей, даже в тысячу раз.
Мальчики снова замолчали. Тявкнула где-то собака. Луна стала заметно клониться к закату.
— Владик, — спросил Коля, — а почему Василий Георгиевич такой мрачный?
— Ты не бойся, — ответил Владик. — Это он всегда такой мрачный.
Долго тянулась ночь. Луна коснулась краем верхушек деревьев, на востоке начали меркнуть звезды, петухи закричали, чтобы проверить, все ли в порядке, и, успокоив друг друга, замолкли.
Наконец неожиданно громко стукнула дверь. Коля и Владик вскочили.
Голубков, усталый, но возбуждённый, стоял на крыльце. Он нахмурился, увидя мальчиков.
— Вы тут? — строго спросил он. — Я ведь велел вам спать.
Коля не отвечал. Он даже дышать не мог от волнения. Голубков усмехнулся, потрепал его по голове и сказал:
— Можешь не беспокоиться: выздоровеет Лена. Кризис прошёл, и температура падает.